Как же изменчив этот лунный свет Там даже тени смеются над твоей пустотой
Тусклый свет луны слабо освещал камеру, что стала его временным домом. Или же просто домом, — здесь он проживет остаток жизни. Вэриан принял это как факт, и считал, что смирился, но с каждым днём убеждался в обратном. В первые недели он психовал, кричал и плакал от осознания того, что это гадкое, состоящее из мерзких, конченных людей окружение будет с ним до конца. Мальчик заслужил пожизненный срок, но он прекрасно понимал, что с таким образом жизни вряд ли сможет дожить даже до совершеннолетия. Он здесь всего год с лишним и уже чувствует, что ему осталось недолго. Его состояние, как физическое, так и моральное оставляет желать лучшего по понятным причинам. Самым печальным было для него то, что никто, абсолютно никто не пришёл к нему. Никто из его***
«Пальцы алхимика нервно сжимали и разжимали жезл, который мальчик держал в руке, пока ходил туда-сюда по комнате, пугая женщину своей напряженностью. Мышцы скул непроизвольно дергались, а сам подросток выглядел нездорово бледным, с глубокими синяками под глазами и иссохшими губами, которые Вэриан нервно грыз в перерывах между разговорами с самим собой. —Вэриан… — позвала она со скорбью и добротой в голосе. — Ещё можно все исправить. Мы найдём способ, я обещаю. Если начало её реплики он внимательно слушал и даже на мгновение подумал о том, чтобы сдаться, отступить, но после этой фразы его как с цепи сорвало. Он подошёл к ней и смотря свысока зло процедил: — Я знаю о том, как королевская семья любит держать обещания, увы не понаслышке, — он говорил с такой яростью, что, казалось, выплёвывал слова, демонстрируя всю ненависть к женщине, — Никто в этом проклятом королевстве не сможет мне помочь. Не по своей воле. Та посмотрела в ответ жалобно, но с сочувствием. Смотрела так, как смотрел на него отец, когда алхимик попадал в неприятности. От такой нежности в свой адрес подросток поежился, а глаз принялся нервно дергаться. — Пожалуйста, послушай… Она не смогла договорить. «Заткнись! Заткнись, заткнись, заткнись!» — отчаянно прокричал алхимик, и сделал то, о чем жалеет каждый поганый день и будет жалеть, наверное, всегда. Он ударил её. Дал женщине грубую пощёчину, отчего у той зазвенело в ушах, а из глаз полились слезы от боли и обиды. Ему стало стыдно в тот же момент. Он попытался помочь, но тут же бросил попытки и сбежал в другую комнату. Послышались звуки битого стекла, крики, а в последствии громкие всхлипы. Он понимал, что это неправильно, но отступать было поздно.» Он неприлично много раз извинялся перед ней. Настолько много, что слова уже звучали странно. И Королева, разумеется, простила его. Простила его ещё тогда, будучи прикованной цепью к грязному полу, с ноющей щекой и засохшими слезами. Она не говорила об этом никому, ведь понимала — Фредерик от гнева решит казнить паршивца в тот же день, и потому умалчивала, но на одиннадцатый месяц кто-то из гвардейцев проболтался. После этого муж запретил ей навещать его. Он и до этого холодно принимал факт того, что она заботится о малолетнем преступнике, который пытался убить их всех. Понятное дело — Фредерик волновался за неё, и это было разумно, так что эти встречи проходили в отдельной камере, в сопровождении с лучшими гвардейцами у дверей. В добавок к этому парня сковывали всеми возможными способами, чтобы у того и мысли не было о побеге или нападении. Во время каждой такой встречи Арианна плевала на все принципы и правила, прижимала к себе исхудавшее тело алхимика, жалела. Он плакался ей, рассказывал о том, как тяжело ему, как больно и как сильно он раскаивается, но она не могла ему помочь. А уж после того, как ей запретили визиты… Без её поддержки первые два месяца он просто сходил с ума. Тогда уже некому было вступиться, и сокамерники могли избивать его когда заходят, но Вэриану было уже все равно. Он перестал отбиваться, перестал плакать. Во всяком случае в голос, а глаза почти не просыхали. Но парень уже не кричал от горя, как раньше, не раздирал горло в мольбах о прощении. Мальчик просто медленно сходил с ума. Эти два месяца были худшими, но, к сожалению или к счастью, после этих злоключений его переселили в одиночную камеру. Королева хоть и не могла помогать ему лично, но все же имела очевидное влияние, а потому, узнав о происходящем, приказала изолировать парня от его мучителей. Тем не менее, все это было к лучшему. Тогда он наконец собрался с мыслями, стал тверже и самостоятельней. Но Вэриан не мог сказать, где было хуже — в компании громил, что втаптывали его в землю, будто это что-то повседневное, или здесь, в холодной камере, в конце темного коридора, где кроме одного единого гвардейца не ходит ни одна душа. Да, теперь в камере его не били, теперь только мелкие драки в столовой, из которых подросток выходил относительно сухим, если сравнивать с предыдущими травмами, но на ринг вышел другой противник — самокопание. Хотя дурно жаловаться; в одиночестве всяко лучше, чем в компании омерзительных людей. Он провел остаток заключения в одиночестве, которое сыграло ему на руку и позволило разобраться в себе. До этого мальчик лишь раскаивался и убивал себя чувством вины, но теперь действительно стал думать над своими поступками. Конечно, Вэриан не собирался отсиживать весь срок, а потому начал планировать варианты побега, но эти мысли всегда были на последнем месте по шкале приоритетов. В этом деле он с болью для себя понял, что скорее решится на самоубийство, чем сбежит. У него нет ни ресурсов, ни здоровья. Ничего. Лишь старенький блокнот, куда парень изредка записывал формулы да мысли об алхимии.***
Той ночью было довольно прохладно для начала осени. Алхимик лежал на кровати, не в силах пошевелиться. Сегодня ему досталось особенно сильно. Мальчик был ни веселый, ни грустный. Сквозняк ходил по тускло освещенной комнате, заставляя парня поежиться от холода и получить сильный дискомфорт от этого действия. Вэриан слабо ухватился за ткань простыни, как вдруг заметил, что из окна, светит неестественно яркая, с оттенком голубого луна. Сначала он решил, что просто переутомился, и это очередные галлюцинации, но мысль ушла, когда свечение стало более лучистым. Он привстал, и, держась за живот, на котором за тонкой тканью робы красовались явственные синяки, начал внимательно всматриваться в луну. С каждой секундой свечение становилось все более голубым, и через пару минут все было полностью покрыто синевой. Он в недоумении наблюдал за этим, как вдруг кончики пальцев неприятно обожгло, в висках загудело, а бирюзовая прядь начала приобретать тот же цвет, что и этот обманчивый лунный свет. Сердце бешено колотилось в груди, боль усиливалась, в глазах мутнело. И без того вздутые вены на руках вздулись еще сильнее, начали светиться и зудеть при этом. Резко все прекратилось, свет потух, и казалось, что ничего и не было. Парень тяжело дышал, пульс бил в висках, его трясло. Мальчик устало свалился на кровать, переваривая произошедшее. Только его голова коснулась грубой ткани, в глазах все померкло, и он вдруг увидел себя со стороны. Тот самый наряд — потрепанная рубашка, испачканный химикатами фартук, треснутые очки. От самого Вэриана «незнакомца» отличали наличие несуразных деталей: яркой голубизной блистали волосы, парящие над головой, полные энтузиазма глаза и злая ухмылка. От него так и разило жаждой мести. «Другой» Вэриан посмотрел в глаза мальчику и твердо произнес: — Время настало. Парень шокировано вскочил с кровати, игнорируя боль от резких движений. Он начал судорожно оглядываться, зарываясь руками в волосы. Рядом никого не было. Мимо прошедший гвардеец посмотрел строго, обеспокоенно. — Все в норме, парень? — спросил тот холодно, на что алхимик лишь отрывисто кивнул, провожая мужчину взглядом. Он вновь оглядел комнату, и заметил свиток на грязном полу. Мальчик взял его в руки, попутно стряхивая пыль и обнаружил в нем потрепанную карту. На ней был намечен путь от Короны до неизвестного ему Темного Королевства. Также Вэриан обнаружил не менее потрепанный кусок пергамента, на котором были изображены черные камни, что окружали некий кристалл, подле которого текст на неизвестном ему языке. Помимо прочего нашлась и записка, чтение которой было принято отложить до утра. Сон пришёл на удивление быстро и оставил после себя большой след. Всю ночь у него проносились все моменты его жизни. Прежней жизни. Начиная с той, в которой он был милым ребёнком и заканчивая жизнь сумасшедшего алхимика. Но ни та, ни другая, больше не касается его. Он чувствует внутри себя, что скоро все изменится. Было странное предвкушение будущего, которое вот-вот должно наступить. Вэриан проснулся и с непривычным воодушевлением принялся читать, предварительно убедившись, что все происходящее ночью не было очередным бредом. Быстро бегая глазами от строчки к строчке он покончил с ним, и теперь уже некрасиво посмеивался с того, что собирается сделать.