***
В тот день они больше не пересекались. А впрочем даже и не искали встречи. Ларри вышел из кафетерия, вытащил из школьного шкафчика пачку сигар, заныканных там на крайние случаи, и двинул к выходу. Сал только через пару уроков понял, что Ларри нет в школе. Уже последний урок. Математика. А он нервно поглядывает на часы, иногда переводя взгляд на Эшли, которая, в отличие от него, пытается разобраться с примером, и вновь кидает взгляд на часы. Даже секундная стрелка идёт слишком долго. Наверное нужно позвонить Ларри. Нужно же? Но как взять в руки телефон и набрать его номер, когда чертова гордость не позволяет даже сдвинуться с места в его сторону. Остаётся только ломать голову, обдумывая следующий ход действий. В этот же вечер он, по привычке войдя в лифт, достал из кармана белую пластиковую карту. Он чуть было не поехал вниз, к нему. Но сейчас было как-то страшно глядеть в его глаза, слишком стыдно, что ли… Он ведь сам предложил начать нормальную жизнь… И, как получается, сразу же отказывается от шанса? Но они же могут остаться с Джонсоном друзьями? Ну или хотя бы вместе ночевать иногда? Или ходить в школу… Хотя бы здороваться могут? Или все действия, приносящие раньше тепло, станут заблокированными? Неужели на них навесили прочные кандалы и Сал никогда не испытает больше эти чувства? Вокруг все стало невообразимо сложным. Он настолько задумался, что из транса его вывела Кемпбелл, испуганно дёрнув за плечо. Вокруг никого не было. Когда урок успел закончиться? Он этого даже не заметил. Так необычно было подниматься на четвертый этаж и просовывать в замочную скважину ключ, поворачивая его. Так странно осматривать вокруг стены, с каждой из которых появились воспоминания. Кажется, прошло не больше двух месяцев, а столько произошло, что просто с ума сойти. Хэй, там, в конце коридора не то ли окно, на котором он засыпал, уходя от пьяницы-папаши? Там, на подоконнике, кажется они от скуки вырезали свои инициалы. Кто-то делает это на дереве, но идея, возникшая так спонтанно, показалось чересчур заманчивой. И впрямь. Косые, неровные буквы все также красуются на некогда белом подоконнике. Отца нет дома. Он бы снова мог свалить это на запой папаши, но можно было бы понадеяться, что тот на работе. Удивительно, как после стольких прогулов он еще продолжает там работать. А может его уже давно и уволили… Впрочем, сейчас это не волновало. Сал прошел в свою комнату как прежде и, закрывшись в ней, бухнулся на кровать. За окном уже начинает темнеть, да и погода, как на зло, пакостная. Глядеть в него не особо хочется. Парень подумывает, что от этой серости его вырвет. Поэтому самым интересным, чем сейчас можно заняться — глядеть в потолок, надеясь на что-то хорошее. Может попытаться найти девушку? Или разрулить ситуацию с Джонсоном? Но признать свою неправоту так сложно, тем более для распертой гордыни Фишера. Усталый взгляд упал на гитару, точнее на место, где она обычно мирно стояла, никому не мешая. В последнее время она плавно перекочевала в комнату Джонсона, а какой в принципе прок ей тут стоять? Он же чуть ли не каждый день ночует у Джонсона. Уже практически прописался там. Гитары нет, поэтому взгляд снова рыщет по комнате в поисках занятия, хотя, впрочем, ему ничего и не хочется. Ни спать, ни есть, ни даже лежать на кровати. Разве что провалиться в матрас и задохнуться в старом поролоне. Но этого, к сожалению, не случится. А глаза утомленно падают на шкаф. В мыслях проносится момент, как он, сломя голову, кидал в рюкзак несколько дорогих сердцу вещей, стирал надоедливые слезы, которые так сложно сдержать и бежал вниз. Здесь ему были не рады. А теперь, благодаря его же словам — не рады и внизу. Средь всего этого тумана беспамятства и томного биения сердца он вдруг случайно натыкается на краешек припрятанной пачки сигарет. Сколько он уже не держал их в руках? Кажется неделю? Две? Все это было ради Ларри, а теперь можно спокойно выкурить хоть всю пачку и никто не отругает. Никто не влепит щедрого подзатыльника. Руки с энтузиазмом пытаются достать до нее и, вымазавшись в пыли, брезгливо стряхивают ее, с неким восторгом оглядывая. Пару щелчков любимой зажигалки, и надоедливые мысли, все не хотевшие отцепиться своими острыми зубами от мозга Фишера, насильно улетают в открытое окно, заменяя собой прохладный ветерок и легкую нирвану, пробегающую по телу в виде мурашек. Вот только это спокойствие закончилось слишком быстро, буквально в тот момент, когда белая сигарка издала свой последний дымок и рассыпалась пеплом, придавленная о кирпич здания. За ней пошла другая, ну ничего же не будет от второй? Тем более он доказал себе, что сильный и запросто сможет прожить и без едкого дыма. Вот только второй все тоже не ограничилось. Тормоза и здравый смысл вовсе слетели и, некогда новая, пачка полетела опустошенная из окна, провалившись в ночную темноту. Отца как не было, так и нет. А в основном вечер прошел более менее спокойно и тихо. А вот ночь выдалась бессонной. В течении следующего дня он ходил словно зомби, нервно поглядывая на других. Но еще более нервозно косился на Джонсона. Какого же было бешенство Сала, когда тот увидел его в компании каких-то баб, задорно обсуждающих что-то. И какого черта, спрашивается. Он уже было хотел подойти ближе, узнать, что побудило их вести такую бурную беседу. ОН прекрасно знает, что Джонсон, при всей своей ненормальности, никогда не был обделен женским вниманием. Но во времена общения с Салом это притупилось. Он вечно уводил его куда-то за собой, так, что Эшли стала единственной девушкой в его жизни. Но еще больше его разозлило, когда он понял, что Ларри, каким-то чудом постоянно оказывается далеко и, как бы Фишер ни пытался подойти к нему поговорить хоть немного, Джонсон по обыкновению уводил нос в сторону и шел в другом направлении от него. «Да вы что, издеваетесь?!» — рыкнул он самому себе под нос, чуть не сломав дверцу школьного шкафчика.– «Ларри, придурок ты…» Эшли периодически крутилась то вокруг Сала, от которого исходила прям таки адская нервная аура, готовая удушить всех, кто находится вблизи него, то около Джонсона, расспрашивая, что стряслось. Если бы Сал мог подойти поближе и подслушать, о чем они говорят, было бы куда проще и, наверное, он бы не злился так сильно. Но да черт с ним. Мозг начал потихоньку закипать, наполняясь жгучей ревностью, стремительно разливающейся по телу. Грудь вновь сперло, а внизу живота натянулась тонкая пружина. Забавно наблюдать за тем, как Сал, не общаясь с Джонсоном всего сутки, уже не может держать себя в руках. Рациональность, словно песок, ускользает из его рук, предавая мозг только к мыслям в одну единственную сторону — в сторону Джонсона. «Меня бесит, что они все смотрят на него. Почему эти девушки говорят с ним, почему так сильно заинтересованы, особенно когда Фишер вдруг отошел в сторонку? Какого черта они касаются его? Кажется в этот момент по телу пробегает неприятный ток. Хочется сказать, нет, вскрикнуть, чтобы они отошли от него. Но они все так же продолжают смотреть на него. Какого черта вы творите?! Вы не имеете права смотреть на него! Это не ваши глаза! Только я могу тонуть в их космической бездне! Только я могу касаться этих бледных рук! Это не ваше тело! Прекратите!» Сал понял, что что-то не так, когда в ушах начало звенеть. Он зажал их ладонями, согнувшись. Режущая боль попустила, а потом, поднимая глаза, он случайно заметил испуганный брошенный взгляд тех самых темных глаз, выглядывающий на него исподтишка. Все-таки Фишеру удалось словить мерцание темных глаз. Как жаль, что этот взгляд, оказавшись пойманным, быстро скрылся в гуще людей в коридоре. А Сал так и остался глядеть ему в след.***
И зачем Тревис вообще идет туда? С каких пор он ведется на такую чушь, описанную в слезливых фильмах, как ревность? Ведь прежде, еще год, а может и два назад не воспринимал ее и не испытывал вообще. Он ведь так преданно верил, что такие чувства он никогда не постигнет, что все это просто показуха, придуманная каким-то клоуном. Но Фелпс просто не мог закрыть глаза на «оборзевшего ублюдка», который, как назло, вечно сверлил фигуру мотающейся Кемпбелл, постоянно глядел ей вслед и с широкой улыбкой на лице помогал, разбавляя свою псевдопомощь дебильными подкатами. Его чертов мини-стендап до одури бесил парня. Казалось будто этот тип, Фил Тернер, по ночам строчит эти шутки в своем блокноте. Признаться, если парень действительно вытащит когда-нибудь такой блокнот с шутками (если он конечно, вообще существует) то Тревис, ни минуты не раздумывая, запихнет его ему в глотку. Может так тот наконец заткнется. Нет, ну серьезно. Как Тревис не придет на работу к Эшли, чтобы дождаться ее и пойти гулять, как этот кусок дерьма с темными, как смоль, волосами крутится возле него, не спуская с лица свою фирменную ухмылочку. А парню остается лишь карябать ногтями стол, скрипя от злости зубами. Злость с желчью подступает к глотке, обжигая ее, когда он только видит аккуратно уложенные черные волосы до мочек уха. И даже не важно, окажется ли это Тернер или нет, Фелпс все равно будет злиться только об его упоминании. — Испугался и привел своего дружка? — Фелпс оглядел гиганта с ног до головы, подняв бровь. Он ничуть не боялся каких-то там клоунов, поэтому всем своим видом показывал это. — Этот «дружок», — Тернер демонстративно показал кавычки пальцами, сделав то ли обиженное, то ли злое выражение лица, — переломает тебе все кости, малыш, — ну вот и эта душащая ухмылка на его лице. Тревис сжимает кулаки в карманах, чуть скрипя зубами. Как же чешутся руки набить это самодовольное личико. Пожалуй, Тревис действительно не ожидал увидеть эту громадину рядом с Тернером. Кажется начиналось все более спокойно. На часах было около двенадцати. Эшли, кажется, впервые не вышла на ночную смену, и то благодаря Фелпсу, который заранее подговорил остаться отработать за нее в этот раз других официанток. Конечно, эти упрямые коровы так просто не согласились. Пришлось опустошить кошелек на пару десятков баксов. Далее следовало лишь дождаться. Он прекрасно знал, что если Кемпбелл хоть как-то прознает о его затее, точно устроит по меньшей мере разборки с ним и, что самое неприятное — деньги на подкупление девушек будут потрачены зря. Поэтому, он выждал подходящего момента. Была ночь, он оперся о стену кафе, спрятав руки в карманы и наблюдая за появляющимися в небе звездами. Он точно помнит, как в тот момент было прохладно, как горячий пар потоком вырывался изо рта, улетая вместе с холодом и снегом в небытие. В этот момент дверь щелкнула и закрылась, и на него уставились два хитрых темных глаза, задающих в этой темной ночи только один немой вопрос — «Какими же судьбами тут он?» — Собрался позвать меня на свидание втайне от Эшли? Или сталкеришь? Знаешь, малыш, меня это совсем не заводит, — ухмылка поплыла по его лицу. Он звякнул ключами, положив их в карман, и подошел ближе. — Заткнись, — тихим, на удивление спокойным голосом сказал Фелпс, подняв опущенный взгляд прямо на него. Два голубых глаза в упор уставились в два черных. Так и стояли они с минуту, а затем, выйдя из раздумий, Тревис вдруг заговорил: — - Прекрати катить яйца к Кемпбелл, — твердо сказал он, сдержав злой скрип зубами. — А то что? — с вызовом в голосе выпалил Тернер, с интересом не отрывая взгляда от полыхающих от злости голубых глаз. — У тебя есть один шанс решить все мирным путем. Филу нравилась Эшли. Нравились ее прямые и невероятно мягкие каштановые волосы. Нравились чарующие зеленые глаза, схожие с двумя изумрудами. Нравились даже ее удары по его плечу, когда он глупо пошутит. Ему нравилась ее невинная улыбка. А еще ему нравилось в комплекте с такой волшебной девушкой получить такой лакомый кусочек для нервирования. Как же разгоряченно и интересно злился Фелпс, настолько, что это даже начало нравиться. Что с него взять, любил уж он раздражать людей. — Мне нравится Кемпбелл и раз ты просто не съебешься с горизонта, мы решим все не мирным путем. У Тревиса от злости дернулся глаз. Он, сверкнув в улыбке азартом, обалдел от жизни. Так значит этот кусок дерьма будет идти до конца? И на какой конкретно остановке он сойдет? Раз он этого так хочет, Фелпс обеспечит ему пару выбитых зубов и сломанных костей. Так подумать, если он сломает ногу, то от работы придется отказаться, а значит он перестанет валандаться рядом с девушкой. Сказать, что у Тревиса загорелись в нетерпении глаза — ничего не сказать. Они скорее вспыхнули горячим пламенем, топливом которому служила ревность. Так он и собрал сам эту дерьмовую сходку. — Смотри, ты сейчас мирно отказываешься от Эшли и бросаешь ее, а я, как более достойный партнер, успешно занимаю твое место. Как тебе такая идея? — громила чуть рыкнул, чем заставил раннее не колебавшегося Фелпса вздрогнуть. — Как тебе идея отсосать у меня? — Тревис выгнул бровь, нагло посмотрев на улыбку Фила. — С радостью! — с наигранным восторгом воскликнул тот, облизнувшись. — К тебе или ко мне? — Фу, чертов педик, — скривился блондин, отшатнувшись. — Как грубо, но в противном случае Костелом переломает тебе ребра, — буркнул тот, отведя взгляд в сторону. Это было принято его «другом» как некий сигнал и он хотел было двинуться в сторону Фелпса. Тот снова еле заметно отшатнулся на уровне инстинктов, увидев, как тень от уличного фонаря приближается к нему. Но Фил задержал его, щелкнув пальцами. — Слушай, ты ведь умный парень, так скажи мне, почему ты липнешь к Эшли, прекрасно зная, что не сможешь ничего ей обеспечить. Я наслышан о тебе. Сын священника и в будущем явно прогнешься под волю папаши, так зачем давать ей ложные надежды? Ей будет куда лучше без тебя. Она тебя даже не любит ведь. — Слушай ты, — Тревис подошел быстрым и уверенным шагом, оборвав «грандиозную» речь, схватил за ворот. — Закрой свой поганый рот. — Вижу ты упертый, — озлобленно прошипел тот, — просто глупый осел, — себе под нос. — Как бы тебе задом не вышла твоя настойчивость, — Тернер скривил лицо, кинув взгляд на громилу. Фелпс порядком даже расслабился, посчитав, что тот упитанный дружок всего лишь один из способов его напугать. Вот только жаль, что эта теория не подтвердилась. По изящной бледной челюсти блондина скользнула тяжелая рука, конкретно выбив того из колеи. Ему понадобилось около минуты, чтобы прийти в себя. Сплюнув кровь и поднявшись с колен, он распустил по лицу азартную улыбку, из которой сияли белые зубы, покрытые красной кровью. Он, приложив все силы, замахнулся ногой, заехав Тернеру. Удар пришелся по подколенной ямке и, поддавшись рефлексам и неожиданности действия, упал. А Тревис что? У него есть прекрасный опыт избивать людей. Не зря же он столько времени был школьным хулиганом. Фелпс, не теряя ни минуты драгоценного времени, запрыгнул сверху, как следует замахнувшись кулаком. И вот это удовлетворение, когда бьешь до одури раздражающего тебя человека, разливается по телу сладкой негой. Он не слабо расшиб ему нос, каким-то чудом задев и губу. Алые струйки крови скупо скатились по лицу. Второй удар не заставил себя долго ждать, вот только он последовал от Костелома. Тревису ударили не слабее, чем в прошлый раз, настолько, что тот упал рядом с лежащим и, казалось бы, побежденным Тернером. Вот только по его смазливому личику вновь скользнула улыбка и он поднялся целехонький. Теперь Тревис оказался снизу, как бы не прискорбно это не звучало. Костелом помог Филу подняться с какой-то странной особой заботой. Этот громила выглядел прямо как его телохранитель, будучи выше, чем Тернер, на сантиметров так пятнадцать. Тревис засветился улыбкой в ожидании проигранного боя. Условия и с самого начала были не равны, но он на что-то надеялся. Впрочем, пара сломанных костей не заставит его отказаться от девушки. Нет того, что подкупило бы исполнить Фелпса столь низкое предательство. По животу резко прилетает ногой от Тернера. На его лице плывет улыбка, а глаза с интересом рассматривают скривившегося от боли Фелпса. — Ну что, сладкий? Боевой дух приутих? — спросил тот, ухмыльнувшись. — Ты все еще не отсосал у меня, Тернер. Не неси пурги, — улыбнулся Тревис во все тридцать два своей кровавой улыбкой. — Что, еще не устал? — несколько разочарованно процедил парень, демонстративно надув губки. — Мне это даже нравится, — улыбка снова вернулась на прежнее место, а замах ногой полетел в лицо. Такая резкая боль в носу и где-то в районе брови. Уж что-что, а удары Тернер наносит щедро. Даже Костелом не понадобился. Но вот Тревис тоже не промах, перед очередным ударом он ухватился за его ногу, как следует дернув ее и вывел парня из равновесия. Он успел нанести несколько ударов, а потом, получив ответный от лежащего ублюдка, поднялся и попятился, ухватившись рукой за нос. — Хватит этих детских игр, — вправляя челюсть произнес Тернер, сверкнув искренним гневом. — Как же ты меня раздражаешь, — прошипел тот, занеся руку для щелчка. Тревис испуганно взглянул, пытаясь скрыть страх. Ну все, сейчас от него и живого места не останется. По крайней мере он так думал, пока не услышал пронзительный крик, в гневной просьбе прекратить это немедленно. Фелпс честно признается, в тот момент, услышав знакомый женский голос, он испугался похлеще, чем раньше. В ужасе обернувшись, стирая кровь под носом, он уловил взглядом тяжелые шаги рокерских ботинков и свою черную косуху. — Идиот! — в истерике Кемпбелл влепила звонкую пощечину Фелпсу, подойдя к нему ближе. — Зачем устраивать это дерьмо?! — закричала она на него, закрыв глаза. А когда открыла, то Тревис побледнел. Изумрудные глаза блестели от горячих слез, накатывающихся на глаза. Парня парализовало, он не мог и с места сдвинуться, и произнести хоть слово в ответ. Он просто застыл и, кажется, даже перестал дышать. Девушка таким же тяжелым и гневным шагом подошла к Тернеру, посмотрев в его глаза. Ее лицо скривилось в невыносимой печали и режущей сердце боли. Оно сжималось от бессилия. Она смотрела в его темные, не менее перепуганные до ужаса глаза чем у Тревиса и, отпустив пару струй из глаз, влепила такую же жгучую и звонкую пощечину. У Фелпса, казалось, даже зазвенело в ушах от нее. Как же больно и невыносимо было смотреть как из-за нее страдают другие. Как стыдливо прятала лицо Мейпл и боялась быть не то чтобы даже отвергнутой, а презираемой. Почему Эшли причиняет боль одним своим существованием? В ее голове, глядя на разбитое и кровоточащее лицо Фила, четко и болезненно всплывают тяжелые воспоминания, от которых слезы льются еще сильнее. — Ты просто дурак, — Эшли нежно улыбается Тернеру в ответ на очередную тупую шутку из его уст. Девушка уже в сотое, кажется, дежурство с ним, вновь закрывает дверь кафе и, пуская горячий пар из своего рта в воздух, уходит. Ей нужно домой. Сидеть с Беном. Нужно написать Тревису, что все в порядке. Но ее вдруг цепко хватают за запястье, разворачивая. Она оказалась совсем рядом с черными глазами Фила, а его темные волосы, еще немного и коснуться ее лица. Она глядит снизу вверх и вдруг улыбается. — Эшли, постой. — В чем дело? — Ты всегда отказываешь мне. Даже просто прогуляться… — Тернер покрылся румянцем как сахарная девочка, смущенно отведя взгляд. — Но я хочу сказать, — каждое слово давалось с огромным трудом, — кажется я влюбился в тебя. Он улыбнулся. Так тепло и искренне, глядя прямо ей в глаза. А она не понимала, что ей сказать. Грудь сперло от волнения и переживания. В тот момент она острее всего почувствовала, насколько больно разбивать другим сердце. Может она кажется сильной, вот только в душе она маленький ребенок, которому нужна помощь. Тогда она расплакалась, попросив прощения. Но он промолчал, сжав в объятиях. Тогда эти слезы не были такими горячими. Не обжигали так сильно кожу. Не заставляли сердце нервно сжиматься и разжиматься. А сейчас она смотрит на него глазами, полными боли и слез. Она ведь сама виновата, что допустила такое… Слезы градом катятся из глаз девушки, падая на чистый от растаявшего снега асфальт. Она думала, что с потеплением, может быть, все изменится. Вот только закопанные слоем снега проблемы появились из ниоткуда. Ее небольшие кулачки сжались, а ногти впились в кожу. Но ей не больно. Обида и вина бьют куда больнее. — Вам вообще плевать на мои чувства?! — вскрикнула она, собрав оставшиеся силы. Ее заплаканные глаза вдруг скользнули то с Тернера, то перебросились на Фелпса. — Вы просто чертовы эгоисты! Зачем устраивать это дерьмо?! — она кричала, размахивая руками, эмоции лились через край. — Я просто ненавижу вас!!! Ее лицо опустилось вниз, она глядела на асфальт, глухо роняя слезы, а потом, небрежно стерев их с лица, пошла в ту же сторону, из которой пришла. Ей больше нечего было сказать. — Пойдем за мной, — грустным вымотанным голосом сказала она Фелпсу, взяв того под руку и потащив за собой. А Тернер еще долго глядел им вслед опечаленным взглядом, до того момента, как слезы начали своевольничать и хлынули из глаз по щекам, скрываясь за воротом джинсовой куртки.***
Эшли вытирала катящиеся остатки слез из глаз, а сзади нее плелся Тревис, недоумевая как он должен поступить сейчас. Он то и дело бесшумно, как рыба, открывал рот, желая сказать что-то, может, как ему жаль или что он не хотел ее обидеть. Вот только нужные слова так и не могли подобраться. Более сложной ситуации, в которой он должен описать, что за буря властвует в его душе, он не мог подобрать, поэтому так ничего и не сказал. А Эшли и не ждала диалога, она просто шла, обдумывая все. Сейчас она максимально ясно дала понять, что выбирает Фелпса, что никто больше не сможет заменить его место и глубоко в душе надеялась, что Тернер наконец поймет это, и прекратит терзать ее и так побитое сердце. Если, конечно, действительно ее любит. Кемпбелл не раз уже пробиралась в свой собственный дом поздно ночью, это стало даже некой обыденностью — уходить через окно и возвращаться тем же путем. Просто сейчас она не совсем уверена, что Тревис в состоянии подняться на второй этаж и забраться в окно, поэтому сегодня она крайне рискует. Хотя, даже если ее родители проснутся и заставят прям щас выгнать парня, она плюнет на все и, гордо развернувшись, уйдет из этого проклятого дома, где ее не уважают, к чертовой бабушке. Она сжала ладонь Тревиса сильнее и, внимательно оглядевшись по сторонам темной прихожей, проскользнула через гостиную к лестнице. — Эшли? Почему ты крадешься? — вдруг в из темноты второго этажа послышался голос. Девушка вздрогнула от неожиданности и это почувствовал и Тревис. Но минутное беспокойство быстро растворились, когда темная фигура подошла поближе. Маленький мальчик — Бен, десяти лет, сонно потирал глазки своим маленьким кулачком и волочил за собой мягкое голубое одеяло. Ну, как голубое, Тревис мог предположить что оно такого цвета, ибо в темноте видно было не особо много. — У Тревиса кровь? Мне позвать маму? — взволнованно побеспокоился тот, прищурившись и пытаясь получше рассмотреть раны Тревиса, хоть и находился в четырех метрах. — Иди спать, Бен, — мягко сказала девушка как можно тише. — А ты в мою комнату, — указала она Фелпсу. Тревис кивнул и тихим размеренным шагом, тихонько отворив дверь, зашел в нее. Девушка нежно приобняла брата за плечи и повела в его комнату. Наверняка ему опять приснился кошмар и он пошел искать ее. Но девушка не может же каждый раз быть дома, тем более сегодня, когда ей позвонила одна из коллег и радостным голосом заявила, какая она классная, ухажеры толпами стоят. Так бы Эшли могла давно лечь спать. — — Пожалуйста, засыпай и не говори ничего родителям, — Кемпбелл коснулась детского лба губами, нежно подоткнув одеяло. Мальчик кивнул, доверчиво прикрыв глаза. Все таки Бен — единственный с кем она ладила в этой паршивой семье. Мама всегда требовала от нее слишком многого, а отец плевал на нее с большой буквы. Эшли должна быть идеальной. Эшли должна носить платья. Эшли должна учиться на отлично. Эшли не должна общаться с такими как Джонсон. Эшли то, Эшли се, пусть она засунет свои чертовы требования куда подальше. Особенно касательно Тревиса Фелпса, которого она презирала больше всех на свете. Подумать только, как тошно девушке было выслушивать, какой Фелпс отборный кусок дерьма за ужином. Девушка зашла в комнату и, оперевшись о дверной косяк, предварительно закрыв двери, включила свет. Она все сверлила взглядом Тревиса, смотря на него так проникновенно, будто выворачивала наизнанку его душу. И вот на ее глаза снова навернулись слезы, которые он так ненавидел. На секунду в памяти всплыл снимок, который он, пока ее не было, рассматривал. Это их совместная фотография. С ума сойти, как мамаша Кемпбелл не выкинула его в помойку. Здесь Эшли такая счастливая, прячется за розовым облаком сахарной ваты, глупо улыбаясь. А сам Фелпс, нежно приобняв ее, строит ей рожки. Он никогда не забудет того лета. Не забудет, как девушка уплетала сахарные облачка один за другим, пытаясь накормить и Тревиса. Как она славно улыбалась, пуская по телу мурашки. Да и сейчас они пробегают по коже, только улыбка не радостная, а болезненная и вымученная. С глаз катятся соленые бусины и от этого резкого контраста с воспоминаниями его пробивает колкая дрожь. Он, даже не понимая что делает, встает и подходит к ней. Она тяжело дышит через еле открытый рот, смотря в его глаза снизу, а затем погружается в его объятия. — Тревис, ты бы знал как я уже затрахалась со всем происходящим вокруг. А еще и эта глупая затея твоя, — грустно прогнусавила она ему в плечо. — Я так устала от этих признаний, вот серьезно. С ума сойти, как я оказалась в этом порочном кругу? Фелпс погладил ее по голове, поцеловав в макушку. — Каких еще признаний? — поинтересовался он. — То Тернер, то Мейпл… Кто следующий? Ларри? — нервно посмеялась та. — Все будет хорошо. Я люблю тебя. Это единственное, чем Тревис мог помочь ей. Просто три слова. Нежных и искренних. Да и признаться, девушке большего и не надо. Только мягкое плечо под боком и привычный аромат его одеколона. Позже она принесла из ванной аптечку и иголку. Как бы она ни боялась крови, без лишних колебаний зашила разошедшуюся кожу в районе правой брови и стерла всю кровь, налепив на нос пластырь. А потом и одарив его поцелуем. Хоть Фелпс полный идиот, она любит его всем своим сердцем и вряд ли отдаст его кому-то еще. И пусть он не идеален, пусть его жизнь сущее дерьмо, ее сердце все так же будет полыхать от его нежных, полных тепла, объятий. Потому что Эшли влюбилась по уши.