Красный
Желтый
Синий
Двери открываются, как тогда, когда смерть забрала к себе Леона, и у него не хватает сил хотя бы просто зайти внутрь клетки смерти. Он падает на колени. И плачет, со всей своей силой ударяя кулаками по бетонному полу, разбивая ладони в кровь. Ишимару оглядывается назад, смотрит на товарищей по беде, что и звука не издают. Некоторые смотрят с безразличием, у кого-то на глазах слёзы, кто-то отличается отвращением, другие же поджимают губы и смотрят на рыдающего старосту. Но… Мондо с ними больше нет. Его больше никогда здесь не будет. Силуэты студентов размываются. Глаза воспалены. На лице уродливая гримаса отчаяния, от которой девушка по ту сторону камер довольно усмехается, от возбуждения облизывая искусанные губы, а друзьям юноши становится нетерпимо жалко своего старосту. Перед глазами паренька пробегают сотни картин-воспоминаний настолько точно, что хочется выколоть глаза, чтобы не видеть этого больше никогда.***
Он просыпается в своей комнате. На столе лежит записка, написанная Наэги. А под запиской лежит чёрное пальто. В груди словно что-то с болью сжимается. Киотака широко распахивает глаза и кидается к своему столу, даже не читая записку, он хватает пальто, тяжело дыша, расправляет его, глазами бегает по вещице, удостовериваясь в том, что это именно его. На глазах вновь появляются слёзы. В голове мелькают воспоминания вчерашнего вечера. Он дрожит. Это действительно произошло. Это — вовсе не сон или какая-то странная фантазия. Нет. Педант прижимает к груди эту вещь. Теперь она — самое дорогое, что у него есть. На его кровати сидит парень, наблюдая за действиями лучшего друга с печалью во взгляде фиолетовых глаз. Он мёртв, но кто же мог знать, что после смерти он обретёт возможность наблюдать за живыми? Иронично в какой-то степени. Не издавая и звука, он подходит к своему «бро» и кладёт ладонь на дрожащее плечо. Правда, рука, какого-то чёрта, проходит насквозь, и Мондо опускает взгляд, тихо зовя его: «Така…» Староста вздрагивает, чувствуя что-то, но, увы, не понимая что именно. Опустошенно он смотрит на пальто, сжатое в ладонях, и опускает голову, принимая пробежавшийся по плечу холодок за игру воображения. Но тут же вспоминает о утреннем собрании и поворачивает голову, смотрит на часы. Осталось около часа. Конечно, он и не мог встать в другое время, ведь каждое утро именно во столько же просыпался по своему идеальному расписанию каждого дела и, можно сказать, каждого своего шага. Но сейчас он не мог развернуть поток своих мыслей в другую сторону. Они окутывали его жуткими образами, словно загоняя его самого в клетку смерти. Хотя в таком случае он бы ценой своей жизни остановил этот чёртов байк, чёрт, да он бы сел рядом с Мондо, а лучше вместо Овады. И слёзы вновь выступают на глазах. Хныча, он надевает пальто, и Мондо опускает голову, убирая с его плеча ладонь. Он стоит так несколько минут, пытаясь перестать рыдать, закрывает лицо руками, вытирая длинными рукавами слёзы. Сосед не услышит. И не только потому что стены не пропустят и самый громкий крик. Жмурясь, Овада ударяет кулаком по стене. Вот только не может, рука проходит сквозь стену. Обнимая самого себя, вдыхая запах владельца пальто, он находит ключ от комнаты лучшего друга и незамедлительно идёт туда. Открывает дверь, шмыгая носом и заходит внутрь. Он осматривается, и к горлу подступает комок. Мондо стоит рядом и молчит, зная, что никто не услышит. Хотя, чёрт, как же хочется, чтобы бро услышал. Тогда бы Така точно не плакал так громко, вызывая боль в широкой грудной клетке байкера. А могут ли духи чувствовать боль? Ишимару проходит дальше, осматриваясь. И, читая надпись «Сумасшедшие Бриллианты», прикусывает губу. Слёзы сами по себе начинают течь, стоит Киотаке притронуться к одному из журналов на кровати мёртвого друга. А Овада даже смотреть не хочет на всё то, что напоминает о его жизни. Ему больно смотреть даже на надпись на своём пальто, что почему-то не перешло с ним в мир иной. Он смотрит на Таку, сидящего на полу, спиной прижавшись к кровати, и усаживается рядом. «Ну что же ты? Прям как тёлка, бро, » — грустно усмехается он, касаясь ладони на полу. И по спине педанта бегут мурашки. Иши не знает, почему это происходит, впрочем, плакать хочется только сильнее. Байкер сжимает ладонь, наблюдая за тем, как призрачные, почти прозрачные, пальцы сплетаются с пальцами живого человека. Но рыдания только усиливаются. Из-за чего дух двигается ближе к юноше и обнимает его, прекрасно понимая, что это, увы, никак не поможет. Экран загорается, Монокума объявляет начало дня и, собирая все силы в кулак, Иши встаёт, снимая с себя пальто и кладя вещь на кровать, аккуратно разглаживая дрожащими ладонями складочки. Практически весь день он проведет здесь, рядом с кроватью лучшего друга. Следующий тоже. И даже проведёт здесь одну ночь, пока запах хозяина комнаты не исчез. И Мондо будет рядом, обнимая его плачущего, всей своей душой стараясь успокоить. А в ту ночь, когда староста решится уснуть на его кровати, Овада ляжет рядом, смотря в уставшие красные от рыданий глаза и обнимая паренька одной рукой. Вот только его Така так и не почувствует прикосновений. — Почему ты пошёл туда, бро? Тупость этой хреновой записки я и сам понял! — А важно ли это теперь?