lovely

      Ланселот был глазами Женевьевы. Она не могла жить без него.       Ланселот был сломан, но каждый день Женевьева старалась собрать его по кусочкам вновь.       Женевьева была тем самым лучиком света в жизни Плачущего Монаха. Смотря на неё, он понимал, что делал все не зря.       Они оба обрели семью в лице друг друга. И никто не мог разрушить их дует.

***

      Женевьева сидела на улице около шатра, где они жили с Ланселотом. Сам он куда-то ушел, скорее всего пошел к отцу Кардану, чтобы в очередной раз обсудить с ним, как он будет искать ту фйери. С каждой минутой отсутствия друга рядом девушку все сильнее и сильнее охватывала паника. Она привыкла, что он был рядом. Привыкла держать его под локоть и видеть мир, а сейчас девушка сидела погруженная во мрак. Только звуки давали ей понять, что происходит вокруг.       Наконец Слепая услышала знакомые тихие шаги и шелест опавшей листвы под ними, и в ту сторону она повернула голову, подняв взгляд покрытых пеленой глаз. Может, Ланселот и передвигался бесшумно, но только не для неё, ведь её слух острее прочих.       Она почувствовала его руку на своем плече, и словно по какому-то щелчку мир вокруг черноволосой появился. На душе стало спокойно. Плечи опустились, а сама девушка мягко улыбнулась Ланселоту, в очередной раз попытавших растопить лед в его сердце.       — Ты опять одна на улице. Я же просил тебя не выходит из шатра, если нет меня! — сурово произнес Монах, сдвинув брови. Женевьева опустила взгляд, надув губки, как маленький ребенок, но потом слегка фыркнула. Они оба нарушали договоренности, данные друг другу.       — А я просила говорить, если ты уходишь куда-то! — бросила зло русая, сбив руку друга со своего плеча. Девушка резко встала и двинулась в шатер, расстегивая свой серый плащ. Она уже давно выучила, сколько шагов ей нужно пройти, чтобы дойти от одного места в лагере до другого. Пятнадцать шагов направо и она стояла около сундука со своими вещами со скудным количеством таковых, на который она бросила накидку.       — Прости, — послышался за спиной виноватый голос Ланселота. Он менялся с ней. В его голосе и взгляде появлялась мягкость, которая не присуща ему. Парень не хотел делать больно ей, только не ей. Он уже однажды не смог спасти её, поэтому та потеряла зрение. — Эта фейри... не дает мне покоя. Она каждый раз уходит у меня из-под носа. Я не знаю, что делать.       Слепая обернулась, поджав губы. Это действительно было так. Она чувствовала, как друг раздражался, как его злила фейри. Впервые девушка не старалась ему напомнить, что он сам фейри, что глупо убивать себе подобных. Его личность забрали паладины, но они не смогли сломить её, ведь она была под его защитой. Он часто принимал удары на себя.       — Я знаю, — девушка кивнула, а потом повернулась корпусом к другу и взяла того за руку, которую он ей протянул. Она увидела на его лице грусть, опущенные брови и взгляд. Но это не насторожило её так, как мокрые глаза. Женевьева поджала губы и начала осматривать одежду Ланселота: быстро завязанная рубаха, криво застегнутый пояс и съехавший капюшон. Нетрудно было догадаться, что произошло.       — Он опять это сделал? — спросила Слепая, подойдя ближе и положив руку на щеку Монаха. Тот постарался спрятать взгляд, но девушка настойчиво повернула его лицо к себе, сжав его щеки и заглянув в глаза друга. Едва касаясь, та вытерла почти высохший след от слезы. — Который это раз за неделю?       — Третий, — недовольно отчеканил Ланселот, наконец отдернув лицо, хоть столь резкое движение и отдало неприятной болью в спине. Он вновь упустил фейри, вновь облажался, за что и получил по заслугам. По крайней мере он был в этом уверен. Но, услышав нотки беспокойства в голосе Женевьевы, тот задумался: а действительно ли это правильно? Погрузившись в свои мысли, он и не заметил, как подруга усадила его на кровать. С кучерявой головы слетел капюшон, а вскоре он вообще остался без своего плаща.       — Я сам, — тихо пробубнил он, начав снимать с себя рубаху, пока Слепая набирала воду и брала тряпку. Боль вновь пронзила его спину, когда ткань рубахи отклеилась от свежих ран. На лице появилась недовольная гримаса, а сам парень шикнул, откидывая одежду куда-то в сторону. Стеклянным взглядом Плачущий Монах смотрел перед собой, оперевшись локтями в колени и сцепив руки в замок. В голове он вновь прокручивал план по захвату фейри, заламывая до хруста пальцы.       — Перестань! — протянула Слепая, накрыв руки друга ладонью, а тот издал смешок. Да, точно, её раздражал этот звук. Ланселот все также смотрел в одну точку, когда почувствовал, как подруга опустилась на кровать за его спиной, всучив ему в руки миску с водой. Он опустил взгляд на неё, наблюдая за отражением подруги на водной слегка дрожащей глади. Как Женевьева недовольно сдвинула брови, что-то бубня одними губами. Её рука мягко легла ему на предплечье, а другой он начала промывать раны Ланселота. Тот напряг спину, сжав губы в одну полоску, но взгляда от отражения не оторвал. Он уже ни раз ловил себя на мысли, что Женевьева была прекрасна: черные вьющиеся волосы, которые были заколоты по бокам; белая кожа, напоминающая снежную гладь, а на лице был всегда легкий румянец; тонкие алые губы, которые всегда причудливо выгибались, когда девушка выражала пренебрежение или недовольство; и пушистые ресницы, обрамляющие покрытые пеленой глаза. Но он помнил ещё из детства, что её глаза были янтарного цвета, напоминали смолу дерева, что блестела на Солнце.       — Ещё немного и от твоей спины ничего не останется, — пробурчала девушка, кинув тряпку в миску, от чего в стороны полетели брызги. Она шумно выдохнула и погладила друга по плечу, после чего слезла с кровати, забрав все из рук Ланселота.       — Я сам ви...       — Да ни в чем ты не виноват! — резко сорвалась на крик черноволосая, сев на корточки перед Монахом и отставив миску в сторону, под недоумевающий взгляд друга. Она впервые за долгое время повысила на него голос. — Не виноват, слышишь? — уже тише спросила та, положив обе руки ему на щеки. Девушка бережно погладила его щеки большими пальцами. — И не был никогда. И ни в чем не был. Ты не виноват, что родился фейри. Это не проклятие! Ты не виноват, что я потеряла зрение. Это была случайность! Ты не виноват, что девчонка сбегает в который раз! Она просто хочет жить. Ты бы тоже убегал..       А Ланселот сидел, пропуская все мимо ушей. Он просто смотрел на её лицо, на котором быстро сменялись эмоции, и это, черт возьми, завораживало. Он каждый раз боялся того, что чувствовал, запирал это в себе, но не сейчас. Слепая же, не видя ответной реакции, лишь опустила голову, а потом встала, под нос прошептав: "Ты никогда меня не слышишь".       — Слышу, — парень резко схватил подругу за руку, когда та собралась уходить. — я слушаю тебя всегда, — Ланселот поднял на подругу пустой взгляд, в котором, неожиданно для девушки, появились нотки печали, а потом и страха. Она было открыла рот, чтобы что-то сказать, как тот притянул её к себе, обняв и уткнувшись лицом ей в живот. — Я просто боюсь... ведь ты права.       Сердце пропустило удар, а сама Женевьева изумленно уставилась на макушку Слепого Монаха. Он же лишь сильнее сжал ту в своих объятиях в поисках спасения. Он впервые признался, что ему страшно, впервые перед ней. Черноволосая растерянно бегала глазами по волосам юноши, но потом мягко погладила их, слегка зарываясь в них кончиками пальцев, от чего по спине Ланселота пробежали легкие мурашки.       — Я рядом, — лишь произнесла Женевьева, обняв парня в ответ. Впервые она защищала его, а не он её. Может и не в прямом смысле этого слова, она не спасала его от монстра или кого-то еще. Она спасала его от страха, давая силы вновь поверить в себя.