Зимнее королевство

Санса сидела в отдалении от круга камней и могла только всхлипывать, судорожно дыша. Они с Призраком вытащили Джона наружу. Неестественно-красный огонь разгорался. От жара растаял снег, не меньше чем на милю вокруг обнажив серую землю; чёрные столпы пожирало пламя, расцвечивая темнеющий небосклон. Санса не думала, что такое вообще возможно, разве может камень гореть? Но когда царила магия — возможно всё. Она положила голову Джона на колени, а ладонь ему на грудь, контролируя слабое биение сердца. Призрак свернулся у его бока. Она ничего не могла сделать. Могла только ждать, когда сюда доберётся Джастин и Ольвин, которые смогли бы нести Джона. «Этого будет недостаточно». Они не могли его спасти. Санса вспоминала давно забытые молитвы Семерым, но подозревала, что обращается не к тем богам. Молитв того бога, в милости которого оказалась жизнь Джона, она не знала. Она подняла глаза к небу. Чёрный ворон спикировал вниз, деловито уселся на камень, треугольником выросший из-под растаявшего снега. Ворон каркнул, и Санса расслышала в этом скорбь. «Чёрные крылья, чёрные вести» — Он ведь не умрёт? — дрожащим голосом спросила она. — Что мне сделать, Бран? Что я должна сделать? Ворон мотнул головой и дернул чёрными крыльями. «Ничего» — вот его ответ. Санса готова была взвыть, жар не хуже, чем от пламени, поднимался к её сердцу и выше, захлёстывая разум. Она судорожно дышала, глядя на зарево. В ней есть жизнь, которую можно обменять, разве не так заключаются сделки с богами? Жизнью платят за жизнь, разве это не так работает? Север ничего не потеряет, король из Джона будет лучше, чем из неё королева, тут её совесть чиста. Она открыла было рот, чтобы обратиться к пламени и к чужеземному богу, молитв которого не знала… Но Джон сделал резкий глубокий вдох, и его ресницы, наконец, дрогнули. Он открыл глаза. — Ты всё-таки пошла за мной, — едва слышно произнёс он, и Санса расплакалась пуще, чем прежде. Она наклонилась, роняя слёзы на его лицо и тут же целуя его. — Вини Призрака, он побежал первым, — она снова всхлипнула и вытерла нос рукавом тем жестом, который совсем не позволителен леди. Призрак ткнулся в плечо Джона, и он поморщился. — Нет, лежи, — она остановила его попытку приподняться. — Я не смогу лежать тут до весны, — неразборчиво прошептал он, и Санса мягко засмеялась. Джон скорее из-за отсутствия сил, чем из-за покорности, закрыл глаза. Она нежно провела пальцами по его волосам. Он выглядел кошмарно, слишком бледный, губы синюшного цвета и под глазами глубокие тени. Но он жив. Всё ещё жив. Биение сердца Джона под ладонью Сансы стало размеренным и сильным. Внутри нее робко цвела надежда, что ей больше не придётся его отпускать, не придётся терять. Страх внутри сменялся всепоглощающей нежностью и любовью, чувства настолько же острые, насколько и крепкие в своей неизменности. Она не могла отвести взгляд от него. — Моя королева, — услышала она голос Ольвина Мандерли и, словно очнувшись, посмотрела на него. Джастин стоял рядом, и оба мужчины озадаченно глядели то на пламя пожара, то на талую землю, то на свою правительницу. Санса метнула быстрый взгляд на камень, на который уселся ворон. Птица исчезла. Какие бы цели не преследовал Бран, он увидел то, что хотел. — Вот теперь всё действительно кончено, — с нотками благоговения произнёс Джастин. — Джон, — она мягко провела пальцами по его щекам, и его ресницы снова задрожали. — Теперь можно. Попробуй встать. Мужчины взвалили Джона на себя, и не спеша они все направились к месту привала. На месте Ольвин соорудил удобную лежанку из покрывал и шкур, которые в избытке прихватил с собой из Винтерфелла, и они оставили Джона отдыхать. Санса помогла Джастину сварить на очаге похлёбку с кореньями и вяленым мясом из общих запасов. Повариха из неё никудышная, но мужчина не жаловался. На вкус похлёбка оказалась сносной, и Санса со странным удовлетворением отметила, насколько приятно есть приготовленное своими руками. Джастин рассказал им с Ольвином про путешествие за Стену. Санса поморщилась, когда он дошёл до Сердца Зимы. По её телу прошла дрожь от воспоминаний той жгучей боли, она будто снова ощутила смерть, едва уловимо дотронувшуюся до её нутра, и так же быстро отступившую. Если она испытала это таким образом в волчьем сне, то что чувствовал Джон? Она не сможет отделаться от этой мысли никогда. Она зевнула. — Рассказы, должно быть, утомили вас, моя королева, — мягко поинтересовался Ольвин Мандерли. — Джастин может трещать хоть трое суток без остановки, вы же знаете. — Нет, напротив, всё очень интересно, — она мотнула головой. Что её утомило — так это дальняя дорога, бег по заснеженному полю и переживания, от которых она чуть не умерла седой. — Но, кажется, нам всем пора отдохнуть. Завтра опять предстоит путь. — Мне с вами не по пути, — Джастин мотнул головой. — Доберусь до ближайшего поселения, пополню запасы и вернусь за Стену. Санса изумлённо изогнула брови. — Джон попросил меня рассказать обо всём Тормунду и теннам, — ответил он на её немой вопрос «Он собирается вернуться домой?» — эта мысль пронзила её. Санса ещё долго лежала без сна, укрывшись толстым покрывалом, слушая треск веток в огне, храп Ольвина и громкое сопение Джастина. Она рассматривала сквозь навес из еловых веток тёмное небо, в котором прятались звезды. Она думала про королевское помилование, которое Джон не бросил в огонь, хотя мог бы. Она думала про их разговор в последнюю ночь в Речном Клане. И про поцелуй, которым они попрощались. Санса поднялась со своей лежанки и направилась к Джону. Она двигалась плавно и осторожно, откидывая шкуры, которыми он укрылся. Она скользнула под них, и накрыла себя и Джона. Призрак, свернувшийся калачиком у другого бока хозяина, только лениво шевельнул ушами. — Тебе следует спать, — тихонько сказал Джон. Она не должна об этом думать, но ей нравилось, как их плечи соприкасались, как он смотрел на неё, и как отблески костра ложились на его лицо. — Тебе тоже следует, — в тон ответила Санса. — Сильно болит? — Как после драки. Уже меньше. Завтра станет ещё легче. — В прошлый раз так было? — Да. — Хорошо. Они замолчали. Санса перевернулась на бок и подставила руку под голову. Джон смотрел на неё, и темнота добавляла в его взгляд то, чего там, возможно, и не было. И всё же по её спине и рукам пробежали мурашки. Она, не выдержав, наклонилась и поцеловала его. Не так, как совсем недавно, обливаясь слезами. Не так, как совсем недавно поцеловал её он, наскоро, будто пытаясь урвать самый краешек счастья перед небытием. Это было похоже на поцелуи в Речном клане, но лучше — размеренно, и ещё нежнее, и одновременно ещё требовательнее. Она осторожно положила руку ему на грудь, его ладонь скользнула по её щеке, по шее, двигаясь ещё ниже. Они отстранились друг от друга, тяжело дыша. Санса снова легла на спину. Джон нашёл её руку под одеялом, и их пальцы переплелись. — Ты думал о том, что будешь делать дальше? — тихонько спросила она. — Твоя война закончилась. — Вслух это звучит ещё более странно, чем в моей голове. — Странно, что больше нет угрозы, от которой срочно надо всех спасти? — Санса улыбнулась. — Да, — в голосе она слышала, что он тоже улыбается. — Но, знаешь, какие мысли ещё более странные? — Какие? — Мысли о том, где мой дом на самом деле. Санса повернула к нему голову, нахмурившись. Она невольно напряглась всем телом, не желая даже думать, к чему Джон собирается подвести. — Моим домом долгое время был Ночной Дозор. Я любил своих названных братьев, любил вылазки за Стену, позже мне нравилось быть стюардом лорда-командующего Мормонта. Пожалуй, я даже получал какое-то подобие удовольствия от власти в моих руках, когда сам стал лордом-командующим. Ночной Дозор был моим домом, потому что я пригодился и был важен. Это был мой дом ещё и потому, что… — он запнулся, пытаясь подобрать слова, но Санса его поняла. — Тебе казалось, что бастард не заслуживает большего, чем носить черное, — мягко подсказала она. — И не заслуживает большего, чем братьев — таких же бастардов, как он сам. — Да, — Джон кивнул. — Я не отказываюсь от Ночного Дозора, и я по-прежнему где-то внутри облачен в черное. И, кстати, дорнийцы? — «дорнийцы» прозвучало таким же возмущением, как когда-то у неё звучало «на Драконий Камень?!», и Санса невольно хмыкнула. — Дорнийцы теперь кормят нашу казну, будь им чуть-чуть благодарен. — Я благодарен, но они плохо понимают суть службы и подчинения, — печально вздохнув, ответил он. — Так вот. Ощущение дома. Винтерфелл напротив не был моим домом. Мне казалось, что я чужой среди ваших игр. Я чужой в Великом Чертоге за обедом под взглядом леди Кейтилин. Я чужой среди оруженосцев на пирах и среди отпрысков лордов. Даже моя комната будто только по ошибке называется моей. Он замолчал. Санса не в первый раз вспоминала, как ужасно вела себя в детстве, и чувство стыда за это никогда не притупится. Она нежно погладила Джона по плечу и уткнулась лбом в шею. Её нежность не исправляла прошлое, но показывала, что происходит в настоящем. — Но чем больше я думал о доме, тем больше понимал, что всё изменилось. После того, как ты оказалась в Чёрном замке. — Почему? — Ты сказала мне, что мы идём домой. И сначала это ничего для меня не значило, просто слова. Я шёл воевать, потому что это твой дом, дом Брана, Рикона, Робба и Арьи. Было попросту правильным вернуть Винтерфелл назад. Я сражался ради вас, не ради себя, понимаешь? Но, как ни странно, именно это дало смысл моей жизни. Она кивнула. Джон мог не объяснять. Санса помнила его потухший взгляд после воскрешения, его растерянность, его нежелание даже вставать с кровати, не то что идти на войну. И она толкала его, будто валун в гору, но он сам всё больше заряжался её энергией и стремлением отомстить Болтонам. Она делилась с ним своей жизнью так, как могла и умела, пытаясь заполнить пустоту в его сердце и быстрее затянуть шрамы, которые не видны глазу. Джон не понимал, что тоже многое отдавал ей в ответ, он давал ей защиту, давал веру в завтрашний день, оживлял девчонку внутри неё и её мечты. Тогда всё началось. Тогда она поняла, что уже не сможет без Джона дальше. — Ты изменила Винтерфелл для меня, — продолжил он. — Ты показала мне, что этот замок мой точно так же, как и твой. Ты сделала так, что я почувствовал себя на своём месте. Всё обрело смысл и стало родным, даже детские воспоминания потеплели. Они снова замолчали. Джон пальцами гладил её костяшки, лёгкими, почти невесомыми прикосновениями. Она могла бы пролежать здесь ещё хоть тысячу лет, чувствуя его. Чувствуя, как он дышит и как бьётся его сердце, как его губы касаются её щеки и шеи. Тепло разливалось по её телу, и любовь переполняла её душу. — Я читал твои письма, и думал обо всём этом. Думал о Дозоре и Винтерфелле. О своём прошлом и будущем, — он глубоко вдохнул и на едином выдохе заключил: — О нашем прошлом и нашем будущем. Я понял, что могу умереть, так и не сделав то, что хотел. Я не могу больше скучать по Винтерфеллу. Не могу больше скучать по тому, как ты мурлычешь, вышивая у камина. По тому, как ты смеёшься за ужином, я же снова положил себе больше, чем готов съесть, и жалуюсь на это. Мне не хватает того, как ты споришь со мной. Или как кружишься рядом в новом платье, и просишь сказать, насколько хорошо оно на тебя сидит. Джон замолк. Слишком долгая, слишком несвойственная речь для него, и сказанное медленно оседало в ней. Санса перевернулась на живот, осторожно положила руку ему на грудь и уткнулась подбородком. Они смотрели друг на друга, и теперь в глазах Джона она читала всё, что испытывала сама. Уверенная, что это не игра темноты или отблесков пламени. Каждое его слово зажигало в ней свет сильнее, чем самое громкое признание. Она бы могла спросить его о королевском помиловании и серьёзности его намерений. Могла бы поинтересоваться, захочет ли он ещё когда-нибудь вернуться за Стену. Могла бы заверить его, она не ждёт, что он вновь примерит корону короля, ей это не нужно. И его никто больше не попросит спасти мир, она обещает ему спокойную старость с Призраком у камина. Она могла бы сказать, что любит его так сильно, и впервые по-настоящему чувствует себя живой и целой, желанной и счастливой. Среди всего невысказанного Санса выбрала единственное, что считала верным: — Так куда мы пойдём? Джон молча улыбнулся. Он нежно убрал с её лба прядку тёмных волос, у корней уже слегка окрасившуюся медным цветом. Он смотрел ей в глаза, и Санса уже знала ответ, но частичка её сердца нервно трепетала, боясь ошибки. Джон коротко, почти невесомо, поцеловал её в губы и, наконец, мягко ответил: — Мы вернёмся домой.