stuck in the middle (with you)

Азирафаэль пала. И Кроули не может в это поверить. А она улыбается, шутит и ведёт себя обычно, словно ничего не случилось. Беззаботно расставляет книги по местам на полках в алфавитно-хронологическом порядке и предлагает чай. — Чай, а... — Кроули запинается на привычном «ангел», пряча трясущиеся руки в карманы, — Азирафаэль? Тебя сейчас интересует чай? Она неопределённо кивает, подходя ближе к другу, касается его плеча в успокаивающем жесте: — Всё хорошо. Тебе не о чем волноваться. Он бы хотел ей верить, хотел бы успокоиться и перестать обречённо вглядываться в её спокойное лицо. Кроули который раз в жизни рад, что на нём очки. Азирафаэль улыбается так счастливо, что у него зубы сводит от злости и ненависти ко всему чёртовому Раю, ангелам и Богу. Он натянуто улыбается в ответ и садится в кресло, надеясь унять дрожь. — Я сделаю тебе чай с ромашкой, — настаивает она и уходит на кухню. Кроули плевать на чай и на ромашки, и на весь белый свет. Радость Азирафаэль кажется настоящей, но он более чем уверен, всё наигранно. Знает, каково это, падать, оказавшись лишним на Небесах. Кроули и в страшном сне подумать не мог, что Азирафаэль падёт, потеряет навсегда белые пушистые крылья и будет так спокойна. Азирафаэль возвращается с подносом в руках, на котором ютятся две чашки, ложки, сахарница и фарфоровый чайничек. Кроули боится сказать что-то лишнее, что-то, что выведет её из психического равновесия и наверняка сломает, поэтому молча берёт наполненную чашку и, обжигаясь, выпивает залпом. — Что ты творишь! — обеспокоенно вскрикивает Азирафаэль. — Там же кипяток! Кроули со стуком опускает опустевшую кружку на тумбочку рядом с креслом и в упор смотрит на подскочившего ангела. Её глаза влажно блестят в полутьме, заставляя его почувствовать себя сущим идиотом. Она делает несколько шагов к нему, оказываясь напротив, и наклоняется, опираясь на подлокотники по обе стороны от демона. — Мы не можем игнорировать это вечно, — заявляет он на свой страх и риск, наблюдая за её реакцией. — Ты разочарован во мне? — Нет, вовсе нет, Азирафаэль, — делает паузу, чтобы ненароком не назвать её ангелом. — Я волнуюсь за тебя. Это тяжело, понимаю. Ты можешь не делать вид, будто бы всё в порядке. Она отрицательно мотает головой, перекидывая распущенные волосы за левое плечо, и, приподняв юбку, садится на его колени. Кроули со свистом выдыхает, путаясь в мыслях. — Ази, — она льнет к нему всем телом, невесомо проводит по татуировке змеи на виске. Он забывает все слова, которые когда-нибудь знал, а даже если бы и помнил, то навряд ли смог бы составить из них что-то связное. — Нам больше ничего не мешает. Расслабься и позволь мне любить тебя. Азирафаэль берет его лицо в свои тёплые ладони, целует сначала в гладкий подбородок, потом в губы. Неумело, отчаянно, зажмурив глаза до цветных кругов. Он думает, что сердце сейчас выпрыгнет из груди, и не верит в реальность происходящего. Но если это нереальность, чего бояться? Кроули открывает рот, одержимо целуя и прижимая к себе Азирафаэль, цепляющуюся за него, как за последнее спасение. Он отстраняется, чтобы снять очки и откинуть их в неизвестном направлении. Кроули выдыхает ей в рот разгоряченный воздух, сжимая её бедра под юбкой до отметин, которые, наверное, завтра расцветут багрово-красными синяками. Азирафаэль тянется к пуговицам на его рубашке и нетерпеливо расстегивает. Он перехватывает дрожащие ладони, целует поочерёдно пальцы, смотря прямо в глаза. Бездонные тёмно-синие омуты, казавшиеся раньше бескрайним небом или неглубоким ручьём. Они завораживают, морочат голову и сулят скорую погибель. Азирафаэль замирает, прогибаясь в спине и неразборчиво что-то шепча, не нарочно касается вздыбленной ширинки. Кроули давится сдавленным стоном, бездумно подаваясь навстречу. Зрачки расширены, а взгляд расфокусирован, но он может видеть бесстыдный румянец на её щеках и горящую бездну глаз. Она быстро соображает, что вызвало такую реакцию, и повторяет движение. У Кроули внутри всё сжимается лёгкой судорогой, а член болезненно утыкается в молнию узких джинс. — Прекрати, — едва слышно шепчет он, и Азирафаэль останавливается с жалобным всхлипом, сводя ноги вместе. — Я не могу. — Но ты же хочешь, — она проводит ладонью по выпуклости на штанах, заставляя Кроули откинуться назад и зашипеть. Тянет за ремень, расстегивая его неловким движением, справляется и с пуговицей, дольше возясь с «собачкой». Кроули тщетно пытается собраться, взять себя в руки и сказать твёрдое «нет», но захлебывается очередным стоном, когда она касается его только через ткань белья. Он задирает чёртову юбку, скользит по внутренней стороне бедра, наблюдая, как Азирафаэль призывно ведёт тазом и закрывает рот ладонью, сдерживая скулеж, когда Кроули настойчиво проводит по промежности, ныряя пальцами в трусики. Она мокрая и горячая, и узкая — он точно сойдёт с ума, если окажется в ней. — Я хочу просыпаться с тобой в одной постели каждое утро, — Кроули целует её за ухом, оставляет несдержанные поцелуи на шее и ключицах, резко дергая блузку на ней, заставляет пуговицы — о, эти ненавистные пуговицы! — разлететься по всей комнате. — Пообещай, что не уйдёшь. — Кроули... — Азирафаэль пробивает мелкая дрожь, и она хватается за него, ластится, просит. — Обещай, ангел, и я положу мир к твоим ногам, если захочешь. — Обещаю. У неё дыхание прерывистое, а глаза горят ярким, пылающим пожаром. Таким, что если бы огонь был настоящим, то Кроули сгорел бы заживо в мгновение. Он даже не сопротивлялся бы языкам пламени, окутывающим тело, обжигающим кожу, будто ласкающим. Гореть с Азирафаэль — лучшее, что случалось с ним.