1.
А что ему оставалось делать? Егор жмет на педаль газа. На спидометр не смотрит. До чего же тупо! Он знал, что этим все и кончится. Он растоптал свою гордость, сжег стены в собственной голове. Казалось, что есть что-то важнее всех этих предубеждений. А что он получил взамен? Отвращение к себе. Как он вообще до такого докатился? Он же так старательно убеждал мир, что не гей. А сам переспал с ебанным Поперечным! Егор до боли сжимает челюсти. Костяшки пальцев белеют. Всего одно движение. Просто повернуть руль и выехать на встречную полосу. И больше не будет этой жгучей ненависти к себе. Крид поворачивает руль. Съезжает с трассы и тормозит машину на обочине. Смотрит прямо перед собой, но ничего не видит. Сопляк. Не хватило смелости даже на то, чтобы убить себя. Ничтожество. — Блять! Блять! — орет Егор и бьет руками по рулю. Чувствует, как по горлу поднимается комок. Нет. У него хватит сил, чтобы не разрыдаться. Гордость не позволит. Егор проводит ладонями по лицу, словно желая смыть невидимую грязь. Внимательно оглядывает свое отражение в зеркале. Говорит себе: — Ничего не было. Забудь все эти дни. Сейчас ты соберешься и вернешься в Питер. Разрулишь все проблемы. Все будет, как раньше, хорошо. Не было никакой поездки. Не было никакого Поперечного. И прошлой ночи тоже — не было.2.
Весь погруженный в решение накопившихся проблем Егор и не заметил, как быстро затянулись раны на самолюбии. Он просыпался в просторной холодной кровати, завтракал зерновым кофе в своей квартире в центре Питера, садился в новый дорогой автомобиль и ехал на работу. Целыми днями пропадал в офисе или в студии, а вечера проводил на вечеринках и званых ужинах — в толпе сливок общества. Все было хорошо. Вернее, так должно было быть. Егор крутился в буднях, не давая себе задумываться. Белозубо улыбался, когда нужно было. Пожимал руки и многозначительно молчал — когда нужно. Деньги копились на счету. На носу был выпуск нового альбома и осенний тур. Приходилось давать интервью направо и налево. Нужно было быть на виду. Что ни день, то посещение какого-то шоу. Все мелькало перед глазами. Егор не замечал. На фотографиях — улыбался. В интервью говорил то, о чем заранее научила продюсерша. Хорошо. А как иначе? Только вот, внутри, под ребрами — пусто и тоскливо. По ночам Егор часто глотал снотворное, чтобы усыпить мысли. Чтобы не видеть снов. Потому что во снах он видел только усмешку блядского Данилы Поперечного. Когда было совсем невмоготу, Егор шарился по его аккаунтам в социальных сетях, немного оживившимся в последнее время. И пытался угадать, что теперь происходит в его жизни. А потом снова проклинал себя и швырял телефон как можно дальше. И снова нырял в свою яркую жизнь. Но пустота внутри становилась все холоднее.3.
Егор сидел на балконе с шикарным видом и глотал великолепный кофе. Вкуса не чувствовал. Думал о том, что нужно купить закончившееся снотворное. Вдруг из квартиры послышалась трель дверного звонка. Крид никого не ждал. Несколько мгновений он сидел, раздумывая. Стоит ли открывать? Ведь придется снова улыбаться, строить из себя вежливого. Кто бы там ни был, Егор не хотел его видеть. Но звонок, замолкнув на минуту, вновь затрещал. Это становилось раздражительным. Пересилив себя, Егор пошел к двери. Прежде чем открыть, посмотрел в глазок. В глотке пересохло. Дрожащими пальцами Егор вцепился в дверной замок. Тот никак не поддавался. Но пустота внутри Крида начала пульсировать. Открывай, мудила! Наконец, Егор отпер замок и распахнул дверь. Легкие подвели и лишили сердце кислорода. Голова закружилась. А перед Егором стоял Поперечный. За прошедшие месяцы он сильно изменился. Похудел, осунулся, зарос рыжей щетиной. Но глаза все еще блестели. Эти глаза видели Егора насквозь. Знали все. Злость, боль, пустоту. Знали, чего он хотел на самом деле. Крид замер. Не знал, что сказать или сделать. Молча глядел на Даню. Поперечный как-то болезненно улыбнулся и резко подался вперед, обхватив шею Егора руками. Как давно хотел. Толкнул его назад и впился в губы. Жадно. Горячо. Ведь он так долго терпел.4.
За окном лучший во всем городе вид освещали лучи заходящего солнца. Егор лежит, уткнувшись носом в рыжую макушку Дани. Оба молчат. Потому что слова им больше не были нужны. Потому что все и так ясно. Крид накручивает на пальцы рыжие пряди. Улыбается. Как идиот. Даня рассказал ему, что был на кладбище у могилы деда. Что долго сидел там, на промозглом ветру, и вспоминал каждую минуту, проведенную с этим человеком, что теперь лежит под землей. Думал о вечности. — Мне показалось, что он хотел бы, чтобы я двигался дальше. Он любил жизнь. Я никогда его не забуду, — сказал Даня. По его щеке катилась слеза, и он быстро ее смахнул, шмыгнув носом. А теперь они молчали. Не хотелось думать о том, что теперь будет. Хотелось просто лежать рядом, пока за окном шумит огромный город. Впервые Егор чувствовал себя свободным. До конца свободным. Потому что рядом был Поперечный. Потому что пустоты под ребрами не было, и меда не было — только легкость. И Егору казалось, что он знает ответы на все вопросы. Только вот, эти ответы больше не были ему нужны. Почему? Потому что ему нужен только Поперечный. С его ухмылочками, грязными шуточками и даже с синяками под глазами — весь. Потому что он смотрел в его глаза и видел его целиком. До самой последней мысли. Насквозь.