Гостиница.
Он вел ее по длинному тусклому коридору, увлекая Эмму все дальше и дальше. Мимо мелькали однотипные деревянные двери, безвкусные картины и почти засохшие цветы в горшках. Она шла позади него, медленно перебирая заплетающимися ногами, и смотрела Ральфу в спину, словно прожигая ее и пытаясь добраться до внутренностей. И он, казалось, чувствовал ее взгляд, который обжигал и щекотал ему нервы. Вот они подошли к двери, номер которой Эмма не могла разглядеть из-за тусклого света, и Ральф вытащил из кармана черных брюк небольшой ключ. Щелкнул замок, и дверь слегка скрипнула, когда он нажал на ручку и открыл ее. В комнате было абсолютно темно, но ровно до того момента, пока его рука не нашла выключатель. Эмма даже не успела оглядеться, как его сильные руки притянули ее к себе и с жадностью впились в мягкие, податливые губы. Он целовал ее резко и быстро, словно боясь, что их вот-вот могут застукать, а его руки искали скрытую от посторонних глаз молнию на платье. Эмма, которой передалась эта спешка, помогала ему избавиться от пиджака, откинув его куда-то на пол. Тонкие, дрожащие пальцы торопливо расстегивали пуговички, и, когда последняя была расстегнута, она распахнула полы рубашки и горячими ладошками коснулась обнаженного, подтянутого тела мужчины, при этом чувствуя непередаваемую радость и предвкушение. — Хочу, — царапая его спину короткими ноготками, просила Эмма, откидывая голову чуть назад, чтобы предоставить ему больше доступа для поцелуев. Его не надо было просить дважды. Схватив девушку за талию и приподняв, Ральф поднял ее на руки и в два шага преодолел расстояние между ними и кроватью, довольно грубо бросая ее на нее. Платье откинуто в сторону, как и его брюки, лишь нижнее белье не позволяет им в полной мере насладиться всей картиной. — Эмма, что же мы делаем? Покрывая поцелуями ее живот, Ральф кончиками пальцев прошелся по изгибам девичьей талии, медленно спускаясь к округлым бедрам. Эмма от этих простых и практически невесомых ласк млеет и изгибается, закусывая губу, но когда умелые руки любовника касаются внутренней поверхности бедра, с губ девушки срывается стон и она прогибается, желая скорее почувствовать его руки там. И Ральф словно слышит ее мысли, касаясь самого сокровенного места. Его пальцы настойчиво массирую бугорок наслаждения, а пытливый взгляд с интересом наблюдает за метаниями Эммы. Затем, он слегка отодвигает полоску ткани в сторону и, собрав всю влагу, что доказывала насколько сильно девушка его хотела, он резко вводит один палец в нее. — Боже! Еще! Он двигает пальцем, второй рукой снимая с себя белье, затем, убрав палец, тем самым вызвав стон разочарования, Ральф избавляет девушку от последней части гардероба и пристально осматривает, от чего Эмма краснеет и смущенно улыбается, а в ее глазах полыхает не просто огонек, а целый пожар желания. Ее губы горят от его грубых поцелуев, как, в общем-то, и все тело, что жаждало прикосновений. — Я хочу тебя. Хочу! Его губы коснулись затвердевшего соска правой груди, а левую он гладил рукой, иногда пощипывая и оттягивая напряженную горошину. — Ральф… Этот отрывистый шепот вырвался у нее непроизвольно и был скорее похож на тихую мольбу, чем на протест. Он поднял голову. Растерянность и страсть были в его прекрасных голубых глазах, пытливо вглядывавшихся в ее вспыхнувшее от стыда и возбуждения лицо. — Ты хочешь, чтобы я прекратил? — хрипло выдохнул он. Эмма с силой замотала головой. Нет же, нет. То, чего она хотела, было невозможно выразить словами. Улыбка, тронувшая его губы, была какой-то неживой, и все же, прежде чем он опустил ресницы, Эмма заметила, как в темных глубинах огромных зрачков сверкнуло удовлетворение. Ральф уткнулся в ложбинку между грудями и стал исследовать ее губами и кончиком языка. Его теплое дыхание, скользившее по коже, поднимало в ней жгучие волны возбуждения. — Как ты красива, — с тихим изумлением сказал он, скорее всего, самому себе. — Ты тоже. Ее шепот был почти не слышен, словно легкий шелест ночного ветерка. Уперевшись руками о кровать, он рывком поднял свой корпус и одним мощным движением бедер глубоко проник в нее, полностью овладев манящим телом. Эмма вскрикнула от наслаждения. Ухватившись за его мускулистые плечи, она приняла его в себя, призывая взять ее всю. Она хотела его, хотела безумно. В момент наивысшего блаженства они слились в едином движении, едином порыве. Их единство было теснее, чем просто прижавшиеся друг к другу тела, глубже, чем жаркие вздохи, тихие, страстные мольбы и гортанные, хрипловатые звуки несказанного наслаждения.****
Мягкие и прохладные простыни, что скомкались под их телами, охлаждали разгоряченное тело и ласкали его. Эмма лежала посреди широкой кровати, свернувшись калачиком, и следила за каждым действием Ральфа. — Ты уходишь? — с грустью спрашивает она, натягивая простынь на груди. — Я обещал Герарду, что, как только отвезу тебя домой, вернусь. — Ты мне позвонишь? — Не знаю. Поправив воротник рубашки, Ральф застегнул последнюю пуговицу и посмотрел на нее своими голубыми глазами, в которых плескалось удовлетворение и… больше ничего. Он не сказал ей ни слова, не обещал вернуться или позвонить. — Собирайся, я отвезу тебя домой. И в этот момент Эмма поняла, что он не позвонит, не захочет снова увидеть ее. На этом все. Они получили что хотели, удовлетворили свое желание и теперь стоит просто каждому разъехаться и жить своей обыденной жизнью, но почему только при одной мысли, что она снова будет вдали от него, так больно в груди, а сердце словно щемит от нахлынувшей тоски? И вдруг в голове Эммы появилась мысль, ответ на которую она знала, но не хотела в него верить: «Неужели это конец?»