Цветущий ликорис: вторая жизнь

      «Здравствуй, Анджелина.       У меня было много слов в голове и, возможно, я даже смог бы превратить их в слова, но стоит мне только взять в руки ручку и начать писать — ничего путного не выходит.       Не дай Бог ты сейчас смеешься с этого.       Если честно, я думал, что ты первая напишешь мне. Знаешь, иногда твоя смелость и наглость, граничащая с бесцеремонностью, меня вводит в ступор, если не выбешивает.       Зачастую именно ты была инициатором нашей переписки, но прошло уже достаточно времени, а от тебя ни слова. Не подумай, что я жалуюсь, я понимаю, что ты занята…       Собственно, какого черта я оправдываюсь?!       Если коротко, я просто хотел поинтересоваться как ты. Надеюсь, что лучше, хотя оправиться после такого потрясения действительно тяжело. Черт, очень тяжело подбирать слова, когда стараешься избегать слово «смерть».       Все ли хорошо с детьми? Хотя, если вспомнить о твоей ответственности, которая иногда выглядит как паранойя, и твоей семье, где каждый печется о твоем здоровье, с ними должно быть все хорошо. Девочку ты все-таки назвала Ребекка? А мальчика как? Если что, вопрос не из вежливости, мне действительно интересно — все еще помню, как ты ужасалась именем Диудон, которое тебе предложила матушка. Не пойми неправильно, но если ты действительно так назвала сына — ты испортила ему всю жизнь.       Хм, удивительно, но вторая часть этого письма (последние абзацы) получились не такими сумбурными.

Твой друг,

Дитрих.

P.S: Отправлю это письмо, если не смогу написать лучше. P.P.S: Не получилось.»

*****

      Траурное платье с недавних пор стало почти что повседневным, хотя период траура уже давно прошел. Тем не менее, черная вуаль все еще застилала мне глаза и такого же цвета кружевные перчатки невесомо обхватывали мои руки, держащие букет из желтых роз и ирисов. На локте болталась корзинка, содержимое которой позвякивало при каждом шаге.       Отвратительно хлюпала грязь под сапогами. В последний раз я была здесь на похоронах своего мужа, в разгаре лета, сейчас же конец осени, но если попытаться вспомнить что случилось со мной за эти месяцы… Ничего, будто мою жизнь поставили на паузу, жаль, что не вовремя.       Могилу миссис Потс я уже могла найти даже ночью, в кромешной темноте, настолько часто я здесь бывала. Это был чуть ли не особенный ритуал и какой-то извращенный вид мазохизма — приходить сюда и оставлять цветы. Я никогда не молилась, не веря в Бога, и попросту считая это дело бессмысленным. В любом случае, что я могла бы сказать или мысленно пожелать? Чтобы Шарлотта Потс попала в Рай? Из уст атеиста это звучит оскорбительно. Тем не менее, я каждый раз прикрывала глаза, пытаясь представить, поверить, что эта статная леди переродилась также, как и я, не помня свою прошлую жизнь. Я могла и не приходить сюда, к ней, не оставлять на надгробии несколько золотых роз, но все равно делала это как минимум потому, что леди Шарлотта не должна быть забытой, не заслуживает этого. На самом деле сначала мне становилось легче, я будто утверждала, что являюсь хорошим человеком, сейчас же, отбросив бессмысленную ревность также, как и бессмысленную любовь, я делаю это в качестве извинения и покаяния.       В этот раз я оставила на её могиле желтые розы и ирисы, такой же букетик я «подарю» Габриэлю. С этих цветов все началось, так пусть ими же и придет конец этой истории.       Развернувшись, направилась к могиле доктора Брикмана, человека, который научил меня многим вещам, человеку, из-за которого я падала вновь и вновь, а он не подавал руки, к отцу своих детей, зачатыми не в лучшие дни.       В глубине души я боялась, что стоит мне увидеть надгробие, мне будет очень больно, на меня будто обрушится реальность и придавит к земле, не позволяя дышать, но все, что я почувствовала, это лишь легкий укол сожаления и скорби. Никакого взрыва эмоций, даже не пустота. Я смотрела на вырезанное на камне имя — Габриэль Брикман — и ничего, будто это была обыденность.       — Здравствуй, Габриэль, — почему-то вырвалось у меня, и я тут же пренебрежительно фыркнула, — Да уж, исповедовать около твоего мертвого тела мне было недостаточно, раз я снова с тобой разговариваю.       Ответом мне было молчание, лишь где-то вдалеке каркал ворон.       Положила букет цветов на могилу, попутно объясняя, что ирисы не только у него, но и у его возлюбленной. Это часть их истории. Конечно, говорить с мертвецом бессмысленное, если не жуткое занятие, но поделывать все в молчании — угнетало.       Осмотревшись и не увидев никого, достала из корзинки, которая все еще висела у меня на локте, маленькое покрывало. Сев на него прямо около могилы, я также достала бутылку красного вина, которое тут же разлила по бокалам.       — Что же… За меня, — провозгласив тост, сделала глоток, прикрыв глаза и оперевшись на надгробный камень.       Сидя так, я могла представить, что не одна, что спиной я прижимаюсь к Габриэлю, который обнимает меня холодными руками.       От этой фантазии по спине прошелся холодок, будто душа доктора действительно находилась около меня.       Больная фантазия больного человека…        — У нас мальчик и девочка — Гилберт и Ребекка. Они родились в день твоей смерти, представляешь? На самом деле ты так не вовремя умер, — призналась я, будто Габриэль и правда мог меня услышать.       Это было правдой — эти четыре месяца были для меня сущим кошмаром: я переживала за детей, за их здоровье и не могла уснуть на нервной почве. Мои дети — Гилберт и Ребекка — выглядели намного лучше, чем четыре месяца назад, когда я впервые увидела и взяла их на руки. Все это время мне было страшно даже дышать около них, настолько хрупкими и болезненными они были, а о спокойном сне и вовсе можно было забыть — я попросту не могла уснуть, накручивая себя, что кто-то из моих малышей может не проснуться больше. Как бы не успокаивали меня родители и сестра, я все равно не могла прийти в себя. В такие моменты мне все больше не хватало Габриэля, словам которого я бы безоговорочно поверила, ведь он мой муж, лучший доктор в стране и отец наших детей. Мне нужен был человек, который понимает меня и может не только поддержать меня, но еще и присмотреть за детьми. Тогда на помощь пришли родители, которые переживали и за меня, свою дочь, и за внуков, и Рейчел, которая всеми силами старалась помочь, отвлечь от дурных мыслей и ей это почти удавалось. Она в открытую умилялась и говорила, что Ребекка похожа на меня в детстве: с таким же красным пушком на голове и алыми глазами. Тот факт, что все младенцы невероятно похожи друг на друга её и вовсе не смущал.       Ночью, когда никого не было, все повторялось: я опять не могла уснуть и все порывалась встать с кровати и пойти в другую комнату, где нянечки и кормилицы присматривали за детьми. В одну из таких ночей заскочил Грелль и, увидев меня в таком состоянии, тут же потащил обратно в кровать. Именно он обнимал меня ночью, прижимал к груди и гладил по голове, слушая мои сдавленные всхлипы и несвязные бормотания. Жнец даже пытался меня подбодрить и каждый раз с уверенностью заявлял, что Гилберта и Ребекки Брикман нет в Списке, то есть они будут живы, никто не заберет их пленку воспоминаний.       В те дни никому не было легко: отец взял на себя мою работу — заботу о лечебницах, которые мне принадлежат, сестра большинство времени проводила в дороге, наведывая меня и возвращаясь в особняк Фантомхайва, Грелль разрывался на части из-за трудной сверхъестественной работы и меня, а я каждый день морально изводила себя. Даже когда доктор осмотрел моих детей и сказал, что опасность миновала, я все равно не могла сразу же расслабиться. Понадобилось несколько дней, чтобы я поверила в эти слова и смогла выдохнуть.       Вздохнула, допивая вино и тут же наливая еще. Второй бокал стоял на могильном камне и, честно, мне было бы очень интересно узнать, как все это выглядит со стороны.        — Я знаю, что кто-то подстроил твою смерть, ты это предвидел, но даже не оставил записки, эгоистичный старик. Ты будто бы предупредил об этом Фантомхайва, но не меня. Почему?       Тишина, только ветер ударил в лицо.       Я действительно не понимала его. Что он сделал, раз его решили устранить? Почему Габриэль перед своей смертью поехал к Цепному Псу? Что он ему сказал?       Что происходит?       Так, сидя у могилы своего мужа, я допила всю бутылку вина и в какой-то момент даже задремала.       Мне снился странный сон, в котором я видела себя со стороны, уснувшую около могилы своего мужа, а напротив сидел Габриэль, изучая меня взглядом. Он был в костюме, в котором его хоронили и в общем выглядел также, как в день его похорон. Это была жуткая картина: как покойник склонился надо мной, протягивая свои руки, будто желая обнять, но вместо этого он просто приподнял мою черную вуаль.       Доктор наклонился еще ближе, и я почувствовала, как мое лицо ласкает холодный ветерок, хотя вокруг все будто замерло. В тишине Габриэль гладил мое лицо и выглядел так печально, будто вот-вот заплачет от душевной боли. В этой же мертвой тишине к нему будто подплыла другая фигура, в которой я узнала миссис Потс. Она держала в руках букет, который я принесла сегодня, а потом невесомо прикоснулась к плечу Габриэля. Тот будто вздрогнул, резко поднял голову и замер, глядя на неё. Миссис Потс молча протянула Габриэлю руку, одним взглядом будто отдавая приказ: «Поднимайся», и доктор тут же встал на ноги, целуя протянутую ладонь. Я моргнула и вот предо мной уже не старики, которых я знала при их жизни: леди Шарлотта стала такой же, как на картинах доктора Брикмана, — златовласой красавицей с небесно-голубыми глазами, одетая в пышное коричневое платье с золотой вышивкой, — да и Габриэль изменился до неузнаваемости — уже не старик, а молодой юноша с прямыми каштановыми волосами, без бородки, в праздничном костюме. Эти двое выглядели так, будто находились на балу, а не на кладбище около своих же могил.       В тишине леди Шарлотта потянула Габриэля за собой и тот без раздумий сделал шаг вперед, но тут же остановился, неуверенно оглядываясь на меня. Женщина отпустила его руку, и доктор снова подошел ко мне. Я смотрела на то, как он склоняется над моим телом и целует в лоб, прощаясь и что-то шепча, тут же возвращаясь к своей любимой. Миссис Потс схватила его за локоть и, беззвучно рассмеявшись, потянула его за собой. Поднялся ветер, из-за чего я закрыла глаза, а когда открыла их…       …никого не было. Впрочем, чего это я, это ведь был всего лишь слишком реалистичный сон.       Ветер продолжал срывать листья с почти голых деревьев, но почему-то я не мерзла, даже памятник, о который опиралась спиной, не был холодным. Сонно моргнув, посмотрела вниз: на дне бокала были остатки вина, а сама я была укрыта слишком знакомым красным плащом.       Напряглась, когда поняла, что теперь здесь не одна, более того, я совершенно точно опиралась о чье-то плечо, на котором спокойно дремала. Сердце начало колотиться как безумное и я постаралась незаметно достать скальпель, спрятанный у меня в рукаве. Не знаю, является ли это нормальным, но я начала иногда носить его с собой после задания Фантомхайва, во время которого чуть не пострадали мы с Дитрихом, потом, после очередного задания, данного мне графом, когда я принимала у себя в поместье какого-то преступника, который прижал к моему горлу нож я удостоверилась в том, что носить что-то острое мне просто необходимо.        — У тебя нездоровая тяга ко всему, что связанно со смертью, — прозвучало над головой, и я рвано выдохнула, почти сразу же успокаиваясь, ведь этот голос мне был более чем знаком.       Подняла голову, встречаясь с внимательным взглядом желто-зеленых глаз. Естественно, это был Грелль, никто другой не мог бы прийти на кладбище и спокойно сесть около меня, будто в этом не было ничего странного.       Жнец сидел около меня, обнимая меня за плечи одной рукой, одновременно с этим придерживая накинутый на меня плащ, что укрывал меня от холодного ветра, а во второй его руке был бокал красного вина, который он не постеснялся взять с надгробия.       — Не говори глупости, — ответила я на его реплику, позволяя себе придвинуться к нему еще ближе, — Я думала ты дольше будешь пропадать.        — Сегодня вместо меня поработает Рональд — он мне должен, — отмахнулся Грелль, послушно обнимая меня еще крепче.       Сатклифф посмотрел на меня, многозначительно приподняв бокал.       Хмыкнула и проделала то же самое, наслаждаясь тихим звонов бокалов. Кажется, пить на кладбище с кем-то из жнецов стало моей особой традицией: сначала был Гробовщик, теперь Грелль…        — Поедешь со мной домой? — спросила я спустя минуту.       — Пф, естественно! Посмотрю на твою личинку.       — Не называй мою дочь так, — строго сказала я, легко ударив того локтем в бок, с наслаждением слушая его преувеличенный крик боли, — И у меня еще есть сын, или ты забыл о его существовании?        — Не забыл, но никто его «красавицей» не называл.        — Ты ужасный человек, Грелль…        — Все вокруг такие жестокие! Что ты, что Уильям меня оскорбляете и физически издеваетесь! — воскликнул Сатклифф, помогая мне подняться на ноги.       Тихо засмеялась, даже не думая оправдываться или возражать — Грелль, как всегда, преувеличивает, да и не похоже, что он всерьез обижается на что-то, иначе он не накидывал бы мне на плечи свой любимый плащ, не поправлял бы черную вуаль и уж точно бы не стирал помаду на моих губах, которая немного размазалась.       Грелль всегда был такой — милый, немного эгоистичный, но все равно заботливый, и ничего не изменилось даже после того поцелуя, который даже и не является им, простое прикосновение губами. Мне ни разу не пришло в голову, что кто-то из нас будет избегать другого, максимум — чувствовать неловкость, но даже этого не было, что очень тешит.       — Что мне не нравится, так это то, что ты была одна на кладбище. Ты вообще головой не думаешь? — спросил Грелль, стоило нам сесть в экипаж и двинуться с места.       — А кто бы последовал за мной сюда? — спросила я, считая это риторическим вопросом.       Тем не менее, Грелль нахмурился, будто действительно раздумывал над ответом, и с каждой секундой казался все более мрачным.        — Тебе нужно найти нового дворецкого, — это прозвучало резко, даже грубо с его уст, заставляя меня дернуться и в неверии посмотреть на него.       Но жнец не шутил, смотрел серьезно, не отводя взгляд и скрестив руки на груди.       — Ты бросаешь меня? — слабо уточнила я, тут же взяв себя в руки, стараясь унять нервную дрожь, которая охватила все мое тело.        — Бросаю? — изумленно переспросил Грелль, приподняв брови. Не успела я что-то сказать, как он подался вперед, опираясь руками по обе стороны от меня, — Ты моя Мадам Рэд, я заберу у тебя пленку воспоминаний когда придет время, поэтому даже не думай сбежать: я найду тебя в любой точке Великобритании.       Несмотря на то, что он старался угрожать мне, я почувствовала невероятное облегчение, даже тихо посмеялась с того, какая я глупая, раз решила, что этот жнец отстанет от меня так просто. В глазах напротив горел холодный мистически огонь, который мог пригвоздить к месту любого, заставляя замереть от ужаса, но я только протянула руки, смело обнимая Грелля за шею, с удовольствием вдыхая запах сладких духов, исходивший от него.        — Спасибо, это… успокаивает, — призналась я, мягко подталкивая того сесть около меня.        — Успокаивает? — с неверием уточнил Сатклифф, и я могла представить, как он хмурит свои тонкие брови в недоумении, — Я только что пригрозил забрать твою жизнь.       — Ты в очередной раз назвал себя моей Смертью. Что это, если не утешение и не обещание?        — То, что я буду твоей смертью не означает, что я смогу быть твоим дворецким.       Ах, так вот оно что: Грелль говорил найти мне нового слугу не потому что бросал меня, а потому что понимал, что не сможет все это время быть со мной, прислуживая и играя на публику. Не могу поверить, что я не смогла понять его слов!        — Я найду кого-то, кто будет мне так же предан, — уверенно сказала я, расцепляя объятья и игнорируя чужое: «Сомневаюсь».       Когда мы прибыли домой, меня тут же окружили слуги, помогая переодеться. Никто не видел Грелля, хотя он все это время был поблизости. Он даже был в моей комнате, где я спокойно переодевалась при нем, хотя Сатклифф услужливо отворачивался.       Мы лежали на кровати, когда служанки принесли спящих, а значит уже сытых детей, но Грелль все равно смотрел на них со священным ужасом, когда те двигались или морщились. Гилберт и Ребекка уже выглядели намного лучше и здоровее, уже не казались такими хрупкими хотя бы потому что теперь им было не шесть, а десять месяцев.        — Как твоя сестра поняла, что эта личинка похожа на тебя? — тихо возмущался Грелль, наклоняясь к Ребекке.       — Её зовут Ребекка, — напомнила я, ощутимо дернув того за волосы, которые он перед этим заставил меня придерживать: Грелль прекрасно помнил прошлый раз, когда малышка проснулась и, схватив его за красную прядь, не отпускала его, пока снова не уснула, — У неё мои глаза, наверное, поэтому Рейчел так сказала.        — Допустим. Но то, что она красавица — полная ложь. Задумайся, тебе врет твоя сестра!        — Я тебя сейчас с кровати сброшу, — вполне серьезно предупредила я, закатив глаза. Иногда он бывает просто невыносим.        — Я точно буду говорить правду, — клятвенно заверил меня Грелль, переводя взгляд на Гилберта, — И, так уж и быть, я помогу тебе выбрать стиль для сына.       Упаси реинкарнация!       Увидев в моих глаза чуть ли не священный ужас, Грелль обижено забормотал что-то себе под нос, но даже этого хватило, чтобы дети начали ворочаться и открывать глаза. Стоило им захныкать, как мы с Греллем, не сговариваясь, взяли их на руки, начиная укачивать. Малышка в моих руках тут же успокоилась, а вот сын открыл глаза, смотря точно на жнеца. Увидев, что он вот-вот заплачет, потянулась к нему, но Сатклифф поспешно всучил тому в руку прядь своих волос и удивительным образом это успокоило Гилберта. Я в ступоре смотрела на то, как ребенок потянул чужие волосы себе в рот, а Грелль с ужасом и брезгливостью наблюдал за этим.       Посмотрев на меня, он с видом великомученика простонал:        — На какие жертвы я иду, и ради чего?!       Закатила глаза, но не смогла сдержать улыбку, настолько по-странному милым это было.        — А почему мои дети тебя видят? — вдруг спросила я, вспоминая, что в прошлый раз Ребекка смотрела точно на жнеца и даже могла спокойно прикоснуться к нему, когда слуги даже не знали о его присутствии в комнате.        — Ну, я держу его, — странным тоном протянул Грелль, кивая на моего сына в своих руках, — Сейчас меня увидела б даже твоя прислуга.       — Но в прошлый раз…        — А, ты об этом! — воскликнул Сатклифф, наконец поняв, что я имею ввиду, — Дети всегда видят больше, чем взрослые. Даже животные видят жнецов… Особенно собаки, — Грелль поморщился, видимо, вспоминая не особо приятные моменты, связанные с этими созданиями.        — Удивительно…        — Да уж, почему именно собаки?! Это унизительно — убегать от них!       Хмыкнула, наиграно-утешительно погладив Грелля по голове. Совсем как большую собаку.       Видимо, он подумал о том же, раз посмотрел на меня исподлобья и мрачно уточнил:        — Ты издеваешься?        — Нисколько, — покачала головой я, садясь ближе к Греллю, так, чтобы наши плечи соприкасались, и положила голову ему на плечо.       Сатклифф как-то особенно тяжело вздохнул и, приподнявшись, укрыл наши ноги одеялом.       Прямо как на кладбище…       Наверняка со стороны выглядели как настоящая красноволосая семья. Я неприкрыто любовалась тому, как выглядят дети на наших руках, как Сатклифф держит моего сына — на удивление, правильно — и не могла перестать улыбаться. Даже когда Грелль уснул, я не могла не смотреть на него, на родных мне людей. Когда жнецы спят, они не дышат, и поначалу мне было не по себе от того, что около меня находиться бездыханное тело, но потом даже это стало нормой.       Прикрыла глаза и вздохнула. Почему-то я вспомнила сегодняшний сон, в котором Габриэль, попрощавшись, ушел от меня, придерживаемый Шарлоттой Потс. Несмотря на то, что я вспомнила доктора, мне уже не было так одиноко, потому что сейчас меня обнимал Грелль, а дети спокойно спали около нас. Сейчас, в моей комнате, существовали только мы четверо и нет места даже воспоминанию о Габриэле Брикмане.       Покойся с миром, ведь я не одинока.

*****

      Через некоторое время наведалась в особняк Фантомхайвов. Наверное, я бы и не приезжала сюда, если бы не моя Рейчел, которая все еще сильно беспокоилась о моем ментальном здоровье. Это она сказала мне чуть ли не напрямую! Её муж (какая гадость!) с елейной улыбкой сказал, что переживает как бы я не свихнулась полностью, ведь и до этого я не была нормальной. Он, конечно, был прав, но это не помешало мне сделать гримасу отвращения, а потом с удовольствием наблюдать, как Рейчел сильно ущипнула его за бок, заставляя на секунду сбросить маску высокомерия. Сама же сестра хоть и не была довольна такой грубой формулировкой, но все равно с беспокойством и участием смотрела на меня, заставляя уже вполне искренне закатывать глаза.        — Рейчел, дорогая, все нормально, — всегда повторяла я, погладив её по руке. В детстве именно так мы друг друга успокаивали.       Так что да, первым недостатком было чужое беспокойство. Вторым же…       Мы с Френсис одновременно тяжело вздохнули, уже не в силах смотреть на нежности Рейчел и Винсента, как граф с лукавой улыбкой что-то шепчет своей жене на ухо, а та смущенно улыбается, иногда краснея щеками, что, кажется, приводило Фантомхайва в полный восторг. Смотреть на чужие милования то еще удовольствие, а если еще и учитывать тот факт, что к этому еще причастен Фантомхайв — чуть ли не тошнило, но я все равно нахально смотрела на них, наиграно скучающе подперев подбородок рукой, иногда попивая чай и отвлекаясь разве что на Себастьяна, который, видимо, понял, что его хозяин в ближайшее время не доступен и переключился на меня.             Не думала, что это скажу, но я уже скучаю по тем временам, когда я не хотела приезжать в родовое поместье Фантомхайв из-за неприязни к графу. Теперь я даже на сестру смотреть спокойно не могу!        — Ради всего святого, прекратите! — не выдержала Френсис, с громким звоном поставив чашку на блюдце.       Рейчел вздрогнула, тут же подарив улыбку, полную искреннего сожаления, а Фантомхайв недовольно взглянул на свою сестру, обреченно вздохнул:        — В последнее время ты стала еще более взвинченной.        — Твои волосы опять в беспорядке, — тонко намекнула ему Френсис, уже привычно потянувшись к гребешку в своем кармане.       Смотреть на то, как от такой, на первый взгляд, мелочи, бледнеет граф, было одним удовольствием. Находящаяся на четвертом месяце беременности Френсис выглядела одинаково угрожающе что со шпагой, что с гребешком в руке.        — Френсис, душа моя, не трать на него свои нервы, — влезла я, аккуратно обхватывая подругу за локоть. Хоть наблюдать за ними было действительно интересно, но маркизе сейчас действительно нужно поменьше нервничать, чтобы не случилось так, как со мной.        — «Душа моя», — певуче протянул Фантомхайв и, несмотря на предупреждающий взгляд Френсис, продолжил, весело прищурившись. - Это так трогательно.        — У вас такие милые взаимоотношения, — хихикнула в кулачок Рейчел, получая в ответ лишь скептические взгляды.       Нет, может, я что-то не понимаю? Отношения Винсента и Френсис вряд ли когда-либо можно было назвать здоровыми и тут даже не только в Цепном Псе дело! Безусловно, граф был той еще высокомерной и лицемерной скотиной, но и у Френсис был не самый легкий характер. Наверное, все выходцы из этой семьи немного сумасшедшие. Френсис прямым текстом говорила о том, что брат слабее неё и множество раз упрекала его «ужасный» внешний вид, да и Винсент не отставал: вроде и с уважением говорил о старшей сестре, но с той же идеальной улыбкой, смотря ей прямо в глаза, тонко намекал, что она слишком прямолинейная для Фантомхайва, и стратег из неё никакой. Я бы не сказала, что это те отношения, к которым нужно стремиться.       Но Рейчел все равно умудрилась найти в их взаимодействии что-то милое. Даже сейчас её не смущали наши полные скептицизма взгляды, она продолжала улыбаться, с нежностью смотря на Винсента и на Френсис. Как она умудряется сохранить свою наивность и первозданную чистоту, будучи замужем за Цепным Псом Её Величества? Эта твердость духа, незаметная для всех, всегда меня поражала.        — Невероятно, — пробормотала Френсис, видимо, находясь со мной на одной волне, и вдруг скосила на меня глаза, — Анджелина, когда твои дети вырастут и Рейчел вдруг скажет: «О, они так хорошо ладят!», — присмотрись к ним.        — Ха-ха-ха, скажешь тоже! — звонко рассмеялась сестра, прислонившись к мужу и вытирая выступившие слезы.       А мне было не до смеха.       Я с ужасом посмотрела на невозмутимую Френсис и попыталась представить своих взрослых Гилберта и Ребекку, которые ведут себя так же как Цепной Пес и маркиза Мидфорд. Например, как сын высокомерно улыбается, закинув ногу на ногу, а дочь со злобными криками тычет в него пальцем, пытаясь что-то доказать. Два похожих ребенка, что ведут себя как кошка с собакой…       Выпрямилась, решительно смотря на графа и маркизу:        — Я вас к своим детям не подпущу — вы будете подавать им дурной пример.        — Мне их уже жаль: ты будешь их слишком опекать, — тут же высказался Винсент, видимо, пытаясь задеть меня.       Но я только улыбнулась и, глядя ему в глаза. Неспешно сделала глоток уже почти остывшего чая, после чего ответила:        — Естественно, ты ведь продолжишь рушить наше спокойствие. Снова, — вспомнила наше знакомство и как он втянул меня в ряды Аристократов Зла, — снова, — как он истязал мои нервы, заставляя выполнять его поручения, — снова, — как он забрал у меня Рейчел, — и снова, — и как Фантомхайв утаил, что предугадывал скорое убийство моего мужа.       Конечно, я буду опекать детей, ведь они стали еще одним рычагом давления на меня. Естественно, я буду защищать их, ведь Фантомхайв не пожалеет никого.       Напротив меня сидит демон в облике человека, который с удовольствием будет использоваться грязные, нечестные приемы, чтобы получить то, что хочет.       Напротив меня сидит Цепной Пес, которого уже почти не сдерживает ошейник, а железная цепь обязательств, покоившаяся в руках Её Величества, с каждым годом трескается все больше. Пес, который скоро может стать бешенным.       Напротив меня сидит «король теневого мира Великобритании», который даже сейчас взирает, смотрит свысока, будто сидя на троне. Он напряженно смотрит мне в глаза, высматривая что-то, замерев каменной статуей.       Где-то на заднем фоне что-то говорят Рейчел и Френсис, но я не слышу, не слушаю, в ответ гипнотизируя мужчину взглядом, будто стараясь пробраться в его нутро и увидеть ту черноту, что является его душой.        — Я никогда не делаю что-то просто так. Ничего бессмысленного по своей прихоти, — медленно говорит он, внушая, стараясь проникнуть словами глубоко под кожу.       Не знающий его человек поверил бы. Незнающий бы проникнулся, устыдился и согласился.        — Граф Фантомхайв оправдывается? — со смешком спросила я, не пряча ни насмешливой улыбки, ни такого же тона, — Очень лицемерно перекладывать всю ответственность на другого человека. Даже для тебя.       Мужчина щурится, плавно поднимается и медленно идет ко мне. С каждым его шагом я все отчётливее слышу стук своего сердца. Граф приближается ко мне как неотвратимый фатум, рок судьбы, но…       Как жаль, что я в это не верю.       И я улыбаюсь. Уверенно приподнимаю подбородок, изгибаю алые от помады губы в усмешке и смотрю на него снизу-вверх, но, несмотря на это, мы на равных. Если ко мне приближается хищник — я буду дрессировщиком, укротителем с острыми словами вместо кнута.       Фантомхайв останавливается напротив меня, все еще не говоря ни слова, и через секунду проходит мимо.       Я шире распахнула глаза в удивлении и не успело оно исчезнуть с моего лица, как Фантомхайв вернулся, держа в руках толстую папку, молча протягивая её мне, но я только скосила на неё глаза и требовательно уставилась на него, не собираясь подписываться на что-то без объяснений.        — Это вся информация по последнему делу, — говорит граф, все еще протягивая мне документы.       Невольно громко втянула в себя воздух. В его руках не просто листы бумаги с текстом, не просто документы, это — сокровище, которое может помочь найти мне ответы на интересующие меня вопросы.       В этих руках история чужих жизней и смертей, история последних действий Габриэля Брикмана. То, что я отпустила его, не значит, что мне все равно на причину его смерти.       Взглянула на Фантомхайва, в который раз пытаясь понять, что у него в голове, и в который раз потерпев неудачу.        — Чего ты добиваешься? — спросила я, даже не надеясь на честный ответ.       — Ничего. От этих действий я ничего не получу: не выиграю и не проиграю.       Фантомхайв мог бросить в камин эти листы бумаги и ничего бы не потерял. Для него произошедшее — уже закрытая история.        — Мне не нравится, когда меня обвиняют в том, в чем я не виновен и даже косвенно не имею к этому никакого отношения, — продолжил граф, все еще не убирая руки. Даже сейчас он выглядел высокомерно и в глазах продолжало искрить любопытство. Он все еще чувствовал себя хозяином положения и это все еще было оправдано. Снова. К сожалению.        — Ты просто так отдаешь мне нечто столь ценное и компрометирующее, потому что…        — Потому что мы семья. Уже давно, но ты все еще в это не веришь. Ты столько сделала для меня, теперь позволь мне что-то сделать для тебя. Если тебе станет проще, считай, что это подарок, сделать который меня вдохновила Рейчел.       В удивлении приподняла брови, бросив мимолетный взгляд на сестру, которая сидела, напряженно сжав руки в кулаки, и с волнением следила за нами. Значит, в одном Винсент точно не солгал — его надоумила Рейчел. Но остальное все же не является чистой правдой. Да, я столько сделала, но не для него, а по его приказу, не по своей прихоти, а как член Аристократов Зла. «Позволь мне что-то сделать для тебя»? Просто кружево слов, он не обязан и не факт, что хотел этого.       Тем не менее, я протягиваю руки и принимаю этот «подарок», как нечто настолько хрупкое, что может вот-вот рассыпаться на части. Пусть он только попробует потом намекнуть мне об ответной услуге — он уже сказал решающие слова.        — Спасибо, — тихо сказала я и, взглянув на несчастную Рейчел, из последних сил выдавила, — Винсент.       Рейчел в неверии прижала сложившиеся в молитвенном жесте руки к губам, тихо, но счастливо взвизгнув, а Френсис, впервые на моей памяти, смотрела на меня со всевозможным удивлением, будто впервые увидела. Кажется, даже Фантомхайв задержал дыхание, тоже позволяя удивлению отобразиться на лице.        — Ты… — кое-как выдохнул он, впервые не в силах подобрать слов.        — Не зазнавайся, — тут же фыркнула я, протягивая ладонь, намекая на вполне конкретное действие.       Фантомхайв сразу же схватил мою руку, целуя костяшки пальцев, не скрытые тканью перчаток.        — Как прикажет дьявольски прекрасная Анджелина, — незамедлительно ответил граф, сверкая почти искренней улыбкой. Опять же, не знай я его, поверила.       Стоило ему сесть около Рейчел, как она тут же громко выдохнула, расслабив плечи:        — Ох, наконец-то! За этим было страшно наблюдать. Кажется, я даже дышать перестала!       Её муж только рассмеялся на это, целуя её в висок, будто стараясь успокоить.        — Угу, особенно когда вы нас игнорировали, — фыркнула Френсис, тут же пронзая нас леденящим душу взглядом, — Вы же понимаете, что это было в первый и последний раз, когда вы смеете пропускать мимо ушей мои слова?        — В первый и последний, душа моя, — тут же закивала я, искренне ей улыбнувшись. Такую женщину в любом случае тяжело игнорировать.       Подруга осталась довольна моим ответом и кивком брата.       Через некоторое время Танака принес шоколадные конфеты с разными начинками, но я как всегда налегла только на конфеты с вишней. Благо, никто уже не шутил о том, что я ем все, что красное.       Стоило мне отвлечься на сладкое, как атмосфера будто сразу же изменилась, став менее напряженной, и сегодняшнее «собрание» стало больше напоминать простые семейные посиделки. Раньше у меня было такое только с родителями и сестрой. Короткие завтраки и ужины с Габриэлем не считались семейными. Что уж говорить, даже сегодняшний обед ощущался куда более теплым, чем все те случаи, когда мне посчастливилось разделить пищу с доктором. Уже не так раздражали милования четы Фантомхайв, граф так вообще купил меня этими документами на этот день точно.       Кинула мимолетный взгляд на Рейчел и тут же застыла. Она волновалась, это было видно невооруженным взглядом. Это видел и Фантомхайв, но, также, как и я, решил просто наблюдать и подождать, когда Рейчел скажет о том, что её беспокоит. Сестра то комкала в руках белоснежный носовой платок, то распрямляла его на своих коленях. Она волновалась, но несмотря на это, продолжала натянуто улыбаться. Она могла все еще быть напряженной из-за того, что было между мной и Фантомхайвом только что. Такая впечатлительная девушка как Рейчел не могла бы спокойно смотреть на ссоры близких ей людей.       Но вот сестра решительно выпрямляется и набирает в грудь побольше воздуха, будто перед прыжком в воду, но…        — В ближайшие дни мы с Эдвардом тебя проведаем, — неосознанно перебила её Френсис и я еле удержала разочарованный вздох, но тут же позабыла обо всем, потому что подруга совершенно точно обращалась ко мне.        — Зачем с Эдвардом?       Френсис посмотрела на меня настолько убийственным взглядом, что в пору испуганно поежится, но я только повела плечом, привыкшая к такому её поведению.        — Мой сын должен иногда видеться с крестной, а ты ведешь себя так, будто уже отреклась от него.        — Что? Нет! — искренне возмутилась я, чуть не сплеснув руками от негодования.       Нет, ну это же додуматься надо! Отреклась! Эдвард — милый солнечный ребенок, которого я люблю всем сердцем, Френсис и сама должна это прекрасно понимать!        — Френсис, это чересчур, — неуверенно сказала Рейчел, опять расправляя на коленях скомканный платочек, — Ты сама прекрасно знаешь, насколько Анне тяжело…        — …Да и, думаю, в ближайшее время она будет немного занята, — подхватил Фантомхайв, с намеком косясь на документы, лежащие около меня в конверте, — Лучше приезжайте сюда: я давно не видел своего племянника.        — К тебе? — уточнила Френсис, скептически приподняв бровь, — Уж не знаю, что ты сделал, а главное, когда, но Эдвард отказывается ехать к тебе, утверждая, что ты — мерзкий дядя. Не знаю, кто его научил этим словам, но в ближайшее время вам видеться запрещено!       О реинкарнация!       Сразу же вспомнился тот зимний день, когда мы с крестником двое плакали из-за «мерзкого зятя» и «мерзкого дяди», доводя Дитриха чуть ли не до сердечного приступа. Я буквально чувствовала, как мои щеки начинают медленно краснеть и гореть со стыда. Если б я только знала, что моим словам будут настолько вникать, я бы в жизни при нем такого не сказала!        — Френсис, ты говоришь, что от Эдварда я чуть ли не отреклась, но после таких слов я люблю его еще больше! — воскликнула я, посмеиваясь, обмахиваясь ладонью, будто мне жарко от смеха, а не от стыда.        — От кого он мог такое услышать? - протянул граф, с подозрением смотря на меня. Френсис последовала его примеру, испытующе сверля меня взглядом.       Я еще раз хохотнула, небрежно пожав плечами:        — Наверняка это был прекрасный человек!        — Анна, — с укоризной протянула Рейчел, пряча невольную улыбку. Сестра всегда говорила, что, смотря на мою улыбку, она невольно поддается моему веселью.       Френсис тут же успокоилась, а мне остается только надеяться, что она не узнает правды, а то еще запретит мне видеться с крестником. Чтобы как-то отвлечь её от столь опасной темы, я продолжила развивать предыдущую:        — Но в общем в ближайшее время я действительно буду занята: дети, работа, дела в поместье…        — Так пусть ими занимается дворецкий.       Представила Грелля, который пытается навести порядок в моем доме. Ох, это страшно даже представлять, мурашки по коже! Он и с обычными обязанностями дворецкого не в силах справиться (что поднимает мне настроение и одновременно добавляет еще больше работы), а тут такое важное дело как управление поместьем. Да и заставить жнеца делать это… Что-то за гранью. А заставлять Грелля уделять мне больше времени просто ради того, чтобы поддерживать легенду «госпожа и слуга» — слишком эгоистично с моей стороны. Последние несколько месяцев он то и делал, что бегал ко мне и успокаивал от истерик.       — Грелль… в отпуске, — тут же ответила я, прекрасно понимая, что звучит не очень правдоподобно.        — Опять? — Френсис даже голос повысила, настолько неприятным ей это показалось, — Тебе нужно найти нормального дворецкого, который действительно работает и не будет так часто «болеть», как твой Грелль.        — Удивительный ты человек! По-твоему, это так легко? — уже искренне возмутилась я.       Нет, с одной стороны, Френсис действительно права: мне нужен настоящий дворецкий, который не собирает пленки воспоминаний, человек, для которого это будет постоянная работа. Например, такой как Танака — воплощение идеального слуги. Мне даже не обязательно, чтобы этот человек был таким же идеальным, главное — преданным только мне. Было бы славно найти троих людей: дворецкого, который прислуживал бы мне, и лакеев, которые стали бы личными слугами для детей. Значит, это должны быть двое мужчин и одна женщина, желательно не старые, а те, которые могли бы поспевать за нами, но где найти таких?..       Вдруг меня будто ударило таком, мне в голову пришла идея настолько странная, даже немного безумная, но чертовски гениальная.        — Мне все равно: легко ли тебе это сделать или нет, но мы с Эдвардом приедем, — бескомпромиссно заявила Френсис, твердо стоя на своем.       Я отвлеклась от своих мыслей, полностью уверенная, что точно не забуду эту идею, и повернулась к маркизе:        — Это нечто столь важное, что не может подождать?       Ну правда, разве я недостаточно времени с ней общаюсь? Или она действительно думает, что я позабыла о своем крестнике? Это ведь не только для меня звучит абсурдно.       И Френсис ответила:        — Мы должны обсудить помолвку.       Признаться, я не растерялась и не пыталась понять о чьей именно помолвке она говорит, и так было понятно: Эдварда и Ребекки. Если честно, мне не особо нравилось такое — заставлять кого-то заключать себя узами брака с другим человеком не по любви, чтобы потом терпеть его всю жизнь, а это еще и касается моей дочери, которой, на минуточку, только четыре месяца!        — К чему такая спешка, душа моя? — устало выдохнула я, прикрыв глаза.        — Мой сын — Эдвард Мидфорд из славного рыцарского рода Мидфордов, рода, который несколько веков защищает английскую корону. В будущем он будет завидным женихом, но, к сожалению, очень мало достойных невест, с которыми будет выгодно заключить союз. Уже несколько лет мне присылают письма с намеками на то, что было бы неплохо, если бы род Мидфорд породнился именно с их семьей. Ничего себе не надумывай, но твоя дочь — идеальная кандидатка для моего сына.       В каждом предложении Френсис звучала истина, которую невозможно было не увидеть, и мысленно я соглашалась с каждым её словом, ведь это выгодно и мне. Везде были одни лишь плюсы и, честно, я бы согласилась без раздумий, но та маленькая, почти незаметная часть во мне, называемая совестью или «голосом сердца», непрерывно шептала подумать еще немного, ведь: «А что, если в будущем моя дочь будет несчастлива? Будет страдать? Неужели я хочу, чтобы она повторила мою судьбу?». С другой стороны, у детей будет несколько лет, чтобы узнать друг друга. Они будут часто видеться не только на приемах, но и на наших с Френсис посиделках. В идеале они станут друзьями, а это — самое важное.        — Мы обсудим это, — сдалась я, массируя переносицу. От всех этих мыслей уже начинает болеть голова.       Френсис, не видя никакого возмущения с моей стороны, заметно расслабилась, даже улыбнулась мне краешком губ, и кивнула.        — Чудесно, — искренне порадовалась Рейчел и, наклонившись, схватила нас за руки, — Я надеюсь, что наши дети будут дружны.       Я застыла, не веря в услышанное, точнее пытаясь понять, являются ли её слова тем, о чем я думаю.       Вот сестра отпускает наши руки, садится прямо и её сразу заключает в объятья Фантомхайв, кладя руку ей на живот, и сестра тут же начинает поглаживать её. Граф наклоняется к такой хрупкой в его руках Рейчел и целует в щеку, из-за чего её яркие глаза будто начали сиять еще больше.        — Ты… беременна? — все еще не веря, уточнила, смотря на их переплетенные руки. Потом подняла глаза на Рейчел, и она без стеснения улыбнулась еще шире, уверенно кивая.        — Поздравляю, — скупо сказала Френсис и продолжила говорить что-то еще, но я не слышала, не слушала, не могла.       Я смотрела на Рейчел и никак не могла в это поверить. Все это время я считала её ребенком, за которым нужно присматривать. Даже когда она вышла замуж — почти ничего не изменилось, она все также оставалась моей наивной девочкой, которая видела в людях только хорошее, чем остальные могли воспользоваться. И сейчас у этого «ребенка» будет свое дитя.       В ступоре я только и могла, что смотреть на Рейчел, пытаясь понять, как же отреагировать. Сестра время от времени взволновано косилась на меня, но тут же отводила взгляд, нервничая еще больше. Фантомхайв обнимал её за талию, будто стараясь укрыть от всех невзгод и переживаний, и смотрел мне в глаза: не с самодовольством, как я того ожидала, а будто бы с некой угрозой. «Только посмей расстроить её своими словами», — будто говорил он и от этого становилось еще более гадко. Сестру не нужно защищать от меня, я всегда буду на её стороне!       Но Фантомхайв продолжал бережно обнимать её и Рейчел жалась к нему, ища поддержку.       Я встала на ноги и девушки замолчали. Они все насторожено смотрели на меня, будто не знали, чего от меня ожидать, и это было самое противное в этой ситуации!       Приподняв юбки, чтобы не мешались, подбежала к Рейчел и, совсем неаристократично плюхнувшись около неё, оттолкнула руки Фантомхайва от сестры, заменяя их своими. Рейчел замерла, рефлекторно отвечая на объятья.       Отстранилась и, заглянув в родные глаза, аккуратно провела кончиками пальцев по её щеке.        — Я так рада за тебя, — прошептала я, наблюдая за тем, как Рейчел сдерживает слезы счастья.        — Спасибо! — пискнула она, все-таки не сдержав слез, и тут же принялась быстро тараторить, — Мы обязательно назовем малыша каким-то французским именем и когда он родится, он будет играть с Гилбертом и Ребеккой! О, еще с ними будет играть второй ребенок Френсис…        — Эстель Корделия, — вклинилась маркиза, говоря с такой уверенностью, будто заглянула в будущее и увидела, что у неё родиться дочь.        — Эстель тоже будет с ними играть! — продолжила Рейчел, утопая в своих фантазиях, — Мы будем видеться каждые выходные и…        — Дорогая, спустись с небес на землю, — тихо рассмеялся Фантомхайв, обнимая её снова.       Такая, со слезами на глазах, но переполненная счастьем, сестра сияла еще больше, чем раньше.

*****

      Из экипажа я выпрыгнула чуть ли не на ходу и, не обращая внимания на моросящий дождь и суетящихся с зонтиками слуг, поспешила к своему особняку. Брызги разлетались во все стороны, стоило мне наступить на лужу, намочив подол юбки.       Швырнув пальто встретившему меня в холле слуге, я направилась в свою комнату, где меня уже ждало три служанки и двое из них держали в руках моих детей. Третья же подготовила мое домашнее платье и ждала, чтобы помочь мне одеться.       Положив конверт на туалетный столик и подождав, когда служанка ослабит мне корсет, коротко приказала:        — Выйдите.        — Но госпожа…        — Я сказала: выйдите, — повторила, недовольно сверкнув глазами, из-за чего они все как одна вздрогнули. Моя необычная внешность уже не первый раз помогала мне добиться нужного эффекта, а мое грозное лицо в купе с пугающими красными глазами заставляло людей вздрагивать и внимать моим словам, — Детей оставьте.       Поклонившись, они выполнили приказ и буквально вылетели из комнаты.       Вздохнула. Мне не хотелось пугать своих же слуг, но сейчас я была на взводе, а позволять увидеть им это, чтобы потом все шушукались, вовсе не хотелось.       Быстро натянув домашнее платье, я с конвертом в руках подошла к детям и, сев на кровать около них, погладила их по головам. На секунду мне даже показалось, что они улыбнулись благодаря этой нехитрой ласке, но, естественно, это не было правдой. Они были невероятно похожими с красным пушком на голове. Ребекка точно будет моей копией, унаследовав от меня красные волосы и такого же цвета глаза, а вот Гилберту достались серые глаза, такие же, как у его отца, разве что намного светлее, и то пока что. Я долго не могла осознать, что теперь я мать и мне нужно заботиться не только о себе, но еще и о тех, кому я подарила жизнь. В какой-то момент меня будто по голове ударили, и я поняла, как сложно им будет уже от того, что расти они будут без отца. Смерть доктора не была для меня тяжелой ношей, но все же было бы лучше, если бы он был жив, хотя бы ради того, чтобы помочь мне. Это так несправедливо, что со всеми тяжестями в ухаживании за детьми я должна справляться сама, проходить этот путь в одиночку! А причина моих страданий описана в этих документах, причина, из-за которой умер Габриэль.       Наклонилась к детям, легко целуя каждого в маленький лобик, и, прикрыв глаза, прошептала:        — Я узнаю, почему умер ваш отец.       Отстранившись, распечатала конверт, аккуратно вынимая содержимое.       На первом листке было написано из-за чего все началось: убийства детей. Информация была предоставлена Гробовщиком еще на собрании Аристократов зла, ничего нового здесь не было. Все загубленные дети при жизни пережили насилие, точнее изнасилование, оставившие на всем теле ужасные синяки: следы удушения на шее, гематомы на животе, отпечатки ладоней на ногах и бедрах, следы удерживания на запястьях. Некоторые дети умирали прямо во время этого ужасного действа, но насильник останавливался не сразу, видимо, не замечая чужой смерти. Такое подробное описание не вызывало у меня даже мурашек, лишь гримаса отвращения отобразилась на лице, потому что нужно быть больным на всю голову, чтобы сделать такое с ребенком. Это даже не простое убийство! Насильнику нравились дети, их нежные тела, их гладкая кожа, нравилось причинять им боль и слизывать слезы ужаса с детских круглых щек.       Отвратительно.       Пусть описанное здесь действительно было ужасным, никакого нового знания оно мне не дало, из-за чего я с тихими вздохом разочарования отложила этот лист и взялась за следующий.       Здесь информация была поинтереснее, так как было описано как Фантомхайв вычислял кто именно является убийцей и как они к нему вышли. Сначала граф нашел родителей одного из погибших мальчиков и не побрезговал подойти к ним и расспросить о том, знают ли они что-то, подозревают ли, но те только со слезами на глазах разводили руками. Так говорил почти каждый, но по-настоящему полезным оказался торговец, который, переживая за жизнь своего единственного сына, не пожалел денег, «попросив» одного из офицеров Скотланд Ярда забирать ребенка со школы и проводить домой. Когда мальчик исчез, первым, с кого спросили, это офицера, на что тот признался, что вечером на них напали, его вырубили, из-за чего он не смог ничем помочь. Естественно, Фантомхайву показалось это странным: ради чего вечером нападать на полицейского? Граф быстро вышел на след, как настоящий Цепной Пес, и расспросил работника Скотланд Ярда. Как именно он его расспрашивал описано не было, да и не нужно: шантаж и легкая угроза, замаскированная милой улыбкой действовала на людей так, как нужно Фантомхайву. В любом случае, граф узнал, что этого офицера подкупили уже давно, вознаграждая приличной суммой за то, что он приводит детей… графу Транси. Паук Её Величества был важной персоной в Англии, а главное, защищенной, но Фантомхайв мог собрать достаточно доказательств, которые могли бы стереть графа Транси в порошок. Именно тогда он дал мне задание: поговорить с Эмилией, которая могла рассказать мне о своем муже все, что я захочу (по крайней мере так думал Фантомхайв, для меня же это было бы трудновыполнимым заданием).        — Прекрасно, я знала все это в общих чертах, — нервно бормотала себе под нос, комкая края документа от раздражения.       Если все это я знала, значит на следующей странице будет то, что мне нужно — как именно Габриэль был связан со всем этим. У меня даже кончики пальцев покалывало от нетерпения,       Теперь я держала в руках письмо Фантомхайва.       «Анджелина,       Если ты читаешь это письмо, значит ты уже знаешь половину дела. Здесь я хочу рассказать тебе о том дне, когда ты должна была выполнить мое поручение, в этот же день ко мне пришел Габриэль Брикман. В этом письме будет описан наш разговор, так что, прошу, когда ты дочитаешь — сожги это письмо для блага нас всех.       Наверное, тебе интересно, почему я сам не рассказал тебе обо всем этом. Во-первых, ты бы не стала меня слушать, как всегда пренебрежительно относясь ко мне и ко всему, что я говорю. Даже если бы я рассказал тебе обо всем этом, ты бы не поверила моим словам, так что документы в твоих руках — прямые доказательства, которые ты не сможешь проигнорировать. Во-вторых, Рейчел ни за что не оставила бы тебя в эти тяжелые времена, а я бы не хотел впутывать её в эти грязные дела. Думаю, ты сама это прекрасно понимаешь.       Разобравшись в этом, позволь мне описать тот роковой день, в котором Англия потеряла своего лучшего доктора, а ты — своего мужа.       Как Цепной Пес Её Величества, выполняющий её поручения, я дал тебе задание: поговорить с графиней Эмилией Транси, чтобы узнать из первых уст всю нужную нам информацию. Она тебе доверяла, поэтому рассказала бы все, если бы ты использовала свое очарование и дар убеждения.       Для чего это, ведь у меня и так было достаточно доказательств против Паука? Графиня Транси неосторожно могла поведать тебе больше, чем знаю я, или же рассказать о других темных и мерзких делах, в которых замешан её муж. Задание не особо опасное, тебе угрожало бы что-то, если бы граф Транси узнал бы о вашем разговоре. Я взял на себя смелость предположить, что этого не будет.       Почему я отменил задание? По простой просьбе твоего мужа я бы не делал этого, но Габриэль Брикман пришел ко мне с другими доказательствами на руках. У него были документы, касающегося не только этого дела, но еще нескольких, таких как торговля наркотиками и людьми. Чтобы получить эти сведения нужно было собирать информацию несколько лет, общаясь с жертвами (особые пациенты доктора Брикмана). Мистер Габриэль готов был отдать мне все это если я отменю твое задание: он не хотел, чтобы вы с детьми пострадали. Так как я уже узнал больше, чем предполагал, я все же сделал, как хотел доктор Брикман, написав письмо и попросив Рейчел передать его тебе.       Тем не менее, не только у меня есть связи. Пусть граф Транси и не лучший подчиненный Её Величества, но он все же Паук. Дальше идут мои предположения, но я в них уверен:       Узнав, что Габриэль Брикман направился ко мне, граф Транси запаниковал, из-за чего сделал ошибку: решил устранить угрозу слишком поздно, уже после того, как доктор поговорит со мной. Именно поэтому во время похорон я сказал тебе, что предполагал такой исход, прошу меня понять.       Чего граф Транси хотел добиться этим? Думаю, припугнуть меня и тебя, решив, что ты тоже в курсе всего. Глупое решение, ведь я не планировал разоблачать его — тогда нам, подчиненным Её Величества, перестали бы доверять. Разоблачение графа Транси стало бы ударом и по моей репутации, поэтому задержали виконта Друида — не самая важная фигура в высшем обществе, замешанный в других делах, подчиняющийся Пауку Её Величества.       Надеюсь, теперь ты видишь полную картину, и мы обойдемся без беспочвенных обвинений.

Твой друг, который всегда тебя поддержит,

Винсент Фантомхайв».

      Голова начала гудеть от информации, которую я только что прочитала. Если раньше я еще могла говорить себе, что попросту накручиваю себя, и доктор Брикман действительно умер в аварии, совершенно случайно, то теперь никаких сомнений не было — это было подстроено, это было убийство.       Запалив свечу, поднесла к ней письмо, которое начало медленно пожирать огонь.       Пазл сложился, теперь я знаю все. То, о чем я подозревала, оказалось правдой, но вся эта ситуация кажется такой… невероятно глупой! Смерть моего мужа — не более, чем досадное недоразумение, результат необдуманного решения графа Транси.       Габриэль, лучший доктор Великобритании, умер невероятно глупо по такой же глупой причине и это было так досадно и несправедливо!       Несмотря на это, мне не хочется подорваться с места и идти мстить Пауку Её Величества, но если вдруг с ним что-то случится, я с удовольствием станцую на его могиле.       Как удачно вышло: граф Транси хотел напугать меня, убив мужа, будучи уверенным, что я все знаю. Я же, не зная и половины, пришла на его бал-маскарад в день похорон доктора Брикмана, показывая, что мне все равно. Настолько глупо, что не верится, что это реальность!       Нужно держаться от рода Транси подальше: не ходить на их банкеты, не приглашать на свои маскарады даже ради вежливости, забыть о существовании Эмилии и о нашей дружбе, которую мы разорвали в тот злополучный день похорон, не лезть в их дела. Думаю, даже Фантомхайв меня поймет.       Устало провела рукой по лицу, на несколько секунд прикрыв глаза. Слишком много всего навалилось на меня за день, но с другой стороны, это хорошо — чем скорее я во всем разберусь, тем лучше.       Услышав странный шум со стороны кровати, я тут же направилась туда. Дети уже проснулись и сразу же уставились на меня своими прекрасными глазами. Сев, я погладила их по голове, умиляясь их беззубым улыбкам. Ребекка тут же схватила меня за палец, а Гилберт забавно морщился, когда я легонько прикоснулась к его носику.        — Вы ни в чем не будете нуждаться, я позабочусь об этом, — прошептала я, давая клятву самой себе — мои дети не будут чувствовать себя ущербными из-за того, что у них нет отца. Их мать — Мадам Рэд, уже это делает их лучше других, и я покажу им это, как только они подрастут.        — Госпожа, — в комнату зашла служанка, привлекая к себе внимание, — Детям пора есть, кормилица уже ждет. Позволите?        — Конечно, — кивнула я, позволяя горничным взять детей на руки и унести.       Стоило мне снова остаться одной, я опять подошла к столу и, чтобы поднять себе настроение и отвлечься от тяжелых мыслей, решила перечитать письмо от Дитриха. Удивительно, но это всегда заставляло меня немного улыбнуться краешком губ, хотя и не сразу это заметила. Приятно осознавать, что не только я считаю наши взаимоотношения дружбой. Я могу написать письма, в которых нет никакой полезной информации, описав то, что мне больше всего интересно на данный момент лишь нескольким людям со всего своего окружения: родителям, Рейчел, Френсис, а теперь еще и Дитриху. И то написание писем отцу и матушке стало регулярной обязанностью, я стараюсь не писать что-то, что могло бы их заставить беспокоиться. У Рейчел теперь своя жизнь, теперь она еще и ждет ребенка, так что ей сейчас не до меня, наша с ней маленькая переписка почти сошла на нет, а вот с Дитрихом она только увеличивалась. Не помню, кто именно решил первым написать неформальное письмо (наверное, все-таки я, потому что этот немец всегда был немного зажат в общении с кем-либо), но никто друг другу и слова против не сказал, а спустя некоторое время это стало почти что само собой разумеющимся.       Подумав, я все же решила написать ответ сейчас, пока у меня есть свободное время и настроение.       «Мой дорогой друг,       Надеюсь ты за все это время не набрал пару лишних килограмм, потому что когда ты приедешь, я планировала накрыть шикарный стол, в центре которого будет жаренная свинина. А еще мне не хочется слушать как Фантомхайв опять шутит на эту тему: уж за столько лет могли бы придумать нечто более оригинальное. Молю, в качестве ответа пошути над его небрежной прической и напомни ему о Френсис!       Я безмерно очарована твоей искренностью и счастлива, что ты написал первым.       Не волнуйся, я не смеялась. Ну, разве что самую малость, и ты не можешь меня в этом винить!       Не могу поверить, что ты написал столько комплиментов, а не сказал мне их в лицо! Поверь, «бесцеремонность» с твоих уст звучит вовсе не обидно. А может ты решил написать об этом, потому что не смог бы сказать это, смотря мне прямо в глаза?.. В любом случае, лестно, что ты ценишь меня и мой характер.       Оправиться после похорон не составило особого труда. Чтоб ты понимал, даже поиск нового дворецкого и лакеев более тяжело для меня.       Своих детей я назвала Гилберт и Ребекка, и поверь, я бы скорее поверила в Бога, нежели позволила назвать своего сына Диудон! Матушкина фантазия иногда поражает даже меня…       А еще меня настораживает Френсис, которая должна проведать меня на днях с малышом Эдвардом, который должен «познакомиться» со своей невестой — Ребеккой.       Кстати, о моем крестнике. Он назвал Фантомхайва: «мерзкий дядя». Право слово, я и подумать не могла, что он это запомнит! В тот момент, когда я это говорила, я была не в себе (хотя тот факт, что Фантомхайв мерзкий даже нельзя оспаривать)! Не смей смеяться! Хорошо, что Эдвард не сказал, кто его научил этому, иначе у него уже не было бы крестной. Надеюсь, Френсис никогда не узнает правды, а если это и случится, то пусть ты будешь в Англии, чтобы я могла за тобой спрятаться.       Так как ты мой дорогой друг, я просто обязана поделиться с тобой ужасающей прекрасной новостью: моя сестра беременна, в роду Фантомхайв скоро будет пополнение. Сейчас твои глаза наверняка превратились в идеально круглые блюдца, и я понимаю тебя как никто другой, у самой было почти также.       А как проходят дни у тебя? Уверена, что и в половину не так насыщено, как у меня, но это не значит, что и не должен писать о них и вовсе!       Надеюсь, у тебя все хорошо, и ты отдыхаешь от нашего с Фантомхайвом общества.

Анджелина».

*****

      Моя сестра была уж очень сердобольной и невероятно жалостливой особой, которая хотела помочь всем, кого только видела, поэтому я не удивилась, когда Рейчел решила открыть несколько приютов для сирот и брошенных детей, умилительно и даже в какой-то степени снисходительно умиляясь её решению, будучи полностью уверенной, что это все не более, чем её прихоть. Открыть приюты с теми возможностями, что есть у нашей семьи, не сложно, а после того, как она стала женой графа Фантомхайва, это и вовсе перестало быть проблемой, другое дело — содержать их постоянно, работать над ними. Я всегда верила в свою сестру, но никогда не думала, что это дело расцветет в её руках.       Сейчас я была в одном из её приютов, замечая изменения, несомненно, в лучшую сторону. Детей тут было больше, чем в последний мой визит, даже с первого взгляда они выглядели ухоженно, и не скажешь, что они уличные оборванцы, если не смотреть на поведение и полное отсутствие манер. Отовсюду слышался смех, который я считала невозможным в стенах любого из приютов, но он стал на порядок тише, стоило мне войти в комнату в сопровождении одной из работниц, которая всю дорогу расхваливала все, что только можно и просила передать благодарность леди Рейчел, моей сестре. Некоторые дети, не стесняясь, показывали на меня пальцем, заставляя меня еле заметно поморщиться: этих невежд совершенно не учат хоть каким-то правилам приличия?        — Я хочу увидеть мальчика без руки — Джека и еще двоих детей, мальчика и девочку без ноги, — сказала я, честно пытаясь вспомнить как их зовут. Кажется, одного ребенка зовут Томас, а вот имя второй я, видимо, не удосужилась запомнить.       Несмотря на это, моя сопровождающая закивала, поняв, что я от неё хочу, и повела меня в специальную комнату встреч, где встречаются супружеские пары с детьми, которых хотят забрать себе. Ничего примечательного здесь не было: два дивана, стоящие друг напротив друга, между ними обычный деревянный стол и, собственно, все. Обивка мебели была не самого лучшего качества, чего и следовало ожидать, и на диван я садилась с опаской, будто он может развалиться подо мной.       Пока никого не было, я достала маленькое зеркальце, смотря не размазался ли из-за ветра и моросящего дождя макияж.       Стоило мне поправить черную шляпку и расправить складки на платье, как дверь открылась и в комнату зашло трое детей.       Впереди шел Джек, на котором были грубого покроя штаны и рубашка с длинными рукавами, один из которых свободно болтался из-за отсутствия руки. За ним шли мальчик с девочкой, передвигаясь с помощью костылей, выглядя при этом жалко, но намного лучше, чем в первую нашу встречу.       Стоило им троим увидеть меня, они немного оживились, и я заметила их неприкрытую радость от встречи.       Улыбнувшись как можно нежнее, улыбкой, которую я всегда видела у Рейчел, я мягко произнесла:        — Здравствуйте, дети.        — Приветствуем, мадам, — ответил за всех Джек, видимо, единственный, кто хоть чему-то научился.       Улыбка стала более искренней: этот мальчик не так уж и безнадежен.       Получив мое разрешение, дети сели на диван напротив меня. Они всеми силами старались сидеть ровно, а девочка пыталась скопировать мою позу, но сразу же зажалась, видимо, вспомнив о своем «недостатке». Мне так и хотелось закатить на это глаза, — если девочка продолжит так себя вести, все будут считать её еще более ущербной, чем она есть на самом деле, — но она все еще оставалась ребенком, так что я воздержалась.        — Вы уже привыкли жить здесь? Вас никто не обижает? — спросила я, на что мальчишка Томас тихо фыркнул, всем своим видом показывая, насколько глупым ему казался мой последний вопрос, но девочка около него постаралась незаметно ткнуть его локтем, заставляя его болезненно простонать: «Малли», и замолчать. Так вот как её зовут!        — У нас есть крыша над головой, место, которое мы можем назвать своим домом, о большем мы и мечтать не могли, — снова ответил за всех Джек, стараясь говорить как можно более уверенно.        — Вот как, — протянула я. Задумчиво посмотрев на других детей, я показательно заговорила только с «безымянным мальчиком», — Они вдруг утратили дар речи? В последний раз, когда мы виделись, они вроде еще не были немыми.       За это короткое время я уже успела сделать несколько выводов: Джек единственный, кто знал, как нужно говорить с людьми, которые выше его по статусу, а поэтому был их лидером; Том не знал, когда нужно немного умерить свой пыл, предпочитая говорить все честно, как есть, поэтому девочке приходилось постоянно его затыкать, заставлять замолчать, так как она знала, что его слова звучат грубо, из-за чего взрослые могли его наказать. Сама же малышка предпочитала молчать, не зная, что можно сказать, но зная, чего говорить не стоит.       С ними можно хорошо поработать, научить всему, что мне нужно. Они — превосходный материал.        — Нет, мадам, — одновременно ответили дети на мой вопрос.       Хмыкнула, понимая, что немного напугала их своими словами. Ну ничего, сейчас мне не важно, что они говорят и говорят ли вовсе, сейчас они должны внимать моим словам.        — Хорошо. Я рада, что смогла сделать для вас хоть самую малость, — скромно улыбнулась я, нервно сцепив пальцы в замок. Сейчас я всеми силами пыталась скопировать Рейчел, которая своими честными глазами могла заставить других людей сделать все, что ей нужно, и даже не осознавала этого. Я же не намеренна упускать такую возможность.        — Н-ну что Вы, — испуганно проблеял Джек, откровенно паникуя, когда к моим глазам подступили слезы. Он взял со стола салфетку, тут же протянув её мне, чтобы я могла утереть еще не пролившиеся слезы. Мысленно я довольно хмыкнула, радуясь такой учтивости: из него может выйти хороший слуга…       Взяв с его рук салфетку, я тут же промокнула ею глаза, часто-часто моргая, будто стараясь не расплакаться:        — Простите, я сама не своя с тех пор, как умер муж.        — Примите наши соболезнования, — подала голос Малли, пока остальные не могли подобрать слов.       Еще один их недостаток — один человек всегда говорит за всех, будто они — команда, никакой индивидуальности. Их еще нужно научить думать самостоятельно и говорить только за себя.        — Спасибо, — улыбнулась я и, посмотрев в окно, будто невзначай бросила, — Со мной будет все хорошо, я больше переживаю за своих детей… Но не будем о грустном!       Я постаралась улыбнуться как можно более фальшиво, чтобы даже эти дети поняли, что я лгу и стараюсь «держать все в себе».        — На самом деле я приехала не просто так, — «призналась» я, нервно улыбнувшись, — У меня в поместье так мало людей, которым я могу довериться и доверить своих детей, и я подумала, что было бы неплохо взять к себе людей, которым можно верить… Вы не против прислуживать моей семье?        — Вы хотите взять нас в слуги? — с неверием уточнил Том, сжимая руки в кулаки.        — Вы пока дети, но вас бы всему обучили. Мне было бы спокойнее, если бы в поместье был кто-то, кого выбрала лично я.       И скромная улыбка в конце дополняет образ несчастной вдовы. Пока они ничего не ответили, я продолжила, смотря прямо в фиалковые глаза Джека:        — Я так виновата перед тобой, из-за меня ты подвергся опасности… — намекала о том убийце, который коллекционировал необычные глаза.        — Что Вы такое говорите, мадам? Вы спасли мне жизнь дважды! — воскликнул Джек, растеряв все свое самообладание.       Не сдерживаясь, он вскочил на ноги, тут же падая предо мной на колени, смотря на меня с такой щенячьей преданностью, что шли мурашки по коже. Он сжимал в своей руке подол моего платья, продолжая смотреть мне прямо в глаза:        — Вы не оставили меня гнить в том переулке, дали мне имя и кров, без Вас я бы оставался никем, пустым местом без имени! И в тот день, когда меня могли убить, Вы снова спасли меня. Я… я обязан Вам своей жизнью, — к концу своего монолога у мальчика потекли слезы с глаз.       Его слова, в отличии от моих, были полны искренности, его настоящие слезы не сравняться с моими фальшивыми.       Его агония настоящая, в отличии от моей, и это прекрасно!       Руками, облаченными в черные перчатки, я вытирала ему слезы, а он продолжал говорить:        — Служение Вам — разве есть на свете большая честь, чем эта? Я счастлив, если нужен, но даже служить Вам я не смогу! — его голос сорвался, но казалось, ему все равно, он продолжал говорить все, что держал в себе, всю правду, — Посмотрите на меня, у меня нет руки. Как я могу быть Вашим слугой, такой неполноценный урод?!       Он плакал, и дети за его спиной также роняли слезы, пропуская его слова через себя. В их глазах не было столько страданий, сколько в глазах Джека, но это не значит, что не было боли.       Тот факт, что сейчас они как стадо, было мне на руку: если я смогу убедить «безымянного мальчика», я заполучу их троих, если он поклянется мне в верности, то остальные сделают это не мешкая.        — Дорогие, на дворе 19-й век, даже ваши проблемы можно решить, — уверенно сказала я, заставляя их с надеждой посмотреть на меня, — Я найму лучшего мастера, который сможет сделать протез каждому из вас. Руку, ногу. Что угодно можно сделать. Вы, — посмотрела на Тома и Малли, — сможете ходить без костылей, а ты, — посмотрела на Джека, поглаживая его щеки, — ты сможешь делать фокусы, как и мечтал.       Его глаза загорелись, стоило ему понять, что я помню эту мелочь, которую он сказал лишь однажды. У всех троих появилась надежда на лучшее будущее, вера в то, что они смогут быть нужными и полезными. Как раз то, что мне нужно.        — Так что, вы хотите служить мне? — спросила я, даря им иллюзию выбора, ведь зарание знала ответ.       Они согласились.

*****

       — Какой ужас, — искренне высказался Фантомхайв, тем не менее все еще улыбаясь. Кажется, улыбку с его лица мог стереть только Грелль на некоторое время.        — Согласна, — кивнула Френсис, заставляя меня закатить глаза от этого «единения».       Мы были в моем поместье, обсуждая принятое мною решение взять калек во служение. Рейчел, услышав это, даже пустила несколько слезинок от умиления, восхищаясь моей добротой. В тот момент мы с Фантомхайвом улыбались одинаково фальшиво, что заметила только Френсис. Граф и маркиза решили высказаться позже, когда сестра вышла из комнаты, решив посмотреть на подобранных мною детей.        — Какое единодушие, я просто в восторге, - с явным сарказмом высказалась я, не забыв закатить глаза.        — После них тяжело будет очистить ковер, — сказала Френсис, будто это все объясняло, и Фантомхайв подхватил её мысль:        — Лучше сразу сжечь.        — Тот ковер, что был у тебя в поместье в тот момент, когда я привела мальчишку для поимки маньяка, ты тоже сжег?        — Естественно, — улыбнулся он, делая глоток чая.       Просто прелестно. Я могла только догадываться насколько невыносимыми могут быть граф и маркиза, если они объединятся, но и подумать не могла, что это когда-либо произойдет, а тем более, что в этот момент они будут против меня.        — Я не понимаю вашего недовольства: они у меня дома и не вам их видеть каждый день.        — О, ты хочешь услышать, чем я недовольна?       — Френсис…        — Ты обязана была написать мне о том, что у тебя в поместье калеки, мы с Эдвардом приехали бы в другой раз! — разъярённой кошкой шипела подруга, которая старалась уберечь своего сына от неприятного зрелища.       Эдвард был еще слишком мал, чтобы видеть других детей без определенных частей тела. Когда они прибыли, сироты как раз тестировали протезы: Томас и Малли пытались идти, придерживаемые другими слугами, а Джек пытался двигать рукой-протезом, пока в стороне стоял мастер, который изготовил все это, и смотрел, все ли хорошо функционирует. Думаю, Френсис было неприятно слышать от своего сына вопрос: «А почему у них нет ноги и руки?». Но в этом была только часть моей вины.        — Ты должна была прибыть через три часа, за это время дети ушли бы в другую комнату, — резонно заметила я, ловя чужой гневный взгляд.        — Ты хочешь сказать, что это я виновата?        — Леди, успокойтесь, — попросил Фантомхайв, но мы с Френсис так на него посмотрели, что он тут же замолчал, подняв руки в знаке капитуляции.       Хорошо, что в комнате были только мы трое: Рейчел было бы неприятно слышать все это, да и крестник был бы расстроен. Сейчас он с отцом, Алексисом Мидфордом, были в комнате моих детей — Эдвард сам изъявил желание познакомиться с Ребеккой.        — Это просто смешно, — в конце концов выдала Френсис, немного успокоившись, — Когда я говорила тебе найти нового дворецкого, я и подумать не могла, что ты сделаешь это! Ладно один калека в поместье, но трое!..        — Один будет служить мне, другой — Гилберту, а девчушка — Ребекке, — пожала плечами я, уже откровенно наслаждаясь чужими взглядами, в которых было столько всего: и непонимание, и удивление, и неприятие, и неверие!        — На удивление омерзительно, — высказалась Френсис, но обидно не было. В конце концов, они будут служить не ей, а мне, полностью преданные.       Послышались голоса и в комнату вошли Алексис с Эдвардом, восторженно улыбаясь. Отпустив руку отца, мальчик тут же побежал ко мне, быстро тараторя:        — Крестная, они такие маленькие! Когда они вырастут, мы будем вместе играть! Я научу Гилберта драться со шпагой и буду защищать Ребекку!       Мы с Френсис довольно улыбнулись, умиляясь словам Эдварда. То, о чем говорил этот ребенок, казалось счастливым будущем, легким и безоблачным. Если все будет так, я буду счастливой.       Алексис сел около своей жены и уже хотел взять её за руку, но Френсис немного отсела от него, говоря: «Ты только что ими трогал этих калек. Пока не вымоешь — не прикасайся». До чего же она строгая и привередливая!        — Мне вот интересно, — протянул Фантомхайв, подавшись вперед, — что ты ответишь, если я задам вопрос: почему ты подобрала их?        — Это же дети, — сказала я, поправляя волосы и улыбаясь. Граф тут же прищурился, безошибочно определяя у кого я «позаимствовала» эту застенчивую улыбку, — Мое сердце разрывается на части, стоит мне подумать, что они пережили столько всего.       Моим словам поверили только крестник и маркиз Мидфорд, который одобрительно кивал в такт моим словам, не обращая внимания на недовольное выражение лица своей жены. Фантомхайв же смотрел на меня с таким восхищением, что могло быть неловко.        — Я поражаюсь твоему лицемерию, — выдохнул он, награжденный моей более искренней улыбкой, полной ехидства и самодовольства, — Дьявольски прекрасна…        — А почему «дьявольски»? — спросил Эдвард, разрушая всю ту странную атмосферу вокруг.       Фантомхайв недоуменно посмотрел на Эдварда, который невинно смотрел на него, искренне не понимая, почему он так назвал меня. Я с удовольствием наблюдала за тем, как граф с опаской посмотрел на свою сестру, которая угрожающе поднялась на ноги, судя по всему, сожалея, что у неё нет шпаги под рукой.        — Френсис, душа моя… — попытался он, но был перебит мною:        — Не смей! — возмутилась тому, что он нагло воспользовался моим к ней обращением, но, тем не менее, продолжила за него, говоря подруге, — Тебе нельзя волноваться. Пожалуйста, убивай его спокойно!       Видимо, я прирождённый дипломат, потому что Френсис послушалась и, успокоившись, медленно села, поддерживаемая супругом, хотя все еще продолжала смотреть на своего брата, будто говоря: «Теперь ты понимаешь, почему я не хотела подпускать его к тебе?».       Полностью разрядить обстановку помогла Рейчел, которая буквально прилетела на крыльях счастья, восторженно восклицая о том, какие же эти сироты милые, не забывая в очередной раз сказать, насколько она тронута моим решением. Ей не стоит знать, что я взяла этих детей к себе с корыстными целями, что мастер, сделавший протезы, по моей просьбе сделал руку для Джека в виде руки скелета с встроенным ножом.

*****

      Удивительно, но после того, как в поместье появились эти дети, мне стало спокойнее, даже несмотря на то, что мы с ними не пересекались и неделями не виделись. Судя по тому, что мне сказали другие слуги, Томас и Малли старались ходить как можно больше, чтобы привыкнуть к протезу. Несмотря на то, что они пока что ощутимо хромали, они были счастливы тому, что передвигаются без костылей. Джеку не давали в руки посуду, опасаясь того, что он может её разбить, но мальчик нашел выход, помогая садовнику стричь кусты новой рукой.       Грелль же на свою будущую замену реагировал неоднозначно, то задумчиво хмурясь, то пренебрежительно закатывая глаза, то раздражительно цокая языком.        — Иногда я действительно тебя не понимаю, — признался Грелль, идя со мной под руку.       Мы были дома, и он не скрывал своих красных волос, совсем не опасаясь того, что нас может кто-то увидеть. Я же, наконец, надела свое домашнее платье красного цвета, порядком устав от черного, который еще долгое время будет ассоциироваться с траурным цветом.       Покачав головой, из-за чего звякнули колокольчики в заколке Лан Мао, уверено парировала:        — Не обязательно понимать, ты же знаешь, что я всегда принимаю верные решения.        — Конечно, иного я и не жду от своей Мадам Рэд, — кивнул Грелль, даже не думая спорить, будто то, что я только что сказала, было для него неоспоримым фактом.       Самодовольно улыбнулась, стараясь скрыть ту благодарность, которую я ощутила к нему.       Подождав, пока он услужливо откроет мне дверь, уверенно прошла во внутрь, глубоко вдыхая запах краски и пыли, витавший в помещении. Грелль за моей спиной чихнул, тут же принявшись недовольно бурчать.       Мастерская доктора Брикмана совсем не изменилась, впрочем, чего и стоило ожидать. Многие картины были прикрыты, и я тут же убрала с них всех мешающую ткань, прекрасно зная, что изображено на полотнах. На некоторых Габриэль экспериментировал, стараясь использовать как можно больше красного цвета, поэтому на некоторых красовались прекрасные бордовые розы, ликорисы и яблоки. Но, естественно, на большинстве была изображена она — Шарлотта Потс во всем своем великолепии. Раньше мне казалось, что она смотрит на меня самодовольно с этих картин, но теперь в её взгляде я не видела ничего, как и полагается.       Грелль плюхнулся в кресло, на котором всегда сидел доктор Брикман, работая над очередной своей картиной. Я подошла к жнецу, невесомо прикасаясь к его волосам и, не заметив недовольства, начала смело пропускать его пряди сквозь пальцы.        — А все-таки хорошо, что он умер, — сказал жнец, смотря немного влево, на картину, где была изображена миссис Потс, — В этих отношениях была лишней либо ты, либо тень этой женщины. Ставлю на то, что все же ты. Уверен, если я сниму ткань с мольберта, я увижу не тебя.        — С каждой секундой мне хочется придушить тебя все больше и больше, — предупредила я, на самом деле не чувствуя ни капли раздражения и Грелль прекрасно это знал, но все равно решил подыграть:        — Ты жестокая женщина.        — И кровожадная.        — Где-то я уже слышал эту шутку, жаль, что не понимаю её.       Естественно, никто её не понимает. Удивительно, что она появилась в тот день, когда Дитриха чуть не побили, меня домогались, а потом я того же человека порезала скальпелем.        — Мне действительно интересно, что на этой картине, — через некоторое время произнес Грелль, когда я собрала его волосы в хвост, закрепив красным бантом, как раз в его вкусе.       Незаинтересованно посмотрела на мольберт, стоящий перед нами. Около него стоял стол, на котором была палитра с засохшими красками, в большинстве почему-то красного и черного цвета. Все было в хаосе, будто Габриэль на несколько минут оставил мастерскую и вот-вот вернется, чтобы закончить свой шедевр.        — Очередная роза, — пожала плечами, ловя задумчивый взгляд Грелля, который через несколько секунд как-то странно уточнил:        — А ты в себя совсем не веришь, да?        — Не в этом, случае, дорогой, — покачала головой я, убирая руки с его волос и опираясь ими о спинку кресла, — Здесь все заведомо провально.        — А вот сейчас и проверим! — воскликнул он и, резво поднявшись на ноги, отбросил пыльную ткань, закрывающую, наверное, последнюю работу Габриэля.       Я совсем не удивилась, когда увидела на ней небрежно нарисованные маки. Ну, это уже не розы и ликорисы.        — Никакой фантазии, он безнадежен, — констатировала факт, скрестив руки на груди.       Я ожидала услышать ответный смешок, но в ответ была тишина. Не слышать ничего от Грелля, человека, который является самим воплощением слова «шум», было очень странно.       Сатклифф стоял прямо, скрестив руки на груди и недовольно поджав губы. В этот момент он почему-то не казался мне человеком, возможно, это из-за потустороннего огня в его глазах, которые, казалось, могли сжечь все, на что он посмотрит.        — Он что, совсем идиот? — гневно спросил он, тряхнув волосами.        — Он был влюблен в призрака, естественно он дурак, но дурак преданный, — призналась я, успокаивающе погладив жнеца по плечу.       Тот посмотрел на меня так, будто хотел сказать: «Это я тебя утешать должен, а не наоборот». Это было настолько трогательно, что сердце на секунду замерло. Хихикнув, сняла с него очки, откровенно любуясь тому, как он подслеповато щурится. В очередной раз замерла, стоило мне начать любоваться его глазами невозможного цвета в обрамлении длинных накладных ресниц.        — Иногда мне кажется, что своим взглядом ты можешь превратить любого человека в камень, — почему-то шепотом произнесла я, когда Грелль нагнулся ко мне ближе, чтобы лучше видеть. О плохом зрении жнецов он никогда не шутил.        — Как Медуза Горгона? — уточнил он и, получив мой кивок в качестве ответа, широко улыбнулся, сверкая заостренными зубами, — Это самый странный, но лучший комплимент в моей жизни!       Хихикнула и надела его очки на себя, буквально охнув от того, насколько сильными они были, раз у меня мгновенно закружилась голова, из-за чего мне пришлось схватиться за Грелля. Закрыв глаза и восстановив равновесие, спросила, откровенно напрашиваясь на комплимент:        — Ну как, эти очки мне идут?        — Я бы ответил, если бы видел.        — Ты должен был сказать: «да»!        — А смысл, если это неправда?!       Мы так и замерли, ничего не видя, потому что я была с закрытыми глазами, а Грелль без очков даже с открытыми ничего не видел. Поморщившись от осознания того, насколько в глупом положении мы сейчас находимся, я сняла очки, не рискуя сразу же открывать глаза, поэтому продолжила так стоять.       Сначала я ощутила колебание воздуха, дыхание Грелля у моего лица, прежде чем услышала его смех, который был настолько громким и по обыкновению сумасшедшими, что я даже отшатнулась от неожиданности, будучи оглушенная наверняка на несколько секунд.       Споткнувшись о что-то, я тут же полетела вниз, невольно хватаясь за Грелля, который пусть и не видел, но наверняка ощутил что-то, раз протянул ко мне руки, пытаясь поймать, но мы все же упали, перевернув несколько картин и, судя по звуку, мольберт. Удивительно, но Грелль успел положить ладонь мне под голову, чтобы я не ударилась.       Первым, что я увидела, когда с опаской приоткрыла глаза, это лицо Грелля, который даже не зажмурился от испуга, напротив, широко открыл глаза, отчаянно пытаясь увидеть что-то.        — Ты забыл дышать, — брякнула я, не зная, что еще сказать.       Грелль послушно вдохнул, приходя в себя, и, прищурившись, наклонился ко мне и требуя:        — Скажи, что очки не разбились.        С сомнением и потаенным страхом посмотрела на чужие очки в своей руке, тут же облегченно вздыхая, когда поняла, что на них нет ни трещинки.        — Они целы, — подтвердила я, надевая очки на мужчину, который буквально сразу же посмотрел на меня осмысленным взглядом, — Ты сам не ушибся?        — Да что мне будет, я же бессмертен, — как-то неловко пробормотал Грелль, вскакивая на ноги и, подав мне руку, помог подняться.       Оглядевшись, я поразилась тому хаосу, который мы создали одним своим падением, и если перевернутым картинам, которые находились около нас я не удивилась, то как мы умудрились перевернуть мольберт было для меня загадкой.        — Может, оставим все как есть? — с надеждой спросил Грелль, обреченно вздыхая, когда я решительно отрезала:        — Нет.       Оказалось, даже убираясь, Грелль не мог быть тихим. Подняв картину, он тут же просил (хотя звучало как приказ) меня угадать, что на ней изображено. Игра была несложной, ведь вариантов было немного: либо цветы, либо пейзаж, либо, что более вероятно, леди Шарлотта. Наверное, поэтому это нам быстро наскучило — я угадывала слишком часто.       Подняв одну из картин, я замерла, не веря в то, что вижу. Я даже несколько раз моргнула и ущипнула себя, чтобы убедиться в реальности происходящего, потому что все это выглядело как реалистично-абсурдный сон.        — Г-грелль, — голос жалко сорвался, но я тут же повторила громче, сама удивляясь той панике в нем.       На картине совершенно точно была изображена я, это не была галлюцинация, не иллюзия, здесь не было ни намека на золотой, только невозможный огненно-красный. У девушки на картине были мои алые волосы, мои кровавые глаза и бордовые губы. Эта девушка, была одета в любимое мною красно-черное платье, в котором я однажды танцевала на своем же бале-маскараде. Девушка на картине сидела на стуле как королева и ею определенно была я, Мадам Рэд.       Но главное было даже не это, хотя тот факт, что Габриэль нарисовал меня просто выбил землю у меня из-под ноги, нет. Главным было то, что на ней была изображена не только я: по правую руку от меня сидел Грелль.       Не дворецкий — жнец.       Сидевшая по правую руку Смерть покровительственно наклонилась к Мадам, закинув ногу на ногу, а руку — на спинку кресла, будто стараясь соблюдая хоть какие-то правила приличия, которые уничтожала «я», уверенно держа руку у него на ноге. Смерть на картине наклонила голову, чуть ли не соприкасаясь ей с чужой, ухмылялась, снисходительно заломив брови. Сползшие очки не скрывали желто-зеленых нечеловеческих глаз. На картине Смерть снисходительно смотрела вперед, сдерживаемая рукой Мадам Рэд.       Существо, названное Смертью, держало странное, даже пугающее приспособление. Которому никто в этом веке не смог бы дать название, но в моей голове набатом билась мысль-ответ: бензопила, Коса Смерти. Её не смогли бы нарисовать, не видя своими глазами, а однажды взглянув — навсегда бы запомнил.       На картине мы выглядели как любовники и это завораживало больше всего.       За моей спиной послышался судорожный вздох Грелля, который неслышно подошел ко мне и сейчас во все глаза смотрел на наш портрет.       Однажды я просила Габриэля нарисовать меня со своим дворецким.       И сейчас держу в руках обещанную картину.       Я не представляю как доктор Брикман понял, что мой неуклюжий дворецкий Грелль и красноволосый мужчина, укравший мой первый танец на маскараде — один и тот же человек.       Однажды я сказала Габриэлю, что если бы хотела, чтобы он нарисовал что-то страшное, попросила бы его нарисовать маньяка с бензопилой.       Но на ней не маньяк, не дворецкий, а Бог Смерти с бензопилой.        — А он не такой уж идиот, — восхищенно протянул Грелль и, обняв меня за талию, положил подбородок мне на плечо, — Но все равно хорошо, что он умер.        — Да, хорошо… — согласилась я, понимая, что ему с этим знанием не стоило долго жить.       Грелль фыркнул, удивленный моим ответом.       Мы так и стояли, смотря на картину, пытаясь переварить происходящее. Вспомнив с чего все началось, нервно хихикнула: мы ведь просто дурачились! Но чем больше я держала эту мысль в своей голове, тем больше меня пробирал нервный смех и в конце концов я не выдержала, громко расхохотавшись. Несколько минут я была не в силах сказать что-то или хотя бы связать пару слов, чтобы объяснить Греллю почему я смеюсь. Собравшись с силами, я все же смогла выдавить сквозь смех:        — Только мы могли найти нечто столь важное, пугающее и неоднозначное совершенно случайно!       Обдумав мои слова и, видимо, вспомнив все то же, что и я, мужчина улыбнулся и уже через несколько секунд мы хохотали вместе, шатаясь и держась друг за друга как два пьяных человека.       В какой-то момент Грелль сел обратно на чудом не перевернутое кресло и потянул меня за собой, сажая на свои колени. Мы так и не расцепили объятий, продолжая смеяться, но уже спокойнее, а когда закончили, меня потряхивало в его руках. Я жалась к Греллю, рвано дыша ему в шею, стараясь успокоиться под его легкими поглаживаниями. От нервов я даже икать начала и даже не думала возмущаться, когда услышала смешок у своего уха, но, заметив, что Грелль укрыл меня найденным здесь одеялом, спросила:        — Зачем ты меня в одеяло укутал?        — У тебя шок, так нужно.       Хихикнула, прикрыв глаза, когда он немного поправил его. Кажется, я даже немного задремала, потому что очнулась, когда мужчина снова заговорил, все еще прижимая меня к себе, не испытывая никакого дискомфорта:        — Знаешь, этот человек нравится мне немного больше из-за того, что он видел тебя такой, какой вижу я.        — Знаешь, одна эта картина ценнее многих тех, что посвящены не мне, — поделилась своим откровением, пряча довольную улыбку на мужском плече.       Одновременно вздохнув, мы снова прикрыли глаза, тут же проваливаясь в дрему.       Так намного лучше, чем на картине.