Неведанное Дитя

«Я построю для тебя маленький Кукольный Мир, где не будет ни страданий, ни боли. Я буду смотреть на твои шелковые юбки, летящие в танце, и слушать удивительный смех, а ночью, когда все твои друзья-игрушки уснут, буду укладывать тебя в самые прекрасный гроб, доверху наполненный белыми лилиями. Спи сладко в этом удивительном мире Вечных Кошмаров, моя маленькая принцесса. И никогда не просыпайся».

21 Декабря, N год.

— Ух, ну и денёк сегодня… Мало того, что мне не платят за сверхурочные, так еще и совсем не ценят красоту актрисы, а я, между прочим, нуждаюсь в должном уходе за кожей! Эти мужчины… У Грелля Сатклиффа, одного из самых эгоцентричных жнецов нынешнего поколения, была не самая удачная неделя. На улице стоял жуткий мороз и люди дохли как мухи, того и гляди, вымрет половина Лондона. Зима в этом году вышла весьма и весьма морозной, душащей своим холодом и пожирающий без остатка. Пожалуй, это время года все жнецы ненавидели больше всего (за исключением таких трудоголиков, как милый Уилл) — работы было много, а времени мало. — И так… Мадам Антуа со своей дочерью, десять часов после полудня… Смерть от длительного пребывания на холоде. Мадам-мадам, ну что же вы творите, — фыркнул мужчина и неодобрительно продолжил: — Такая молодая, а совсем себя не бережете! Так еще и дочурку свою с собой потащили. Совсем не умеет уходить красиво. Глупые нынче леди пошли. Грелль устало вздохнул и продолжил свой путь по крышам, ведь нельзя заставлять леди ждать! «Клиенты» уже дожидались его, забившись в темный угол старого дома. Картина не новая: бедняков в Ист-Энде было навалом. Пожалуй, эта часть города была самой проблемной для жнецов, так как смертность тут превышала все допустимые нормы. Королева Виктория хоть и старалась контролировать ситуацию, но выходило у неё из рук вон плохо. Жнец сверился со временем и состроил кислую мину — ждать нужно было еще минут пятнадцать. «Мадам», обнимающая руками хрупкое создание, была сама похожа на ребенка. Хрупкая и бледная девушка, без сомнений, когда-то была первой красавицей в своем районе, вот только жизнь ее не пощадила: кожа была серой, глаза потухшими, а черные волосы, некогда сильные и здоровые, превратились в безобразный пучок. Девушке было двадцать семь лет, но казалось, что все пятьдесят. Ребенок, прижимающийся к ней, зарылся так сильно в материнскую шаль, что видно было лишь ворох светлых волос — девочка явно пошла не в мать. Выпал снег, и температура упала еще ниже, хотя куда уж! До конца долго рабочего дня оставалось всего пять минут, и Грелль облегченно вздохнул. Ему невероятно хотелось очутиться дома и заняться своими женскими делами, а не сидеть на крыше и кусать локти от безделья. Девочка, до этого не показывавшая носа, подняла голову к звездному небу. Ей было так хорошо и спокойно, невероятно тихо и приятно, что горячие слезы сами полились по холодным щекам. Что-то в ней пело от радости и терпкой боли, а нежные объятия любимой матушки согревали теплее любого одеяла. Согревали не тело, а душу. Ребенок, это милое наивное существо, уже чувствовало свою скорую кончину, но принимало её с легкостью, свойственной только детям. Мать же, прекрасно понимая, что не сможет пережить эту ночь, в надежде молила Бога пощадить своё самое дорогое сокровище. Грелля всегда удивляли детские души, такие непорочные и чистые. В какой-то степени он понимал демонов, охотников за этим несметным богатством, а позже корил себя за эти мысли. Стрелка часов приблизилась к десяти. Одна минута. — Дядя, вы за нами? Мужчина неопределенно хмыкнул в ответ и за секунду очутился рядом с ними. Женщина умерла первой. Её пленка ничем не отличалась от тысячи таких же пленок. Очередная, скучная и неинтересная. Он видел судьбы и более красочные, чем эта. Молодая дворянка, сбежавшая ради любви и скатившаяся на дно. Грелль не понимал таких людей и понимал одновременно. Возможно, будучи человеком, он тоже кого-то сильно любил, однако… Какая скука, определенно дорога в Рай! Ребенок, зачарованно смотревший на белые ленты, закрыл глаза и сладко уснул, отправившись вслед за матерью. Её запись была наполненная наивностью и радостью любому чуду, и Грелль подумал, что она была бы интересным человеком. Последний кадр на довольно короткой пленке изображал его самого, сидящего на крыше и задумчиво смотрящего в книгу душ. Ах, как жаль, что Грелль не забрал её чуть позже. Кто знает, может быть, она смогла бы его удивить. Снег всё усиливался, а звезды разгорались ярче и ярче. Небо медленно превращалось в ковер из серебряного света. Десять часов и две минуты после полудня. Работа жнеца на сегодня выполнена. Луна сияла ярче прежнего, но не освещала мать и дочь, сохранив эту маленькую тайну. А наутро их тела занесло снегом — начался новый день и новые души отправлялись в свой последний путь. Красноволосый жнец уже не помнил о тех, кого забрал вчера, да и не обязан — оплакивать каждого первого он перестал уже давно. Не ведал он и того, что под белым покровом с новой силой забилось детское сердце. Возможно, самая большая ошибка Грелля Сатклиффа… Но это уже другая история.