***
Давид заканчивал свой четвертый и последний урок, когда зазвонил телефон, оповещая о пришедшем сообщении. Обычно он не вынимал его, но если это был Маттео, то он хотел ответить. Он мысленно проклинал себя за то, что несколько месяцев назад решил посещать столько занятий по вторникам. Он не выходил до 17:30, а сейчас был ноябрь, начинало темнеть. Он сожалел о своем решении уже несколько недель, еще до того, как Маттео стало плохо. Он был дома поздно, а это означало, что он не видел Маттео до того, как они ложились спать, и у него были ранние утренние занятия на следующий день, на которых он всегда был вялым, особенно, если они с Маттео совсем не спали прошлой ночью. Он должен был лучше планировать свое время. Было 16:24, когда он получил сообщение, и он потянул свой телефон к себе с покрытыми глиной руками, слегка улыбаясь, когда увидел, что это от Маттео. Matteo: — <3 — Привет — Я люблю тебя — Прости меня Давид нахмурился. Давид: — <3 — Я тоже тебя люблю. За что я должен тебя простить? — Маттео? Ответа не последовало. Железные тиски сжали его сердце, и Давид не мог дышать. Он сунул телефон в карман, схватил сумку и выбежал из класса, не обращая внимания на крики учителя. Давид выскочил из школы и побежал к автобусной остановке, его мысли неслись быстрее, чем ноги. А что, если что-то пойдет не так, если случится что-то плохое, если он будет ждать автобуса, то опоздает?.. Мгновение колебаний прошло, прежде чем Давид снова побежал, на этот раз к дому, к Маттео, проклиная «ебаный автобус» и злясь на себя за то, что выбрал его вместо своего велосипеда этим утром. Небо было темным, но он знал, куда идет. Когда он добрался до своей улицы, легкие горели, а ноги пронзала острая боль. Он рухнул у подножия лестницы, все его тело протестовало, но он должен был продолжать идти, он должен был двигаться, он должен был подняться по лестнице. С ноющими от боли конечностями Давид встал с пола и начал подниматься по лестнице, по пути вытаскивая ключ из сумки. Он был рад, что они были всего лишь тремя этажами выше, иначе еще немного и его тело перестало бы работать, но его горло, все же, саднило, когда он добрался до их двери. Его тело, испуганное и страдающее от боли, работало на автопилоте, и он снял ботинки и куртку, отшвырнув их в сторону. Открыв дверь и толкнув ее вперед, он слабым голосом позвал Маттео. Дома никого не было, и в квартире было так тихо, что Давид забеспокоился, не ушел ли Маттео. — Маттео? — снова позвал Давид, стараясь расслышать хоть какой-то ответ сквозь бешеный стук собственного сердца. Послышался тихий звук, какое-то копошение в ванной, и Давид, прихрамывая, подошел к ней. Он был в хорошей физической форме, но не настолько, чтобы пробежать пол Берлина и подняться на три лестничных пролета, ничего не почувствовав. Было тяжело. — Маттео? Дверь в ванную была приоткрыта, и теперь, когда он был достаточно близко, он слышал, как бежит вода. Он посмотрел на пол, когда обнаружил, что его нога ступила в воду, которая уже впитывалась в носок. Нахмурившись, он некоторое время смотрел на него. Распахнув дверь, с жутким пронзительным криком поскользнулся на мокрой плитке, упав на левый локоть, но он не чувствовал боли. Он рванулся к крану, выключая воду и стараясь, чтобы она не пролилась на пол. Материальный ущерб был на лицо, но он мысленно отодвинул его в сторону, когда просунул руки под Маттео и поднял его из ванны, который был все еще в пижаме и, казалось, спал. — О, пожалуйста, пожалуйста, — пробормотал Давид, отступая назад и наваливая Маттео на себя. — Пожалуйста, пожалуйста, Маттео. Проснись, Маттео, проснись. Он начал поглаживать Маттео по щеке, не слишком нежно, пока тот тихо не застонал, и Давид мог бы заплакать, если бы не ситуация. — Маттео, посмотри на меня, пожалуйста, малыш, посмотри на меня!.. Когда глаза Маттео медленно открылись, совсем чуть-чуть, и он посмотрел на Давида, они были остекленевшими и неузнаваемыми. Он продолжал смотреть, как Давид вызывал «скорую», его голос звучал бессвязно и дрожал. Дама на другом конце провода успокаивала, или, по крайней мере, пыталась успокоить, но Давид почти не слышал ее. Его взгляд остановился на ноже, лежащем рядом с ванной, лезвие которого было скользким от крови. Его грудь сжималась все сильнее и сильнее с каждой минутой, а взгляд скользил по розоватой воде ванны. Он повернул голову обратно к Маттео, осколками сканируя его лицо, бледность его кожи. Вода пропитала рубашку, сделав ее на два тона темнее. Вся шея была в брызгах крови. Темно-красный цвет зиял на запястьях. Приехала скорая. Внезапно Маттео вырвали из его рук, и фельдшеру пришлось удерживать Давида, чтобы он не побежал за носилками. — Нет! — закричал он. — Нет! Маттео! — Молодой человек! — крикнул в ответ фельдшер. — Прошу вас, мы просто пытаемся ему помочь. — Маттео! — он начал вырываться из рук незнакомца. Давид почему-то рыдал на полу, крепко держась за руки медработника, его рука успокаивающе гладила волосы Давида. Горячие слезы текли по лицу мальчика, он хватал ртом воздух, согнувшись пополам. — Пожалуйста… — прошептал Давид. — Пожалуйста, мне нужно быть с ним, пожалуйста, он не может умереть, он не может умереть… Фельдшер вместе с ним поднялся на ноги. — Пойдем, — сказал он, ведя их обоих по коридору. — Скажи мне свое имя. — Давид… — Ладно, Давид, пойдем в «скорую». Ты можешь сесть впереди с водителем, хорошо? Обещаю, мы позаботимся о Маттео. — Нет, я должен быть с ним, он… он не в порядке, вы не понимаете. — Давид последовал за ним вниз по лестнице к машине скорой помощи. — Я прекрасно понимаю, Давид, пожалуйста, садись впереди. Давид прислушался, сел на переднее сиденье и уставился в окно. «Скорая» тронулась с места, и он протянул руку, чтобы вытереть слезы с лица, но прежде заметил кровь на руках. Он не помнил, чтобы прикасался к запястьям Маттео, но, должно быть, так вышло. Он закрыл глаза и откинул голову на подголовник. Вспышка в его глазах, его собственные руки, держащие руки Маттео над сердцем, пятно крови на его пальцах. Давид подался вперед и открыл глаза. — Эй, парень, ты в порядке? — спросил водитель. — Маттео, — пробормотал Давид. — Пожалуйста, пожалуйста, не умирай… Не умирай…Часть 1
17 июня 2019 г. в 15:08
Давид не хотел вставать с постели. И дело не в том, что ему самому не хотелось этого делать, просто он не желал оставлять Маттео одного. Молчаливое оцепенение, укоренившееся в сердце Маттео, в его сознании, пугало Давида больше, чем он мог объяснить. Он никогда не видел своего мальчика таким подавленным. Печальным и тихим — да, но не таким, как сейчас. Усталым и ленивым, но только не таким, как сейчас.
Это обмякшее тело Маттео, потемневшие глаза, в которых больше не было блеска. Да, в его бледно-голубых глазах не осталось ни искорки, и это пугало Давида до смерти. Он не хотел вставать с постели, потому что не хотел уходить, не хотел уходить и возвращаться, чтобы обнаружить Маттео в том же положении в их постели. Давид не мог даже убедить его встать за едой, и он ел только скудные кусочки того, что Давид приносил ему утром.
Когда Давид оставлял своего белокурого мальчика таким неподвижным и почти мертвым, ему хотелось плакать. Его внимание на занятиях ослабевало, потому что он продолжал думать о Маттео, был ли он в порядке, ел ли он.
Но ему нужно было встать с постели, чтобы пойти на уроки, и он сделал это, с тяжелым сердцем и спутанными мыслями. Он тихо оделся, натянул биндер, футболку и свитер, надел боксеры и брюки, прерываясь лишь для того, чтобы посмотреть на Маттео. Тот был неподвижен.
— Маттео? — спросил Давид, опускаясь на колени со своей стороны кровати. — Хочешь позавтракать?
Маттео открыл глаза, мутные и немного красные, и слегка кивнул.
— Может, что-то конкретное?
Маттео пожал плечами.
— Как насчет сырных тостов? — Давид улыбнулся этому воспоминанию, но оно померкло, когда Маттео не улыбнулся в ответ, он только снова пожал плечами. — Окей. Я сейчас вернусь.
Когда Давид вернулся, Маттео все еще был неподвижен, и когда Давид поставил перед ним тарелку, все, что он сделал, это уставился на нее. Давид провел рукой по волосам Маттео и вздохнул. Он понятия не имел, как с этим справиться, и ничто из того, что он читал в Интернете, не помогало ему. Совет состоял в том, чтобы либо дать ему личное пространство и позволить всему идти своим чередом, либо немедленно помочь. Давид даже не мог вытащить Маттео из постели, чтобы принять душ, как, черт возьми, он должен был доставить Маттео в клинику?
Вся эта ситуация выводила его из себя, но впервые за долгое время он не хотел убегать. Давид хотел остаться со своим мальчиком, хотел быть рядом с ним, как Маттео когда-то был рядом с ним. Было просто тяжело, когда он не знал, что происходит, а Маттео не говорил ему. Когда Маттео не впускал его в свой внутренний мир.
— Мне нужно идти на занятия, хорошо? — Давид наклонился и нежно поцеловал Маттео в щеку. — Я вернусь через несколько часов. Напиши мне, если что-нибудь понадобится.
Маттео кивнул, Его глаза закрылись.
Снова вздохнув, Давид поднялся и вышел из комнаты, на мгновение задержавшись у двери, чтобы оглянуться:
— Я люблю тебя, Маттео.