(Don't) cry, little sister

— Здравствуй, Максин. Голос был Макс не знаком. Она снова замотала головой в тщетных попытках сбросить повязку, но платок на глазах был завязан крепко. Если Макс не видела цели, она была беспомощна. Она не понимала, куда направить свою силу. И чувствовала себя так, будто ей отрезали руку или ногу. Макс не осознавала, насколько привыкла к своей возможности защититься огнём, пока не лишилась её, пусть и таким нелепым образом. Никто не учил её, как обращаться с пламенем, если она лишится зрения. Максин крепко зажмурилась, будто повязки на лице было мало, и попыталась представить, как всё вокруг пылает огнем. Кушетка под ней нагрелась, температура в помещении повысилась… но и только. Черт. Если она продолжит пытаться, то поджарит сама себя.  — Даже не пытайся устроить здесь огненный хаос, — предупредил голос. — Стены огнеупорные. Мы подготовились к твоему прибытию, девочка. Будь благоразумнее. Какое, нахуй, благоразумие?! Вдох. Выдох. Макс, прекрати паниковать. Это тебе не поможет.  — Кто вы такой? — собрав всю свою смелость, крикнула Макс. Какого черта, она сражалась с демопсами и видела демогоргонов, почему она боится сейчас? Если бы ей хотели навредить ещё больше, чем уже навредили, забрав сюда, то уже сделали бы это. И уж точно не стали с ней разговаривать. В первую очередь она должна понять, где она и что от неё хотят.  — Важно не кто я такой., а зачем ты здесь, — ответили ей. Она понимала, что хотят от неё услышать, и поэтому спрашивать «Зачем?» не стала. Вместо этого Макс плотно сжала губы и снова дернула головой. Повязка упорно не двигалась, ни на сантиметр. Усилием воли Максин затолкала панику, подступавшую к горлу вновь и вновь, обратно в подсознание. Нервы ей сейчас не помогут. Она должна думать, как спастись и выбраться отсюда. Ей хотелось закричать. Как можно громче. Позвать Билли. Позвать Одиннадцать. Позвать любого, кто мог бы услышать её и помочь. Но если стены этого чертова помещения (где бы она ни находилась) были действительно огнеупорными, то и крики бы не вырвались наружу. Черт. Черт. Черт. Что же делать? Чтожеделать, чтожеделать, чтожеделать… За все годы своей жизни Макс уяснила, что бывают ситуации, когда нужно бунтовать и посылать к черту всех вокруг, а бывают — когда лучше притвориться покорной и невинной овечкой. Второй способ она ненавидела и практически никогда им не пользовалась, разве что в общении с Нилом, который сгорел в Аду ещё до того, как его душа попала в христианское пекло, в которое он так неистово верил. Но, кажется, время опробовать и второй способ пришло. Макс перестала дергаться. Глубоко вздохнула: вдох-выдох. Сжечь это помещение она не может. Но если она успокоится, может, она сможет поджечь веревки, которыми привязана? Даже с риском для себя. Их она, по крайней мере, может чувствовать. Нужно действовать аккуратно, чтобы не получить ожоги или не превратиться в головешку самой. Пусть её спокойствие для похитившего её человека (людей?) лучше покажется смирением.  — Мир находится на грани Третьей Мировой Войны, — произнес голос. — СССР переживает не лучшие времена, однако ещё силен и может напасть на Соединенные Штаты. Надеюсь, ты понимаешь, что защищать свою страну — это священный долг каждого американского гражданина? Одна веревка опутывает ноги. Ещё одна — поперек талии, врезается в кожу живота. Макс разлепила пересохшие губы и произнесла:  — Разумеется, понимаю. На самом деле, она считала, что ни одна война не стоит сотен тысяч разрушенных жизней, но ещё в тринадцать лет убедилась, что военные думают иначе. Кажется, она начала понимать, к кому в лапы она попала. Либо это снова военные, никак не желающие оставить в покое Хоукинс и его обитателей, либо это сумасшедший, который в своей голове воюет со всеми подряд. Но тогда непонятно, каким образом он притащил её в бункер с огнеупорными стенами? И непонятно, зачем ему это? Её похититель следил за ней, это ясно. Видел, как она поджигает сигарету без помощи зажигалки, или — того хуже, блин, — знал, что она убила Нила. От последней мысли Макс бросило в холодный пот; майка прилипла к спине.  — Значит, ты должна понимать, что остановить людей, желающих защитить Соединенные Штаты, у тебя с друзьями всё равно бы не получилось. Теперь тебе предстоит искупить свой проступок, хочешь ты того или нет. Ещё одна веревка обвивала её плечи. Вот бы превратить в пепел ту, что стягивала руки, и тогда она сможет сорвать повязку. А если этот чокнутый здесь не один? Если это и правда снова военные? Если при любой попытке освободиться в помещение ворвутся солдаты и убьют её прежде, чем она сможет подпалить им задницы? Билли, Господи, где же ты, Билли? Макс напрягла мышцы ног, затем расслабила. Не помогло. Веревка туго пеленала её.  — Даже не пытайся, — предупредил голос. — И, да, чтобы ты знала… веревка пропитана огнеупорным средством. Возможно, ты и смогла спалить своего отчима, но таких, как ты, особенных, давно изучают. И знают, как спастись от вашего огня. Таких, как она…? Значит, она такая не одна, и есть ещё люди, способные поджигать любую материю силой мысли? Максин, конечно, знала, что Одиннадцать многое может, но и не подозревала, что у разных людей могут быть одинаковые силы. Это даже отвлекло её на пару мгновений, а потом она осознала: у неё не получится сжечь веревки. Они под-го-то-ви-лись. Уёбки. Выродки. Она едва сдержалась, чтобы не выругаться сквозь зубы. Макс чувствовала, как ходят желваки на щеках, под её бледной веснушчатой кожей. Билли и мама наверняка уже половину Хоукинса подняли на уши, а она даже не знает, где находится. Как далеко она от дома… Острое чувство одиночества захлестнуло Макс, и ей пришлось прикусить щеку изнутри, чтобы не показывать слабости. Кто бы её ни похитил, он наблюдал за ней 24/7, а, значит, мог знать и про Билли. Она должна держаться. Билли… Ей захотелось уткнуться носом в его шею, вдохнуть терпкий запах одеколона и его тела, зарыться пальцами в выгоревшие светлые волосы. Билли пах табачным дымом, кожей и солнцем калифорнийских пляжей. Макс с тоскливой ясностью осознала, что они слишком долго ждали, чтобы понять друг друга и наконец-то поговорить. Впрочем, говорили они всё же мало. Зачем, если можно просто действовать и трахаться до визга? А теперь она здесь. Непонятно, где. Найдут ли её?  — Что вам от меня нужно? — Макс зажмурилась. Даже если под повязкой не видно её глаз, не значит, что слезы, стекающие по щекам, не доставят удовольствия её похитителю или похитителям. А радовать их она не собиралась.  — О, — вдруг развеселился голос. — Ничего особенного. Ты поможешь нам защитить Америку. * * * Военные и учёные должны были прибыть скоро. После того, как Лабораторию Хоукинса раскрыли, учёным, работавшим на Пентагон, приходилось осторожничать и делать вид, будто маленький городок в штате Индиана их не интересует вовсе. И что Лаборатория была уничтожена в благих целях, хотя на самом деле исследования детей со способностями никогда не прекращались. Однако Дон МакКарти знал, что Хоукинс притягивает их чем-то, что они называли «невероятной паранормальной активностью». Дон не хотел вникать: у него были свои задачи. Билли Харгроув поднял на уши полицию, и теперь добраться до Джейн Хоппер было в разы сложнее. Пока что Дон получил задание не высовываться и следить за дочерью шерифа и за ходом поисков Макс Мейфилд. Новый ученый, доктор Кин, был уверен, что бункеры и переходы, используемые военными, полиция города никогда не найдет. Именно он, пока что единственным прибыв в бункеры, разговаривал сейчас с Максин Мейфилд. Дон МакКарти знал, как быть незаметным. Сейчас, когда он полностью сменил внешность (парик, хороший грим и другая одежда), Билли Харгроув не узнал бы его. Дон сидел в машине, припарковавшись неподалеку от школы, но Джейн Хоппер среди учеников, вывалившихся на улицу после звонка, означавшего конец учебного дня, не было. * * *  — Я не могу дать согласия на сотрудничество, если не знаю, с кем именно мне предстоит сотрудничать, — Макс понимала, что заговорить зубы похитителю долго ей не удастся, но она надеялась выгадать себе и тем, кто её ищет (её ведь ищут?) немного времени. Она не представляла, где находится, и ненавидела себя, что пытается тешить себя идиотской надеждой, но лучше так, чем отчаяться.  — Тебя никто и не спрашивает, — отрезал голос. — Если ты не согласишься… что ж, тебе же хуже. Ей не сказали напрямую, что Билли и Сьюзен убьют, но Макс не была дурой. Она понимала. По спине у неё прошла холодная волна ужаса, и она ощутила, как потеют и становятся ледяными ладони. Она сжала пальцы в кулаки.  — Что же вы хотите? Голос хмыкнул.  — Скоро узнаешь. Мы просто ожидаем ещё одного гостя. Как только этот гость прибудет, ты всё узнаешь. Щелчок, раздавшийся в громкоговорителях, показал Макс, что больше тратить на неё время никто не собирается. Она осталась в полном одиночестве. В темноте, разливающейся под веками, и в тишине, давящей на уши. Ей снова пришлось прикусить щеку, ещё сильнее, до крови. Чтобы не закричать, разбивая эту тишину на осколки. Она должна думать логически. Быть может, если она сделает вид, что согласна сделать то, что от неё хотят, её хотя бы развяжут и отведут куда-то, где стены не будут огнеупорными. Откуда можно будет вырваться. Максин хорошо помнила, что делали с детьми, подобными Одиннадцатой, в Лаборатории, и каким-то шестым чувством ощутила, что ей готовят ту же судьбу. Кем бы ни были её похитители. Может ли она, если у неё есть какие-то типа сверхъестественные способности, не просто поджигать разные предметы и людей, но и общаться на расстоянии с такими же, как она? Кажется, Одиннадцать могла делать что-то подобное, но она и провела в Лаборатории почти двенадцать лет, с самого рождения. Макс же справлялась со своими пиротехническими способностями самостоятельно, и пыталась их сдержать, а не развивать. Больше всего она хотела, чтобы её никто не раскрыл. Если бы она поделилась с Одиннадцатой и попросила помощи, быть может, сейчас ей не пришлось бы думать, как выбраться отсюда — где бы она ни была. Быть может, они с Одиннадцатой смогли бы как-то… общаться друг с другом телепатически? Или как там об этом говорится в сериале «Сумеречная Зона»? Макс вновь пошевелилась, но путы, казалось, стали ещё крепче. Как же она влипла… * * * Джейн давно не использовала свои способности. Последние годы она изо всех сил пыталась стать нормальным человеком. Влиться в общество, к которому оказалась привязана. Она ходила в школу, встречалась с Майком, и год назад лишилась с ним же девственности — они были друг у друга первыми, и Джейн ни о чём не жалела. Кроме как, возможно, о том, что больше не могла поделиться своими эмоциями с Максин. Они отдалились друг от друга после расставания Макс и Лукаса. Хоппер, видя переживания Джейн, как мог, объяснил ей, что пути людей иногда расходятся и не сходятся снова, но ей не нравился этот аспект взрослой жизни. Не нравилось, что люди перестают интересоваться друг другом из-за какой-то ерунды. Однако Джейн пыталась уважать решение Макс отколоться от компании. Джейн ждала, что подруга сделает первый шаг, и ждала с присущим ей терпением и уважением к чужому выбору. Теперь Макс похитили. У Джейн внутри всё болело и выворачивалось наизнанку, и она чувствовала, что всё, что случилось с Макс — не просто так. Её похитили с целью. Майк умолял её не вмешиваться. Его раздражало уже и то, что Джейн помогла Билли выяснить, кто забрал Макс. Но, когда Джейн узнала, что Макс не нашли в доме подозреваемого в похищении, как не нашли и самого Дона МакКарти, она больше не могла оставаться в стороне. Ни она, ни Уилл. Они втайне от Майка созвонились по рации и отправились на поиски Билли Харгроува. Ведомые интуицией, развитой у них после встреч с Изнанкой сильнее, чем у других, они вскоре нашли брата Макс на берегу лесного озера. Он сидел на песке, и вокруг него тёмным маревом колыхалось отчаяние и боль. Он сам вряд ли мог видеть это, но для Джейн его злость, его бессилие и прочие болезненные, отравляющие эмоции были видимы так же ясно, как сияющая в темноте озёрная гладь.  — Она жива, — произнесла Джейн, садясь рядом с Билли на песок. — И мы её найдем.  — Ага, — кивнул Уилл, соглашаясь с ней. — Мы с Одиннадцать были… там. На Изнанке. И мы попробуем найти Макс через Изнанку. Вряд ли есть другой способ. Джейн точно знала, что другого способа нет. Билли согласился. И теперь они втроем сидели в комнате Уилла, пытаясь установить с Максин связь. Джейн сжимала в руках сигаретную пачку и одну из аудиокассет Макс. Ту, которую рыжая заслушивала до дыр. Альбом «Скорпионс», где рвала барабанные перепонки песня «Rock You Like The Hurricane». Билли рядом нервничал, погрузив пальцы в копну вьющихся волос. Его волнение Джейн совершенно не помогало, однако она собрала все силы, чтобы отключиться от действительности. Она понимала, что это необходимо. Ради Макс. Джейн погрузилась в транс и теперь брела сквозь темноту, пытаясь разыскать Макс. Тьма вокруг была густой, вязкой, как болотная тина.  — Макс! — мысленно крикнула Джейн, до предела напрягая легкие. — Макс! Ответа не было. Перед ней, словно в замедленной съемке, раз за разом прокручивались последние воспоминания Максин перед тем, как она потеряла сознание в курилке кафе-мороженого. Несколько парней. Паника. Короткая борьба. Темнота.  — Макс! Перед Джейн возникла дверь, обитая стальными листами. Такие она видела, в том числе, и в Лаборатории, и её пробрала противная крупная дрожь — такая сильная, что её почти выбросило обратно в реальность. Но Джейн больше не была четырнадцатилетней девчонкой. Она не использовала свои способности, но знала свой предел и знала, на что способна, и, усилием воли, Джейн удержала себя в трансе. Глубоко вздохнула и потянулась к двери. Заперто. Джейн снова дернула ручку. Заперто. Там, за этой дверью, была Макс. Были её нынешние воспоминания, после того, как она очнулась. Джейн знала это.  — Макс! Тишина. И, через две секунды, — тихий голос из-за двери.  — Хоппер? Хоппер, это ты?