Carpe Diem

— Ты не хочешь об этом поговорить?.. — Нет. Джек пожимает плечами и поднимает руки — мол, раз не хочешь, то дело твоё. Габриэль всеми силами пытается вести себя, как будто ничего и не было. И всё совершенно нормально. Вот только сильнее и заметнее бесится каждый раз, когда ловит на себе вопросительные взгляды. Рейес как-то подчёркнуто пытается едва ли не каждому в лицо рявкнуть, что всё в порядке. Совершенно. Ничего не произошло. Всё как всегда. «Может, Вам отдохнуть, Босс?» — рискует кто-то в суматохе подать голос. Командир в толпу вгрызается взглядом и если бы не взбесивший его стук под капотом машины — неизвестно, чем бы всё кончилось. Вечером Моррисон подходит с прежним вопросом: — Так не хочешь поговорить об этом? — садится на подлокотник дивана. Перебирает деревянные чётки в руках — и бесит этим до зубовного скрежета. — Нет. — Всё было так плохо? Рейес встаёт из-за стола как-то слишком резко. Опрокидывает стул, бьётся коленями о крышку. В комнате повисает тяжёлое, давящее молчание. — Послушай, я тебе… не из этих. — Этих? — Джек улыбается почти незаметно. Улыбка только неискренняя. Напряжённая. Ожидал, что разговор будет… таким. — Не гей. Это всё напряжение, нам нужно было расслабиться. Мы выпили, не понимали, куда всё может зайти. Да и вообще! — Рейес впервые за день поднимает на Моррисона глаза. — Я уже сказал, что не собираюсь об этом говорить. Забудь. Это всё ошибка и она не повторится. Джек в лице не меняется. Сидит и одну за другой перебирает в руках бусины. Медленно. Тихо ими шурша. — Я не гей. — В повисшей тишине это звучит как-то слишком жалобно. Гейб трёт переносицу, садится на край стола — сокращать дистанцию между собой и Джеком совершенно не торопится. — У меня девушки были. Всегда. Моррисон закатывает глаза — вот он, «главный гетеросексуальный» козырь. Если до этого были девушки (или в иной ситуации — парни), то это всё оправдывает. — Но тебе понравилось. Не было похоже, что ты… — Заткнись. Я не гей. — Хорошо. — Джек кивает и готов поклясться, что Гейб даже расслабляется и садится ровнее. — Ты бисексуал. — Чего?.. — У него, кажется, глаза округляются от непонимания или ужаса. Вдруг думает, что это хуже, чем гей? Джеку от этого как-то горько смешно. — Привлекают и девушки, и парни. — Послушай… — Те, кого парни не заводят, не раздирают зубами подушки и их не приходится затыкать всю ночь. А ещё они не подставляются. Слишком грубо — Джек даже жалеет, что не подобрал слов помягче, выдал эту информацию вот так, в лоб. Кажется, даже слышит, как трещит «абсолютно гетеросексуальное» восприятие этого мира у Рейеса. — Я не гей. — Упрямо повторяет он. Моррисон не выдерживает — ёкает где-то под ключицей от злости, усталости и разочарования. Да и на что наделся? Бред какой-то, но биться о стену отрицания он не намерен. Джек встаёт, окидывает Рейеса нечитаемым взглядом — сам не понимает, что к нему сейчас в большей мере чувствует: жалость или отвращение перед его трусостью. Уже у дверей зачем-то бросает единственную фразу, о которой сразу же начинает жалеть: — Если что, то до двух ночи я обычно занимаюсь улице. Он ни на что не надеется (а здесь уже обманывает себя). Габриэль в удушающей его тишине сидит ещё почти с час. Старается думать обо всём, только чтобы отвлечься от внутреннего конфликта. Забить отвращение к себе же под путающимися мыслями. И прекратить наконец-то прокручивать воспоминания о прошлой ночи (из-за пугающего осознания, что он хочет это повторить). Рейес плетётся непривычно для себя долго. Едва переставляет ватные ноги и борется с подступающей тошнотой. Не признаётся себе, что подташнивает его от страха и нервов, скрученных в тугой узел. Первое, что приходит ему на ум, когда он стоит меньше, чем в метре от Джека, это забитое «я всё ещё не гей». Моррисон хмыкает — мол, ничего другого услышать не ожидал. Но от резких фраз воздерживается. Первым из неподвижного оцепенения выходит Рейес — грубо за плечо дёргает Джека к себе. Морщится, когда тот наступает ему на ногу. Не разжимает пальцы, даже сдавливает сильнее. Прижимается щекой к мокрому и горячему виску. Зубы сжимает до боли. — Я не… — Ради Бога, заткнись уже. Моррисон за край рубашки рывком притягивает Габриэля к себе. Целует грубо, прикусывая губы. Жадно и беспорядочно, боясь, что в любой момент Рейес отпрянет — передумает или испугается, не переборет себя. И с каким-то облегчением осознаёт, что целуют в ответ его не менее настойчиво. Только через несколько лет сам Гейб будет вспоминать о том случае с улыбкой, не забывая напомнить Джеку, что шрам у него «где-то прям над задницей» появился как раз тогда. Но ведь никто из них даже не задумался, что грубо сваренные тренажёры — не самое лучшее место для секса.