Что будет, то будет

      Блёклые лучи сентябрьского солнца освещали некрашеные доски пола на втором этаже маленькой школы. В коридорах было немного душно, но зато шумно и весело: Мэри-Энн радовалась встрече с Алисой, и с Мадлен, и с «Пышкой» Пегги Уоррен. И что с того, что эта задавака Дилайла тоже здесь? Мэри-Энн почти не обращала на неё внимания. Сегодня даже Дилайла не могла испортить ей настроение! Мэри-Энн довольно улыбнулась, водя пальчиком по оконному стеклу, вновь и вновь останавливаясь на своих счастливых мыслях: у них в этом году столько новых предметов, и к ним в класс перевели из другой школы новую девочку, и погода такая чудесная… И по дороге в школу она нашла такой красивый листок: весь жёлтый по краям, а в середине зелёный! Сейчас он был аккуратно спрятан между страницами учебника английского языка. Надо будет обязательно показать его Алисе!       В это время Алиса изучала расписание.       — Так, значит, сейчас у нас химия. Интересно, что за предмет и что за учитель? Саманта говорит, её старшая сестра Кэтрин сказала, что он очень строгий…       Разноголосая толпа потянулась в класс — девчонки направлялись к своим привычным местам. Мэри-Энн и Алиса вошли последними, и Мэри-Энн с удивлением увидела, что новый учитель уже сидит за своим столом и что-то пишет в толстой тетради. Заметив, что все уже расселись, он поднял голову и оглядел притихший класс. Мэри-Энн вздрогнула: новый учитель и впрямь выглядел строгим. Его волосы какого-то неопределённого цвета были растрёпанны, а взгляд — тяжёл и мрачен. Он встал, подошёл к доске и написал на ней своё имя. Затем тему урока.       — Я буду преподавать вам химию, — сказал он, вновь оглядев класс. — Химия — это наука о веществах и их превращениях.       Мэри-Энн подняла руку.       — Что ещё? — раздражённо откликнулся учитель. — Вам обязательно перебивать, мисс?       — Я только… хотела спросить… сэр… — Мэри-Энн совсем спуталась и запнулась.       — Ну?       Она вдохнула побольше воздуха в грудь и решилась.       — Скажите, а такая наука, как алхимия…       — НЕТ ТАКОЙ НАУКИ, КАК АЛХИМИЯ! — вдруг закричал учитель, приподняв тетрадь и со всей силы ударив ей об стол. Весь класс с испугом вздрогнул, а Пегги даже попыталась спрятаться под стол. — Нет и никогда не было!!!       — Но, сэр, я читала об алхимии и…       Этим летом ей попался исторический роман, и там что-то говорилось об алхимии и учёных-алхимиках, а минуту назад ей пришло в голову, что «химия» и «алхимия» имеют общий корень, вот она и решила спросить, есть ли между этими словами какая-то связь.       — Где? Я спрашиваю, где вы об этом прочитали? — не унимался профессор. — В детских сказках? Алхимия — не более чем средневековые бредни тёмных и малограмотных людей! Научитесь отличать строгую науку от невозможных фантазий, а потом уже приходите с вашими дурацкими вопросами. Впрочем, думаю, тогда в них уже не возникнет нужды!       Мэри-Энн, покраснев до корней волос, плюхнулась на своё место.       — И чего он так взъелся? — шёпотом спросила Алиса.       Мэри-Энн пожала плечами. Ей тоже показалось удивительным, что из-за простого вопроса профессор пришёл чуть ли не в бешенство. Видно, он и вправду уж очень строгий…       ***       Наконец урок закончился. Девочки покинули класс, а учитель ещё некоторое время сидел на своём месте, поставив руки на крышку стола и отчаянно массируя пальцами виски. Потом он резко встал и быстро вышел из кабинета, громко хлопнув дверью, спустился по лестнице и направился по улице прочь от школы. В воздухе пахло дымом — он поднимался над высокими трубами расположенного неподалёку завода. Ветер трепал афишу «Битлз» на дощатом заборе. Рыжий кот с жёлтыми глазами прыгнул на крышку мусорного ящика и тревожно глянул на человека — не представляет ли тот опасности. Видимо, опасность учитель химии из бедной провинциальной школы всё же представлял: кот исчез, как по волшебству. Поймав себя на этой мысли, профессор сплюнул и пнул со всей силы камешек, лежавший посреди мостовой. Несколько редких прохожих на другой стороне улицы с удивлением на него посмотрели.       «Ну и пусть», — злобно подумал он.       Завернув за угол, он оказался в маленьком грязном тупичке. «Добро пожаловать домой», — горько сказал он самому себе и остановился как вкопанный при виде худенького черноволосого мальчика, сидевшего на ступенях старого кирпичного дома. В воздухе над ним, совершая замысловатые пируэты, плавала консервная банка.       Мужчина яростно бросился к мальчику. Тот заметил его, вздрогнул и сжался, но мужчина схватил его за шкирку, пинком ноги открыл дверь и перенёс через порог, швырнув мальчика об стену прихожей. Он сполз по стене и попытался заслонить голову руками.       — ЭЙЛИН!!! — завопил мужчина.       Откуда-то сбоку вынырнула маленькая черноволосая женщина с тёмными кругами под глазами. С её рук стекала мыльная пена.       — Что случилось, Тобиас? — испуганно спросила она.       — Почему он на улице? Тебе что, вообще ничего нельзя доверить?! — ударил он кулаком по стене.       — Тобиас, я…       Голова Эйлин склонилась, и она сгорбилась.       — Что «я», что «я»? — раздражённо переспросил Тобиас. — Ты знаешь, чем он занимался?!       — Нет…       — Он вертел над собой жестянку с помощью ваших дурацких фокусов!       — О, Тобиас, этого больше не повторится… — с мольбой начала Эйлин, но вдруг из угла донеслось:       — Это не дурацкие фокусы.       Отец и мать одновременно обернулись на голос. Глаза Тобиаса сузились. Во взгляде Эйлин мелькнуло отчаяние, она зажала рот ладонью.       — Что ты сказал? — нарочито мягко, но с явной угрозой спросил Тобиас. — А ну-ка повтори!       — Это. Не. Дурацкие. Фокусы! — громче и раздельно повторил мальчик, медленно приподнимаясь на ноги и с вызовом глядя в лицо отцу.       Тобиас сжал кулак и занёс его над сыном. Тот не шелохнулся. На миг в его глазах промелькнул испуг, но потом они превратились в сверкающие чёрные щёлочки. Тобиас вздрогнул, увидев в них отражение собственного гнева… На миг ему стало страшно.       — Если ты сейчас же… — начал он.       — И не подумаю! — воскликнул мальчик. — Говори что хочешь… Можешь ударить меня, можешь избить меня до смерти — я никогда не перестану делать то, что я могу, а ты нет, маггл несчастный!!!       Тобиасу вновь стало не по себе. Казалось, эти слова просто не мог произнести семилетний ребёнок… Он бросился на мальчика, но в тот же миг Эйлин стала между ними, приняв на себя всю тяжесть удара.       — Нет! — Женский и детский крик слились в один, и вдруг Тобиас почувствовал, как что-то его душит. Свет померк, перед глазами замелькали «звёздочки». Он упал на колени.       — Северус, прекрати немедленно! — донёсся откуда-то издалека испуганный голос Эйлин.       — Он тебя ударил!       — Северус!.. — Быстрые шаги, хлопнувший ящик комода. — Фините инкантатем!       Кольцо удушья разжалось, и зрение вернулось к Тобиасу. Он поднялся на ноги и обернулся к мальчику. Тот по-прежнему стоял, прижавшись к стене. В его глазах было мрачное торжество, но в то же время — безотчётный страх, который нарастал с каждой секундой. Тобиас вдруг понял, что Северусу очень хочется броситься к нему и разрыдаться. Но прежде, чем он успел это сделать, Тобиас гневно посмотрел на него и прошипел:       — Марш к себе!       Северус кивнул и бросился вверх по лестнице.       — И не вздумай возвращаться до завтрашнего утра! — крикнул ему вдогонку Тобиас.       ***       Тобиас опустился на стул в темноватой кухне с плотно занавешенными окнами. Эйлин осталась стоять, теребя передник.       — Значит, «несчастный маггл», да? — Он мрачно усмехнулся, пристально глядя на жену.       — У меня и в мыслях не было настраивать его против тебя!       — А кто ещё мог ему вбить в голову эту чушь, если не ты?! — Тобиас сорвался на крик, но потом продолжил уже спокойнее: — Не делай из меня дурака.       — Поверь мне, я бы никогда… — Эйлин закусила губу. — Может, он что-то прочитал в моих книгах?       — Ну так прячь их подальше, ясно тебе? — хмуро бросил он. Потом встал и резко ударил кулаком по столу. — От этого мальчишки одни неприятности! Я живу в постоянном страхе, что кто-нибудь из соседей узнает… Только вчера я застукал его в компании с этим соседским сопляком!       — Но, Тобиас, ему же нужны друзья! Он должен общаться со сверстниками!       — Сверстники?! Друзья?! Эйлин, ты не хуже меня знаешь, что для всех его сверстников будет лучше, если он будет взаперти сидеть дома!       Повисло молчание.       — Но, Тобиас, ему ведь надо учиться…       — Учиться чему?! Не начинай, ладно?       Эйлин вздохнула, но всё же продолжила:       — Ну чего ты от него хочешь?       — Я хотел, чтобы ты научила его контролировать свою эту… особенность, чтобы он мог общаться с нормальными людьми и ходить в нормальную школу! А ещё я хотел бы… — Тобиас повысил голос, — …чтобы он не подслушивал под дверью!       Он в два шага добрался до двери и резко распахнул её. Северус стоял на пороге с угрюмым и виноватым видом. Потом он вскинул голову и спросил:       — Как ты догадался?       — Может, я и не умею заставлять предметы летать по воздуху и превращать ящериц в табуретки, зато у меня очень хороший слух, — усмехнулся Тобиас. — К тому же я десять лет работаю учителем.       Северус потупился.       — Ты упрям, как маленький осёл, — бросил Тобиас. — Ладно, проходи. Сменим вид наказания — всю неделю будешь мыть полы во всём доме.       Северус кивнул, подошёл к столу и забрался на табуретку. Эйлин поставила перед ним кружку с чаем и положила немного подгоревшую булочку.       — Как ты сидишь! — хрипло сказал Тобиас. — Выпрямись! — Он стукнул Северуса по спине, тот не удержался и покачнулся вместе с табуреткой. Табуретка накренилась… и застыла под неестественным углом.       — Эйлин! — Тобиас угрожающе сверкнул глазами.       — Он упал бы! — начала оправдываться она. — Он ведь мог сильно ушибиться, Тобиас!       — Волшебство — полезная штука, — заметил Северус, побалтывая кружкой с чаем.       — Не в моём доме, — проворчал Тобиас. — Нет, уму непостижимо: это же противоречит всем законам физики!       — С чего ты взял? — с ехидством спросил его семилетний сын.       Тобиас прищурился, но потом махнул рукой.       — Ты всё равно не поймёшь. Должен признать, у тебя незаурядные умственные способности для ребёнка твоего возраста, но…       — Это ты не понимаешь! — перебил его Северус. — Волшебство не противоречит науке, а дополняет её! Да, мама?       По растерянному виду Эйлин сразу было понятно, что его жена разбирается в науках так же, как сам Тобиас в волшебстве. «Интересно, откуда он нахватался таких идей, если не от неё?» — слегка удивился Тобиас, но вслух сказал, невольно перенимая свой тон обращения с учениками:       — Вот как? А когда ты поджёг занавеску на той неделе даже без этой вашей волшебной палочки, разве это не противоречило закону сохранения энергии?       «Всё равно же не ответит ничего вразумительного, — подумал между тем он. — Зря я вообще всё это начал».       Северус почесал нос, сосредоточенно нахмурился и сказал:       — Но ведь та энергия не из ниоткуда взялась! Это преобразовалась моя!       — Что? — удивился Тобиас и пристально всмотрелся в некрасивое лицо сына.       — У тебя есть разные учебники, и я там прочитал, что энергия бывает разных видов, — объяснил Северус. — И они могут переходить один в другой. Там ещё пример был с бросанием камня с высоты: сначала у него была только потенциальная энергия, а потом она постепенно перешла в кинематическую!       — Кинетическую, — машинально поправил Тобиас.       — Точно, — ничуть не смутился Северус. — А когда камень ударился о землю, то кинетическая энергия перешла в тепловую! Что, разве не так? А с волшебством всё то же самое. Мысли людей обладают энергией, и колдовство — это её преобразование в тепловую, как в случае с занавесками, или в потенциальную, как с левитированием, или ещё в какую-нибудь!       Тобиас переглянулся с Эйлин. Интересно, у него сейчас тоже такое же ошарашенное лицо?       — Ну, то, что мысли обладают энергией, — это всего лишь твоё предположение, причём совершенно бездоказательное…       Северус посмотрел на него с плохо скрываемым презрением.       — Это совершенно очевидно для любого разумного человека, — отчеканил он.       Тобиас с трудом удержался от желания влепить ему подзатыльник — его остановила мысль, что подобный аргумент никак нельзя считать разумным и этот паршивец справедливо сочтёт это за его, Тобиаса, поражение в дискуссии. Он сердито кашлянул и спросил:       — Предположим, что так… Но почему же тогда не колдуют все без исключения? Откуда вообще взялись такие, как вы?       — Не знаю, — пожал плечами Северус и потянулся тощей рукой за булочкой. Эйлин тихо вздохнула. — Скорее всего, мы как-то по-другому устроены. У вас, магглов, наверное, чего-то не хватает для преобразования энергии. Чего-то вроде этого прибора… забыл, как он называется.       — Какого ещё прибора? — простонал Тобиас.       — Ну, когда напряжения разные, то он помогает их уравнять. Там ещё какие-то катушки были, — довольно путано объяснил Северус, но Тобиас догадался, о чём говорит его сын. Он развернулся к сидевшей тише воды ниже травы Эйлин и рявкнул:       — Как тебе это нравится? Он утверждает, что у вас, волшебников, внутри трансформатор!       Эйлин с опаской посмотрела на сына. Северус подпрыгнул на стуле и, взмахнув булочкой, воскликнул:       — Точно! Это именно так называется!       — Похоже, ты совершенно не понимаешь саму суть работы трансформатора, — язвительно заметил Тобиас. — Там не «какие-то катушки», а…       — Тобиас! — умоляюще произнесла Эйлин. — Ему же только семь лет! Мне двадцать семь, и то я в первый раз такое слышу!       Тобиас осёкся: замечание было совершенно справедливым. Но от этого ему ещё больше захотелось хоть в чём-то переспорить этого кошмарного ребёнка.       — А закон сохранения вещества?! — вспомнил он.       — Какой? — удивился Северус.       Слава Богу, облегчённо вздохнул Тобиас. Хоть об этом он ещё не слышал.       — Если ты читал мои учебники, то должен помнить об этом законе. Его открыл Ломоносов. Суть в том, что…       — Об этом я читал, — прервал его Северус. — Но в «Общей физике» написано, что фундаментальных законов сохранения всего три. Энергии, импульса и момента импульса. Я, правда, ещё не до конца понял, что такое момент импульса, — самокритично признался мальчик, — но смысл в том, что закон сохранения вещества — не фундаментальный! Логично? — И он посмотрел на Тобиаса с видом победителя.       Тобиас вздохнул. Он смотрел на этого мальчонку, вцепившегося зубами в булочку, и чувствовал гордость за сына, но вслед за этим чувством к Тобиасу вернулся его привычный страх, ставший за эти шесть лет неотвязным кошмаром. Собственная жизнь показалась ему невероятно тусклой и мрачной. Отгоняя эти мысли, он вновь вернулся в один серый дождливый день…       ***       Лето кончалось. Глядя на мокрую улицу сквозь окно, залитое струями дождя, Тобиас думал о том, что через несколько дней ему вновь придётся выходить на работу и втолковывать этим остолопам начала элементарной химии. Отпуск заканчивался… Тобиас схватил зонтик и вышел на улицу. Он сам не понимал, зачем его в такую погоду понесло любоваться видами, но и дома оставаться не было сил — там было слишком тихо.       Тобиас шёл по мокрой мостовой, совершенно не представляя, куда он, собственно, направляется: он шёл куда глаза глядят. Подняв голову, он понял, что оказался у старого заброшенного парка за покосившимся забором. Дойдя до входа, Тобиас свернул в парк, даже не задумываясь о том, что на дорожках, наверное, полно грязи. Мокрые деревья шелестели, разбрызгивая пряную влагу. Его одежда уже пропиталась водой, но он словно бы и не замечал этого, уходя всё дальше и дальше по безлюдным, заросшим аллеям.       Внезапно он услышал какой-то звук. Может, это ветер гудит в ветвях? Или мяукнул котёнок? Раздвинув кусты, Тобиас увидел поляну со старыми, облупившимися лавочками. На одной из них сидела девушка с длинными чёрными волосами. Она плакала, закрыв лицо руками. Тобиас неслышно подошёл к ней и сел неподалеку.       — Мисс, вам не кажется, что здесь и без того достаточно сыро?       Девушка вздрогнула, опустив руки. Её лицо нельзя было назвать красивым — о нет! — но всё же в нём было что-то… загадочное. Она посмотрела на него, и в её тёмных глазах мелькнул испуг. Тобиасу показалось, что она сейчас вскочит и убежит, и он вдруг почувствовал странное разочарование. Но нет, она осталась на месте, снова прижав руки к лицу и разрыдавшись.       Тобиас растерялся.       — Простите, я не хотел вас обидеть, — поспешно проговорил он. — Могу я вам чем-то помочь?       Девушка покачала головой.       — У вас… какие-то неприятности? — Тобиас удивлялся сам себе: не в его привычках было приставать к незнакомым девушкам.       Несколько мгновений девушка только молча всхлипывала, но потом вдруг произнесла:       — Я… я не сдала экзамены.       Её голос был довольно низким, хрипловатым (наверное, она уже простудилась) и каким-то безучастным.       — Ну… это же не конец света, — попытался пошутить Тобиас. — А вот если вы простудитесь, то можете серьёзно заболеть и…       — Мои родители меня убьют, — прошептала она, глядя в пространство перед собой.       — Полагаю, вы преувеличиваете, — попробовал улыбнуться Тобиас.       — Ах, что вы понимаете! — махнула рукой она. — В нашей семье это считается большим позором. Хуже этого только… — Она вдруг замолчала и покосилась на него.       — Ну, в экзаменах я, положим, разбираюсь, так как сам преподаю, — ухмыльнулся он. — А что касается ваших родителей, то, думаю, сколь бы строги они ни были, убийство — это слишком. Может, пожурят слегка, ну, запретят вам неделю общаться с друзьями…       — У меня нет друзей, — грустно сказала она, и Тобиасу внезапно стало страшно жаль её.       — У меня тоже, — неожиданно для самого себя заметил он.       — Да? — удивилась она. А потом спросила так, словно только что его увидела: — Кто вы?       Он встал и поклонился:       — Тобиас Снейп, всегда к вашим услугам.       Она приподнялась и вдруг присела в старомодном реверансе. Тобиас заметил, что её одежда тоже была какая-то странная.       — Эйлин Принц, — наклонила голову она.       — Я бы сказал, принцесса, — ляпнул он и тут же смутился. Бледные скулы девушки залил лёгкий румянец.       — Вы… вы не хотите прогуляться по парку? — спросил Тобиас, чтобы скрыть неловкость. Эйлин отрицательно покачала головой.       — Тогда позвольте, я провожу вас?       — Нет, это запрещено, — безжизненно произнесла она.       «Да, пожалуй, у моей принцессы и впрямь суровые родители», — неожиданно подумал он.       — Но… мы могли бы с вами ещё увидеться? — с надеждой спросил Тобиас.       Она некоторое время раздумывала, и Тобиасу казалось, что Эйлин слышит, как бьётся его сердце. Наконец она кивнула.       — Возможно, через две недели, на этом же самом месте. Прошу вас, не следуйте за мной.       Он кивнул, и она скрылась за деревьями. Примерно с полминуты он оставался на месте, но потом не вытерпел, встал со скамейки и выглянул на аллею, пытаясь увидеть хотя бы её силуэт… Но Эйлин уже нигде не было.       Потом они встретились ещё. И ещё. И ещё один раз. Тобиасу казалось, что промежутки между этими встречами тянутся неизмеримо долго. К тому же эти промежутки становились всё больше, и он не мог понять почему — ему не хватало Эйлин, диковатой, замкнутой, странной и такой старомодной, словно бы она сошла с картинки в старой детской книжке, из тех, что он уже давно не читал… Он готов был поклясться, что и ей нравилось проводить с ним время: она смущённо смеялась над его неуклюжими шутками, и иногда ни с того ни с сего её лицо озаряла несмелая улыбка. Но однажды она пришла на час позже назначенной встречи и срывающимся голосом сказала, что они не должны больше видеться. Он опешил — и не мог подобрать слов, так и стоял, замерев в тени старых деревьев, и лишь когда она повернулась, чтобы уйти, он бросился за ней, пытаясь в неловких выражениях узнать, что случилось. Жалел ли он об этом потом? Признаться, да. Иногда. В такие дни, как этот.       А в тот день, когда Эйлин рассказала ему, кто она — и в доказательство своих слов зажгла в сумраке под деревьями несколько цветных фонариков, заставив их летать по воздуху, а потом исчезнуть, — Тобиасу показалось, что он сошёл с ума. Он никогда не испытывал подобного шока и ни за что не хотел бы испытать его вновь. Его мир, его привычный, взвешенный и логичный мир, в котором всё было расставлено по местам, рухнул в одночасье. Какой-то бешеный вихрь взметнулся перед его глазами, и он почувствовал, что оседает на землю, повторяя: «Этого не может быть… Этого просто не может быть…» Эйлин наклонилась к нему, но он отшатнулся, вскочил на ноги и принялся бежать, надеясь запереться в доме и убедить себя, что это была лишь галлюцинация, или бред… да что угодно, только НЕ ПРАВДА! Надо сказать, это ему почти удалось. К вечеру второго дня он уже почти поверил, что всё это было наваждением, спровоцированным утомлением на работе, но только он окончательно себя в этом убедил, протянув руку за очередным (десятым за сегодня) стаканом виски, как в дверь робко постучали. Сначала он решил не открывать, но стук повторился.       «Наверное, молочник», — сказал он сам себе, несмотря на то, что молочнику в этот час здесь нечего было делать. А может, почтальон? Цепляясь за эту последнюю надежду, он подошёл к двери и открыл её. За порогом стояла Эйлин.       В последующие дни всё вспоминалось как-то смутно. И дело было не в выпитом виски, а в том, что… утратив способность логически мыслить, он даже перестал волноваться: всё происходящее стало казаться каким-то странным сном. Эйлин сбивчиво пыталась предупредить, что ему угрожает опасность, а он вдруг предложил ей руку и сердце. Бедная девушка была словно громом поражена. Переспросила. Потом вдруг стала отказываться. А потом согласилась. Она объясняла позднее, что надеялась его уберечь от мести родителей — что-то про магическое законодательство, которое защищает магглов — членов семей волшебников… Самое же смешное заключалось в том, что она ему действительно нравилась, несмотря на всё, что он узнал. В январе они сыграли свадьбу. Когда об этом напечатали в газете для волшебников, Тобиас заметил, что Эйлин вздохнула с облегчением — видимо, она решила, что опасность миновала. А зря…       ***       Тобиас встряхнул головой, отгоняя воспоминания. Северус к этому времени допил чай и, важно кивнув отцу и матери, отправился к себе наверх, всем своим видом выражая чувство собственного достоинства и превосходства. Тобиас хмыкнул и перевёл глаза на жену. Та попыталась улыбнуться, но улыбка вышла какой-то вымученной. Тобиасу внезапно стало горько, и что-то заныло с левой стороны груди. Эта измождённая женщина, которую он так и не сумел сделать счастливой (хотя его ли в этом вина?), и этот проклятый мальчишка — вот и всё, что у него было в этой жизни.