Падение / The fall

Скарлет Пожилая женщина одета в халат и тапочки, ее спина сгорблена, темные волосы туго стянуты на макушке. — Пойдем, — тихо говорит она, жестом приглашая нас войти. Я разворачиваю Коди и провожаю его в квартиру, изо всех сил стараясь не обращать внимания на сопротивление, которое чувствую, когда прижимаю руку к его плечам. Муж Неды спит в кресле в нескольких футах от нее, а по телевизору все еще показывают иранские новости. В квартире пахнет чем-то восхитительным: чесноком, помидорами и пьянящей смесью экзотических специй, от которых мой желудок урчит от голода. Я не помню, когда в последний раз ела нормальную еду. — Как поживаете, Миссис Эйзади? — шепчу я. — Как Джозеф? Она машет рукой в сторону храпящего мужа. — Хорошо-хорошо. Остановив нас в дверях, Неда запахивает халат и наклоняется, чтобы поцеловать Коди в обе щеки. Обеими руками обхватывает его лицо и улыбается ему. — Привет, азизам, — говорит она, ее лицо смягчается, и морщинки появляются в уголках глаз, когда она улыбается. Игнорируя свой возраст и старые скрипучие кости, она поднимает моего сына и усаживает на бедро, он сразу же кладет голову ей на плечо. Я с завистью наблюдаю, как его веки опускаются, и он обхватывает мягкую игрушку. Неда улыбается. Наклонившись, я целую сына в макушку. — Спокойной ночи, малыш, — шепчу я, целуя его в щеку. Его кожа пахнет пеной для ванны, и я вдыхаю полной грудью. — Пока, мам, — тихо говорит он, устало вздыхая и утыкаясь лицом в шею Неды. Вид того, как он прижимается к ней, посылает крошечный треск в мое сердце. Проглотив боль, я отступаю, игнорируя негодование, которое гноится в моей груди. Хотя я благодарна старой леди за все, что она делает для меня, я обижаюсь на нее за то, что она может смотреть, как мой сын засыпает, когда я не могу. — Я вернусь утром. Старушка кивает, успокаивающе поглаживая Коди по спине. Его ноги в носках болтаются у нее на талии, когда она провожает меня до двери. Я поправляю сумку на плече, сжимая ремень, чтобы не выхватить моего мальчика из ее рук. — Он уже почистил зубы, — говорю я, она кивает. — И принял ванну, — она снова кивает. — Ох, и не забудьте про ночник. — Хорошо. Все в порядке, — говорит она с улыбкой. Чтобы не передумать, я протягиваю руку и сжимаю пальцы на ноге Коди, прежде чем проскользнуть в коридор. Дверь квартиры закрывается, и я слушаю, как щелкают замки, пока не остаюсь одна в коридоре, где нет ничего, кроме запаха поднимающейся сырости и жужжания ламп над головой. Устав, я прислоняюсь к стене, опустив голову. Расставаться с Коди всегда нелегко, но почему-то сегодня мне кажется труднее, чем в остальные дни. Может быть, это потому, что приближается его день рождения. Мой ребенок – маленький мальчик, который четыре года назад изменил мой мир – становится старше. Я скучаю по мягкой головке, прижатой к моей груди, по запаху его детской кожи, по его теплому весу в моих руках, когда он спит. Но наблюдать, как он растет, наблюдать, как он становится самостоятельным маленьким человеком – награда. С каждым днем он взрослеет и скоро поймет, что у него нет игрушек, как у других детей, что его одежда изношенная, и что мы живем в дерьмовой двухкомнатной квартире с прерывистой горячей водой и без отопления. Он будет все больше и больше понимать, что, хотя я делаю все возможное, я никогда не смогу дать ему все, что нужно. Именно это – мысль о том, что Коди будет думать обо мне, как о неудачнице – давит на меня изнутри, выдавливая воздух из легких и заставляя желудок сжиматься. Моя рука скользит к мягкой сумке, перекинутой через плечо, где под слоями одежды лежит счет за аренду с надписью «просрочено» красными чернилами. Работать на двух работах шесть дней в неделю – это не то, что я себе представляла. Но с долгами, висящими над моей головой, стоимостью воспитания ребенка и жизнью в городе, я делаю все возможное, чтобы свести концы с концами. Тем не менее, этого недостаточно. Этого никогда не бывает достаточно. Как бы ни было больно мне это делать – проводить все время вдали от Коди, когда он так мал, – я делаю то, что должна, чтобы у него была крыша над головой. Чтобы у него было достаточно еды. Чтобы на нем была одежда. Чтобы он смог пойти в школу и, может быть, вырасти лучше, чем я. Входная дверь захлопывается на первом этаже, звук эхом разносится по лестничной клетке. Вздохнув, я отодвигаюсь от стены, запирая все эти ужасные мысли за своей стальной решимостью. Деревянная лестница скрипит, старое дерево прогибается под ногами. Сквозь звук телевизора из квартиры 2А я слышу тяжелые шаги, и когда достигаю лестничной площадки, я вижу Джастина, который живет через несколько дверей от меня. Его плечи сгорблены, на голове черная вязаная шапочка. Я слышу звон мелочи в кармане, когда он делает каждый шаг, и металлический звук музыки, эхом отдающийся от наушников, которые болтаются у него на шее. Не поднимая глаз, он замедляет шаг, когда я приближаюсь, и отходит в сторону. Лестница узкая, едва три фута шириной. Ему приходится прижаться к стене, чтобы пропустить меня. Подняв глаза, я улыбаюсь. — Спасибо. Он кивает и продолжает подниматься по лестнице позади меня, заталкивая наушники обратно в уши. Я видела его несколько раз, в основном на лестнице или на парковке. Он много времени проводит в одиночестве, едва позволяя кому-то больше, чем мимолетное приветствие. Но все же, есть что-то интересное в Джастине и его спокойном поведении. Я останавливаюсь у подножия лестницы и оглядываюсь, надеясь еще раз взглянуть на него, но он уже ушел. Его молчание раздражает, особенно учитывая то, как он выглядит; как буря на горизонте, как что-то темное и свирепое. Но я лучше других знаю, что внешность может быть обманчивой. Не всегда все так, как кажется.