Стекляшки

— Аль-фа, — зовет Хиро, растягивая имя на слоги, и распевает их неслышно и неясно, словно колыбельную, — Тут так холодно, — произносит он, касаясь себя около шеи холодными, обмороженными руками. Они сейчас в очень глубоком космосе, морозном и таком одиноком. И единственное солнце, способное теперь прогреть его ознобленное тело, сидел напротив него и протяжно зевал, прикрывая рот ладонью в обтягивающем красном костюме. Альфа скучающе смотрит. Взор его пробегается по Хиро, но не задерживается долго, а после сразу же устремляется на окна с видом на бесконечную, бессмысленную пустоту. А глаза совсем как изумруд, как самый чистый и прозрачный камешек зеленого льда. И Хиро ведется по его светлым, как дорога из желтого кирпича, волосам, обводит тонкие полоски губ и возвращается к глазам. Альфа в ответ переводит пустой взгляд с несуществующих весенних пейзажей из его головы на бледное лицо Хиро. Тот глупо улыбается и следит непрерывно расширенными зрачками. Хиро и так точно знает, что Альфа давно уже все понял и с самого начала просто делал вид, что ему плевать, но тот лишь растягивает губы в хитрой улыбке: — Можешь не смотреть так, я прекрасно знаю, что ты под кайфом. Хиро воспринимает это как шутку или как игру в прятки, только прятать приходится свой затуманенный взгляд. Альфа не косится, он просто молчит и принимает его таким, каким Хиро является. Наркоманом. Шестнадцатый хочет резко захихикать, притворившись, что никакой дозы в его крови никогда и не бывало. Но кровь уже испорчена, и Хиро протягивает свои дрожащие, как земля, убиваемая бушующей стихией, руки к этому яркому свету, который только и остался у него в жизни. — Ты мог бы мне помочь. — Помоги себе сам, — отрезает Альфа. Хиро хлюпает носом. Ему не то что бы больно, скорее просто тоскливо, от того, что он старался заботиться обо всех, быть лидером, вести за собой. Но теперь тут, рядом с ним, остались только белые дорожки покинутые звезды да кометы. Зеро Ту, которой теперь и нет, и Девятые, которые предпочли стать космической пылью на поле боя, чем брести бесполезное существование, и только Альфа остался с ним, хоть и сам того не хочет, хоть его кожа до сих пор горит, словно от взрыва, а мешки на нижнем веке не способны вместить всю глупость и бесцельность его жизни. Но в глазах… В глазах Хиро видит блестящий, яркий изумрудный город, на вытянутых зданиях которого солнечные блики отплясывают мазурку. И так ослепляет это ощущение прекрасного и хорошего. И так хочется верить, что они навсегда будут счастливы, что он сделает его счастливым. Альфа моргает, и на миг город рушится. — Если бы существовал такой Великий и Ужасный волшебник, способный исполнить любую твою просьбу, то что бы ты попросил? — Сдохнуть. Хиро усмехается, но этот смех на вкус горьче, чем самая горькая трава в мире. — Знаешь, зачем бы я отправился в Изумрудный город? — И зачем? — на самом деле Альфа даже не знает, что это такое, и ему совершенно все равно, как этот прозрачный камушек связан с исполнением желаний, но ему так пусто и никчемно, а Хиро… Он просто Хиро, с его красными глазами, иссушенной бледной кожей и грязными, сальными волосами. — Я и сам еще не понял, любви хочется, что ли. Альфа смеется громко, из последних сил, стараясь делать это натурально, но срывается на мысли: «Просто прекрати себя мучить уже, глядя на тебя, мне становится только хуже. Ты же понимаешь, что сейчас вокруг нас бездонная расщелина, а все мысли — сплошная каша?» Но вместо этого ядовито произносит: — Шестнадцатый, ну какой же ты омерзительный, да какая тебе любовь, тебе мозги надо и с наркоты своей слезть. Изумрудный город в его глазах блистает во всей своей величественности и красе. Стройные, строгие колонны стоят в ряд и сверкают своей отполированной гладкой поверхностью. Но никто не смотрит завороженно на город, никто не ахает, потому что единственное, что приходит на ум, глядя на вытянутые здания — это выпитые до дна и разбитые вдребезги зеленые бутылки из-под пива. Они оба на корабле, обреченном на погибель. Они оба не выживут, оба станут просто черным ветром, порошком, при упоминании которого Хиро начинает мутить. Шестнадцатый сглатывает ком в горле. — Шестн… Хиро, просто убей меня уже, — Альфа глядит глаза в глаза и впервые умоляюще просит. — Я хочу, чтобы мы пошли вместе. Альфа держится на одном только своем осознании того, что он может контролировать свое тело, а эмоции — просто анахронизмы, но Шестнадцатый головой чувствует, как тот мысленно льет на него воду и отвешивает грубые пощечины онемевшей ладонью. — Забудь свой город. Его просто нет, понимаешь? Нет, и никогда не было. Хиро прикрывает усталые глаза и трет опухшие от зеленоватого сияния красные веки. Ему так нужен этот мир, так нужен под боком Альфа, остаток его любимой Зеро Ту, напоминания о былых боях и, конечно, о солнце. Но Альфа в противовес хочет сдохнуть, и ему совсем не страшно умирать вот так вот одному в клочке вселенной, о которой никто не знает кроме Хиро. — Оставь меня. Альфа — всего лишь машина для убийств, созданная под копирку с еще большей машины для убийств. Альфа — паразит, а не личный путь к его, Хиро, собственному счастью. Но умрут они оба. Умрут несправедливо. — Я так не хочу, — глухо произносит Шестнадцатый. За колючими проволочками длинных белесых ресниц Великого и Ужасного блестели фальшивые изумруды, которые на деле оказались только кусками стекла с неровными краями. Хиро смотрит в них последний раз, и плачет.

Мы в город Изумрудный Идем дорогой трудной, Идем дорогой трудной, Дорогой не прямой

Но никто не говорил, что путь лежит через кривые тропки белого порошка и острых игл. Шестнадцатый ощущает себя забитым в углу канализации, полумертвым ничтожеством, над телом которого уже надругались прохожие. Суставы ломит после холодного бетона, а сердце болит от осознания реальности. Никакого Альфы нет. И его Изумрудный город — глупые сказки.