Lindsey Stirling — Sleepwalking
Все происходило в полном молчании и потому пугало еще больше. Человек в костюме ворона все так же протягивал руку, а Чуя стоял, не смея пошевелиться. Он не знал, что ему делать: развернуться и убежать или же принять немое приглашение на танец. Время вокруг словно замерло, пространство сузилось, обступив пару тенью со всех сторон. Для Чуи сейчас не существовало больше ничего, кроме этой руки, облаченной в черную перчатку. Он не видел лица, он понятия не имел, кто перед ним стоит, его пальцы слегка дрогнули от мимолетного желания согласиться, но Чуя тут же сжал их в кулак. Незнакомец сам поднялся, беря руку Чуи в свою. Юноша поднял глаза на Ворона, — жаль, что удивление в них было спрятано под маской — и увидел, как тот мягко улыбается. И стало вдруг так спокойно от этой улыбки, что даже самому получилось невольно улыбнуться. Чуя сделал шаг навстречу. Со стороны музыкантов зазвучало фортепиано, Чуя встрепенулся, опомнившись, но было уже поздно куда-либо убегать. Одна рука Ворона легла ему на талию, вторая же отвела руку Чуи в сторону. Последний на короткое мгновение забыл, как нужно дышать. Его потянули на себя, совершив оборот вокруг оси вместе с ним. Ноги слегка подкосились от неожиданного движения, едва удерживая своего хозяина в стоячем положении. Скрипка заиграла плавную мелодию, чужая рука повела за собой, заставляя двигаться. Чуя танцевал не сам, он только переставлял ноги, не сразу вспомнив уроки Марка. Очень скоро он выровнял собственный темп, выпрямившись и уверенно положив ладонь на высокое плечо Ворона. Улыбка на лице незнакомца стала шире. Музыка немного ускорилась, и пара закружилась по освободившемуся паркету. Юбка приятно зашуршала, аромат свеч позволил себя опьянить. Чуя чувствовал, что все смотрят на них, на него, и чувствовал при этом странное превосходство. Ему нравилось это странное и ни с чем не сравнимое ощущение, и он не хотел, чтобы оно исчезало. Он окончательно расслабился, отдаваясь танцу. В руках Ворона было свободно до легкой щекотки под ребрами. Чуе казалось, что они летят над полом под чарующие звуки скрипки. Этот полет не должен был останавливаться ни на секунду до самой последней ноты. Пусть в этой комнате больше никого не будет, а люди превратятся в замершие дешевые декорации, пусть свет клином сойдется только на них двоих. Чуя был прижат спиной к чужой груди, одну его руку держали сверху, другая была прижата к талии и перехватывалась сзади рукой в черной перчатке. Прикрыв глаза, Чуя отвернул голову ближе к чужому плечу, двигаясь назад, вслед за партнером. Сердце в груди громко колотилось, Чуя даже испугался, что Ворон его почувствует. Все это спокойствие и расслабленность внезапно сменились холодным ужасом. Чуя сам не понимал, почему вдруг стал так скован, он почувствовал на себе чужой взгляд, пронизывающий да самых потаенных мест собственной души. Взгляд был не добрым, надменным, пугающим. Он внимательно изучал Чую, как подопытного кролика, но откуда он исходил, было не ясно. Чувство, что за ним пристально наблюдают, никак не отпускало. Чуя уже двигался не сам, а просто потому что его тянули за собой. Теперь ему хотелось, чтобы танец поскорее закончился. Ворон отпустил Чую, держа его только за одну руку и позволив отойти на некоторое расстояние, чтобы потом резко притянуть к себе спиной. Музыка затихла. Чуя громко дышал, ощущая на своей талии и запястье чужие руки. Ворон же склонился над ухом, щекоча сбившимся дыханием висок. Чужой взгляд куда-то пропал. — Леди, спасибо вам за этот волшебный танец, — промурлыкал нежный шепот. Чуя не знал, почему у него горели щеки: от смущения или же после танца. Тонкие пальцы отпустили его запястье, ладонь исчезла с пояса. Чуя обернулся, растерянным взглядом ища Ворона, но тот исчез, как будто бы весь этот танец был лишь плодом его фантазии. Громкие аплодисменты и восторженные вздохи говорили же обратном. Вот, только что Чуя кружился по этому паркету вместе с тем молодым аристократом, а теперь остался лишь призрак его присутствия. В груди отзывалось странное волнение, теплое и приятное. Наверное, из-за него Чуя все никак не мог выровнять дыхание. Или же дело было в туго затянутом платье? Все же Чуе нужен был свежий воздух, поэтому он, пробиваясь сквозь толпу, вышел к балкону, который соединял зал с садом, и выбежал наружу, к белой беседке, обвитой плетями плюща. Его зеленый стебель был усажен фиолетовыми пятилистными цветами. Чуя остановился, обхватив руками одну из колонн беседки и обессиленно соскользнув по ней вниз. Сердце стучало уже не так громко и быстро, но его стук все равно отдавался в голове. Что это за странное чувство? Почему ноги так подкашиваются, что стоять почти невозможно, и не хочется больше ни о чем думать, кроме как о том волшебстве, что творилось всего минуту назад. Чуя не мог сказать наверняка, но его глаза точно сверкали. Он вдруг резко выпрямился, замерев на месте. Затылок вновь прожигал тот самый взгляд, пуская холодные мурашки по телу. Чуя обхватил себя за плечи, желая сбросить этот взгляд с себя, избавиться от него, как от липкой паутины. Он боязливо обернулся и распахнул глаза, когда увидел, кто перед ним стоял. Это был Ворон. Ощущение холодного взгляда снова пропало, и Чуя расслабился. Между средним и указательным у Ворона был зажат стебель белой розы. — Хочу принести свои извинения за то, что слишком быстро ушел, — он протянул цветок Чуе, тот неловко взял его, уловив едва слышный розовый аромат. — Хотел подарить на прощание. Чуя немного подался вперед. Он уже уходит? — Я бы с радостью хотел подарить вам и этот вечер, но… — он вдруг замолчал, губы удивленно и беззвучно протянули звук «о». — Эй, вы же не расстраиваетесь? — Ворон склонил голову. А почему Чуя должен расстраиваться? Он мотнул головой. — Ну вот и чудно, — Ворон улыбнулся и взмахнул плащом. Чуя закрылся от прилетевших ему в лицо из-за ветра листьев, а когда снова посмотрел перед собой, там уже никого не было. Ему хотелось бы узнать хотя бы имя этого незнакомца. Так расстраивался ли Чуя? Он не был уверен. И он не понимал, почему ему так не повезло. В руках он все еще держал белую розу. Ее лепестки словно сияли в темноте сада. Чуя прицепил цветок к платью и в очередной раз подумал о Коё. Было бы намного лучше, если бы она оказалась на его месте. А он ведь даже не девушка, чтобы к нему так относились. Чуя слегка поежился, все-таки платье не защищало от вечерней прохлады и жар, возникший во время танца, уже отступил, пришлось вернуться в зал. Там было шумно: играла музыка, кавалеры приглашали своих дам на танец, леди постарше стояли в стороне, обмахиваясь веерами, ссылаясь на страшную духоту и обмениваясь последними новостями. Чуя чувствовал себя в таком обществе белой вороной, ему хотелось уйти. Ведь граф все равно придет позже. Может, это шанс убежать из этого места. Только он об этом подумал, как двери зала распахнулись, оркестр начал играть какую-то торжественную музыку, и в зал широким шагом зашел Дазай. Весь в белом, с плащом на плечах и блестящей золотистой маской на лице, закрывавшей только половину лица. Это был несомненно Дазай Осаму. Он выхватил взглядом в толпе Чую и тут же отвлекся на подошедшую к нему даму. Та кокетливо улыбалась и цеплялась за руку графа. Она что-то сказала ему, Осаму ответил, и она рассмеялась. Чуя начал понимать, для чего его заставили так вырядиться, почему Хигучи и Кёка не задавали вопросов. Из-за того, что графу захотелось повеселиться и выставить его посмешищем перед всеми? Если это действительно так, то Чуя был слишком наивен, думая, что как-то заинтересовал Дазая. Чуя ощутил страшную злость. Он стиснул руки в кулаки, развернувшись и собираясь скрыться ото всех где-нибудь в том же саду. Дазай же не спускал с него глаз и едва заметил, что тот собрался уходить, поспешил избавиться от женского общества. — Простите, дамы. Я вынужден ненадолго отлучиться, — он поцеловал руку той девушки, что первая к нему подошла, и мило ей улыбнулся, на что та ярко смутилась. Чуя уже почти вырвался к балкону, когда его чуть выше запястья схватила рука графа. Он удивленно обернулся, но это удивление быстро сменилось яростью. — Куда же моя Овечка так торопится? — произнес Осаму с усмешкой на губах. Чуя дернул было руку на себя, но тут же решил, что лучше вести себя спокойнее перед таким количеством людей. — Молчишь? Тогда, быть может, потанцуешь со мной? — С вами? Ни за что в жизни, — четко отрезал Чуя. — А кто сказал, что ты можешь отказаться? — Дазай положил вторую руку Чуе на пояс, притянув ближе. — Здесь люди танцуют и веселятся, так почему бы нам не попробовать? — Может, найдете кого-нибудь другого? — О, нет-нет, в этом зале очень много девушек, которые хотят, чтобы я пригласил их на танец, но я хочу, чтобы это был именно ты. — Какая честь… — зло ответил Чуя, с силой уперев руку Дазаю в грудь. Голубые глаза сверкали яростью сквозь прорези черной маски, карие же с насмешкой наблюдали. — Ну же, больше никто, кроме меня, не осмелится этого сделать, — тихо заговорил граф очень близко к чужому лицу. Чуя хмыкнул, с вызовом глянув на Дазая. — Вы слишком высокого о себе мнения. — О, неужели… — заинтересованно протянул Дазай, зацепившись взглядом за белую розу на красном платье. — Неужели ты уже отдал кому-то свой первый танец? И снова этот прожигающий холодом насквозь взгляд. Уверенность на лице сменилась мимолетным испугом. — Не забывайся, Овечка, — вкрадчивым полушепотом продолжил граф. — У этого человека совершенно нет вкуса, — руки на поясе сжались с такой силой, что у Чуи потемнело в глазах. — Но мне очень сильно не нравится, что этот танец теперь не принадлежит мне. «Подавись», — с наслаждением подумал Чуя. В руках Дазая он чувствовал себя отвратительно, как будто каждое прикосновение этого человека оставляло на нем пятна. Чуя попытался извернуться, но ничего не получилось, Дазай держал крепко, сминая пальцами на платье белую розу. Мятые и поломанные лепестки осыпались к ногам. — Попробуешь сделать не по-моему, я перед всеми сниму твою маску, — сквозь зубы зашептал граф, расслабил хватку, мягко взяв руку Чуи в свою, и вывел на середину зала. — Так прекрасная леди не откажется потанцевать со мной? — он склонился перед Чуей, смотря прямо ему в глаза, сквозь прорези маски. Осаму улыбался ему, но в его улыбке не чувствовалось искренности. Он как будто красовался перед всеми, а девушки на такую картину начали завистливо перешептываться. Как двулично с их стороны. Они ведь так восторгались, когда к Чуе подошел какой-то безымянный молодой человек. А теперь, когда это сделал Дазай, они одними только взглядами грозились выцарапать сопернице глаза. Чуя побледневшими губами прошептал свое согласие, опустив голову. Сейчас он чувствовал себя уязвимым. Казалось, в любой момент его могла сразить стрела, выпущенная из-за кулис недоброжелателем. Это совсем не те ощущения, как когда он танцевал с Вороном, сердце колотилось от тревожного, а не восторженного волнения. Все тело поддалось напряжению, как будто его окунули в ледяную воду. Движения были скованы, Чуя танцевал как марионетка, которую дергали за нужные ниточки, и если тогда его глаза горели, то сейчас же они были потухшими. Чуя просто желал, чтобы это все поскорее закончилось, он чувствовал себя ужасно. В качестве мести Чуя пару раз «случайно» наступил графу на ногу, что тот с недоброй улыбкой вытерпел. — Осаму, — раздался голос совсем рядом. Он оказался своего рода спасением, ведь танец пришлось прервать. Дазай вздрогнул и обернулся, отпуская Чую. Перед ними стоял средних лет мужчина в черном костюме, маски при нем не было, в руках он держал бокал с красным вином. Его волосы были зачесаны назад, нетронутыми были только две пряди по обе стороны от лица. — Осаму, — повторил он, сверкнув красными глазами, — не хочешь со мной поговорить? Дазай с улыбкой на лице поднял голову. — О чем, отец? — Об Элис. — О… — задумчиво протянул Осаму, заметно нахмурившись. — Не имел счастья ее сегодня видеть. — Будь серьезнее. Чуя медленно попятился назад, намереваясь уйти. В воздухе образовалось такое напряжение, что, казалось, вот-вот разразится гроза. — Не так быстро, юная леди, — человек с красными глазами посмотрел в сторону Чуи. — Как ваше имя? — Это не так важно, — не колеблясь ответил Дазай, прежде чем Чуя сумел что-либо придумать. Отец Дазая перевел взгляд на младшего графа. — Что она делает рядом с тобой, Осаму? — Я пригласил ее на танец. Чуе уже в который раз захотелось исчезнуть. Его долго и внимательно изучал чужой взгляд. — Леди, у которой весьма низкий статус в обществе, тебе не пара. — А если я скажу, что я люблю ее? Чуя, побледнев, резко отшатнулся назад. — Это весьма смелое заявление, Осаму. — Я не шучу. Верно, Дазай не шутил, он играл свою роль, и при том великолепно, не придраться. — Ты прекрасно знаешь, что я тебе отвечу, — устало произнес мужчина. — У тебя уже есть невеста, и менять это условие я не намерен. — Тогда я убегу. Вместе с ней, — Осаму схватил Чую за руку. — Поосторожнее со словами, молодой человек. Вы в присутствии девушки, которую, как говорите, любите. Чуя, опустив взгляд в пол, выпутался из руки Дазая и отошел в сторону. Он надеялся таким образом хоть как-то остановить графа. — Что это значит? — голос у Осаму как будто надломился. Чуя вздрогнул. Дазай пытался разыграть здесь трагедию своей несчастной любви? Кого он хочет выставить дураком? Точно не себя. К ним и без того были прикованы все взгляды. Но спектакль продолжался. — Неужели все твои слова были ложью? Ты ведь мне тогда призналась, и я ответил на твои чувства, — он в два шага нагнал Чую, который собирался уйти. Подобный жест так же был ошибкой. — Подожди!.. Пальцы Осаму сомкнулись вокруг запястья Чуи. Тот отреагировал так, будто в него брызнули кипятком. — Отпусти! — прошипел он, развернувшись. — Я тебя ненавижу. Эти слова были сказаны искренне от всей души, ни капли притворства. Но как можно было ненавидеть самого наследника, красивого и идеального по всем параметрам? Дамы, должно быть решили, что это какая-то шутка. Даже музыка прекратила свое звучание. — Так это все же была ложь, — произнес Осаму почти не слышно. Он вдруг резко взмахнул плащом. — Всем вам известна повесть о Ромео и Джульетте! — выкрикнул он, чтобы его все услышали. — Трагичная история о взаимной любви, способной разрушить целые миры. Но только на мгновение представьте, что эта любовь не взаимна, — граф шагнул к столу и взял с него бокал шампанского, — и Ромео выпил яд потому, что Джульетта ему отказала. — Осаму, прекращай, — угрожающе начал отец. — Один глоток — и шоу закончится, — Осаму загадочно улыбнулся, опрокинув в себя сразу весь бокал. — Дамы и господа, как вы думаете, содержимое этого бокала было отравлено? — он вскинул вверх руку с бокалом. Вокруг встревоженно зашептались. Кто-то с другого конца зала ахнул: — У вас кровь! И правда, между губ просочилась тонкая красная струйка. — Надо же, — хмыкнул Дазай, — не повезло, — и без чувств упал на паркет. Бокал в его руке разбился, один из крупных осколков вонзился в руку. Девушки в ужасе закричали, кто-то просил вызвать врача. Отец же Дазая стоял спокойно и смотрел на эту картину холодным отсутствующим взглядом. Чуя не мог пошевелиться. Граф мертв? Но зачем он все это устроил, зачем выпил яд? Чуя с силой сжал руки. Если бы не перчатки, то ногти точно бы вонзились глубоко в ладонь. Праздничная атмосфера окончательно лопнула, подобно мыльному пузырю, уступая место ужасу. Кое-кто даже потерял сознание. Чуя тоже был близок к обморочному состоянию, к тому же его душило платье. — Он еще дышит! Чуя очнулся. Незнакомый пожилой мужчина проверял у Дазая пульс на запястье. — Врач! Нужен врач! — Осаму! — весь этот сумбур и панику прервал громкий голос старшего графа. — Довольно. Все замерли. Возможно, Чуе всего лишь показалось, что сквозь застывшую тишину прорвался тихий смех, который становился все громче. Этого ведь не может быть. Не может быть, что эта смерть тоже была частью театра. Но Осаму лежал на полу и смеялся, едва выгибая спину. Ему было смешно, он заставил поверить всех в свою смерть. Всех. Кроме собственного отца. Он вдруг успокоился и сел, слегка ссутулившись. — Господа и дамы, спасибо за внимание. Наш спектакль подошел к концу. Можете продолжать пить вино и танцевать, — он поднялся, но в зале по-прежнему было тихо. Старший граф с такой силой сжал ножку бокала, что та треснула и сломалась пополам. Раздался звук разбившегося хрусталя, красное вино растеклось по паркету. Чуя, вцепившись пальцами в подол платья, резко прошел мимо Дазая, к выходу, даже не удосужив взглядом. Это представление было слишком отвратительным. Продолжать бал дальше было нельзя, да и гости не сильно хотели веселиться. Осаму взял и уничтожил это желание в корне. Отец был не доволен поступком своего сына. Он отвел его в кабинет к Акико, чтобы та обработала ему рану на руке и убедилась, что с ним все в порядке. — И что же меня выдало? — весело поинтересовался у отца Осаму, пока Йосано искала в аптечке бинты. — Я собирался представить тебя и твою будущую невесту перед всеми. Было глупо не ожидать чего-то подобного. — Но как ты понял, что яда не было? — Актер из тебя, мягко говоря, не очень. Хотя я не думал, что ради крови, ты прикусишь себе язык. Но это мелочи. Больше всего мне жалко девушку. — Жалко? — переспросил Осаму, наблюдая за тем, как Йосано обматывала бинтом пострадавшую руку. — Между вами ведь ничего не было, и ты нагло ее использовал в своем цирковом представлении. — Нагло? — Дазай недоуменно посмотрел на отца. — Повеселить гостей — это наглость? Старший граф с минуту помолчал. — Печально, что ты не понимаешь, что натворил. — Да ладно, она ведь всего лишь пешка в моих руках. Тебя это не должно заботить. Отец на такое заявление молча поднялся, собираясь уходить. — Йосано, проследи, чтобы он больше ничего не натворил. Я возвращаюсь домой. — Как скажете, — откликнулась девушка. Осаму как-то горько усмехнулся и промолчал. Йосано закончила с перевязкой и убрала бинты с ножницами в аптечный ящик. Дазай продолжал сидеть, словно о чем-то задумавшись. — Мне проводить тебя до комнаты? — смешливо поинтересовалась Йосано, заправив себе за ухо пару прядей с левой стороны. — Мне сказали за тобой присмотреть, но, думаю, с этим ты справишься без лишних проблем. Осаму часто заморгал, обратив, наконец, внимание на Акико, и невнятно произнес что-то похожее на извинение. — Мне… — он резко поднялся, схватив свой плащ со спинки стула. — Мне нужно кое-что сделать, — и, прежде чем Йосано успела что-либо возразить, ушел, захлопнув за собой дверь. Удивившаяся было Акико, вздохнула и села заполнять больничный дневник.***
Чуя шел по коридору. Он сам не знал, куда идет, ему было главное оказаться подальше от зала, гостей и графа. Обоих. В руках он нес туфли, которые изрядно успели натереть ему парочку мозолей на ногах. Чуя злился, и в то же время ему было обидно. Обидно за то, что его втянули во все это. И почему в этом бокале не оказалось настоящего яда? — Черт! — Чуя крикнул это очень громко. Остановился и швырнул туфли со всей силы. Блядское платье душило. Чуя сдернул с шеи ленту и попытался расслабить шнуровку на спине, но сделал только хуже и обессиленно сполз по стене, привалившись к ней боком. Хотелось ли ему плакать в тот момент? Нет. Ему хотелось уйти, исчезнуть, деться куда угодно, лишь бы не находиться здесь и сейчас. Чуя медленно выпутывал из волос ленточки, комкая их в ладони. Рыжие локоны падали на плечи, сливаясь в один золотистый водопад. В коридоре горели свечи, воск в них еще не до конца растаял. Чуя подумал о том, что был бы рад подпалить дом, однако от этого поступка его предостерегли глухие шаги. Чуя поднялся, испуганно озираясь — он не знал, где ему можно было бы спрятаться. Это точно была не Хигучи и не Кека, приближался явно мужчина. Чуя подобрал туфли и побежал вперед. Дальше он увидел окно, занавешенное плотными бордовыми шторами. Это было единственным местом, где можно было укрыться ненадолго. Но уже там Чуя понял, что оставил в коридоре черную ленту. Шаги вдруг замерли. Чуя почти видел, как некто подбирает с пола эту самую ленту, будь она проклята, и заинтересованно ее изучает с плотоядным оскалом на лице. Шаги двинулись дальше и остановились как раз напротив штор. Чуя закрыл себе рот рукой, чтобы сбившееся дыхание не выдало его в такой тишине. Сквозь небольшой зазор в полутьме он смог разглядеть темный смутно знакомый силуэт. Подождите, это же… Все произошло за считанные секунды: силуэт вдруг дернулся к окну, заставив зрачок в голубых глазах сузиться, и резким движением раздвинул тяжелые шторы. Чуя от неожиданности подался назад и закрылся руками. — Неужели маска такая страшная? — растеряно пробормотал некто. — Вы меня не узнали? Чуя только после этого осмелился открыть глаза. Он удивленно посмотрел на человека, стоящего перед ним, и все никак не решался что-либо сказать. Это был тот самый аристократ с маской ворона, которого Чуя мысленно одноименно с этой птицей окрестил. — Прошу прощения, что ворвался так внезапно. Мне показалось, что вы ушли в расстроенных чувствах. Чуя все так же пораженно молчал. Он думал, что Ворон исчез, но, как оказалось, он все это время был там? Ворон неловко улыбнулся: — Моя вина, что я не вернулся к вам сразу же, как только понял, что могу остаться еще не надолго. К вам подошел граф, и я не хотел мешать вам, это было бы бестактно. … Ох, вы же умеете говорить? Чуя кивнул. Он уже почти пришел в себя, мешал только Ворон, который стоял слишком близко. — Тогда почему я не могу услышать ваш голос? Чуя отвернул голову, прикусив губу. Стоило рассказать ему все прямо сейчас или же сбежать? От Ворона веяло доверием, но Чуя все равно сомневался. Наконец, кивнув самому себе, он дрожащими руками потянулся к своей маске. Через пару мгновений она упала, и Чуя поднял голову на Ворона. — Вам не понравится, — ответил он осипшим от волнения голосом. Теперь молчал Ворон. Все его эмоции были скрыты, за маской, их не возможно было прочитать даже по губам, с которых мгновенно слетела улыбка. — Я не по своей воле, меня заставили. Я… — Чуя едва не начал задыхаться, но Ворон поднял руку в черной перчатке, приложив палец к чужим губам, и снова улыбнулся. Улыбка была все та же: нежная и успокаивающая. И Чуя расслабился, затихнув. — Все в порядке, — прошептал Ворон. У Чуи от этого шепота по коже пронеслись мурашки. — Вы даже не спросите «почему»? — Зачем? Сейчас вы не хотите об этом говорить, а я не хочу заставлять… — Ты, — перебил Чуя. Ворон недоуменно замолчал. — Не обращайтесь ко мне, как к человеку с высоким статусом. Я всего лишь прислуга. Кажется, Ворон начинал понимать, как Чуя оказался в женском платье. — Не всего лишь. — А? — Если ты удостоился такой чести, как прийти на бал для аристократов, то ты не просто из низшей касты, — Ворон тут же поспешил исправиться: — Я хотел сказать, что ты особенный… Для графа. — Лучше бы эта особенность проявлялась на ком-нибудь другом, — прохладно ответил Чуя, обхватив себя за плечи. Ворон неловко отступил назад. — А еще я был бы счастлив, если бы я вообще здесь не появлялся. — Тогда бы мы вряд ли встретились. Чуя едва заметно вздрогнул, но голову не поднял. — Как будто наша встреча что-то должна значить. Ворон не нашел, что ответить. — Почему вы не снимите маску? — спросил вдруг Чуя. Ворон издал смешок, ответив фразой, ранее сказанной Чуей: — Тебе не понравится. Скажу больше: ты испугаешься. Там обгоревшее лицо или отсутствующий глаз? Почему Чуе вдруг должно стать страшно? Но, может, Ворон просто не хочет этим делиться, как и Чуя своей жизнью в замке? — И я был бы рад, если бы ты тоже не обращался ко мне так формально, — продолжил Ворон. — А хотя бы ваше… твое имя… я могу узнать? Ворон таинственно заулыбался. — Это тоже вряд ли возможно. Никто не знает, как меня зовут. На таких празднествах я как призрак: то исчезаю, то появляюсь. — Тогда можно я буду звать вас… тебя Рэйвоном*? — Что ж, — Ворон рассмеялся, — вполне справедливо.