***
Я снова выжил, Но проиграл в войне Знаешь, плевать В море ты Или В болоте, Когда ты уже на дне.
Хрустальный свет маленькими шагами пробирался к Хистории, окрашивая запекшуюся кровь у виска в некрасивый алый цвет. Она изнывала от боли, лишь иногда поглядывая полуоткрытыми глазами на Микасу. Одежда местами порвана и заляпана уже сухой грязью. С ресниц сыпется несколько дрожащих слез, в последствии растворившихся в воздухе. Её тело было покрыто синяками и ссадинами, которые в будущем превратятся в шрамы, словно Райсс вернулась с очередной вылазки. Ещё чуть-чуть и она заскулит, подобно раненому животному. Всё вокруг казалось первозданно чистым, нетронутым металлическими пулями и не задетым этими худшими качествами человека. В любом случае монотонная тень скроет недостатки людской души, но не сделанное ей. В небе зияла ярая дыра, куда несколькими минутами назад провалился Леви — так мерещилось Аккерман. Как бы далеко Микаса не уходила от Леви, всё это время она была душой с ним, вернее, какая-то необъятная сила притяжения заставляла вернуться к нему. Она переживала за него? Снаружи никогда, в мыслях всегда. Однако она с легкостью могла обмануть себя, найти оправдание, которое с любой ситуации будет уместно, к примеру, что во всем виноват обмен тел, а не она сама так захотела. От первого выстрела Кенни все птицы разом разлетелись, а теперь они пугливо возвращались назад к чашевидным гнездам в неровностях крыш. Еле слышное шуршание сухого кустарника, тревожное хлопанье крыльев, открывавшиеся и закрывавшиеся двери только проснувшихся людей — всё эти звуки разрывали тишину. Проклиная себя за то, что не сумела перерезать горло в нужный момент ублюдку, девушка обессилено упала тонкими коленями на черепицу. Определенно бесполезна. Слишком уязвимая. Не смогла среагировать. Испугалась, как никогда не пугалась в детстве остолопов примерно в полтора раза выше её, которые на постоянной основе давали пинки Эрену или Армину. Она не могла определить, чем вызван этот животный, пронзающий до костей страх, который заставляет замирать глаза в немом ужасе, который не дает попытку двинуться или сбежать, который накрывает с головой всё существо и перекрывает воздух к легким — настоящая Аккерман совсем не такая, не такой и Леви. Они оба запутались. Её необходимо взять себя в руки, сжать кулаки и спасти хотя бы Хисторию, которую по её вине, как надоедливую мушку, чуть ли не прихлопнули. Она скользнула к ослабленному телу Райсс, которое мертвым грузом покоилось на крыше. Лишь вздымающаяся грудная клетка говорила о том, что она не покинула этот мир. Микаса с размаху выбросила два поломанных коротких лезвия куда-то вниз и с лязганьем заменила их на новые. Баллон газа Хистории был полон, и она не понимала, почему та даже не предприняла попытку бежать, однако сейчас не время задавать вопросы, и, поэтому, не спрашивая, Аккерман заменила газ — свой она израсходовала ещё несколько часов назад, когда бросилась на звук выстрела, ударившегося эхом об стены. — Ты жива? — обеспокоено интересуется она. Получая слабый кивок, Микаса подхватила девушку. Теперь главная цель: добраться до больничного крыла Легиона Разведки. «И тогда эта история будет закончена», — она знала, что это совершенно не так, но без надежды на лучшее можно было сразу бросится пластом вниз — также глупо и незатейливо. Они летели, словно погружаясь во влажные, тяжелые тучи и выныривали из просвета между ними. Окошки с приходом нового дня начали отдавать бликами и неясными очертаниями неба. На секунду ей показалось, что сзади кто-то есть, что кто-то хвостом идёт за ними, практически наступая на пятки — это заставило её озираться, изредка поворачивать голову назад, прислушиваться. Никого не было, лишь дымка пыли вдалеке. Когтистое существо скреблось, царапало внутренности, проводило точное прямые линии от шеи по позвоночнику и до живота. Не паника, но не спокойствие. Или ускоряться. Или остаться на месте. До этого её никогда не подводило шестое чувство, а теперь она не могла верить ему, предательски продолжая лететь вперед. «Невидимых врагов не существует? Ведь так?» — Сколько прошло времени? — хриплым голосом спрашивает Хистория. — И такие вопросы тебя сейчас интересуют? Повисло молчание. — Минут двадцать, — отвечает девушка, крепче хватаясь за соскальзывающие ноги Райсс. — Нам срочно нужно найти бинты. Неожиданно для себя Микаса обнаружила, что совершенно не устала за последние две ночи. Её руки не дрожали, сердце не билось слишком часто, а кровь не пульсировала в ушах. Казалось, что она спокойно могла бы не спать ещё как минимум ночь — вот какое тело настоящего бойца. Она была готова поспорить, что и лицо нисколько не потеряло своего цвета и оставалось таким же свежим — Сэр, бегите, — в её голосе она услышала истеричные нотки, на которое нельзя было не обратить внимание. — О чём ты? Пустые голубые глаза, как кукольные, замерли на ярком оранжевом полотне переливающегося огня, которое взрывной волной прогремело над головой Микасы и практически поглотило языками пламени её плоть, расходясь неровными лучами в разные стороны. Она не успела совсем чуть-чуть, когда в мгновении ока отпускала Райсс на землю, можно сказать, кидала, чтобы её не задело. Мощный удар накрыл её тело, отбрасывая в сторону, что жуткая боль начинает пронизать внутренние органы, и первый кашель окрашен в бордовый. Изогнувшись, она съезжает по коре дерева. — Чёрт! — запрокидывая голову, кричит девушка. Она хотела ударить кулаком об землю, но не смогла. Её хорошо приложило. У обычного человека уже все кости были бы переломаны или даже хуже — мгновенная смерть, возможно, от шока. — Так-с, так-с, так-с, кто же это у нас здесь? — неприятный голос мужчины прорезает слух. — Ты не знаешь, дорогая Траут? Ей не стоило открывать глаза, не стоило вновь смотреть в лицо смерти, когда дуло пистолета направлено в лоб. Она представила, как вытекает серая мозговая жидкость, смешавшаяся с кровью и черепной коробкой, от выстрела и тут же откинула навязчивую мысль. — Заткнись, Дюран, — на удивление раздраженно выдает та, склонившись над Хисторией, которая была в паре метров от неё. — Что ты горячишься? — оборачиваясь к женщине, спрашивает он. Ему действительно было непонятно, почему его напарница так недовольна. — Мы практически прихлопнули крысу! «Крысу?», — её позабавил тот факт, что о Леви Военная Полиция была не самого лучшего мнения, хотя этот человек всё время спасал их задницы. Она не пыталась вникнуть, почему эта неприязнь превратилась в уничтожение противника. Карвен лишь хмыкнула. — А, я понял, в чём дело, — с непонятным для окружающих упреком произнёс Дюран, злостно вдавливаясь сапогом в плечо Микасы. — Этот узкоглазый из Разведки тебе нравится, так Траут? Она определенно симпатизировала ему. Всё это напоминало нелепую сцену ревности, где муж нашел любовника своей избранницы и пытается его за это наказать, тем самым и преподав урок ей. Дюран напомнил Аккерман о том, что в мире нет человечности, что между ними ничего не существует, кроме борьбы за существование, и каждый выживает, как может, в этом «свободном» и совершенно неправильном мире (эгоистичности). И каждое животное, которому можно приписать сущность человека, съедает, заканчивает пищевую цепь, надламывая принципы общества. Кто-то скажет, что такова природа человека, но нет, каждый сам определяет, когда ему стоит остановиться и сказать «я изменился». — Оставь его, — с каким-то мимолетным страхом в глазах отвечает Карвен. — Ты же слышал, что сказал Кенни. — А какая разница, что он сказал?! — воскликнул мужчина. — Это ты ему чуть ли не дала присягу везде подтирать ему, и, поэтому каждый раз трясешься. — Это ложь, мы здесь ради одной цели! — Моя цель — это искоренять негодных людей Полиции, — первый удар всё тем же сапогом прилетает в щеку Микасе, оставляя пульсирующую практически надорвавшуюся кожу. — Я теперь здесь главный, а не Кенни! Живительное действие предают слова Дюрена Аккерман. Пальцы наконец-то начали поддаваться и двигаться. Непонятное ей оцепенение закончило своё действие. А затем, в одно мгновение, лицо девушки надломилось. Она перехватывает руку мужчину, который хотел нанести удар, и первый хруст с протяжным громким взвизгом, напоминающим заруб свиньи, вылетает из его груди, принося удовольствие Микасе. — Тебе стоило быть внимательнее, а не болтать, — произносит девушка, затыкая его рот лезвием и надавливая, что его стало видно, выходящих из головы. Капли горячей жидкости струей прыснула в лицо, стекая по шеи и уходя под блузу, когда она вынимала клинок. Из артерий и перерезанной глотки лилась кровь. Его тело падает, создавая целую лужу. А глаза Аккерман горели всё тем же безумием. — Дюрен! — последнее, что кричит женщина, не успевая среагировать, и пули пролетают мимо. Ярость по-прежнему предавала ей силы, когда она с размаху врезалась двумя лезвиями в живот Траут, практически распарывая его на две части.***
Поцелуй был не долгий — всего пару секунд до решающего удара. Губы Кенни сухие, неровные, совершенно безвкусные, хотя Леви и не пытался распробовать их на вкус. Клыки истязали нижнюю губу, что образовалась небольшая припухлость. Щетина неприятно царапала подбородок, маленькими иголками впиваясь в кожу. Отвратительно. Позор, стоящий внимания людей. Позор, от которого не отмыться мылом или порошком. Позор, который теперь надолго запечатан в его памяти. Аккерман надеялся, что если ему ещё придется в этой жизни целоваться с кем-либо, то он не будет представлять лицо Кенни Давно забытые воспоминания нахлынули на Леви, те самые, которые лучше припрятать в запретном ящике и, закрыв на ключ, больше никогда не отпирать его, однако эти скелеты — они не угомоняться просто так, и именно сейчас этот скелет прошлого стоял перед ним. Петра Рал. Девушка, подарившая ему поцелуй несколько лет назад. Неожиданный и чувственный. Аккерман знал, что она любила его, что постоянно смотрела, когда он отворачивался, но не испытывал взаимности, стараясь всё больше отдаляться от неё. И вот. Он стоит на главной площади перед её отцом, замечательным мужчиной, который, кажется, счастлив, что они вернулись, но Петры среди них не было. Она мертва. Поцелуй не был наполнен ровным счётом ничем. Остервенелый, будто ненастоящий. Такой же мерзкий, как и сам Кенни. Такой же лживый. Он и предположить не мог, сколько глупых девиц лобзали эти губы, сколько были после этого лишены своей чести, брошены, унижены, и, главное, уничтожены. Боже. Это могло вызвать только ненависть, сравнимую с мощнейшей бурей, где надежды, медленно уносимые воздухом, погибают, не успевая спастись, и меркнут в тёмном небосклоне, где мать, спасая своего ребенка, произвольно идёт на яркий огонёк смерти, где юный солдат прощается со своим отцом, пересекая адову черту. Этому ублюдку определенно не стоило появляться на свет. Он представил, как далеко зашел бы Кенни в своих домогательствах, если бы ему не удалось прокусить тому губу, практически вырвать куском её и выплюнуть куда-то вниз. Он тихо замычал от боли, но сдержал вой или крик. Леви видел, как его рот наполняется стремительно кровью. После чего он вырывается из его хватки и отталкивается ногами об живот, перевернувшись в воздухе через спину и со свистом летя вниз. Однако на этом схватка ещё не закончилась. — Мелкая тварь, — кричал он, целясь ружьем ему в голову, — тебе не скрыться! Один из дротиков практически попал в шею, если бы он не успел среагировать и отшатнуться в сторону. Леви не знал, что Военная Полиция обладает и таким арсеналом боевого оружия. Ему определенно стоило быть внимательнее, чтобы тот не выкинул новый трюк. — А как же? — кричит в ответ он, заворачивая за угол. Сейчас единственным планом оставалось обогнуть несколько домов и со спины напасть на Кенни, но Аккерман боялся, что газа может не хватить, да и его соперник не такой простой. Полное противостояние реальности, напоминающее игру в кошки-мышки, но Леви не желал быть не тем, не другим. — Крыса хочет сыграть в прятки? — спрашивает мужчина, остановившись там, где был Леви несколькими секундами ранее. Вдруг раздался шум, напоминающий скрежет лезвия с другой стороны домов, куда кинулся Кенни. — Вот я и нашел тебя! — на удивление он обнаружил клинок, валяющийся посреди пустой улицы. Именно в этот момент Леви набросился на него со спины, метя в трепещущую артерию ножом, но успел лишь провести царапину до того момента, как Кенни перехватил запястье и, выкинув ружье, свободной рукой схватился за его горло. Он был не только выше него, но и сильнее. Спустя какое-то время клинок воткнулся в землю. — Ты думаешь, у меня есть врёмя на это? — ноги Аккермана уже не касались земли, а пальцы всё сильнее сдавливали гортань, не давая дышать и оставляя синяки. — Смотри внимательно. Откинув свой плащ, Кенни показал на сигнальный пистолет, хранящийся в кобуре. — Если ты дальше будешь продолжать так себя вести, то я дам сигнал своим ребятам и, они убьют твоего, хах, любимого. После этого он ослабляет хватку и бросает его тело в сторону. Громкий кашель вырывается из груди Леви, что доставляет Кенни удовольствие, и его губы растягиваются в лукавой ухмылке, оголяя ряд белых зубов. — У меня есть к тебе предложение, от которого ты не сможешь отказаться, — он пронзительно смотрит на его изгибающееся тело. — В подземном городе, надеюсь, ты наслышана о нём, проходят смертельные бои, и я кучу монет отдал жирной свинье за своего выдвиженца. Так вот, считай теперь себя избранной. Или тебе перегрызут глотку, или ты выпустишь когти.***