Ложь во благо

29 декабря у меня была смена в больнице. К тому времени я привел себя в более-менее приличный вид. Дома я потихоньку сходил с ума, раз за разом прокручивая в голове последние слова Сецуны, поэтому появиться на работе, мне было чрезвычайно необходимо. Что было бы, если я поступил иначе? Что было бы, если я её поцеловал? Она все равно ушла? А если я попытался её удержать? Почему я ничего не сделал? Эти мысли непрерывно мучили меня и я мечтал сбежать куда-нибудь от себя самого. Потому что у меня имелись ответы на терзающие сознание вопросы, но я сомневался в их правильности. Имел ли я право целовать Сецуну, так как того бы хотел, или попытаться её удержать, когда она сама предпочла отказаться от отношений со мной? Думаю, ни она, ни я не хотели по-настоящему причинить боль Усаги, именно поэтому мы оттолкнули друг друга. Можно ли выменять собственное счастье и спокойствие, взамен на чье-то несчастье? У меня не было столько мужества, чтобы поставить себя и свои желания выше, чем желания другого человека, поэтому я бездействовал. В больнице произошло настоящее чудо. Спящая красавица, которую я нашел на дороге, пришла в себя, и я был первым из медиков, кто её осмотрел. Мне же выпала доля придумать девушке имя, потому что она ничего не помнила. Когда-то и я был на её месте, поэтому мне хорошо был понятен страх девушки. Я дал ей имя Химеко, что означает «светлая принцесса», потому что она с первого мгновения, как я увидел её в сознании, напомнила мне Серенити. В моей потеряшке удивительным образом сочетались наивность и непосредственность Усаги со строгостью и сдержанностью Сецуны. Но Химеко привлекла к себе моё пристальное внимание не только поэтому. Девушку окружала мощная светлая аура, которую прежде я не встречал у обычных людей. Не говоря уже о том, что она подозрительно быстро шла на поправку. Подобная быстрая регенерация характерна для сенши, людей, обладающих сверхъестественными способностями. Эти подозрения меня тревожили. Если я действительно прав, то с какой целью Химеко прибыла на Землю или она всегда здесь жила? Разве не всех воинов мы обнаружили, неужели есть еще кто-то? В любом случае, сама Химеко ничего не могла рассказать об этом. Моя паранойя заставила снова проверить вещи Химеко и получше рассмотреть ее курильницу. С виду это был обычный сосуд для сжигания благовоний. Я закрылся в ординаторской и зажег её. Пока в курильнице тлела ароматическая пирамидка, я пытался понять или почувствовать что-то необычное. Но ничего не происходило, однако моя уверенность в том, что этот предмет является магическим артефактом необъяснимо росла. Я вернул курильницу на место и стал продолжать общение с Химеко, рассчитывая таким образом приблизиться к правде. Чем больше мы общались, тем больше Химеко напоминала мне о Серенити. И тем отчетливее я понимал, что Усаги еще далеко до неё. Но дело даже не в этом, я сам стал другим, а Серенити превратилась для меня в призрак, который я когда-то любил, но не смог бы полюбить снова. Я гнался за ним, уверял, что мне нужен именно этот человек, но правда была в том, что теперь мне нужен кто-то другой, ни Серенити и даже не Усаги. Все чаще я возвращался мыслями к Сецуне, иногда представляя, как нашел смелость снова с ней встретиться. Но время шло, а я так и не отважился ни встретиться с ней, ни рассказать правду Усаги. В новогодние праздники я не хотел портить торжество. А потом стал думать, что так и нужно. Если я не могу отыскать в себе решимость, возможно, я действительно люблю Усаги? Да и что изменится расскажи я ей горькую правду? Мы должны быть вместе ради будущего и Чибиусы. Усаги все-равно придется меня простить. Между тем, Химеко полностью оправилась от болезни, а её родственники так и не обнаружились. Мы хорошо сдружились за это время и я переживал о том, как дальше сложится её судьба. Но в день, когда Химеко забрали органы опеки, я был в универе и очень расстроился, что не смог её проводить. Тогда мне казалось, что мы больше не встретимся. Но к счастью, Химеко определили в приют Святой Анны, а они регулярно отправляли своих подопечных помогать больнице. Так мы снова смогли видеться и я узнал о её новых достижениях. Она сумела устроится на подработку и обзавестись еще большим количеством друзей. В больнице она практически на моих глазах нашла своего друга детства, который вспомнил её настоящее имя. Этот блондин мне сразу не понравился, было в нем что-то скользкое, неискреннее, о чем я не преминул сообщить Оливии. Но она беспечно отмахнулась от моих предостережений и даже отправилась с ним на свидание. Наконец, когда мы снова встретились на работе, она сухо поделилась со мной тем, как прошла её встреча с другом детства. Блондин не скупился, чтобы произвести на девушку впечатление, сорил деньгами на право и налево: отвел её в модный ресторан, заказал фугу, арендовал целую яхту, и это я еще забыл упомянуть личный самолет. В общем, его гнусные намерения были шиты белыми нитками, но в этот раз я попытался аккуратно поговорить с Оливией не задевая её чувства, поскольку было видно, что девушка прониклась симпатией к этому светскому щёголю. — Дела у твоего друга видимо идут неплохо, — издалека начал я. — Да, его группа сейчас на пике популярности, — ответила Оливия. — Что он думает делать потом? Что думает о будущем? — Не знаю, — Оливия пожала плечами. — Наверное, он будет заниматься музыкой. Пока что он тоже еще школьник, как и я. Я был сражен. Школьник зарабатывает больше меня. Откровенно говоря, я считал, что он старше, просто невысокий. — Если парень оказывает девушке знаки внимания словно она царская особа, наверное, у него далеко идущие планы… Оливия покраснела. — Моя подруга Сайке из кафе считает, что он в меня влюблен. — Мне тоже так кажется, — я улыбнулся Оливии, но она еще сильнее стушевалась. — Ты как будто этому не рада? — Мне не верится, — призналась девушка. — Почему? — удивился я и уже хотел начать её разубеждать как она проговорила: — Потому что я живу в приюте, Мамору. И ничего о себе не помню. Я обычная девушка, а он знаменитость! — Ты необычная девушка, это уж точно, — уверенно заявил я, подразумевая под этим спящие в ней способности, но Оливия, конечно, приняла мои слова за рядовой комплимент. Она улыбнулась и поблагодарила меня. — К тому же неизвестно к какой семье ты принадлежишь… — Если у меня вообще есть семья, — горько усмехнулась девушка и тут я понял, что выбрал неверный путь. — Ты права, не имеет значения насколько богаты могут оказаться твои родственники, главное, чувствуешь ли ты к Ятену что-нибудь? — Сложно сказать, — она пожала плечами. — Разве? Здесь все просто, ты или чувствуешь что-то или ничего не чувствуешь. Любовь не поддается логике. Проговорил я и повисла долгая пауза. Мы оба размышляли над моими словами. Я думал над тем, что именно этим занимаюсь последние три года. Я пытаюсь убедить себя в том, что мои чувства к Усаги ничем не отличаются от любви, которая была к Серенити. Еще я думал о Сецуне, о том, что мне очень хотелось её поцеловать, но я все-таки сумел сдержаться, потому что она назвала произошедшее между нами «малозначимым событием». Если бы я поцеловал её опять, то окончательно слетел с катушек и перестал слышать доводы собственного разума. Она считает меня замечательным человеком, несмотря ни на что, только какая разница, если она так легко способна перечеркнуть все что было? Если бы она сказала, что эта ночь была важна для неё… — Мамору, с тобой все в порядке? Ты как-то побледнел… — Оливия обеспокоенно на меня смотрела. — Прости, я задумался. Ты что-то говорила? — я попытался улыбнуться. — Да, мне нравится Ятен, но что если мы просто не верно толкуем его поведение? — Ну, — я потянулся и по-дружески похлопал её по плечу, — рано или поздно все откроется. Если ты действительно ему дорога, он признается. Она посмотрела на меня испуганно. — Знаешь, я помню глаза одного парня… Иногда даже вижу его во сне, но не могу вспомнить. Я знаю, что любила его когда-то, но он заставлял меня страдать. Слова Оливии произвели на меня эффект дежавю. Когда-то мне тоже снились сны, где прекрасная незнакомка звала меня. — Если он причинял тебе боль, значит настало время начать жизнь с чистого листа. Во всяком случае, не стоит закрывать сердце для других чувств только поэтому… — Возможно, ты прав, — задумчиво успела ответить Оливия, прежде чем мы возобновили показную бурную деятельность, потому что в ординаторскую, где мы отдыхали, вошла главный врач.