~~~
Каждый день, ровно в шесть утра Бенди просыпался ото сна. Каждый день, как по часам, и этот порядок соблюдался уже много лет. Сегодня не было исключений. Он неторопливо зевнул и потянулся, комично хрустя позвоночником, которого у него, может, и не было — и сна как ни бывало. Теперь дьяволёнок был готов столкнуться с тем беспределом, который анимационная студия припасла на сегодня. Только вот, сбросив покрывала и выпрыгнув из любимого ящичка, он обнаружил, что что-то было иначе. Во-первых, в офисе царил бардак. Вот неподдельный зверский бардак, которого, как он точно помнил, прошлой ночью, когда он ложился спать, тут не было: бумаги разбросаны по всему полу, стулья опрокинуты, ящики выдернуты со своих мест, абсолютно везде чернильные пятна — просто массовый беспорядок, которого он бы ни за что не допустил, и если это идея чьего-то розыгрыша, то этот кто-то теперь однозначно будет уволен. Но когда Бенди присмотрелся, он начал подмечать… другие вещи. Тревожные вещи. Например, что половицы и стены не просто усыпаны мусором, а вымокли и местами прогнили, то и дело угрюмо и промозгло скрипя. Что единственное окно было заколочено снизу доверху, вкривь-вкось, и гвозди торчали из досок, настолько плотно сколоченных вместе, что лишь слабый, тонкий лучик света мог просочиться внутрь, зажигая воздух, полный пыли и всякой грязи, что было немыслимо в отлаженном учреждении. Что все фоторамки, все регалии были покрыты таким толстым слоем пыли и сажи, что их было почти невозможно различить. Или что, казалось, не было никаких вообще звуков, кроме постоянного и всепроникающего мокрого «тук-тук-тук», которое, похоже, раздавалось постоянно везде и всюду. От этого настораживающего зрелища Бенди немедленно занервничал, мурашки пробежали по его чернилам, когда он встал со своего места отдыха. — Что, чёрт возьми…? — пробормотал он, переводя взгляд с одного ветхого предмета на другой. — Знаю, что у Уолли порой извилин не хватает, но это бред… Казалось, этот апатичный уборщик не заглядывал сюда уже много лет. Бенди нервно сглотнул, не очень радуясь беспокойному аккорду, зазвучавшему от этой мысли. Он подпрыгнул от грохота закрывшейся где-то рядом двери, и застыл столбом, слыша топот ног, пробежавших мимо комнаты, где он находился. Только когда шум стих, до него дошло: это же точно был человек. Как же тогда захотелось шлёпнуть себя по лбу за то, что он его не окликнул. Если тут кто-то был, то это значило, что всё это было как бы определённо подстроено. Это был кто-то, кто определённо разыгрывал с ним шутку, оставляя право заплатить за это студии. Готовый даже засмеяться от облегчения, он вытер рукой бровь, чтобы счистить чернила, начинавшие оттуда капать. Чёрт, ну конечно же это подстроено! А как иначе? — Т-таак, ребята, если это типа шутка, то я повёлся! Джоуи? Сэмми! — Бенди позвал, подходя к двери. По привычке он потянулся включить свет. В результате же он наблюдал, как висячий светильник хаотично замерцал перед тем, как снова погаснуть, вернув темноту под треск искр, вылетевших со сломанного конца. Бенди недовольно нахмурился. — … ладно, виновник будет сам платить из своего кармана, слышали! Он толкнул дверь, ёжась от старого, ржавого, медленного, прерывистого скрипа, издаваемого петлями, пока она не остановилась… Его сердце ушло в пятки от зрелища за ней. Коридоры, похоже, были ничуть не в лучшем состоянии. Гнилые полы, пыль, те же чернильные пятна кругом, где-то даже затопило — просто беспорядок на беспорядке. Тот, кто это устроил, желал попрощаться с нажитым, по-видимому. Ведь кто-то же это сделал. Кто-то… Снова сглотнув, Бенди вышел в проход, мотая головой туда-сюда, пытаясь обнаружить того, чей бег он слышал. Но всё было недвижимо. Эта неподвижность никак не сочеталась с активностью, свойственной этой студии, с энергией закофеиненных аниматоров, актёров, музыкантов, с энтузиазмом дорабатывающих всё к следующему сроку. От тишины Бенди проняла дрожь. Теперь медленнее и аккуратнее, крадучись, Бенди повернул к комнатам, где спали Алиса и Борис. Они всё ещё должны быть тут. Они редко покидали студию ночью, и он был бы не против небольшой поддержки, чтобы вместе докопаться до сути этой неразберихи. И чтобы это место уже не казалось таким… покинутым. Но пока он шёл, он осознал, что… это не было похоже на студию, в которой он, помнится, ещё вчера работал. Выглядела она похоже, но… планировка была не правильная. Более старая, не такая выверенная, без ремонта, который Джоуи устроил давным-давно. И всё так же он видел вещи, которые были совершенно лишены смысла. Например, трубы, проложенные во все стороны по потолкам и стенам в значительно большем количестве, чем в их студии, все в такт пульсирующие плотными чёрными чернилами, которые сочатся, будто ил, между металлическими креплениями. А ещё больше беспокоили плакаты к старым анимациям, вывешенные вдоль стены, покрытые пылью, но всё же волнующе различимые. Вообще ни одного из новых, как должно было бы быть. Будто бы… будто это место каким-то образом застряло в прошлом и не покидало его буквально десятки лет. — Борис? — Бенди говорил, чуточку понизив голос, хотя и не был уверен, почему ему казалось, что кричать тут не стоит. — Алиса? Есть тут кто-нибудь? Ему отвечали лишь протекающие трубы и скрипучий пол. Мультяшкам не известны понятия холода и жары, только вот Бенди обхватил себя вокруг тела руками, будто на него набежал внезапный озноб. Теперь это не было просто «иначе», как тогда казалось. Что-то было неправильно. Бенди повернул за угол, и чуть до потолка не допрыгнул, встретившись лицом к лицу с его собственным картонным изображением, подобных которому он уже давно не видел. Он посмотрел не него пару секунд, похлопал себя по сердечку и криво хихикнул пустой картонке перед собой: — Ух ё, повелся-то как. Ты тут откуда вообще, а? Конечно, она не ответила, сохраняя всё ту же пластиковую, белую, неизменную улыбку и непрерывно смотрящие на него, никогда не мигающие глаза. Да уж, теперь он припоминает, почему они избавились от таких штуковин… Устроив холодной картонке широкую постель, Бенди пошёл дальше, пока не добрался до конца прохода, где путь раздваивался в виде буквы Т, ответвления которого углублялись в следующие секции студии. Он осторожно осмотрел оба, не совсем понимая, где сам сейчас находился. Правый вёл к более извилистым коридорам, а левый, похоже, кончался комнатой. Комнатой без двери, с мерцающим внутри светом: ярче-тише, ярче-тише, секунду — свет, а в следующую погрузилась в темноту, чёрную и непроглядную. Но внутри был силуэт, Бенди видел его каждый раз, когда свет зажигался. Это была высокая фигура, такая же чёрно-белая, как он сам, с длинными торчащими волчьими ушами, и Бенди почувствовал, как его сердце замерло от увиденного. — Борис! — закричал он и побежал ко второму мультяшке, ликуя, что наконец нашёл знакомое лицо, несмотря на то, что мерцающий свет снова погрузил комнату в темноту. — Боже, рад что ты тут, чел! Представляешь, в каком состоянии тут всё? Ещё пара шагов. Свет вновь зажёгся на секунду и потух. — Придётся заскочить к Уолли на пару добрых слов по поводу этого безобразия. Даже если он тут и не при чём! Борис пока не отвечал. Бенди переступил порог в тёмную комнату, немного озадаченный, ведь эй, сейчас же раннее утро, а Борис никогда не был ранней пташкой. — Эй, Борь, приятель, ты спишь что ли… Свет включился, мгновение шокирующей тишины, сцена перед Бенди раскрылась в своей раскаленной ясности. И он закричал. Борис, дружище Борька, один из лучших друзей, лежал распластавшись на столе прямо из фильма ужасов, запястья и лодыжки крепко привязаны, голова склонилась на бок, а вместо торса лишь зияющая дыра, выглядевшая так, будто оттуда всё было с хирургической точностью вырезано. Рёбра торчали из полости, сияя белым на фоне неприятно настоящих монохромных внутренностей, всё ещё мокрых, блестевших на свету, стеклянные глаза перечёркнуты крестами, которые, казалось, были вырезаны по ним, и никакого дыхания и признаков жизни. Борис перед ним был мёртв, и как это случилось, как такое произошло!? Бенди попятился, споткнулся о собственную ногу и рухнул на пол, не в силах оторвать глаз от ужасающей сцены перед ним. Чернила рекой текли с его брови, он сильно ушибся и, раздувая и сжимая грудь, глотал воздух, который не желал поддаваться. Глаза горели, и чёрные капли брызгали на руки и на пол, и он только и смог сделать, что подняться на ноги и ввалиться в коридор, уцепившись за стену, согнувшись и пыхтя в руку. Это страшный сон, это, должно быть, страшный сон, это, должно быть, страшный сон, о боже, о боже… мысли лихорадочно путались у него в голове, увиденная картина не уходила, извилисто вертясь перед глазами, сколько бы раз он не пытался себя убедить в том, что это не реально, что это не по-настоящему, что это всё не по-настоящему! Огни позади потухли, тьма разлилась вокруг ног, скрывая жуткую сцену от глаз. Снова они не зажигались. Да и он не мог заставить себя вернуться. Не туда, когда там… такое. Так что взамен, рукой бессильно хватаясь за стену для поддержки, Бенди поковылял прочь. К горлу подкатывала тошнота, а грудь содрогалась от еле сдерживаемых всхлипов. Он боролся с собой, чтобы мыслить рассудительно, яростно вытирая лицо в попытке вернуть себе хоть чуточку приличия. Там никоим образом не мог быть Борис. Никто… никто никогда не обидел бы Бориса, все его слишком обожали. Это лишь… часть всего этого розыгрыша. Жестокого, подлого розыгрыша, который уже не казался смешным, и он даже задумал заставить Джоуи натравить полицию на того, кто это устроил. Но кто бы такое сделал? Кто? Точно уж не со студии. Конечно, разыгрывали и раньше, но не в таком масштабе и никогда с таким ужасным злорадством в организации и исполнении. Кто-то другой должен быть ответственен за это. Кто-то бессмысленно жестокий, кто, видимо, не беспокоился о причиненной им травме. Мысли об этом лишь подогревали злость внутри. А пока он должен был найти кого-то. Должен найти кого угодно, потому что его нервы сдавали, и сколько бы он не утешал себя мыслью, что это была только жестокая шутка, картина привязанного к столу Бориса с вырванными внутренностями покидать его не собиралась. «На этот момент я уже не догоняю, какие у Джоуи планы на это предприятие.» Голова Бенди устремилась вверх, когда он услышал впереди до боли знакомый голос, с трудом надеясь, но надеясь тем не менее: — … Уолли? «Сначала Джоуи устанавливает чернильную Машину у нас над головами. Потом она начинает течь. Трижды за прошлый месяц, и мы даже не могли выбраться из отдела, потому что чернила затопили лестничную клетку.» — Сэмми? — Бенди попробовал снова, двигаясь быстрее туда, откуда шли голоса. «Может это лишь второй месяц, как я работаю на Джоуи Дрю, но я уже могу точно сказать, что я полюблю это место!» — Сьюзи…? Да ладно вам, ребята, ответьте! Ответьте, пожалуйста… Он попал в другую комнату. Дверь, которая почти слетела с петель, вела в старое, задушенное пылью и полуразваленное пространство, но все же знакомое. Музыкальная студия. Студия, где пели люди и играли инструменты, где тоске никогда не находилось места. Отдел Алисы и Сьюзи, и Сэмми, и Нормана. И выглядела студия так же: старый проектор в верхней будке, стулья, выстроенные аккуратными рядами, стойка дирижёра, музыкальные инструменты тут и там… но шаги Бенди замедлились. Потому что в комнате никого не было. Никого, кроме старых, жужжащих аудиопроигрывателей, разложенных по стульям, откуда тошнотворно повторялись голоса его друзей и товарищей по работе. В их словах он не находил никакого смысла. «Ежедневно происходят одни и те же странности. Я сижу в своей каморке, труппа играет, и вдруг Сэмми Лоуренс влетает внутрь и всё разом обрывает!» Норман «… Никак не найду идиотские ключи. Будто они испарились, или ещё чего!» Уолли «Я да Алиса, о мы далеко пойдём!» Сьюзи — Что происходит? — прошептал Бенди, подкрадываясь к законсервированным призракам, сыгравшим на его надеждах, чувствуя себя подавленно и нерешительно. Они же никогда бы не стали участвовать в таком обмане, правда? Он сделал ещё шаг вперёд, пол под ногой заскрипел, и тут каждый из здешних проигрывателей остановился. Когда безмолвие накрыло его своей тяжестью, Бенди замер, вновь почувствовав беспокойную дрожь по спине. Тут-то он глубоко осознал, какая тишина царила в комнате, нисходя подавляющей пеленой поверх обычно оживленной музыкальной студии. Он огляделся, чувствуя себя в разы менее безопасно, чем раньше. Тут прозвучал тихий щелчок, и одинокий проигрыватель, полускрытый в тени начал проигрывать своё сообщение: «Он появляется из мглы дабы пролить на меня свои сладкие благословения. Чернильная фигура, сияющая во тьме. Я вижу тебя, спаситель мой. Я молю: услышь меня.» Бенди впился в него взглядом: — … Сэмми? «Те старые песни, да, я пою их до сих пор. И я знаю, что ты придешь спасти меня, и я буду заключен в твои последние любящие объятия.» Нет… нет, Сэмми никогда бы такое не говорил. Никогда. Это было настолько разочаровывающе непохоже на мерзкого муздиректора, которого он знал, что Бенди мог поверить лишь в то, что какой-то жулик с похожим голосом сделал эту запись, чтобы просто поиздеваться. Чёрт, да это же может быть и зачинщик всего этого беспорядка! «Но любовь требует жертв,» — пел с непрерывным благоговением кассетный проигрыватель — «Получу ли я благословение?» Щёлк. Проигрыватель затих. Но слова продолжали звучать, прямо за спиной. — Скажи же, получу ли я благословение? Бенди обернулся и врезался спиной в стулья, увидев перед собой фигуру, нависшую над мультяшкой, подобно тёмному злобному призраку. По началу, Бенди подумал, что это человек. Пока он не увидел чернила, струящиеся по его телу вместо плоти — зрелище, которое он видел раньше и надеялся больше не увидеть снова. Там, где должно было быть лицо, была прикреплена маска из картонки самого Бенди, которая улыбалась на него холодной поддельной радостью. — К-кто…? — Повелитель, — сказало существо с тихим почтением, и Бенди почувствовал очередную дрожь, когда узнал голос Сэмми. Но это не мог быть Сэмми. Сэмми его бы так никогда не назвал! — Я так долго ожидал этого дня, Мой Повелитель. Быть удостоенным твоего присутствия, это… прозрение. Это восхитительно! Человек с голосом Сэмми стал к нему приближаться, вытянув свою чернильную руку, и Бенди отпрянул, выстрелив: — Э-эй, а ну прочь, чудик! Без понятия, кем ты тут себя возомнил, но я никакой те не «повелитель»! Отпугнуть мужчину не удалось, он подходил всё ближе и ближе: — О, Повелитель, я знал, что ты услышишь мольбы этих робких овечек. Я честно разносил твои заповеди, я проповедовал твоё порочное имя всем, кто мог услышать! А теперь ты пришел освободить меня! — Прочь, я сказал! — закричал Бенди, схватив ближайший предмет, который можно было найти, и размахивая им, как оружием — банджо. Тогда мужчина приостановился, но если Бенди посчитал это за страх, его скоро ждало разочарование, так как странный псих внезапно упал на колени, пал ниц в ноги мультяшке: — О Повелитель, освободи меня из темницы моего собственного тела! Умоляю, Чернильный Демон, одари меня своей милостью! Чернила опять потекли у Бенди с брови, и он не знал, что ему делать. Он не боец, а у этого чувака не все дома, и кто знает, что может вывести его из себя. Но в кипе со всем увиденным ранее, это заставило всё у него внутри сжаться. — Д-да… да я не…! Что-то холодное и скользкое схватило его за лодыжку, и глаза Бенди устремились на пол перед собой. И тогда он окаменел в полнейшем ужасе от вида омерзительного чёрного лица, пялившегося на него своими пустыми глазами, тело которого было лишь сплочённой кучей туши, просачивающейся между трещин в полу. Липкая рука в отчаянии держала его за ногу. Рядом проснулся проигрыватель, сквозь шум которого забулькал искажённый голос Нормана Полка: «Спаси нас, Повелитель. Прошу, спаси.» Другая рука схватила его локоть, тогда как второе такое существо поднялось с земли, причитая, будто от тяжкой боли. Другой щелчок, другой ломаный голос, другое эхо в виде Уолли Франкса: «Смилостивись, Повелитель! Смилостивись!» Третий поднялся перед ним, издав стонущий плач, полный отчаяния, и Сьюзи Кэмпбелл запричитала из динамика: «Не покидай нас снова! Прошу, помоги нам, о Повелитель!» Они, вопя, крича, причитая, умоляя, дергая его за одежду, за руки, за ноги, утягивали его на дно под весом своих страданий, и в этот момент возникла вспышка внезапного и очень болезненного для Бенди озарения: Это. Была. Не шутка. Шутки не вызывают привидений из ниоткуда. Шутки не превращают людей в чудовищ. Шутки не создают настолько правдоподобные ужасы. И если это не шутка… тогда что же ещё, как не реальность? Пара холодных-прехолодных рук схватили его лицо, направив его полный ужаса взгляд вверх на пустую маску с угловатыми глазами и заляпаной улыбкой, и Сэмми Лоуренс торжественно выдохнул ему в лицо благоговейным, умоляющим шёпотом, который как-то смог заглушить собой все остальные звуки: — Спаси нас. Бенди, подпитанный волной чистого ужаса, который внезапно зарядил его до глубин, вернув жизнь его окаменелым конечностям, стремительно принял решение и с криком махнул рукой, зарядив человеку в маске прямо в лицо плоской стороной банджо. Громкий, пронзительный дзын, лопнули струны, и Лоуренс отброшен ударом; вместе с тем, как внезапно исчезли руки с его лица, чудища, как стая испуганных птиц, расступились в стороны. Бенди не ждал ничего. Как только он освободился, он побежал. Страшные вопли чернильных существ преследовали его по пятам, и звук скреплял реальность вокруг, ведь это всё настоящее, это происходило взаправду, это была больше никакая не шутка! И это пугало ужаснее всего остального, даже когда он облетел угол уже за углом, несясь так быстро, что мир вокруг него кружился в тумане, а мысли метались и того быстрее. Что произошло? Что произошло? Но ответа не было, не было причины, почему его товарищи вдруг — чудовища, почему студия в таком состоянии, как сейчас, почему Борис… о боже, Борис…! Он, проскользив на ногах, остановился, прислонившись плечом к стене, и стал затягивать полные лёгкие воздуха, пока сердце не успокоилось. Но даже когда оно замедлилось, икота, вырвавшаяся наружу, остановиться не могла, как и хныканье, последовавшее за ней. Его трясло, и это больше, чем от простого утомления. Потому что сейчас он думал, что он в самой настоящей опасности. Потому что сейчас он очень искренне боялся. — Джоуи…? — он позвал, будто это простое действие как-то наколдует этого человека, приведёт его сюда и тем самым сделает всё не настолько невообразимо плохим. Но никто не пришёл. Никто… Он и правда тут один? Мысли было достаточно, чтобы у него чуть не началась паника в его и так измотанном сознании, потому что он в самой неподдельной, ужасной растерянности, что ему делать. Кругом ползали чудища, за ним гонялся сумасшедший с голосом Сэмми, Джоуи было невозможно найти, а Борис был… Борис был… Он подавился, чувствуя, как внутри всё вывернулось наизнанку, помещение, казалось, крутилось само по себе. Он наклонился вперёд, борясь с приступом рвоты, и снова чувствуя жгучие слёзы на глазах. Если это всё взаправду… о боже… Тум-тум-тум! Шаги. Громкие, тяжёлые, они неслись всё ближе с каждой секундой. Бенди немедленно оказался на ногах, почувствовав прилив адреналина в страхе, что это за ним следовал безумный Сэмми. Но он всё ещё слишком усталый, чтобы бежать, так что он схватил покрепче имевшееся у него банджо и поднял его на изготовку. Ближе. Бенди сжал пальцы, подходя к краю, где встречались два пути. Ещё ближе, прямо за углом. Его плечи поднялись, готовясь к выпаду. Силуэт выскочил из-за угла, весь чёрный, в туши, и Бенди не стал раздумывать. Одним махом тыльной стороной импровизированного оружия врезал ему под подбородок, и фигура тяжело упала. Пыхтя, Бенди отступил, уже готовый рвануть прочь, как вдруг оно закряхтело. Ещё один знакомый голос. О котором заботились, которому доверяли. И стоило приглядеться, как Бенди увидел, что чернила на теле не текли из-под кожи, потому что у того была кожа. Нормальная, человеческая кожа! И тёмные волосы с проседью, на широком теле подходящая одежда, и Бенди с трудом в это верил, но счастье, заигравшее внутри при виде этого лица вызвало головокружительное облегчение. — Генри! Человек снова застонал, и Бенди почувствовал угрызения совести, наблюдая за тем, как тот потирает свой подбородок. Ай, это… это оставит след. — Э-эй, прости, Генри, я думал… я думал, что это одна из тех штук… — сказал Бенди, он искренне извинялся, подойдя к мультипликатору. — Не обидишься же, да? Он потянулся помочь старику, обхватив руками его плечо, чтобы послужить опорой. Но, почувствовав на своём плече руки, Генри вскочил быстрее, чем Бенди когда-либо видел раньше, и взгляд мужчины зафиксировался на нем. Тёмные глаза встретились с его собственными, и Бенди улыбнулся, всё то же облегчение разливалось по лицу так сильно, что слёзы скопились в уголках глаз. Это длилось лишь мгновение, так как сильная рука ударила ему в грудь, отбросив на пол, банджо улетело в сторону, оставив его одного глотать воздух. Морщась, Бенди поднялся на руку, высматривая глазами Генри, растерянный и смущённый. Он не был уверен, почувствовал ли себя лучше, когда нашёл его, потому что старик свирепо смотрел на него, стоя на месте и потрясывая в его сторону топором, серебряное острие которого подчёркивал чёрный цвет. — Г-генри…? — начал Бенди, шокированный, настороженный, недоумевающий: почему человек, которому он больше всего доверял после Джоуи, смотрел на него таким холодным и злобным взглядом, почему он так зло смотрел на него? — Не подходи ко мне — прорычал мужчина, настолько резко и недружелюбно, что Бенди чуть не лишился дара речи. — Ч-что… Г-Генри, э-это же я! — Бенди попробовал снова, но параноидальный страх начинал проникать глубже, вновь заставляя чернила течь по его лицу в то время, как он медленно вскарабкивался на ноги. — Т-ты же узнаешь меня, правда? — Сложно забыть того, кто пытается тебя убить, — последовал грубый, резкий ответ Генри, ни за что, ни на долю не опускавшего свой топор. Как будто… как будто он вообще не знал, кто он такой. Осознание, казалось, ранило глубже, чем могло бы лезвие любого топора, и Бенди смотрел на него с отчаянием в глазах: — Что? Н-нет, нет, я б такого никогда не сделал! Генри, пожалуйста, скажи, что помнишь меня! Настоящего меня! Знаешь же, что я не стал бы! Глаза Генри сощурились в недоверии. Но лезвие топора самую чуточку опустилось: — Хм… и откуда мне это знать? Ведь всё остальное в этом месте пыталось меня убить. Бенди раскрыл глаза ещё шире и сделал медленный шаг вперёд: — Д-да ладно, не придуривайся ты так. Пожалуйста. Мы же… мы же работали вместе! Много лет! Ты не… ты не можешь сказать, что не помнишь меня! Произнося это, Бенди искал на лице старика хоть какой-то след, что тот его узнал, любой знак, что Генри просто ударился головой и нуждался в небольшом разговоре, чтобы вернуть себе память… но единственное, что он видел — всё то же недоверие, печать человека, который больше не принимал внешнее за данное, как бы честно оно не выглядело. Это так… неправильно. Как и всё остальное в этом жутком месте. И Генри уже пятился от него: — Прости, но я ни черта не понимаю о чём ты. — Э-эй, нет, стой! Пожалуйста, просто подожди секунду, ладно? — умолял Бенди, внезапный порыв страха процедился сквозь его чернила от мысли остаться одному. — Я… Я не знаю что тут творится, понимаешь? Н-но клянусь, я на твоей стороне! Генри уставился на него, и пусть пока настороженно, но Бенди убедился, что он хотя бы слушает: — Правда? Ты не знаешь, что происходит? — Нет. То есть, вчера всё было нормально, и ни с того ни с сего я тут, и всё с ног на голову посажено! Те штуки, Сэмми, и Борис… — он случайно подавился на последнем слове, снова почувствовав себя нехорошо. Но, видимо, что-то прояснилось, или же Генри прочитал что-то у него на лице, потому что морщина у брови мужчины немного смягчилась, и топор опустился ещё на дюйм: — …Смотри, Я… я не знаю, могу ли доверять тебе. Тут просто… происходит слишком много. — Давай я тогда докажу! — умолял Бенди. Он не знал, кто этот Генри, и это становилось всё очевиднее и досаднее… но это всё равно Генри. Что-то в нём должно было быть от доброго, рассудительного мультипликатора, которого Бенди знал и любил. Что-то. Потому что иначе тот давно уже задействовал бы свой топор. Генри смотрел на него, и в эту минуту он выглядел намного старше, чем Бенди мог вообще припомнить: он такой осунувшийся и истощённый, плечи опущены и глаза обрамлены тёмными, тяжёлыми мешками. Как долго он тут проторчал…? — Я… — что бы мужчина ни хотел сказать, Бенди не суждено было услышать, так как в этот момент дальше по коридору раздалась симфония диссонирующих, клокочущих рыков, мерно приближавшихся сюда. Генри бросил взгляд поверх мультяшки, ругнувшись: «Вот дрянь!» Мультипликатор снова глянул на Бенди, а мультяшка — на него, так же встревоженно. Но он не был уверен, что Генри станет делать. Старик посмотрел обратно на коридор, видимо, разрываясь, а потом, наконец, тряхнул головой и сказал: — Эх, пожалею я об этом. До того, как Бенди смог спросить, о чём это он, старик внезапно подбежал к нему, переложив топор в другую руку и свободной схватив мультяшку, крикнув: «Беги!» Дважды говорить не нужно было, особенно когда он увидел первую искаженную голову чернильного существа, выскользнувшую из-за угла. И всё же, повернувшись на каблуках и рванув следом, он не мог остановить трепет облегчения внутри, ведь Генри не собирался его бросать. Трубы, расстилавшиеся позади, урчали, металлические кольца скрипели, вторя их бегу. Было слышно, как позади них собралось ещё больше тех штуковин, преследовавших их, постоянно кричащих. Он не знал, слышал ли Генри то же, что и он: мольбы о спасении, плачь о пощаде… Он готов был остановиться, когда они обогнули угол, вбежав в комнату, затопленную тушью, где чёрная рябящая жидкость разливалась волнами по земле. По ту сторону виднелась дверь в другой, соседний проход, но чтобы попасть туда, нужно было войти в чернь. Генри лишь состроил гримасу перед тем, как погрузиться. Угольная жидкость дошла ему до бёдер и остановилась. — Ну же! Бенди туда не особо рвался, но в свете самой настоящей опасности позади, он глотнул воздуха и окунулся. Казалось, прошла вечность, пока тушь не прекратила подниматься, дойдя ему до груди. Он почти что плыл за стариком. Раздался рык, и Бенди оглянулся на дверь позади: одна из тех штуковин взгромоздилась там наверху и стала наблюдать своими пустыми глазами… но не покидала своего места. Всего лишь наблюдала. И в считанные мгновения к ней присоединились остальные, толпясь у входа, шипя и булькая, но не пересекая порог. — Эй, а они не идут за нами! — сказал Бенди, обеспокоенный, но всё же благодарный. Генри его чувств не разделял, лицо его побледнело. — Не хорошо! До того, как Бенди успел спросить почему, тушь перед стариком забурлила. Раздался испуганный крик, и Генри внезапно исчез под толщей чернил, утянутый вниз чем-то незримым. — Генри! — Бенди закричал, подскочив в сторону, где был мужчина, и отчаянно перебирая жидкость в попытке его отыскать, он должен быть где-то тут, он должен быть где-то! — Ген…! Чернила перед ним поднялись, из глубин появилась фигура. Но это не Генри. Она невообразимо высокая, нависающая над мультяшкой, заливающая его своей тенью. Её плоть из чернил, конечности неестественно длинные, долговязые, и Бенди сглотнул от вида рук, заканчившихся злобно острыми, тёмными когтями. Но не это зрелище предало его безмолвию. Не это вселило в него ужас. Потому что лицо, плотоядно смотревшее на него с высоты, лицо, скрученное кривой улыбкой, подведённое злобой, оно ему тоже знакомо. Знакомо, ведь это он сам. До того, как он смог отреагировать, сделать что-либо, рука резко схватила его за горло, подняв из тёмной зыби, и поднесла практически нос к носу с безглазым уродцем. Бенди закашлял, вцепился в державшую его руку, попытался разжать холодные, острые пальцы, но они не поддавались ни на йоту. Наоборот, лишь крепче сжимались, выдавливая из него воздух, заставляя его задыхаться, при этом улыбка на кровожадном лице казалась только шире. И тогда оно заговорило. Оно заговорило с ним. — Кажется, кто-то проснулся сегодня не с той стороны зеркала, — оно приблизилось, и оскал был полон тёмной, отвратительной радости, даже когда оно занесло вверх когтистую руку, готовое к удару. — Да, приятель? Затем последовали его когти, и Бенди не смог даже пискнуть.***
Когда Бенди проснулся, он издал дикий вопль, вскочил вперёд и замахал кулаками в попытке голосом разгромить ту штуковину. Но его руки были схвачены руками поменьше, помягче, руками, на которых не было тех когтей, что держали его прежде, и немного встревоженный, но знакомый голос заговорил мягко и успокаивающе: — Бенди, Бенди, всё хорошо! Всё в порядке! В первую секунду всё было нечёткое: неясные формы и искажённые цвета — но он уставился на того, кто говорил, и, когда в глазах прояснилось, он различил длинные тёмные волосы и нимб очень знакомого человека. Он с трудом смел надеяться: — … Алиса? Но ангел кивала, прогоняя тени, что затмили её лицо, губы облегчённо вытянулись в улыбку. — Да! Да, это я! Видишь? Всё в порядке! Другая рука появилась на плече, больше и тяжелее её рук, и когда он повернулся туда, лицо, которое он там увидел, вернуло истинную ясность всему вокруг. — Нормально себя чувствуешь, дружище? — спросил его Борис, и этот звук наполнил Бенди такой лёгкостью, такой радостью... Борис тут, он не был мёртв, он жив! Он даже не осознавал, что делает, да и заставить не мог себя соображать, когда обвил руками шею волка, сжимая его так, будто тот мог в любой момент испариться, очень сильно пытаясь сдерживать себя, чтобы не заплакать, как ребёнок. Борис тихонько хрюкнул от внезапного и неожиданного контакта, но не оттолкнул Бенди. В ответ он утешительно похлопал его по спине, успокаивая: — Ну-ну, всё хорошо, приятель. Всё хорошо. Бенди не спешил отрываться от него, взамен задержав внимание на том, как грудь волка поднималась и опускалась, как ей и положено, наслаждаясь звуком жизни внутри. Но пока он слушал, наконец расслабившись, до него всё отчетливее стал доходить почти непреодолимый запах цветов и древесного дыма. Густого древесного дыма. Слегка прокашлявшись, он слез, немедленно протирая лицо, чтобы скрыть любые следы слёз. Но ладонь оставил на руке Бориса, не желая его отпускать насовсем. Тогда заговорил другой голос: — Шеф? Ты в порядке? Он поднял голову, и сердце снова омыло чувство успокоения, при виде присевшего рядом с ними Генри. Генри, чей взгляд был тёплым и заботливым, не озлобленным, не испуганным, его Генри. И сейчас ему пришло в голову, что теперь… теперь он в настоящем. Это реальное. И хотя у него в голове пока каша после увиденного секунды назад, теперь он проснулся и узнал достаточно, чтобы всё понять… это был просто сон. Страшный-престрашный сон. Этого было достаточно, чтобы он совсем обмяк. — Эээ… — он помотал головой, движением расчищая мысли. — Я… думаю, да? — Уверен? — уточнила Алиса, и хотя обычно его подобное раздражало, он и заставить себя не мог так реагировать. И тогда вмешался более задорный голос: — Что ж, похоже никаких побочных эффектов нет! Слава провидению, я уже боялся, что ладан был лишним! Бенди взглянул поверх троих вокруг него и улыбнулся — немного в стороне стоял никто иной, как Джоуи Дрю. В одной руке у него ароматическая палочка, а в другой… один из его фолиантов, и хотя он и улыбался, что делал всегда, но и на нём был ореол облегчения. Когда Бенди увидел его, тот улыбнулся: — Здравствуй, чертёнок мой. Рад видеть тебя снова на яву. — Эм… я тоже? — сказал он, не совсем уверенный, как отвечать на такое, но всё же довольный, что проснулся. Он покашлял снова — всё тот же запах раздражал его нос — и только тогда заметил, что комната вокруг, помимо того, что она такая, которой он её помнил (чистая и упорядоченная, и правильная), заставлена… множеством свечей и ароматических палочек. Этого было достаточно, чтобы пробудить его естественное любопытство. — Что, э… что произошло? На это Генри закатил глаза: — Джоуи взбрело в голову экспериментировать с осознанными сновидениями. Но «по-джоуйски». — Ну, мне показалось это увлекательным! — Джоуи защищался, но выглядел он на йоту мягче обычного. — Я подумал, что щепотка колдовства сделает их более ясными, и поможет легче расшифровать по пробуждении! Но, кхем, я, возможно, неверно прочитал пару строк и направил заклинание… не на того. Мультипликатор и двое друзей-мультяшек одарили Джоуи таким взглядом, который он получал далеко не первый раз. Но Бенди лишь ещё больше успокоился. — Сон, да? Это был просто сон? Ну, а что же иначе? Ничто из тех страшилок не могло произойти на самом деле. Но так приятно было услышать это от кого-то другого. Он заметил, как четверо переглянулись, озабоченно, обеспокоенно… и, покраснев от тихого смущения, Бенди поднял руки: — Я… э, ну то есть конечно это был сон! Настоящим это никак не могло быть! К сожалению, не по всем можно было сказать, что они убеждены, но старый-добрый Генри (его Генри), всегда понимавший, когда он действительно не хотел о чём-то говорить, похлопал утешающе мультяшку по плечу, кивая: — Да. Просто сон. — Но… — мягко начала Алиса, — если ты хочешь поговорить о нём… Бенди сразу замотал головой. Нет, он никогда больше не хотел о нём думать. — Нет, — это прозвучало немного грубовато, и он попробовал смягчить тон. — То есть, это же просто сон, да? Не настоящий! Так что нет смысла его обсуждать. Алису это не убедило, но Генри аккуратно привлёк её внимание: — Слушай, не хочешь пойти и сообщить остальным, что он проснулся? Ангел секунду смотрела на него, потом кивнула. Однако, покидая комнату, она всё равно кинула ещё один тревожный взгляд на Бенди. Остальные… Сьюзи, Сэмми, все. (…кричат о спасении, просят пощады, умоляют о конце…) Бенди резко шлепнул рукой по голове останавливая спутанные мысли. Нет. Это был просто сон. С товарищами всё хорошо. Все были в порядке. — Все до сих пор тут? — спросил он, поглядывая на двух людей в комнате и тихонько выискивая, чем бы себя отвлечь. Отложив в сторону ароматическую палочку, Джоуи подошёл и присел на колени, чтобы смотреть в глаза мультяшке. — Что ж, сейчас уже середина дня. Самый разгар работы! — Середина дня?! — Бенди подскочил, растопырив глаза. Нет, не могло быть так поздно! — Сколько же я спал?! Генри, Джоуи и Борис переглянулись, выглядело это очень подозрительно, будто они избегали взгляда мультяшки. И это не было хорошим знаком. — Не… слишком долго, — пожимая плечами, сказал Джоуи, — Максимум, день. Но…! — День! — Бенди закричал. — Я проспал целый день! Борис успокаивающе похлопал его руку: — Это не так уж плохо, Бенди. Все следили за тем, чтобы работа выполнялась и чтобы всё шло гладко! Ты был просто, э… — На больничном, — аккуратно закончил Генри, хотя Бенди это не больно успокаивало. Эхх, ему придётся разобрать столько всего, просто чтобы убедиться, что ничто не пошло наперекосяк! — Ничего такого, что бы не излечили немного колдовства и дымок! — сказал Джоуи, победно взмахнув рукой. Но тут его рука внезапно и быстро опустилась, и лицо старика приобрело более раскаянный вид, такой вид, который очень-очень редко у него появлялся. — Ну, а если отбросить все эти излишки… ты точно себя хорошо чувствуешь, Бенди? Нечаянный получатель ты, или нет, но этот сон, похоже был… очень ясный. Если про себя… нет, не совсем хорошо. Потребуется некоторое время, чтобы окончательно оправиться и вычленить ту кошмарную реальность из центра своего сознания в какую-нибудь дальнюю, редко посещаемую ячейку. Но Джоуи смотрел с необычайным сожалением, у Генри на брови до сих пор была складка, Борис опустил уши, и кто знает, что остальная команда станет о нём говорить. Да и, к тому же, он сам хотел приступить к работе, и если бы он стал драматично втирать, каким ужасным был какой-то глупый кошмаришко, они бы ни за что своевременно его не отпустили. А работать было хорошо. — Эй, это всего лишь сон, — поджав плечи, сказал им Бенди. — Ничего такого, чему не поможет капелька цветной туши, так? — Ну, — Джоуи поджал губы, поглядывая на фолиант в руке, — полностью переводится, как «окно в другой мир», но это звучит прямо как… уф! Генри опустил увесистую руку ему на плечо, и Бенди вообразил, как мужчина сжал это самое плечо немного крепче, чем требовалось. — Да, просто сон. Но если тебе нужно отдохнуть… — Нет, я и так уже достаточно наотдыхался! — Бенди сказал решительно. Он выкарабкался из ящика (боже, сколько он там пролежал?), не желая больше находиться в постели. — Ну так, никто не хочет ввести меня в курс дела? Он ушёл от разговора и знал, что они это поймут, и огромное им спасибо, что ему уступили. И, слава богу, после этого всё стало более-менее нормальным. Но если он тратил чуть больше времени, наблюдая за сотрудниками, никто не возмущался. Если проверял Бориса чаще нужного, волк принимал это с добродушием. Если задерживался, работая с Генри, старик понимающе улыбался. Если чуть дольше обычного играл с Джоуи на фортепиано, его создатель с радостью играл с ним вместе. И так до тех пор, пока всё, что он пережил, не стало, наконец, тем, чем он пытался называть это с самого пробуждения: это был просто страшный сон.