Не ломай

- Неужели ты на столько слеп что не видишь как она на тебя смотрит? Словно собачка заглядывает тебе в рот? Не понимаешь, что она в ад спуститься, чтобы разогреть паэлью, если ты её попросишь? Рим остановилась не в силах сделать вдох. Они говорили о ней. Пока она слушала разговор напарников, в глубине её сознания начали просыпаться чувства жалости к самой себе. "Докатилась.." - Найроби, послушай.. - Нетушки, это ты послушай меня, Берлин. Она маленькая девочка, что насмотрелась Диснея и решила, что чудовище может стать принцем. Ты старше её больше чем вдвое, поэтому, будь добр, умерь свои аппетиты и держи с ней дистанцию. Это ты думаешь, что она считает тебя своим другом и то что она подставляется под тебя под пули это такое "дружеское" проявление. Да ей черт подери, девятнадцать, мать еë, лет! Она младше Рио.. - Я не просил её рисковать ради меня! - Но ты не сделал ничего, чтобы остановить её! Подумай хотя бы о том, что тебе осталось всего несколько месяцев, а у неё впереди вся жизнь! Разгневанная девушка подошла почти вплотную. - И если я ещё раз узнаю, что ты обращаешься с ней как с пешкой или разменной монетой, клянусь Берлин, я избавлюсь от лекарства и морфина, а затем оставлю тебя умирать в муках, где-нибудь в подвале, чтобы тебя не нашли. Вместо привычной ухмылки, что ожидала наизусть выучившая его Найроби, она увидела каменное лицо и плотно сжатые губы. - Посмотрим. Они обернулись на шум. Алехандра обронила пистолет из-за того, что у неё начали трястись руки. Она подняла его и попыталась спрятать своё краснеющее от надвигающихся слёз лицо. - Чёрт.. Рим! - Теперь самое время тебе поговорить с ней. *** Рим убежала в один из кабинетов и начала растирать слёзы по лицу, пытаясь успокоиться и предотвратить расползающуюся по щекам краснату. Но резких движений руками, она только усугубила ситуацию. Но внезапно она остановилась, когда через пару минут услышала знакомые и стремительные шаги.. - Вот дерьмо.. Дверь открылась, но она молилась чтобы на Землю упал астероид, чтобы избежать разговора, который неумолимо приближался с каждой секундой. Берлину было немного неловко, но в силу своего характера, он пытался преодолеть это чувство и быть мужиком, по-испански выражаясь. Но в голову лезли навязчивые мысли о том, что он был более смелым, когда поручил ей прикрывать одну сладкую парочку в первый день ограбления. И он прекрасно знал, что именно ему Рим уделит особое внимание... И да, Найроби была права, Берлин знал, что будет именно так. - Я не хотел, чтобы ты услышала это. И я не преследовал цели ранить тебя. Ему было бы наплевать с колокольни, если бы это был чужой человек, но Андрес понимал, что Рим привязалась к нему и поначалу, как эгоманьяку ему это льстило и не более. Но затем и он сам привязался к ней. Как к другу. Возможно так, Берлин не заморачивался по этому поводу, и был не из тех, кто четко разграничивал своё отношение к окружающим. Скажем так, к Рим у него были смешанные чувства. Да, что-то в этом роде. Но он не хотел сделать с ней то, что сделал с Палермо - она была слишком чиста, несмотря на то что она вращается в криминале, внутри она была светлой. Слишком светлой от того и уязвимой. И Андрес понимал, что он может погасить в ней это. Но он этого не хотел. - Но ты это сделал. Знаешь, что самое смешное? Я больше всего обижена на то... - девушка ощутила подкатывающее к горлу рыдания, но она не могла позволить себе разреветься перед ним. Но Берлин прекрасно видел её старания и внутри него что-то сжалось противно-тянуще. - Что ты не попытался, даже секундной попытки не было, чтобы ты возразил Найроби. Ты не опровергнул её слова о том, что ты меня просто используешь. Я, конечно, сама была готова на то, чтобы идти на жертвы ради тебя и я не ожидала, что ты начнешь рассыпать в благодарностях... Зелень в её глазах всё же заблестела. - Андрес, - мужчина побледнел, когда услышал своё имя, - неужели тебе настолько плевать на меня? - последние слова были едва слышимыми. Всё красноречие Берлина испарилось, когда увидел как она всё таки беззвучно разрыдалась, спрятала лицо в ладонях и поспешила отвернуться от него, будто ей было стыдно за это. Он всё ещё стоял потрясенный от того, что Рим знала его имя. Прямо сейчас у него была к ней масса вопросов, но, конечно не было и речи о том, чтобы Андрес озвучил их все прямо сейчас. Она не ожидала, что Берлин просто обойдет и обнимет её. Скорее она думала, что напомнит, о том что не должно быть никаких личных отношений, что её эмоции помешают делу, что ему это совершенно не нужно или в той манере, в которой он елейно, словно змей-искуситель, общался с заложниками. И ещё массу вещей, которые были в его духе и просто бы добили её. - Ты не должна плакать из-за меня, понятно? Я не тот человек из-за которого ты должна страдать... Андрес крепче прижал к себе девушку, что спрятала своё лицо в его красный, такой же как у неё, комбинезон, а он положил свой подбородок ей на голову. - Мне не плевать на тебя, и если тебе от этого станет легче. В этом бумажном доме я доверяю тебе больше всех, ведь я знаю, что ты будешь последним человеком, который меня предаст, если ты вообще на это способна. Берлин почувствовал, как её губы открылись, то ли в удивлении, то ли от желания что-то ответить. - Я никогда тебя не предам, - он никогда не слышал столько твёрдости в её голосе, - но я не думаю, что ты ответишь мне тем же. Они молчали несколько минут, всё это время Берлин прижимал к себе Алехандру, покачивая то влево,то вправо, пока она не успокоилась. Трижды к нему в руки и шею возвращалась судорога, но он игнорировал сигналы организма. А затем, когда тишина уже не была такой непривычной, мужчина спросил тихо, чтобы не спугнуть. - Ты влюбилась в меня? - Да. Он ожидал много чего. Отрицания, затянувшегося молчания, какие-то размышления на то, что это глупо влюбляться в него, зная что он не жилец. Но она просто ответила. Честно, без утайки и увиливаний. И ему так стало тепло на душе, что он кому-то был нужен, что перед свиданием с костлявой подругой он будет не только с Серхио, но и с кем-то кто любил его по-настоящему. В ней он не сомневался, кажется она и правда была готова сделать ради него что угодно. Неожиданно в его голове пронеслось. У вас ведь и правда мало времени. Почему бы не провести его с пользой? Тем более ты ей нужен, ты к ней привязан. Сделай то, что вы оба хотите. Рим на это не решиться - она считает, что ты к ней ничего не испытываешь... Андрес немного отстранился, взял девушку за подбородок, заставляя заглядывать ему в глаза, где читалось полнейшнее смятение и непонимание дальнейших действий. На лице мужчины же читалось какое-то новое для неё чувство. То что раньше не располаглось на его чертах, и тем более поразило то, что он испытывал это к ней. Нежность. Он посмотрел на неё с нежность, и в эту минуту она просто улетела и не знала что делать дальше. Это ведь Берлин. Мистер холодный и идеальный, стоял напротив неё и заглядывал в глаза. Почему он это делает? Зачем ведёт себя так будто пытается поцеловать её? Он наклоняется - она отворачивает лицо. - Что такое? - Нет, Андрес. Жалость мне не нужна. - Я... При чём тут это? Я действительно этого хочу. - Потому что я это предлагаю. А не потому что у тебя есть хоть что-то ко мне. Это будто ты стоишь на кассе, а тебе пихают лотерейный билет, жвачку или шоколад за бесплатно. Но ты бы не обратил на это внимания, если бы тебе это не предложили и в альтернативе не было ничего другого. Я не хочу, чтобы было так. Он продолжал заглядывать ей в глаза и поглаживать подбородок. - Прости, я думаю мне стоит пойти... Она разводит его руки в стороны и стремительно выходит, оставляя мужчину в полном недоумении. *** Уже вечером, когда Алехандра десять, а может быть и больше раз решила, что отвергнуть Берлина было правильным поступком, Рио передал ей, чтобы она зашла к де Фонойосе и передала, что за сегодняшний день они напечатали четырнадцать с половиной миллионов, что немного превышает их план, но нисколько его не портит. Она надеялась, что мужчина не поднимет тему, того что произошло сегодня в одном из кабинетов в середине дня. Рим чувствовала, что ещё больше обнажилась перед ним, когда не смогла сдержать свою слабость, что делало её ещё более уязвимой. Её начало тревожить навязчивое чувство того, что именно Андрес станет её концом. И эта не метафора, она понимала, что если сложиться ситуация, из которой выжившим будет он или она, то эта чертова альтруистка, положит себя на алтарь любви к Берлину не раздумывая. Это её и пугало, ведь такая готовность пожертвовать собой ранее была ей не присуща, а сейчас ради Берлина она была готова бежать под пули сломя голову. Что впрочем она уже сделала, когда Токио решила стрелять по полицейским в первый день. Берлин и Рим оказались к ней ближе всех, и мужчина успел затащить буйную напарницу внутрь как можно скорее. Но один из полицейских вырвался вперед, и Алехандра по команде Берлина стала прикрывать их, отстреливаясь пока закрывалась дверь. Полицейский был цел. А вот одной безрассудной сеньерите Рим пуля зацепила плечо. Тряхнув головой и отгоняя наплывшие воспоминания, девушка тихо открыла дверь в кабинет, где обычно засидел нарушитель её душевного покоя. Закрыв глаза, он потягивал виски и откинулся на спинку кожаного черного кресла. В мусорке, которая стояла рядом валялись шприц и ампула - от нервов у Берлина участились судороги и колоть наркотики ему приходилось чаще. - Что такое? - не раскрывая глаз, задал он вопрос. - Это я. Мужчина секундой ранее безмятежно полулежал в кресле за столом, теперь на него же положил руки и принял сосредоточенный вид, обращая на маленькую напарницу всё своё внимание. - Что-то случилось? - Ничего о чём тебе стоило бы волноваться, - по мере того как она приближалась к столу, Берлин поднялся со своего места, обошёл его и присел на краешек, прямо перед Рим. - Просто хотела сказать, что мы перевыполнили норму на четыре с половиной миллиона, что значит, что мы можем напечатать ещё больше. - Это хорошо. И больше ничего? Она прекрасно понимала, что это намёк на обсуждение отношений или хотя бы того что произошло сегодня днём. Или не произошло. Но Алехандра была измотана за сегодняшний день и последнее о чём она хотела сейчас говорить, так это о том, что Андрес испытывает к ней любую привязанность, только не такую, как она к нему. - И больше ничего. Берлину было не понятно, почему она отвергла его сегодня, ведь он ясно дал понять, что хочет того же, так в чём проблема? Скорее всего он не проживёт и года, так зачем же упускать драгоценное время, если она любит его искренне, насколько он прочувствовал. Андрес мог дать ей то, чего она желает, но у него просто нет времени полюбить её. По сути асексуал может влюбиться только в личность. Не в женщину, не в мужчину, а в саму сердцевину, индивидум, называйте как хотите, но только так, он сможет что-то испытать. На это может уйти пару лет, пока человек не раскроется перед ним во всех своих проявлениях, возможно быстрее, возможно дольше. Но оставшись на едине с собой, Андрес в течении дня очень неожиданно для себя понял, что будь у них ещё пару лет и она смогла бы сохранить неизменность своих чувств, то он бы полюбил её так сильно, как никого не любил. Потому что она принимала его любым, даже повернутость на себе. Любила его всего, видела каким гнилым он может быть, и это её не отталкивало. Она смирилась с тем что он законченный эгоцентрик, и ничто не доставляло ему больше удовлетворения, чем то, что она готова была ради него на всё. Без сомнений если бы у них было больше времени, они были были счастливы. - Спокойной ночи, Андрес, - тихо говорит она, и собирается уйти к двери. Берлин боролся с собой в данный момент. Потому что сказанное им было бы манипуляцией с его стороны. Но он пообещал себе: если она поддастся сейчас на это, то ей не нужно будет ловить пули перед ним - он сам будет защищать Алехандру до последнего, только если сейчас она даст слабину, и видит Бог, мужчина ничего не желал в этот момент как этого. - Сегодня ко мне приходила заложница и просила работу. И когда я сказал, что единственную работу которую я мог бы ей предложить - это удовлетворить меня. Я не ожидал, что она согласится... Внутри у девушки напротив всё заклокотало. Он решил посмеяться над её чувствами? Одной из причин почему, она так просто открылась Берлину - было то, что он никогда не стал бы смеяться над человеком,которому он был дорог. Это было ниже его достоинства и если он не разделял эти чувства, то не стал бы над ними хотя бы глумиться. Такого она от него не ожидала, что он будет делиться с ней тем, что будет на досуге потрахивать заложницу. Она так и стояла спиной к нему - Зачем ты мне это говоришь? Поиздеваться? -... но я отправил её восвояси. Почему-то тогда, я посчитал, что поспешил. Но причина была в другом. Не в поспешности было дело, а в том что я не хотел видеть её рядом с собой. Вернее не её. И когда я начал думать кого бы я хотел видеть, даже не в плане секса, а просто чтобы была рядом со мной. Твоё лицо не выходило у меня из головы. Это был первый звоночек. Даже не так, просто трезвон в колокол. Она не ожидала от него что он будет рассыпаться в признаниях в любви, что падет перед ней на колени и будет говорить о том, что без неё его жизнь не имеет смысла. Нет, это всё скорее делала она, только молча, в мелких деталях и поступках. Но слова Андреса сейчас заставили её голову кружиться и не поверить в то, что он сейчас сказал. Но всё же Берлин это сделал. Она это слышала. И следующий шаг был за ней. В несколько мгновений она быстро преодолевает расстояние между ними, руками опускает его лицо ближе к себе и впивается губами в рот. В этот миг Андрес пытался вспомнить ощущал ли он что-то, бывало ли такое, чтобы он физически, как боль в пальцах, жар или холод, мог почувствовать любовь. Не чтобы он это испытывал или понимал, что чувствует человек стоящий перед ним, а именно ощутить, как этот человек любит его, что он переживает, с какой силой. И приходит к выводу, что с одного поцелуя, единственного он не ощутил этого. До настоящей секунды. Мужчина прижимал к себе её голову с особым энтузиазмом отвечал на поцелуй, то настойчивей, то мягче, то с жаром, то нежно. Медленно гладил руками её лицо, то зарывался в волосах пальцами, притягивал ещё ближе и под его руками она поддавалась любым прикосновениям, движениям, инстинктам. Она следовала за ним. Странным образом он расчувствовал как она его любила и как могла его любить, ему хотелось купаться в этих ощущениях, будто на него сошла чёртова божья благодать. Как бы не было странно употреблять эти два слова вместе, но это он переживал в настоящее мгновенье. И в это мгновенье он поверил в любовь шестой раз.