Неведанное Дитя

«Если меня кто-то спросит, был ли я счастлив с ней, то ответом будет беззастенчивое «Да». Эта маленькая Леди, выросшая на моих глазах, была самым прекрасным цветком, который я когда-либо встречал… А жил я много. К сожалению, как и всем цветам, ей суждено было увянуть молодой и полной очарования. Клодия, моя милая-милая девочка, твои локоны стали ещё одним украшением в моём медальоне. Не передать сейчас, с какой болью я отпускал тебя и твоих детей, с каким отчаянием проводил в последний путь. Не описать, насколько я хочу вас всех вернуть, увидеть улыбки, светлые лица. Клянусь остатками своей жалкой души, что смогу защитить последнюю часть тебя. Они, эти мальчишки, были твоим самым дорогим сокровищем даже после смерти… И станут теперь моим».

4 Сентября, N год

Ночь пролетела быстро и незаметно, ковер из звезд медленно сменялся тонкими розовыми нитями рассвета, а буря постепенно успокаивалась. Утро было холодным и снежным. Солнце, затянутое зимними серыми тучами, совершенно не грело идущих мимо людей. Снег хрустел под ногами, а с порта доносился мерзкий запах, летел прямо в центр города и не собирался проходить. Ист-Энд, никогда не спящий, с насмешкой приветствовал новый день и рукою махал внезапным гостям. — Откапывай их, Фрэнк. Хватит мяться, будто тебе все еще пятнадцать и ты под защитой маминой юбки! Фрэнк тяжело вздохнул и выкинул недокуренную сигарету. Работа у него сложная и совершенно не благодарная, что уж тут таить. Зарплаты хватало на то, чтобы прокормиться самому и снять хорошую комнату, но о том, чтобы завести семью, речи не шло — самому бы выжить. Девушка Фрэнка, пухляшка Марта Стюарт, работала кухаркой при дворе знатных господ и жила по месту работы. Несмотря на сложности, Фрэнк, будучи человеком добрым и мягким, свою службу любил и всегда шел на нее с радостью. За исключением таких вот моментов. — Да-да, господин младший помощник инспектора, — буркнул мужчина и тоскливо продолжил: — Несчастный случай, смерть от обморожения. Бедняги уснули на холоде, видимо, и уже не смогли проснуться. Жаль таких, совсем молодая мать и ребенок. Родственников искать будем? Господин младший помощник инспектора, Генрих Лойз (или, как его называли остальные, Малыш Генри), был долговязым и до жути вредным, хоть и справедливым мужчиной слегка за тридцать. Его женой была работа, а детьми — бумажки из отдела расследования. Коллеги его за глаза любили, точнее, любили шутить над кучерявыми усами, хотя сам мужчина ни капельники не обижался. Генрих смачно хлопнул себя по лбу. Фрэнк его и поражал и раздражал одновременно — ну как, как можно быть таким наивным! Здесь, в Ист-Энде, мало у какого бродяги был кто-то близкий. В комнатах люди если и жили, то ютились по пять-десять человек на место. Даже если у умерших и есть родственники, то они были бы рады избавиться от лишнего рта. — Дорогой мой Фрэнк, — начал мужчина с едкой улыбкой на губах, — где мы сейчас, по-твоему? В Вест-Энде, надо полагать? Кенсингтоне? Или, может, Челси? — сварливость не сходила с его лица, а глаза метали молнии. — И чего молчишь? Фрэнк насупился и отряхнул перчатки от снега: — Да понял я, понял. Но жалко ведь их… Что мать дитя, что ребенок. Эх, жалко-жалко… Генри устало выругался сквозь зубы. Одни проблемы, а день только начался. Что дальше будет — подумать страшно. В отличии от подопечного, мужчина свою работу ненавидел всем сердцем и душою, но поделать ничего не мог. Раньше он работал с бумагами и был вполне счастлив, но судьба иногда скидывает сюрпризы и на голову простых клерков. Сам Генри жалел лишь ребенка, и то лишь потому, что мать такая попалась — родителей никто не выбирает. — Своего «жалко» на всех шлюх не напасешься, Фрэнки. Запаковывай тела и переставай ныть, времени на твои сопли сейчас нет. Каждую собаку тебе «жалко», а на мои нервы плевать ты хотел… Помощничек, черт тебя дери. Принимайся за дело. — А потом куда? — К Нему. У него самые дешевые гробы… Этих доставим по пути и пусть сам разбирается, чертов псих. — На этом разговор, вероятно, был закончен. Снег повалил с новой силой, пора была заканчивать. Фрэнк, понурив голову и пробурчав что-то под нос, наконец стал выполнять свою работу. Молодая девушка, на вид лет двадцати, была, без сомнений, очень красива при жизни, однако сейчас представляла собой то еще зрелище. Холодная, белая, отдающая синевой кожа с легкой коркой льда поверх и мокрые одежда и волосы. Руки у неё были с длинными пальцами и испорченными ногтями: видимо, при жизни у девушки была неблагодарная работенка. Странно было, что столь изящная, она умерла тут, в Ист-Энде, на самой бедной улице самого бедного района. К себе женщина мертвой, в прямом смысле этого слова, хваткой прижимала белокурую девочку. Волосы у малышки были платиново-белые, как и короткие реснички с бровями. Отец малышки, видимо, являлся арийцем. Да… Жаль было их, таких молодых и красивых. Порой смерть бывает жутко несправедлива. Фрэнк с жалостью в глазах забрал мертвое тело ребенка из рук матери, однако перевезти их было надо, а дальше, действительно, не их дело. На секунду, даже на десятую её долю, мужчине показалось, что девочка еще жива и её сердце издало отчаянное «бум». Фрэнк моргнул, пощупал пульс, однако девочка оставалась все такой же холодной и абсолютно точно мертвой. Даже если и не показалось, то не его это, обычного помощника, дело… Псих со всем разберется. «Психом» все знающие офицеры, детективы и просто обычные люди именовали мистера Гробовщика. Лавка его находилась не в самой богатой части города, хотя сам мужчина, видимо, был состоятелен — а как иначе объяснить тот факт, что плату за свои услуги он брал смехом, совсем не принимая деньги Её Величества, но продолжал процветать в своём нелегком деле? О нем говорили как о человеке неопределенного возраста с неопределенным характером и неопределенными мыслями. Многие шептались за спиной, многие пытались оклеветать владельца похоронного бюро, но все неизменно возвращались к нему за услугами: кто-то заказать гроб близкому (в гробовом ремесле старик был чертовски хорошо!), а кто-то уже в виде клиента. Сам Гробовщик, будучи слишком эгоцентричным и зацикленным на веселье, лишь громко хохотал надо всем этим балаганом: и над сплетниками, и над стражами порядка, и над клиентами разных категорий. Посещать Гробовщика в здравом уме (или же просто будучи еще живым), не хотел никто. Снег всё усиливался, холодными колючками падая на лица офицеров. Ветер, промозглый и жесткий, отчаянно завывал и то и дело норовил скинуть ткань с покоящихся в повозке тел. Фрэнк, не выдержав эмоционального напряжения, вытащил сигарету. — Я работаю с Вами уже второй год и всё ещё не привык к такому, — тихо заметил он и продолжил размышлять: — Да и можно ли привыкнуть к смерти?.. — Люди ко всему привыкают, Фрэнки. Поехали. Мысль о том, что в стране, где правит Её Величество, ко всему можно привыкнуть, осталась невысказанной. Повозка тронулась с места, и Генрих про себя посмеялся над тем, что они сейчас очень похожи на того самого Психа, разве что осла заменяет лошадь. Тихо и мирно мимо них проходили сонные люди, а дома, серые и невзрачные, постепенно сменялись красивыми постройками с ухоженными балкончиками и рождественскими украшениями на дверях. Кукольный город медленно просыпался. Милые дамы в красивых шубках и зимних шляпках, веселые дети, радостные от обилия снега, и усатые мужчины в пальто, — все они проносились мимо глаз и мыслей, оставляя впечатление нереальной сказки. Чем ближе к центру города, тем меньше чувствовался запах гнили, и тем ярче витал аромат свежей выпечки и Новогоднего печенья. Настолько яркий контраст между этим и тем Лондоном каждый раз заставлял Фрэнка беспомощно опускать глаза и стараться не смотреть — хотелось умереть от непонятного стыда. — Приехали, Фрэнки. И правда, приехали. Мужчина, погруженный в свои мысли, и не заметил, как повозка остановилась. Рука сама по себе потянулась в карман пальто — дурная страсть к табаку дала о себе знать. Генрих вздохнул: — Видимо, ты сейчас не в состоянии. Сиди уже, работник года. С Психом я сам поговорю… И скрылся за дверью лавки. Внутри было темно, как в гробу (какое удачное сравнение!), и только немногочисленные свечи освещали комнату, давая не споткнуться об очередной реквизит, как утверждал хозяин лавки. — Псих, ты здесь? В ответ на эти слова послышалось радостное хлопанье в ладоши и почти детское «Малыш Генри». Хлопанье это и голос, к сожалению, послышались за спиной мужчины, от чего тот, словно ужаленный, отскочил в сторону. О чем тут же пожалел. За спиной Генриха лежала крышка от еще не полностью доделанного гроба, об которую мужчина и споткнулся, с грохотом падая на землю. Гробовщик на это лишь еще радостнее захлопал в ладоши и хихикнул — какой же занимательный был этот человек! Каждый раз приходил к нему, называл психом и неожиданно падал! Ах, какой же славный экземпляр… — Аккуратней, господин младший помощник инспектора, или в следующий раз гробик придется заказывать для самого себя… Вы ведь не чай ко мне пришли пить, правда? — Гробовщик приложил палец к губам и будто бы раздумывал над чем-то, хотя Генрих определенно знал, что тот и не размышлял вообще, а лишь глумился. — Мензурочку чая? Мужчина раздраженно зыркнул в ответ и встал, отряхиваясь от пыли. — Хватит уже чудика из себя строить, меня то ты не пытайся дурить. Я тебя еще лет с двадцати помню, старый хмырь. Псих на эти слова захихикал еще сильнее, казалось, что еще чуть-чуть, и у него начнется настоящая истерика. — Правда, что ли? А Вы ничуть не повзрослели… Кажется, я слишком быстро старею! — Тела, двое. Мать и дочь. Похоронишь сам. Думаю, ты достаточно поиздевался надо мной для того, чтобы все оплатить, — выплюнул Генрих, гнусно улыбаясь. — Сами заберете, господин Гробовщик, или Вам помочь? Вы не подумайте что-то лишнее, я лишь забочусь — старость нужно уважать. Хозяин похоронного бюро рассмеялся так сильно, что вывеска на входе начала сотрясаться от его истерического хохота под удивленный взгляд Фрэнка. К этому и за всю жизнь не привыкнешь, быстрее с катушек слетишь. — О, поверьте, Вы оплатили сегодня за всё наперёд, господин офицер! Да-да, забрать тела… — старик внезапно запнулся, и Генриху показалось, что за длинной седой челкой мелькнули безумные, желто-зеленые глаза, в которых горит огонь интереса. — Тела?.. О, так их двое?.. Как забавно, Малыш Генри! Какое интересное, всё же, сегодня утро. Вы не находите?.. — Да-да, конечно, — пробурчал Генрих и заторопился к двери: — Тела, господин Гробовщик, напоминаю. Хозяин лавки только весело закивал головой в ответ, жутко покрутился вокруг своей оси и рассмеялся радостно-безумно, словно и не был уже тут. — Ах, тела… Их двое, двое! Мать и дочь, но кто, кто же?.. — резко остановился, повернувшись к озадаченному мужчине, — ах да, чуть не забыл. Сегодня вы меня приятно удивили, и я, так уж и быть, расскажу вам один секрет: чаще смотрите наверх, а то вдруг, что-то на голову упадет, — старик запнулся, будто вновь теряя нить разговора, и вновь продолжил бормотать под нос: — Двое, двое… Невероятно, абсолютно немыслимо. Генри только пожал плечами и оставил Психа в одиночестве, громко хлопнув дверью и кивая Фрэнку ну два трупа в повозке. Тела остались у лавки владельца, накрытые простынями и совершенно-точно мертвые. В Лондоне начиналась очередная снежная буря, и никто не знает, что она принесёт в этот раз. И все же… Какое забавное утро!