Кают-компания
27 июня 2019 г. в 10:50
Тем временем СебастьенЛеПретр де Вобан, или просто Вован для своих, действительно спал в своей каюте. И, как выразилась Диона словами его соседа “ни рукой, ни ногой” не шевелил. На полу рядом с ним лежал покачивавшийся из одной стороны в другую Резонатор октавии, заботливо перенастраиваемый банши.
Из соседней каюты, сквозь тонкую перегородку, раздался радостный вой кубрау. Резонатор замигал огоньками, и в следующую секунду в комнату вернулась глухая тишина.
– Вот как-то так, – подытожила свою работу банши. – Срабатывать будет с задержкой, особенно на высокочастотные шумы, но как только найдёт противофазу, будет заглушать на ура.
– Вот уж спасибо так спасибо, Кассандра. Что бы мы с Вованом без тебя делали, – рино поднялся со своего места и пожал аккуратную руку банши своей, здоровенной лапой. – Сколько платины с нас возьмёшь?
– Ох, не говори ерунды, – смутилась банши. – Тебе не меня нужно благодарить, а октавию, за то, что она согласилась расстаться со своей...
Прервав её на полуслове, входная дверь с глухим шипением распахнулась, и на пороге показался статный силуэт эша.
– И правда спит, – сказал Рупор самому себе и, кивнув двоим, нагнувшимся над Резонатором, снова закрыл дверь, оставшись один в пустом коридоре.
В коридоре было светло и безлюдно. За каждой из раздвижных дверей, шедших одна за другой по ту и другую его стороны, располагались двухместные каюты экипажа, но кроме того, за каждой из этих дверей пряталась своя небольшая история. Вобан жил вместе с рино – деловитая, по меркам Когтей Феникса, двоица. – Стоило их только попросить, как рино с готовностью принимался гнуть, крушить и топтать всё, что попадалось на его пути; Вобан, с другой стороны, так же охотно откликался на просьбы но, в отличие от своего свирепого соседа по комнате, мог починить практически что угодно, произведённое руками гринир, монтажными ассамблеями корпуса, лабораториями тенно и даже редкие артефакты, оставшееся от империи Орокин. Нова и октавия, занимавшие соседнюю каюту, напротив, крайне неохотно соглашались на сверхурочную работу и необязательные задания, пускай и так же отлично разбирались в своих специализированных областях. За следующей дверью жили новобранцы – мэг и вольт, только начавшие постигать азы Боевых путей Тенно, а прямо напротив их каюты, целую комнату для себя и своего кубрау заняла Валькирия. Она присоединилась к Когтям вскоре после Дилеммы Градивуса, несколько лет назад, но с тех самых пор держалась одиночкой, и заслуживала доверие своих товарищей скорее своими достижениями на поле боя, чем дружелюбием в приятельском кругу.
Раздирая установившуюся тишину, по коридору разнёсся коробящий уши скрежет: кто-то пытался когтями разодрать металл. Из кают послышались приглушённые возгласы недовольства и звук вскоре сам-собой затих. Спустя минуту он повторился снова, но на этот раз за ним последовал полный щенячий радости вой кубрау.
Рупор поспешил к каюте Валькирии.
– Тихо, тихо, комок шерсти. Такие выходки взрослой собаке больше не простят, – весело проговорила валькирия, обняв свою собаку и пытаясь успокоить её, когда эш заглянул в ним в каюту.
Серовато-пятнистый кубрау и его хозяйка сидели посреди перевёрнутой кверху дном комнаты. Валькирия никогда не любила наводить порядок или убирать, но этот разгром был великоват даже по её стандартам. Перевёрнутые на бок спартанского вида трёхногие стульчаки валялись тут да там. Выдвижной стол у дальней стены был похоже сломан и кренился к низу, настольная лампа искрила. Декоративное деревце-бонсай, которое привычно висело на нём перед иллюминатором, теперь левитировало, переставленное почти под самый потолок. Кровати казались разорены. На одной, вперемешку с перебуробленным одеялом и разодранной подушкой, лежали трофейное Мачете Вандал и второе оружие, намного превосходившее своего грубого багрового товарища своей красотой и надменным золотым блеском – это была изготовленная по потерянным чертежам империи Орокин огромная секира: Сциндо Прайм, которой Валькирия бесконечно гордилась. На второй койке, у другой стены, не хватало матраца: он лежал на полу, представляя из себя импровизированный собачий лежак. Остроухий кубрау, блестя своей гладкой серой шерстью в холодном свете ярких ламп, сидел на полу, посреди всего этого вихря разрушений, вместе со своей хозяйкой.
Кубрау утвердительно тявкнул, проявив животный инстинкт, как только обнаружил за разъехавшимися створками дверей незваного гостя, но тут же успокоился, признав в нём своего.
– Вал, успокой ты наконец свою раксу, – усмехнулся Рупор и поднял валявшийся прямо перед входом трёхногий табурет, войдя в каюту.
Кубрау не спускал с него глаз.
– Ты ведь знаешь, что это сахаса! – рассмеялась Валькирия. – А ты, Жаклин, – она выпустила кубрау из своих объятий, и грозно покачала пальцем, – ты ведь знаешь, что так нельзя. Знаешь, но всё равно всем на зло продолжаешь выть как переросший щенок.
Жаклин, будучи особо одарённой, умной и обученной сахасой, услышав своё имя тут же поняла, чего от неё хотят. Она вскочила на все четыре лапы и с громким скрежетом стал пытаться что-нибудь выкопать из металлического и никак не поддававшегося, но уже местами испещрённого следами когтей, палубного настила корабля.
Валькирия недовольно оглянулась на неё и, навалившись всем телом, сбила свою собаку с ног и прижала её к холодному полу. Жаклин тявкнула от неожиданности, но тут же выпуталась из некрепкого захвата. Вновь оказавшись на четырёх лапах, сахаса принялась вылизывать хозяйке подбородок своим шершавым и слюнявым языком.
Валькирия засмеялась от щекотки. Своего кубрау она любила больше всего на свете и больше не представляла без него своей жизни. Ни на Одиссеи, ни на миссиях во вражеской территории Валькирия не желала расставаться со своей собакой, а Жаклин охотно следовала за своей заботливой хозяйкой по пятам, куда бы та её не вела.
Когда-то давно, (как считала Валькирия целую жизнь назад) во время одной из десятка разведывательных миссий на Земле, предшествовавших Кризису Цицерона, Рупор вдруг сказал ей, заметив среди переросшего подлеска логово дикого кубрау, что из их яйца можно вывести одомашненного боевого питомца, если позволить цефалону поколдовать над генетическим кодом. Валькирия ни за что бы ему не поверила, но когда после нескольких дней в инкубаторе, на этом яйце появилась первая трещина, когда из твёрдой гладкой скорлупы показалась крохотная щенячья голова с огромным острым носом, когда кубрау в первый раз пошевелил передней лапкой и когда у Валькирии появилось своё собственное живое существо, в тот день она благодарила вселенную, благодарила Лотос и Тешина, благодарила каждого подходившего к инкубатору соклана просто за то, что такое чудо оказалось реальным.
Рупору с того времени она осталась признательна навсегда, однако оставшаяся часть той неудержимой радости со временем прошла, Валькирия снова стала замкнутой, и продолжила выполнять все свои миссии в одиночку, без напарников. Хотя эти задания больше не были теми безрассудно-тяжёлыми и смертельно-опасными, которые Когти привыкли оставлять специально для неё. С тех пор для Валькирии всё перевернулось с ног на голову. Из всех доступных ей, Валькирия начала выбирать те задания, что казались проще и безопаснее, чтобы покинув палубы Одиссеи, тренировать на них свою подраставшую сахасу.
Жаклин в последний раз со щенячьей любовью лизнула свою хозяйку в нос, вытянулась и побрела к своему лежаку из надвое согнутого матраца. Валькирия улыбнулась, глядя на то, как её кубрау несколько раз повернулась на месте волчком и наконец улеглась, положив свою остроухую голову на сложенные лапы, но тут же переметнула взгляд на Рупора, встревоженно взглянув на него снизу-вверх.
– А ведь, перед прыжком, её нужно будет положить в стазис?.. Так ведь?
Рупор раскачивался на треноге, глядя в окно на всё больше и больше удалявшийся от них силуэт газового гиганта.
– Наверное, – заключил он после минутного молчания. – Дракону точно не понравится, если она снова начнёт скулить на весь корабль.