***
«Скорая» подъехала раньше, чем лодка успела пристать к берегу, за ней подоспели полицейские и журналисты. Лука решил по-тихому улизнуть: по многим причинам ему не хотелось светить физиономией перед камерами писак, отвечать на вопросы легавых и подвергаться медицинскому осмотру. Выбравшись из воды, он на ветру сразу же продрог до костей и подумал, что лучше всего будет вернуться в кафешку на дебаркадере, забрать сапоги и куртку, и заодно пропустить стаканчик чего-нибудь согревающего. Но не тут-то было… Принц не успел и шага сделать по суше, как вокруг защелкали фотоаппараты, зеваки облепили его со всех сторон, а полицейский, как будто нарочно стороживший здесь, крепко взял под локоть и сказал тоном, не терпящим возражений: — Синьор, прошу за мной! — и повлек к машине «Скорой», где сдал членам медицинской бригады. Луку усадили, растерли чем-то вонючим, быстро измерили давление, накинули на плечи одеяло, вручили стакан с теплым кофе и оставили в покое… хорошо еще, штаны снять не заставили. А вокруг выловленной из воды девицы тем временем разворачивалось настоящее кино! Как и положено по протоколам помощи утопленникам, «русалку» сгибали пополам, чтобы заставить вытошнить воду, делали искусственное дыхание, крутили так и сяк, видимо, проверяя, есть ли переломы, укладывали на носилки, чтобы грузить в машину и вести в больницу… Журналисты кружили рядом, как стая пираний, все фотографировали и снимали, и кто-нибудь из них то и дело пытался подсунуть диктофон пижону в голубом шарфе, чтобы узнать из первых рук, зачем его жена или любовница средь бела дня бросилась в Тибр. Пижон, надо отдать ему должное, ни на кого не обращал внимания, от особенно назойливых журналюг отмахивался и огрызался — его занимала только девица в черном плаще, и кем бы там она ему не приходилась, он явно был в шоке из-за ее поступка. … Со своего места Лука никак не мог внимательно рассмотреть виновницу всего этого шухера: в глаза бросалась то рука, висящая как плеть, то неловко подвернутая нога, то длинные волосы, насквозь мокрые и спутанные (в том числе и его собственной рукой), а вот лицо все время кто-то загораживал. Не то чтобы Принц ожидал увидеть неземную красотку, и умер бы с горя, так и не увидев, но все же было любопытно, кому он помешал свести счеты с жизнью… Пока что приходилось довольствоваться созерцанием спины и затылка ее муженька, с уже изрядно поднадоевшим сочетанием белого и голубого. Пижон выглядел как ходячий баннер «я болею за Лацио» и вообще казался смутно знакомым… «Ну, а что ж… может, мы и встречались на стадионе… или около… просто давненько». Лука помрачнел и горько усмехнулся: в последней серьезной футбольной драке он участвовал три года назад, после нее ему и пришлось досрочно «выйти на пенсию»… (4) и заново сесть в тюрьму… Тогда его жизнь изменилась бесповоротно, раз и навсегда, разделилась на «до» и «после». Освободившись из заключения, он считанные разы был на стадионе, смотрел матчи по телевизору. Околофутбольные бесчинства и кровавые стычки с лациале, наполи, ювентино остались в прошлом, как и многое другое. …И все же этот пижон в бело-голубом был ему знаком, определенно знаком! Принцу окончательно надоело быть безучастным зрителем и мишенью для фотокамер; он встал и подошел поближе к «Скорой». Слух сейчас же выхватил обрывок разговора двоих газетчиков (видать, из числа особо пронырливых, что в любую дыру влезут без мыла): — Нет, ничего не сломала, просто ударилась, ну и в шоке, конечно. — Что ж, повезло синьоре… и синьору Гвиччарди тоже повезло, что не стал вдовцом. — Да, ужасно было бы… потерять сперва дочь, а потом жену… «Гвиччарди? Наверное, послышалось…» Носилки с пострадавшей наконец-то погрузили в машину, и муж собирался залезть следом, чтобы вместе с женой ехать в больницу… но вдруг оглянулся и встретился глазами с Лукой. «О-па… Не может быть!» — Принц?.. Корсо?.. Это ты? Последние сомнения Луки испарились. Перед ним стоял и таращился на него, как на призрак, ни кто иной, как Бруно Гвиччарди, среди футбольных фанатов Рима известный под прозвищем Центурион (5). Глаза у него были такие же голубые, как и шарф, и надо лбом вились светлые волосы, зачесанные и уложенные совершенно по-пижонски. И нос… с небольшой горбинкой… Принц отлично помнил эту горбинку, потому что сам ее и сделал, своим собственным кулаком! Не собираясь отрицать очевидное, Лука усмехнулся и угрюмо кивнул: — Да, это я… вот так встреча. Привет, Центурион. — Синьор Гвиччарди, нам пора! Чем скорее мы попадем в госпиталь, тем лучше! — поторопил Бруно врач, с легкой ноткой осуждения в голосе: мол, ну надо же, супруга вот-вот дух испустит, а муженьку приспичило поболтать… — Да, доктор. Минуту. Вместо того, чтобы сесть в машину, Центурион шагнул к Принцу и протянул ему руку: — Ты спас мою жену. Спасибо. — Так получилось. — Лука не ожидал благодарности, ответил, что первое на ум пришло, но руку принял и пожал… Эх, хорошо друзья-романиста из «Ядовитой бригады» не видят, как их бывший вожак при всем честном народе и среди бела дня жмет руку рьяному лациале. Ощущение было до ужаса странное. Он как будто смотрел кино про самого себя и старого закадычного врага, а по спине опять пробежал озноб от холодного ветра. — Где ты сейчас живешь? — Все там же, в Гарбателле… А тебе зачем? Ты бы и правда, ехал уже. Тебя жена ждет. — Хорошо, увидимся там. Я к тебе заеду, как только смогу… — Бруно слегка наклонил голову и наконец-то убрался, залез в машину, и дверца за ним захлопнулась. Кричать ему вслед «какого черта, Центурион?!» или «чтоб и духу твоего в Гарбателле не было, долбанный лациале!» было бы полной глупостью, и лишним поводом прикопаться для журналюг и полиции. Теперь, когда эти жаждущие крови акулы лишились свежей жратвы в лице супругов Гвиччарди, их внимание закономерно перекинулось на «неизвестного героя»… но Луке не хотелось быть ни героем интервью в сомнительной газетенке, ни фигурантом полицейского протокола. Пора было делать ноги, даже если для этого придется прикинуться мертвым.***
Пятью годами ранее. 18 сентября 1990 года, Рим, Гарбателла, автомастерская Сантини. Двое мужчин стояли у входа в автомастерскую. Между ними шел спокойный и как будто мирный разговор, но напряженные плечи и спины, и яростные взгляды, которыми они сверлили друг друга, выдавали, что миролюбия в них не больше, чем в котах перед дракой. — Ты что, условия мне ставишь, Центурион? — Ты все правильно понял, Принц. Выбирай, или ты ремонтируешь мою машину, или я подаю заявление о нападении и порче имущества. Лука обнажил белые зубы в улыбке, больше похожей на оскал: — У меня тоже есть условие: ты извинишься перед Джованной. И заплатишь ее врачу. — А если я откажусь? — Откажешься — уедешь отсюда не на своей крутой тачке, а на санитарной машине. И подавай потом хоть сто заявлений, мне насрать. Бруно скрестил на груди руки и покачал головой: — Я один, вас шестеро — вот ты и строишь из себя крутого, Принц. Легко быть храбрецом посреди стаи. Лука хмыкнул: — Хочешь сказать, ты круче, Центурион, потому что не зассал приехать в одиночку? Может, у вас и принято бить вшестером одного, но у нас по-другому. Тебе еще в прошлый раз предлагали честную драку. — Вот я и приехал продолжить тот разговор, но без присутствия женщин. Как мужчина с мужчиной. Попытка прогнуть Принца прямыми угрозами не сработала. Корсо не сдвинулся ни на шаг, и Гвиччарди, как ни старался, не мог уловить ни малейшего признака сомнения или страха. Хозяин мастерской тоже оказался гордецом, готовым рискнуть бизнесом ради удовольствия посрамить чужака. Как ни гадок был для Центуриона подобный исход, не оставалось ничего другого, как настраиваться на бой. И делать вид, что именно так и задумывалось с самого начала. — Пошли туда, — Принц кивнул в сторону ангара. — Места там хватит, и не помешает никто. — Бой без оружия, без ремней, без амуниции. И до первой крови. — Ну, до первой — это уж как получится, — возразил Лука. — Предлагаю до нокаута…или хотя бы нокдауна. — Согласен, до нокаута. — сказал Бруно и не удержался от высокомерной ремарки: — Ты сам напросился, Корсо. Потом не хнычь и не клянчи компенсацию за подпорченный нос или сломанную челюсть… Он был в идеальной физической форме и знал, что если побьет авторитетного главаря «Ядовитых», да еще за полтора месяца до осеннего дерби, (6) то станет героем не только для своих бойцов из «Когорты», но и для всех «Несгибаемых». А моральному духу фанатов «Ромы» из всех дружественных «Ядовитым» бригад, особенно членам «Группировки противников», будет нанесен сокрушительный удар. Ради такого приза стоило рискнуть завтрашними переговорами с американцами… Они зашли в ангар. Внутри было вполне достаточно свободного пространства не только для драки один на один, но даже для группового боя. Парни из мастерской, почуяв что дело серьезное, спешно опустили лебедку, поддерживающую одну из машин над ремонтной ямой, закрыли лишние боксы и двери самого ангара. Бруно снял пиджак, с отвращением бросил его на скамью, стоявшую у стены, рядом с чьей-то грязной спецовкой, расстегнул широкий кожаный ремень и отправил его туда же. При этом не переставал изучать обстановку — чем больше деталей он успеет заметить и запомнить, тем лучше. Центурион много тренировался, и не только в комфортабельном спортзале, но и в полевых условиях; он не раз участвовал в уличных боях, с самыми разными правилами, и не понаслышке знал, от каких мелочей порой зависит выигрыш или проигрыш. На такой площадке стоило сперва держаться поближе к центру, а затем, непрерывно и жестко атакуя, загонять противника в угол и прижимать к стене… Принц в свою очередь избавился от ремня (с сожалением взглянув на тяжелую пряжку, которая могла хорошо послужить в схватке без правил), снял с пальца перстень-талисман и сбросил футболку. Ножа он при себе не носил. Украдкой ощупал левую руку: кость давно срослась, но травма регулярно напоминала о себе ноющими болями в холодную и сырую погоду, или после трудного дня в мастерской. Беспокоиться о ребрах и зубах не имело смысла, а вот руку все же стоило сохранять в целости… без этого «инструмента» не обойтись ни автомеханику, ни угонщику… На роль рефери в импровизированном боксерском поединке назначили самого хозяина мастерской, Пьетро Сантини. — Ну что, готовы? Начали! Первый раунд! Центурион сразу же атаковал, резко сократив дистанцию, и нацелился правой рукой в лицо противника. Принц блокировал, но в следующую секунду пропустил в оставленное раскрытие сильнейший удар левой в корпус. Потеряв дыхание, он тут же получил еще один удар по ребрам, едва не сбивший его с ног, но устоял и ринулся в контратаку, намереваясь нещадно разукрасить ухоженную физиономию лациале в красный и желтый. Но жилистый и подвижный Центурион «нырком» ушел из-под его убойного правого, и молниеносно ответил хуком в челюсть. Если бы хук достиг цели, Принцу пришлось бы попрощаться с половиной зубов, но он ждал подвоха и успел увернуться, быстро ответив левой, которая по касательной прошлась по уху противника. — Давай, Принц, давай! Покажи ему, вмажь как следует! — крики зрителей оглушали и, хотя относились к одному лишь Луке, подстегивали и его противника, как хороший допинг, усиливая холодную и расчетливую злость. С первой же минуты драки Центурион сумел оценить возможности Принца и нащупать слабость в его обороне. Лука был слишком горяч в атаке и временами действовал точно по принципу «сила есть, ума не надо» — Бруно убедился в этом, когда провел обманный финт правой. Принц, однако, быстро почуял, с кем имеет дело: ему хватило пары пропущенных ударов, чтобы сменить тактику, и стать осторожнее. Пропущенный скользящий Центурион ему не засчитал, сочтя это своей ошибкой, а не мастерством соперника. Но больше Бруно не желал допускать досадных оплошностей и позволять этому романисте колотить себя почем зря. Настал момент испытать любимую комбинацию, не раз отработанную в спортзале. Бруно оставил раскрытие, провоцируя противника на удар по корпусу; это сработало, и дальше можно было действовать как по нотам… Дистанция сократилась. «Отвести левой правую противника… дальше — короткий прямой, в солнечное сплетение… Вот так, получи, свинья!» Снова потеряв дыхание от острой боли в груди, Лука пассивно закрылся руками, что дало Бруно возможность нанести ему еще несколько ударов, и последним из них отшвырнуть назад, так, что тело Принца отлетело к белому «фиату», стоявшему у стены и со всего маху обрушилось на дверцу… Зрители разом заткнули глотки, повисла такая тишина, что Центурион теперь слышал только свое дыхание и дыхание противника -хриплое, учащенное… Для победного завершения боя оставалось нанести последний удар, и Бруно, не теряя времени, подскочил к Луке, чтобы не дать тому придти в себя и снова встать в стойку. «Лишь бы эта стая обезьян не кинулась мне мстить за вожака…» — подумал он и на несколько мгновений отвлекся от противника, чтобы посмотреть, чем тут можно быстро вооружиться, если дойдет до драки с болельщиками Принца. Лука открыл глаза, проморгался и, превозмогая боль во всем теле, сделал глубокий вдох. Над ним нависла долговязая фигура лациале, чьи крепкие кулаки едва не вытрясли из него душу. «Да что же это за дерьмо! Я ему продуваю вчистую на своей же территории! Ну уж нет…» Он очнулся как раз вовремя, чтобы заметить, куда Центурион решил бить. Резко бросив тело влево, Принц позволил кулаку лациале врезаться в жестяную дверцу несчастного фиата, а своей ноге — ударить по голени противника. Центурион взвыл, но устоял, и занес руку, метя Принцу в глаз, но тот уклонился и ответным ударом влепил противнику в нос… Дальнейший ход и окончание поединка Лука помнил слабо, очнулся он только, когда парни в несколько рук оттаскивали его от поверженного наземь противника.***
Рим, ночь с 24 на 25 марта 1995 года. — Синьор Гвиччарди, вам лучше прислушаться к рекомендациям и оставить супругу под нашим наблюдением, по крайней мере, на сутки-двое. Ей повезло, что она не получила серьезных травм, только ушибы, и переохлаждение не было длительным, но эмоциональное потрясение может в дальнейшем… — Да, да. Благодарю вас, доктор, но нет. Мы с Маленой едем домой. Где подписать? — Через десять минут подойдите в кабинет дежурного, вам выдадут выписку и все нужные документы. — Хорошо. — Бруно улыбнулся, вежливо кивнул врачу и вернулся в палату, где его ждала Малена. Жена уже успела переодеться в то, что он ей принес на смену (еще один черный свитер, еще одни черные джинсы- после смерти дочери гардероб Малены не отличался разнообразием и цветом), и сидела на кровати, нетерпеливо поглядывая на дверь. Она ненавидела больницы и не хотела проводить в их стенах ни одной лишней минуты. В этом была странная ирония: ведь если бы ее попытка самоубийства увенчалась успехом, она провела бы ночь и ближайшие пару дней не просто в больнице, но в наглухо закрытом железном ящике… и ему оставалось бы только забрать безжизненное тело для похорон. Представив подобный исход, Бруно содрогнулся. — Боже мой, какая же ты глупая!.. — выдохнул он и, шагнув к ней, порывисто обнял и зарылся лицом в густые волосы, все еще влажные и пахнущие рекой. — Глупая, глупая… Как ты могла так поступить с собой… со мной… с нами?.. Ты хоть на секунду задумалась обо мне?.. — Да… — пробормотала она и уткнулась лбом ему в живот. — Да. Но было поздно, я уже прыгнула. А кто… кто меня вытащил?.. Я ничего не помню… — Один храбрый парень. Отличный пловец. Доплыл до тебя раньше, чем я успел добежать до набережной. — Ты… ты сказал ему спасибо?.. — Конечно, сказал. — Бруно не стал сообщать жене о чудесном совпадении, хотя снова, как наяву, увидел перед собой лицо Принца, хмурое и озадаченное, и вспомнил крепкое пожатие — мол, не стоит благодарности, Центурион. — Думаю, что теперь я должен ему намного, намного больше, чем простое «спасибо». — Я тоже так думаю… — прошептала Малена и подняла глаза на мужа. — Прости меня. Прости, пожалуйста. Сама не знаю, что на меня нашло… может, из-за звонка Белинды… — Тсссс… Мы же договорились не произносить это имя без крайней необходимости. Помнишь наш уговор? — Помню. — Вот и не нарушай его… — Хорошо, хорошо, только… Бруно! — Ну что? Что? Малена продолжала смотреть на него снизу вверх и молитвенно сложила руки: — Давай не поедем сегодня на виллу… Пожалуйста! Пожалуйста! — А куда же мы поедем? На виа Мармората? — Да, к нам домой… Пожалуйста, Бруно! Я не могу сегодня видеть ни твоего отца, ни ту, кого мы договорились не упоминать. Бруно вздохнул и погладил Малену по плечу. Он вовсе не был уверен, что сейчас она рассуждает здраво, да и в словах врача — что ей следовало бы полежать в больнице хоть пару дней -был резон. На их городской вилле вблизи Аппиевой дороги, несмотря на присутствие отца и мачехи, Малена могла комфортно и спокойно болеть, сколько душе угодно, и все будет к ее услугам. В квартире же на виа Мармората, пустовавшей почти год, хорошо, если найдется комплект свежего несырого белья и пачка кофе… Поденщица приходила туда раз в неделю, убиралась, смахивала пыль, но продуктов, конечно, не покупала и постели не застилала. С другой стороны, где еще они смогут спрятаться от назойливой опеки, поговорить, не опасаясь подслушивания, и выработать единую стратегию поведения?.. Ведь ясно же, что Белинда использует случившееся по полной программе, начнет обрабатывать отца, и очень скоро Гвиччарди-старший снова выдвинет ультиматум: развод или психушка. Бруно принял решение и сжал ладонью тонкое запястье жены: — Хорошо. Мы не поедем на виллу. Но ты должна пообещать мне, что будешь выполнять все назначения травматолога, а утром ты сама первым делом позвонишь доктору Штайнеру и запишешься на прием. — Ладно, обещаю… — длинные ресницы покорно дрогнули. — Это еще не все. Ты большую часть дня проведешь в постели и никуда не будешь выходить одна. Джанни привезет тебе продукты и побудет с тобой до моего возвращения… — Ты… ты с утра опять уедешь?.. — Да, мне нужно в офис. Отец не примет никаких оправданий, если я сорву встречу с американцами. И потом у меня еще одно дело в Гарбателле: нужно кое-кого повидать. Примечания: 1 в нынешних деньгах — примерно 300 евро, по курсу последней конвертации евро к лире. Средняя зарплата в Риме составляла примерно 3-4 миллиона лир, стоимость аренды более-менее приличного жилья — 1-1,1 миллиона, клоповник можно было снять примерно за 200 000, но обычно брали за полгода сразу. 2 Игры серии А Чемпионата Италии 94/95 года — по итогам «Рома» заняла в чемпионате лишь 5-е место, чемпионом стал «Ювентус», на втором месте -”Лацио». Игры в апреле: 01.04 — Рома-Парма, 1:0, далее Наполи, Брешиа, Лацио (23.04, 0:2, Олимпико), Падова 3 20 000 лир — примерно 10 евро. 4 «выйти на пенсию» — на языке футбольных ультрас, означает перестать активно участвовать в фанатском движении, посещать выездные матчи и участвовать в драках с болельщиками других команд. 5 прозвище «Центурион» весьма подходит главарю околофутбольной группировки («бригады», «фирмы»), входящей в состав более крупного объединения фанатов. «Когорта», возглавляемая Бруно-Центурионом, входила в состав «Несгибаемых», наиболее значительный «легион» Северной трибуны, занимаемой болельщиками Лацио. «В центурионы должен выбираться человек большой физической силы, высокого роста, умеющий ловко и сильно бросать копья и дротики, постигший искусство сражаться мечом или манипулировать щитом, который вполне усвоил искусство владения оружием, бдительный, выдержанный, подвижный, более готовый исполнять, что ему прикажут, чем разговаривать (об этом), умеющий держать в дисциплине своих товарищей по палатке, побуждать к военным упражнениям, заботящиеся о том, чтобы они были хорошо одеты и обуты, чтобы оружие у них всех было хорошо вычищено и блестело». (Вегеций). 6 Дерби — основной матч футбольного сезона, где встречаются две соперничающие команды из одного города. В Риме это легендарная встреча двух команд: «Ромы» и «Лацио».