Волк на холме

ГЛАВА 37. Римская волчица 15 декабря 1995 года Римские газеты - да и не только римские, но и миланские, и неаполитанские - второй день подряд отдавали первые и вторые полосы чудовищной трагедии, произошедшей на трассе между Римом и Сиеной, вблизи деревушки Кастелло. Жестокий террористический акт, жертвой которого стал Филиппо Гвиччарди, а с ним еще восемь человек, включая самого террориста - Чезаре Грасси, всего восемь месяцев назад освобожденного из тюрьмы - подвинул все прочие новости делового мира. Даже окончание боснийской войны и выдвижение Берлускони своей кандидатуры на предстоящих выборах президента не вызвали у итальянской публики столь жадного интереса. И если простые обыватели, листая за завтраком “Республику”, “Посланника” или “Вечерний курьер”, (1) или слушая по телевизору очередной репортаж о бойне под Кастелло, лишь ужасались разгулу преступности, то владельцы больших кабинетов в офисах крупных компаний - все как один - пытались угадать причину расправы с Гвиччарди...И заодно строили прогнозы, что теперь станется с разом обезглавленной финансово-строительной империей, носящей имя своего создателя. На бирже сейчас же возникла чехарда с акциями строительных компаний, деливших крупные государственные подряды, акции “Гвиччарди SpA Roma” резко пошли вниз, к концу дня упали почти до минимума… но через сутки начали подниматься, и подниматься так быстро, что стало ясно - кто-то повел большую игру и начал массовую скупку через подставных трейдеров. Журналисты деловых изданий наравне с представителями таблоидов изнывали от нетерпения, сутками напролет дежурили возле офиса осиротевшей компании и возле городской виллы, ожидая либо официальных комментариев от членов семьи и представителя пресс-службы, либо хоть какой-то горячей информации по каналам “цыганского радио”... но все, что удалось выяснить самым дотошным - это дату похорон главы семейства и его родного брата Массимо. Смерть Массимо Гвиччарди “от естественных причин”, как было сказано в газетном некрологе, случилась в тот же день и примерно в то же время, что и покушение на Филиппо, на сей раз достигшее цели. Это трагическое совпадение будоражило воображение и порождало самые невероятные слухи… в частности, о последнем живом наследнике мужского пола, Бруно Гвиччарди. В эфир просочилось, и вскоре было подтверждено, что Бруно тоже находился в одной из машин кортежа, подвергшегося обстрелу, но ему каким-то образом удалось спастись. Он не получил ни пулевого ранения, ни тяжелых травм, однако нервное потрясение от пережитого оказалось таким сильным, что мозг несчастного молодого человека не выдержал… и уже в Риме, в госпитале, случился микроинсульт, а за ним последовал частичный - возможно, временный - паралич. “На момент верстки номера нам стало известно, что жизнь Бруно Гвиччарди вне опасности, но пока что ни один врач не берется делать долгосрочный прогноз о дальнейшем качестве его жизни. Возможно, он поправится через несколько месяцев… возможно, навсегда останется калекой, с нарушенными двигательными и, что в его ситуации намного страшнее - когнитивными функциями” - со ссылкой на анонимный источник, написала газета “Посланник”, и остальные издания перепечатали эти отрывочные, малоутешительные и весьма интригующие сведения. Оставшиеся в живых члены семьи Гвиччарди упорно молчали. Накануне стало известно, что вдова Филиппо Гвиччарди заказала у Валентино траурное платье и появится в нем на похоронах супруга и деверя… и это скорбное мероприятие будет первым ее публичным появлением после трагедии. С не меньшим упорством репортеры следили и гонялись по всему Риму за синьорой Магдаленой, молодой женой Бруно Гвиччарди; вопреки упорным слухам о разладе в паре и предстоящем разводе, она уже третьи сутки дневала и ночевала в госпитале, почти не отходя от постели своего несчастного мужа, в один миг потерявшего и отца, и дядю, и здоровье… Можно было только восхищаться подобным проявлением супружеской преданности, если бы не один пикантный факт, мгновенно отмеченный и растиражированный бульварной римской прессой: в госпитале синьора Магдалена была не одна. За ее спиной, подобно ангелу-хранителю или сторожевому волкодаву, постоянно маячил мускулистый телохранитель свирепой наружности, державший себя с нею чересчур свободно для простого наемника на зарплате. Было известно, что зовут его Лука Корсо. И, как с упоением отметила наиболее популярная желтая газетенка, “совершенно очевидно, что кровавая трагедия в семье Гвиччарди имеет пряный и весьма жгучий привкус адюльтера… это объясняет намерение Бруно и Магдалены разойтись, однако в сложившихся обстоятельствах развод едва ли состоится. А деловых партнеров “Гвиччарди SpA Roma”, несомненно, куда больше любовных интриг занимает вопрос - сохранит ли Бруно Гвиччарди дееспособность, станет ли Магдалена его официальным опекуном, и займет ли, как уполномоченный представитель, место в совете директоров компании, вошедшей в глубокое пике?.. ”. **** 19 декабря 1995 года, Рим, кладбище Кампо Верано -Соболезную, синьора. -Мои искренние соболезнования. Я потрясен… -Синьора, примите мои глубочайшие… это такая потеря….такая потеря для всех нас. -Позвольте выразить и мое сочувствие в этот тяжелейший момент, дорогая синьора Белинда… и… вы, синьора Магдалена… Я очень, очень любил обоих братьев. Не могу поверить в случившееся. -Мужайтесь, синьора, мужайтесь. Все мы в руке Божьей, нужно уповать на него. Речи, соболезнования, ритуальное прикладывание к щеке, пожимание и целование рук - все это длилось до бесконечности, и все это казалось бессмысленным, совершенно не нужным ни родне, ни обоим покойникам, и лицемерным насквозь. День был холодным и ясным, ветреным, и Малена, стоя у могилы, где вместе упокоились братья Гвиччарди, насквозь продрогла в тонком черном пальто. Она обнимала себя руками, но это не особенно помогало, а прислониться в открытую к Луке, стоящему за спиной, найти убежище от горя и ледяного ветра в его объятиях было нельзя… На кладбище собралось полным-полно народу, родственники, друзья, коллеги и конкуренты, и, конечно же, вездесущие акулы пера, и обычные журналисты, и телевизионщики. За каждым словом, жестом и взглядом обеих женщин, одетых в траур - вдовы и полувдовы - следили десятки глаз. Белинда держалась безукоризненно. Строгая, прямая, с бледным тонким лицом, золотым облаком волос, собранных в подходящую к случаю прическу, оттененных полями черной шляпы, в палантине из черного соболя поверх траурного платья, она казалась элегантным воплощением Мадонны Пьеты. (2) Ее постоянно фотографировали, телекамеры жадно ловили в объектив, но она оставалась равнодушной и слепой к вниманию прессы, глубоко уйдя в свое горе. Виола, тоже с ног до головы облаченная в траур, не отходила от своей госпожи ни на шаг, и выступала сразу в трех ролях: пресс-секретаря, личного помощника и преданной подруги. Присутствие этой красивой девушки в центре событий никого не удивляло, она много лет трудилась на компанию Гвиччарди, зарекомендовала себя как отличный профессионал во всем, что делала, и фактически стала членом семьи… Поговаривали (и время от времени намекали в бульварных газетках), что дополнительным двигателем карьеры синьорины Виолы были эскорт-услуги, оказываемые одновременно Филиппо и Бруно Гвиччарди, и даже самой безупречной синьоре Белинде...но, конечно, подлинные друзья семьи не сомневались, что все это грязная ложь. Виола просто была предана фамилии Гвиччарди и болела душой за процветание бизнеса. Лука Корсо, сопровождавший Магдалену на правах личного телохранителя, вызывал куда больше сомнений и вопросов. Этот парень пролетарского происхождения, с криминальным прошлым, вынырнувший неизвестно откуда, до последнего времени числившийся скромным персональным водителем Бруно с женой, был совершенно неуместен на семейной церемонии. Полиция первым делом взялась проверять его причастность к покушению, но… на другой чаше весов лежал геройский поступок Корсо, сохранивший (и это было сразу доказано и засвидетельствовано) жизнь Бруно. Иначе на сегодняшних похоронах в землю опускали бы и третий гроб… Подобное соображение звучало убедительно, но самые дотошные скептически качали головами, давая понять, что, даже если Бруно не умрет в ближайшее время, он теперь не многим отличается от покойника. Вот, даже не смог физически присутствовать на прощании с отцом и дядей. Это ли не свидетельство, что Бруно Гвиччарди - не жилец? - и самый главный, животрепещущий вопрос для многих заключался в том, кому же в итоге достанется компания: Белинде, как вдове, наследнице половины бизнеса и по закону, и по завещанию - или Магдалене, что, став вдовой Бруно, получит те же права. ...Наконец, последние речи были произнесены, последнее “соболезную, синьора!” принято, склеп закрыт, траурные корзины и венки расставлены в нужном порядке. Толпа у могилы стала редеть, участники церемонии, сообразно рангу и статусу, разбившись на пары и небольшие группы, потянулась к выходу с кладбища. Там ожидал кортеж, чтобы везти приглашенных на поминальный обед. Белинда опустила на лицо густую черную вуаль, и, опираясь на руку Виолы, подошла к Малене, что по-прежнему стояла у могилы и не обнаруживала намерения последовать за другими: -Мышка, нам пора… Нас ждут, пойдем же, не стоит давать новую пищу для сплетен. Ты и так привлекаешь чересчур много внимания. - она не смотрела на Луку, подчеркнуто игнорировала героя, спасшего ее пасынка, но намек был прозрачен и понятен. -Я не мышка, прекрати меня так называть. И уходи, я хочу побыть одна. - голос Малены был тихим и твердым, она не прятала ни лица под вуалью, ни глаз под темными очками, и смотрела на Белинду без тени страха или почтения. Неподалеку крутилась парочка назойливых папарацци, явно рассчитывающих на эксклюзивные кадры “вдовы и полувдовы”, и Принц красноречивым жестом дам им понять, что сделает с обоими вместе с аппаратурой, если посмеют приблизиться. Отгоняя репортеров, он ни на секунду не терял из виду свою женщину - и тех двух, что были женщинами лишь по облику, а по сути, злобными змеями, вечно готовыми к броску. -Малена… Малена. - Белинда покачала головой с ласковой укоризной. - Я знала, что ты была очень привязана к Массимо… и приятно удивлена, что ты так скорбишь и о Филиппо, это и правильно, раз Бруно не смог присутствовать на похоронах. -Тогда почему бы вам не оставить ее в покое, а? - не выдержав, вмешался Лука, не способный терпеть подобное издевательство ни от кого, тем более от невесть что о себе возомнившей бабы. Малена коротко взглянула на него и сжала его руку - успокаивающе, нежно… мало заботясь о чужих взглядах. -В том числе и по этой причине, - холодно отрезала Белинда, на сей раз обращаясь к Корсо, но так и не удостоив его взглядом. Она по-прежнему сверлила зрачками невестку, что и в самом деле больше не была подопытной белой мышкой, а все заметнее превращалась в волчицу, и становилась все более серьезной проблемой… Превращение пешки - не редкость в шахматной партии, им с Чезаре следовало это учесть, но Белинда полагала, что если Малена и перестала быть пешкой, до ферзя ей ох как далеко, а до выигрыша всей партии - тем более… - Я понимаю твои сложные чувства, Магдалена… но требую от тебя элементарного соблюдения приличий. И поведения, подобающего твоему статусу. Нельзя опаздывать на поминальный обед. А после него я хочу поговорить с тобой наедине. -Я не опоздаю, мне нужно лишь несколько минут… в одиночестве. Полагаю, помолиться у могилы такого друга, каким был для Массимо - не преступление. Лука отвезет меня в ресторан, но после обеда я сразу же еду в госпиталь к мужу. Малена не спорила с Белиндой, не спрашивала дозволения - она сообщала свое решение. Белинда сжала губы, признавая поражение: ей и самой не следовало задерживаться и напоказ шушукаться с невесткой, и уж тем более, открыто демонстрировать, как накалены и натянуты отношения “вдовы и полувдовы”. Она бросила незначащую ритуальную фразу, поправила вуаль, снова взяла под руку Виолу и удалилась величественной походкой королевы. “Ну что ж, мышка, ты хочешь поиграть всерьез? Поиграть во взрослые игры, а не использовать шанс убраться подобру-поздорову, вместе со своим плебеем?.. Ты вдруг вспомнила о достоинстве, и фамилия Гвиччарди для тебя значит столь много? Ладно, давай поиграем… но пощады не жди. Я не затем все ставила на карту, рисковала жизнью и свободой, чтобы отказаться от выигрыша. Идиотский поступок Бруно и слабоволие Массимо сыграли тебе на руку, ты считаешь, что получила оружие против меня… но это иллюзия, детка. Я дам тебе последний шанс, и если ты не уйдешь с дороги, если не откажешься от роли, что тебе не по силам и не по рангу - я тебя уничтожу. Твой весенний прыжок с моста покажется легкой разминкой… я обещаю. “ -мысли Белинды были чернее ее вуали , а лицо -белее снега, и в лучистых глазах застыла благородная скорбь Мадонны Пьеты. Этот снимок и попал в вечерние газеты. **** Лука не мешал Малене молиться. Сняв со своей шеи широкий теплый шарф -этот шарф она же ему и подарила - он закутал ей голову и плечи, чтобы спрятать от холодного ветра, а сам отступил на несколько шагов и прислонился к кованой решетке, отделявшей место упокоения семейства Гвиччарди от соседей по некрополю. Ему и самому было о чем подумать… Всего неделю назад он и предположить не мог, какой бедой обернется скучная деловая поездка в Швейцарию, и какой немыслимый кульбит в очередной раз выкинет судьба. А теперь горящий лимузин, треск автоматных очередей, отчаянные крики, запах крови и гари, дождь из осколков и ошметки тел, разбросанные по трассе, снились ему в кошмарах чуть ли не каждую ночь… и наверняка будут сниться еще долго, он смирился с этим, как с невольным увечьем. То, что ему повезло выбраться живым и невредимым из переделки, где погибло восемь человек, а один заработал микроинсульт и паралич, было настоящим чудом, удивительным благоволением небес. Принц не считал себя хоть сколько-нибудь достойным такой заботы, но все же нашел пару веских причин, почему его оставили жить на белом свете. Это было ради Малены и ради Джанни; Пресвятая Дева не захотела оставить двоих невинных существ полными сиротами, вот и спасла, дала еще один шанс разгрести бардак, что он наворотил за тридцать два года. Зато Бруно не повезло… хотя, если разобраться, и он вытащил свой золотой билет - выжил. Выжил, и, даст Бог, поправится. Да, в умной голове разорвался сосуд, и сильное натренированное тело стало беспомощным, неподвижным, но Принц отказывался верить, что Центурион не станет прежним, навсегда будет прикован к капельницам, сиделкам и проклятому инвалидному креслу. Малена этого не допустит. Она пригласит лучших врачей, а среди них найдет того, кто поставит Центуриона на ноги… и сама сделает все возможное и невозможное, чтобы Бруно поправился, и он, Принц, ей поможет. Будет заботиться о ней и защищать до последней капли крови. И Центуриона тоже будет защищать, куда ж деваться… Тут мысли Луки снова обратились к самому важному - к их с Маленой будущему. Они и дальше будут вместе, это решено, вот только пожениться, как мечтали, в ближайшее время не смогут… Не смогут, потому что, ясное дело, Малена не разведется с Бруно, не оставит на съедение мачехе, пока он в таком состоянии, что не может сам шнурки завязать. И вариантов на несколько лет вперед было немного - либо ждать, пока Центурион поправится, и тогда они все порешают, как договаривались, либо… ждать, пока Малена станет вдовой… но о смерти Бруно они оба и думать не хотели. Зато другие люди очень даже думали, и не стеснялись судачить. Пословицу, что на чужой роток не накинешь платок, Принц вспоминал каждый божий день. Это бесило и расстраивало больше всего, вот только поделать ничего было нельзя. Из-за всей этой жути, происходящей с Бруно, Лука в смущении слушал похвалы собственной персоне. О нем даже писали в газетах, где называли героем и спасителем “наследного принца”... но были и другие статейки, с намеками, что он-де темная лошадка, и хорошо бы полиции получше проверить, не причастен ли он к покушению. Дескать, он спасал Бруно только для отвода глаз, потому что в злодейском плане что-то пошло не так… “Да уж, определенно, что-то пошло не так… у старика Гвиччарди… ” - Лука смотрел на мраморный могильный камень, на пышные траурные корзины, на шелковые ленты со скорбными надписями, заглядывал в свою душу - и не находил в ней ни тени жалости. Он спас Бруно, но не забыл, и никогда не сможет забыть, какое зло причинил его отец. И вряд ли простит смерть Бето и Чинции… так что, как ни ужасно звучало, Принц понимал Чезаре Грасси, не пожалевшего ради мщения своей собственной жизни. Наказал врага - и сам тут же покарал себя смертью, не захотел садиться снова в тюрьму, и до конца своих дней видеть небо через решетку. Это было прямо по-книжному, или как в кино про индейцев или самураев… а отец Джованни, наверное, сказал бы поучительную проповедь… Филиппо Гвиччарди, считавший, что схватил Бога за бороду, без колебаний отправлявший людей на смерть, совершил наихудшую ошибку самоуверенного богача - недооценил силу ненависти своего врага… И не учел, что Божья кара иной раз настигает внезапно. “Надеюсь, ты в аду, старый дьявол… туда тебе и дорога!” - мстительно думал Принц, не считая нужным лицемерить перед самим собой - и все же инстинктивное почтение к мертвым и священной земле не позволяло ему плюнуть… да и, надо признать, умерший Гвиччарди создал еще больше проблем, чем при жизни. Как будто нарочно помер при таких обстоятельствах, чтобы не позволить Малене развестись с его сыном, пусть даже сам сын не возражал. А вот синьора Массимо было жалко - и не только потому, что любимая переживала и плакала по нему, как по родному отцу. Лука недолго успел пообщаться с ним, и сейчас ему стыдно было припоминать свою дерзость и нелюбезность, ведь он видел в Массимо прежде всего Гвиччарди, а не хорошего порядочного человека, что по первому зову Малены бросался на выручку. Ну, были у него странности, а кто ж без них?.. Подумаешь, мужики нравились, бывает, зато уж точно никого не убивал, не подстраивал пакостных ловушек, и вообще за всю свою жизнь мухи не обидел. Останься он жив, наверняка взял бы на себя добрую половину забот о Бруно, и Малене было бы полегче… но увы, Господь и здесь решил показать, что пути Его неисповедимы, а замыслы - непостижимы. Взял и забрал в один день сразу двоих братьев. Такие совпадения и в кино нечасто бывают, недаром же полицейский комиссар, назначенный вести расследования покушения, в совпадение явно не верил, и дал понять, что версию насильственной смерти синьора Массимо тоже будет проверять. С официальным некрологом и медицинским заключением, диагностировавшим запущенный неоперабельный рак поджелудочной железы, сходу было и не поспорить, но комиссар попался въедливый и был настроен докопаться до правды. Ему казался подозрительным рак, неизвестный никому из родственников Массимо, и убивший человека внезапно, буквально за несколько часов… в тот же день, когда старший брат расстался с жизнью по воле безумного мстителя. - Лука!.. - Малена позвала его, и он, очнувшись от своих дум, поспешил к любимой, как всегда, испытывая непривычную, сладкую радость оттого, что нужен ей… Она тоже порывисто шагнула к нему, и они обнялись так крепко, что стало больно рукам. Несколько минут ничто не имело значения, кроме смешанного дыхания и тянущихся друг к другу губ. Досужие сплетники наверняка сочли бы это неприличным - целоваться на кладбище, да еще там, где только что завершились похороны, но Малене все время казалось, что Массимо где-то рядом, что он наблюдает за ними и вовсе не сердится, а радуется… Что же до Филиппо - она знала - знала, сама не зная как - что у этой мрачной души сейчас одна забота, одна мольба: “Эй вы, двое… Спасите моего сына! Не смейте оставлять его одного!” Это ощущалось так ярко, так отчетливо, что начинала кружиться голова, словно от долгого вглядывания в темное небо или в глубокий колодец. Малена припала щекой к плечу Принца и снова прошептала: - Лука… - Ну что? Что, моя хорошая? - он ласково погладил ее по спине и еще крепче обнял, прижал к сердцу, как самое дорогое сокровище. - Поедем… везти тебя на этот дурацкий поминальный обед? - Нет, я не хочу туда… не хочу, - она всхлипнула, но взяла себя в руки и более твердым голосом сказала: - Лучше поедем сразу к Бруно. Я знаю, он нас ждет… **** 15 декабря 1995 года. Институт нейротравматологии, Рим -...И мы сразу поехали к тебе. - Малена поправила подушку под головой Бруно и, проследив за направлением его взгляда, подала стакан с фруктовым отваром. Он попытался взять его, но рука была точно ватной и очень плохо слушалась болеющего мозга. Малена с трудом удержала себя на стуле, но не бросилась помогать. За те несколько дней, что Бруно провел в больнице и был в сознании, она усвоила, что избыточная опека и помощь в каждой простой операции вызывают у мужа безмолвные вспышки бешенства… Он не мог смириться, что заперт в теле, как в клетке, и все часы, когда не спал и не был загружен лекарствами, тратил на то, чтобы тренировать руки и речь, снова и снова пробовать заново подчинить слабую плоть несгибаемому духу. Вот и сейчас Бруно справился сам - кое-как, расплескав добрую четверть напитка, но справился. Сделав несколько глотков, он позволил Малене забрать стакан и невнятно, едва шевеля губами, произнес: -Тетрадь. - писать у него тоже получалось очень плохо и медленно, из-под пальцев выходили неразборчивые каракули, но этот способ общения все равно нравился ему больше, чем унизительное мычание с интонациями пьяного. Малена сама не имела каллиграфического почерка и, к всеобщему удивлению, очень легко и быстро понимала все, что ее несчастный супруг корябал карандашом на разлинованных листах. А то, что для посторонних это подобие иероглифов оставалось абракадаброй, в текущих обстоятельствах было скорее плюсом, чем минусом. Она подала ему тетрадь и карандаш и, в ожидании, пока Бруно справится с новой задачей, встала и подошла к окну, забранному лимонного цвета шторами. Окно выходило в больничный сад, на цветники и расчищенные дорожки, достаточно гладкие и широкие, чтобы по ним можно было и гулять, и проезжать на коляске…но сейчас, в обеденное время, в саду не было ни пациентов, ни их гостей, лишь скользили по земле длинные, начинающие густеть тени, и время от времени проходил кто-нибудь из служащих госпиталя. На круглой площадке рядом с фонтаном возвышалась темно-зеленая пихта, наряженная к Рождеству, но блестящие фонарики, золоченые шары и серебристые хлопушки не радовали взор Малены, и напоминали совсем не близком празднике, а только что покинутом кладбище, и о том, что наступающий год едва ли будет щедрым на приятные сюрпризы… Детская часть души хотела и ждала чудес, разум же опутывала горестная тревога. Малена украдкой посмотрела на Бруно - раздраженного, покрасневшего от усилий, с каплями пота на бескровном лбу, но упорно двигающего карандашом в надежде перенести свою мысль на бумагу - и дала себе слово забрать его домой как можно скорее… Угроза для жизни миновала, так утверждали врачи, о том же свидетельствовали результаты обследования, но предстояло интенсивное долечивание в амбулаторных условиях, физиотерапия и долгая-долгая реабилитация, с неясным пока исходом. -Надо ждать, синьора… надо ждать, - говорил доктор Маркони, неопределенно покачивая головой, и тем самым давал понять, что Бруно Гвиччарди - тяжелый пациент. - Два-три месяца нужно лечиться, строго, строжайше! - выполнять все рекомендации, соблюдать режим, а потом видно будет… но гарантий в его состоянии нет и быть не может, вы должны это понимать. -Но ведь есть надежда на полное выздоровление, доктор?.. Не сразу… но за полгода… за год? -Надежда есть всегда, синьора, просто в данном случае я бы не строил лишних иллюзий. Состояние синьора Бруно очень тяжелое, исход лечения пока плохо предсказуем и зависит от множества факторов… и в любом случае не стоит рассчитывать на полное восстановление даже в течение года… Пожизненная инвалидность вполне вероятно, но, конечно, любящая поддержка семьи иногда творит настоящие чудеса. -Ма...Маена… -Да, да, дорогой мой, я здесь! - Малена поспешно вернулась на свой стул и вынула из пальцев мужа тетрадь. На щеке Бруно сердито дернулся мускул, губы искривились, но все же кое-как выдали новую словесную конструкцию: -Св..ажшшш...швя-жи...сней... Малена бросила взгляд на открытую страницу и прочла: “Сара Расмуссен. Свяжись с ней”. -Сара Расмуссен?.. Кто это? Она вернула ему тетрадь, Бруно, сжимая губы, снова принялся водить карандашом по бумаге, но на сей раз справился быстрее: -Гарвард...Нью-Йорк… - прочитала Малена вслух, на несколько секунд задумалась, прижав руку ко лбу, и воскликнула: -Поняла!.. Это та самая девушка, что училась с тобой в магистратуре, и потом вы еще ездили вместе на стажировку в Париж, да? Ты хочешь… хочешь, чтобы я ее наняла? Бруно медленно закрыл глаза, что означало одновременно и согласие, и одобрение жене за ее сообразительность. -Но как я с ней свяжусь?.. У меня нет ее… так… третий ящик… Третий ящик? Дай подумать… ааааа, это твой стол в Браччано, в кабинете! И потайной ящичек, ты мне его показывал перед поездкой в Нью-Йорк, на случай… Горестная гримаса исказила лицо Бруно, он пронзительно взглянул на Малену - у нее едва не брызнули слезы от этого отчаянного взгляда - и с усилием накарябал на листе: “Страховой случай настал”. Малена обняла его, прижалась щекой к волосам, и вместе с острым сочувствием к сыну, потерявшему отца, и нежностью к другу, что так долго поддерживал ее, а теперь сам нуждался в помощи, испытала незнакомое чувство: яростный и холодный гнев. Кто бы ни стоял за покушением на Филиппо Гвиччарди, кто бы ни ускорил смерть Массимо, с помощью яда или вредного лекарства, кто бы ни являлся косвенным виновником увечья Бруно -этого человека нельзя было оставить торжествующим и безнаказанным. В какой бы узкой расщелине не пряталась змея, ее надлежало вытащить на свет и рассмотреть поближе. Малена понимала, что ничего не сможет сделать одна, что для борьбы с Белиндой, хотя бы для начала за право приоритетной опеки над Бруно - у нее не хватает ни жизненного опыта, ни связей, ни знаний, ни определенных качеств характера. Но к счастью, все это было у Бруно, и, несмотря на свое плачевное состояние, он все-таки был жив, он мыслил, и нашел способ эти мысли выражать… и для начала он хочет, чтобы Малена призвала помощника, знающего все о бизнесе и об управлении финансами, и в нужный момент вытащила этого джокера из рукава. А момент настанет скоро, совет директоров назначен сразу после новогодних каникул, и после него грядет внеочередное собрание акционеров… оставалось надеяться, что Бруно не ошибся, возлагая надежды на Сару Расмуссен, и она не откажет в помощи своему однокашнику и старому другу, попавшему в беду. **** 24 декабря 1995 года, Рим, Ватикан, площадь Святого Петра -Мне кажется, это опять журналисты… какой-то кошмар… Лука, прошу тебя, сделай что-нибудь! -Малена нервно оглянулась через плечо, проверяя, не направлен ли на них очередной объектив фотоаппарата или бессовестный глазок видеокамеры. -Сейчас… - Принц вкатил инвалидную коляску, где сидел Бруно, на пандус, убедился, что она устойчива, и Малена справится с ней в одиночку, и в свою очередь внимательно огляделся по сторонам. Те двое, на кого ему незаметно указала Принцесса - мужчина и женщина средних лет, в спортивных куртках и длинных шарфах, скорее всего, были безобидными туристами, желавшими заснять не очередной памятник архитектуры, а живую жизнь Вечного города. Принц все же решил перестраховаться: нахмурился и сделал парочке предупреждающий знак, чтобы смотрели в другую сторону и держались подальше… Парочка оказалась понятливой и смущенно ретировалась, нырнула в толпу. -Не волнуйся, даже если газетчики - снять ничего не успели… - сказал Лука, обращаясь сразу и к Малене, и к Бруно, и вернулся к добровольно взятой на себя роли “колясочного рикши” и медбрата в одном лице. Малена, идя рядом, бок о бок, порывалась помогать, но он отгонял ее, поскольку везти коляску по брусчатке было не очень-то легко, а за более удобные участки дороги приходилось бороться с другими страждущими, что желали попасть на площадь святого Петра к дневному благословению Папы. От “семейного обеда” на вилле Малена решительно уклонилась, под благовидным предлогом врачебного запрета, и оставила без внимания возмущенные сообщения Белинды и нескольких тетушек Бруно со стороны Паччи, забивших всю память автоответчика. Квартира на виа Мармората, где они продолжали жить вчетвером (четвертой стала Мамочка Рашель, старая чернокожая нянька Бруно, взявшая на себя обязанности кухарки, экономки и сиделки), была надежной крепостью, куда не было доступа посторонним. Официальный траур и состояние здоровье последнего из Гвиччарди облегчали задачу отказываться и от визитов, и от приема гостей, но и сидеть в четырех стенах, как в ловушке, было немыслимо. Мамочка Рашель сама предложила им пойти погулять, пока она управится на кухне c рождественскими угощениями, и Бруно написал в своей тетради: “Хорошая идея”. А на вопрос Малены, куда бы ему хотелось пойти, ответил не раздумывая: “Площадь святого Петра”. И они вышли, все втроем, игнорируя прохладную погоду, толпу и все сопутствующие риски, на машине доехали до ближайшего к Ватикану платного паркинга, здесь оставили автомобиль, усадили Бруно в коляску и двинулись дальше... Канун Рождества в Риме, как обычно, превратил улицы и площади в полноводные ручьи и беспрестанно бурлящие котлы, и, конечно, жужжание камер слышалось со всех сторон, а вспышки блицев яркостью могли поспорить с праздничной иллюминацией. На них глазели, и с этим ничего нельзя было поделать, очень уж колоритно выглядел их маленький отряд, даже по римским меркам: молодая женщина в длинном черном пальто и жемчужно-голубом шарфе, накинутом на голову, изяществом и тонкостью черт напоминавшая одну из рафаэлевских мадонн, плечистый силач с темными кудрями, всем своим обликом приводивший на память молодого Геракла или Самсона, и необычайно красивый мужчина, с золотыми волосами и бледным лицом, благородным и строгим, как у архангела, сидящий в инвалидном кресле, но сохраняющий осанку и достоинство короля… На площади перед базиликой возвышалась громадная ель, сверху донизу украшенная шарами, гирляндами и фигурками, изображавшими ангелов и других персонажей рождественской мистерии; вокруг толпилось множество людей, но еще больше зрителей, всех цветов кожи и, кажется, говорящих на всех языках, собралось вблизи Вертепа. (3) Бруно слабо пошевелил рукой, но Луке с Маленой и так все было понятно - они направились прямо туда, и постарались подобраться как можно ближе к пастушескому домику, хлеву, давшему укрытие Иосифу и Марии, к фигуркам животных - волам, ягнятам, ослику - и к яслям, что пока еще были пусты. Это не составило труда,перед ними расступались… Лука подвез Бруно к самому заграждению, тот положил ладони на деревянные перила и склонил голову. Понимая, что Центурион хочет помолиться, Принц отступил на пару шагов, чтобы не нависать над ним, но не терял из виду и в любой момент готов был закрыть от любой опасности. Минута проходила за минутой, вокруг шумело людское море, но этот шум не таил в себе угрозы, был радостным, праздничным, полным ожидания… Лука встал рядом с Маленой и крепко, нежно взял ее за руку. Они посмотрели друг на друга… В неярком свете зимнего полдня, под сенью голубого шарфа, лицо Малены казалось особенно нежным, глаза - особенно глубокими, губы -особенно влекущими. Принца захлестнула жаркая волна, сердце забилось тяжело, глухо, и, видя, что губы любимой женщины дрогнули и приоткрылись, склонился к ним...и услышал, поймал своими губами ее шепот: -Лука, я беременна… -Что?... Ты...точно?.. - не веря своим ушам, но уже зная сердцем, что это - правда, переспросил он, и скорее угадал, чем услышал, подтверждение: -Да… уже точно… у нас будет ребенок. -Господи...Малена!!! - неожиданно для себя Принц ощутил такое острое, ни с чем несравнимое счастье, что на глазах выступили слезы, грудь переполнилась сладкой болью. Он готов был упасть на колени перед любимой, благодаря за подаренный смысл, за явленное во плоти чудо новой жизни, как прощение небес...но в этот миг людское море снова взволновалось, зашумело сильнее, послышались приветственные клики, аплодисменты: на балкон вышел сам Папа, чтобы благословить собравшихся на площади. Лука с Маленой обнялись...и не разжимали объятий, пока не прозвучали последние слова молитвы Angelus Domini, о великой тайне боговоплощения. Жребий был брошен. Они оба знали, что стоят в самом начале длинного и очень трудного пути, со множеством испытаний и опасностей, но в их сердцах не было ни страха, ни сожалений. Этот путь они пройдут вместе и до конца, как волк и волчица, создавшие пару, и как муж и жена, соединенные перед Богом, пусть церковь еще не скоро сможет одобрить и скрепить их союз. О том напоминал Бруно, сидящий в инвалидном кресле… и помочь ему встать, и вновь обрести полноту жизни, и снова почувствовать радость земного бытия, отныне становилось для Луки и Малены не только делом чести, но и долгом любви. КОНЕЦ 30.09. 2020 Москва, 2.20 пополуночи. Примечания: 1.Наиболее читаемые и популярные итальянские газеты, распространяются на всей территории страны. 2. Мадонна Пьета - известная скульптура Микеланджело. 3. С 1982 года на площади Святого Петра по традиции наряжают ель, присылаемую в подарок Папе из разных уголков мира (города соревнуются за право прислать рождественское дерево, у католиков это считается огромной честью). Вертеп - инсталляция, с изображением сцены поклонения волхвов Младенцу Иисусу. 3. Angelus Domini -Ангел Господень (лат. Angelus Domini, лат. Angelus) — католическая молитва, названная по её начальным словам. Состоит из трех текстов, описывающих тайну Боговоплощения, перемежаемых молитвой Радуйся, Мария, а также заключительных молитвенных обращений к Деве Марии и Богу-Отцу. Молитва читается трижды в день — утром, в полдень и вечером. Эту молитву Папа Римский читает с балкона по воскресеньям и по торжествам.