1.
В воздухе клубился искусственный дым. Из колонок гремела какая-то попсовая песенка. Люди танцевали. Пахло потом и алкоголем. Все это оглушало. Словно прицельный удар в голову. Невольно пальцы тянулись к носу, чтобы проверить, не пошла ли кровь. Словив себя на этом, Егор одернул собственную руку и сунул в карман. В левое ухо ему о чем-то говорила его новая продюсерша — юркая женщина, у которой все всегда было схвачено. Она постоянно о чем-то говорит, постоянно кому-то звонит, кому-то пишет. Кажется, она вообще не затыкается. Егор ее не слушает. Не слышит. Он делает очередной глоток из пластикового стаканчика. Там должен быть безалкогольный коктейль. Но в этот вечер в стакане Егора дешевое вино. Другого в баре не было. Дорогое выпили собравшиеся тут люди. Пойдет и такое. Без вина Егор не выдержал бы всего этого. Он вырубился бы еще на официальной части. Закинулась бы голова. Затряслось бы тело. Пошла бы ртом пена. То еще зрелище. Зато какие были бы заголовки. Твиттер бы взорвался. Умершие рэперы всегда интересны публике. Но Егор оставался живым. Потому что мертвые рэперы не зарабатывают деньги. А Егору только это и нужно. Потому он продолжает слушать свою продюсершу. Делать вид, что слушает, глотая вино. Его взгляд останавливается на полуголой девице. Ее кожа с явно искусственным загаром покрыта не то маслом, не то липким потом. Она танцует у шеста. Старательно прогибается, садится на шпагат. Ее движения плавные. Она должна быть сексуальной. Ее должны хотеть. Иначе — она не получит денег. Она здесь по той же причине. Из-за денег. Как и Егор Крид. Становится в конец противно. Егор чувствует, что начинает задыхаться. Он больше не может оставаться в этом искусственном безвкусном дыму. Он что-то говорит продюсерше. Что ему нужно сделать срочный звонок. Что он очень извиняется. Идеальная ложь и белозубая улыбка. Потому что так нужно. Встает и сквозь толпу пробирается к выходу. В какой-то момент ему начинает казаться, что он тонет. Поток горячих пьяных тел затягивает, уносит его. Дверь с едва подсвеченной табличкой теряется в тумане. Выход. Из последних сил Егор двигается, рвется вперед. К выходу. Прочь. Пока еще есть силы. Иначе — он утонет. Уже не всплывет. Потеряет последнюю возможность всплыть.2.
Свежий воздух бьет в голову. Несколько мгновений Егор пытается вдохнуть, но легкие отказываются принимать кислород. Кашель поднимается по глотке и вырывается из тела, царапая десна. Егор перегибается через перила. Из глаз катятся слезы. Он хватает ртом воздух. Его живот скручивают дикие спазмы. Кажется, еще немного и он выблюет внутренние органы. Прямо на грязный асфальт. Но спазм постепенно слабеет. Из горла вылетает только хриплый кашель. Он стеклами проходится по глотке. Не сдохнуть бы. Наконец, Егор смог нормально дышать ночным воздухом. Пахло бензином. Где-то в темноте кто-то громко ржал. Далеко гудели моторы тысячи автомобилей. На ступеньках лестницы у входа кто-то сидел. В свете тусклой неоновой вывески Егор разглядел лишь рыжую макушку. Егор и забыл, что этот мудак тоже здесь. — Поперечный? Макушка вздрогнула. — Че, вышел поблевать? — Конечно, с сарказмом. Точно Поперечный. Егор опустился рядом с ним на ступеньку. Только потом почувствовал задницей холод железа. Но вставать не стал. Вместо этого спросил: — Сиги есть? Данила молча порылся в карманах. Протянул открытую пачку «Мальборо». Егор взял одну сигарету и тут же прикурил от Данилиной же зажигалки. Горьковатый дым приятно защекотал внутри. Тошнота начала отступать. Данила тоже курил. Лениво затягивался, держа сигарету по-пацански — между указательным и большим пальцами. Егор поглядывал на него украдкой. Не хотел, чтобы он заметил это. А глаза сами липли к его рыжему ебалу. Смотрел, как какой-то вор, тайно. Тошнота вернулась. На этот раз — от самого себя. Поперечный молчал. И куда делась его обычная говорливость? Крид молчать не мог. Хотелось говорить. Так можно было бы смотреть на Даню, не скрываясь. И он стал говорить: — На самом деле, я и сам не ожидал, что Юра Дудь позвонит тебе. Примиритель хуев. На камеру вообще невозможно нормально разговаривать, сам знаешь. Зато, мы больше не враги. Пиздато, да? Специально спросил. Ждал, что он ответит. — Ну да, — пожимает плечами. Лицо не выражает ничего. Абсолютно. Егор снова спрашивает. — Что с твоим новым стендапом? Планируешь что-то? Снова ждет ответа, глуша отвращение к себе. Что не так? Почему, сидя на ступеньках у клуба, он пялится на ебаного Поперечного? Почему внутри что-то дрожит в ожидании? Почему все это так противно? Все вопросы исчезают в один момент, когда Поперечный поворачивается к нему лицом. Смотрит долго. Глаза блестят в темноте. Синяки под веками кажутся еще темнее. Лицо белое, словно бумажное. Смотрит, а в глазах — пусто. Лишь что-то плещется там, в глубине зрачков. Егор не успевает понять, что именно. Потому что Поперечный вдруг подается вперед и целует Егора в губы.3.
Егор чувствует его вкус — смесь алкоголя и горечи сигарет. Егор ощущает прикосновение его щетины. Егор слышит его дыхание. Но Егор еще способен соображать. И разум подсказывает, что это провокация. Наеб. Ведь это Поперечный. Следовало ожидать. Егор отталкивает его. — Какого хуя? — зло смотрит прямо в его глаза. Данила замирает напротив него. Смотрит равнодушно. Тяжело дышит. Егор пялится на него и ничего не может понять. Наконец, по лицу Поперечного пробегает какая-то тень. Он проводит по волосам пятерней, сжимая рыжие пряди на макушке. Приводит себя в чувство. — Блять, прости, Егор. Иногда я сам не знаю, что творю, — говорит он. — Не знаю, нахуя я это сделал. Хотел тебя разозлить, наверное. — У тебя получилось. Сказав это, Крид понимает, что лжет. Злость исчезла. Вспыхнула и тут же погасла. Даже тошнота прекратилась. — Сорян, — говорит Поперечный и сует в рот еще одну сигарету. — Я говно человек. Когда мне хуево, я делаю хуево другим. Если хочешь, можешь написать об этом в Твиттер. Или позвать журналистов. Можешь попробовать посадить меня за домогательства. Или за гомосексуализм. Или за все и сразу. Вперед! Егор сплевывает в сторону. Встает на ноги. — Хер с тобой, Даня. — Даже не будешь истерить? — Нет. Поперечный пожимает плечами. Продолжает курить. — А че у тебя случилось? В смысле, из-за чего хуево? Тут же проклинает себя за то, что спросил. Должно быть похуй. — Мой дед умер, — отвечает просто, словно о погоде говорит. А сам дрожит. — Несколько месяцев назад. Но херово до сих пор. — Прими мои соболезнования… — Ой, вот только не надо этой хуйни. Соболезнует он, ага. Егор пялится в рыжий затылок. Пропускает насмешку мимо ушей. Спрашивает: — Могу я чем-то помочь? Поперечный оборачивается. Выпускает дым через ноздри. Говорит: — Пошел в пизду со своей помощью. Мамке своей помоги. Как обычно. Хватит. Крид заставляет себя пойти к входной двери клуба. Уже касается пальцами ручки, когда слышит сзади: — Подожди! Егор смотрит через плечо. Ждет очередной шутки. Вместо этого слышит: — Прости. Не хотел шутить про твою мамку… И если все еще хочешь мне помочь, то отвези меня домой. Смешно. Крид сажает его к себе в машину. Молча вбивает в навигатор адрес. Молча давит на педаль газа. Поперечный смотрит в окно. Даже не шутит. Егор потянулся было, чтобы включить музыку. Но передумал. Не то время. Молчали всю дорогу. Егор останавливает автомобиль у нужного подъезда. Смотрит на Даню. Что дальше? А дальше Поперечный бубнит что-то вроде «спасибо» и выходит из машины. Егор смотрит ему вслед. Неужели надеялся, что Данила пригласит на чай? Хочется рассмеяться, но не смешно. Крид снова давит на педаль газа.4.
— В принципе, если учесть все запланированные фиты, то для подготовки полноценного релиза нам нужен год. Еще год для тура. Егор смотрит в окно. За столом из какого-то новомодного материала белого цвета сидели важные люди. Продюсерша пыталась впарить им контракт. Пыталась продать Егора. Честно отрабатывала свои сорок процентов. Сам товар должен был только улыбаться. Он не делал даже этого. Смотрел в окно и не слышал ни продюсерши, ни важных людей. Не хотел. С самого утра он мог думать лишь о рыжем уебке. Прошла уже неделя, как Егор подвез его до дома. От него — ни слуху, ни духу. Его аккаунты в социальных сетях тоже молчали. А Егор мониторил их чуть ли не каждый час. Ждал хоть чего-то. Саркастического твитта. Истории с заспанным ебалом. Но ничего не было. Этим утром Егор вдруг подумал, что с Даней что-то случилось. Выпилился. Наглотался таблеток. Никто пока его не хватился. Кроме Крида. Он пытался себя успокоить. Разум приводил какие-то доводы. Но тревога уже холодела где-то в желудке. Продюсерша пихнула его в бок локтем. Улыбнись. Сверкни белыми, как этот стол, зубами. Очаруй их. Егор улыбается. Важные люди кивают. Говорят, что в течение суток вынесут точный вердикт. На кону контракт на несколько лет. На кону задница Егора. Протягивают ладони, и Егор их пожимает. Чувствует, как сводит скулы от улыбки. Продюсерша удовлетворенно кивает головой. Дела идут прекрасно, Егор. Еще немного и будешь выбирать новые кроссовки с ценой в пять нулей. Как тебе такое?5.
— Ты что-нибудь будешь? Егор не сразу понимает, что вопрос задали ему. Растерянно смотрит на продюсершу. Она повторяет: — Хочу отправить помощника за обедом. Ты что-нибудь будешь заказывать? — Кофе. Без сахара, — говорит лишь для того, чтобы она отвалила. Снова перезагружает страницу на «Ютуб». Канал удален. Ну, он хотя бы жив. Пока жив. Егор смотрит на продюсершу. Смотрит внимательно, словно она может дать ответ. Словно она скажет что-то утешительное. Она лишь печатает что-то, глядя в яркий экран планшета. Егор встает из-за стола. Надевает джинсовку. Идет к выходу. — Ты куда? Что ответить? Ничего. Он просто выходит из офиса. Едва не врезается в помощника с обедом. — Ваш кофе… — Нет, спасибо. Ловит его удивленный взгляд. Но ничего больше не говорит. Идет к лестнице. На улице по-июньски тепло. Солнце припекает. Крид шагает по парковке. Садится в свою машину, заводит. Адрес он запомнил. Он знает, куда ехать. Не знает — зачем. Просто чувствует, что нужно.