То, что всегда с тобой

Вечером, после прощального пира в Крепости, Лютобор Яргородский заехал ненадолго домой, провести последние ночные часы с семьей. На рассете предстояло выступать. Весь боярский терем напоминал разворошенный улей. Никто не ложился спать. Воины в последний раз проверяли снаряжение, челядь и женщины собирали для них, что могло понадобиться. Яргородская дружина готовилась послужить своей новой родине. У кого были семьи, прощались с ними, как и во всех домах в эту ночь. На крыльце своей усадьбы Яргородец встретил Горицвета, как раз собиравшегося куда-то ехать. По его шальным глазам, мечтательной улыбке князь сразу угадал причину. - Можно мне отлучиться, государь? - попросил Горицвет почти жалобно. Лютобор усмехнулся, положил руку ему на плечо. - Поезжай. И ее приведи к нам, пусть живет в нашем доме, как твоя невеста. Если вдруг случится, что мы не вернемся, княгиня Белослава Тихомировна позаботится о ней. И им будет вместе веселее. Темное облачко будто накрыло лицо Горицвета - в полутьме перехода Лютобор видел, как тот будто начинает выцветать, теряя краски. Острое предчувствие кольнуло его: что сказать, если сын Миловиды спросит его, как прежде спрашивали другие, о своей боевой судьбе?.. Но Горицвет ничего не спросил. Оседлав коня, он помчался галопом по улице. А Лютобор Яргородский прошел в главный зал терема. Там его встретила княгиня Белослава, еще более расцветшая в эти годы, роскошная и пышная красавица. Она сама помогла мужу снять плащ, поднесла воду - умыться и вымыть руки, и усадила за стол, с удовольствием прислуживая ему в эти последние совместные часы. За столом собрались на совместную трапезу несколько ближайших воинов яргородского князя с их семьями. Тут же сидели вместе с родителями и юные княжичи, Ростислав и Бранимир, к этому времени уже подростки, рослые и крепкие для своих лет. Впрочем, "сидели" - это не совсем точно. Поужинав и заскучав за столом, братья стали шептаться, толкаться, а потом без предупреждения выхватили деревянные мечи и вскочили из-за стола. На глазах у всех, они ожесточенно заработали клинками, как их учили наставники. Налетали друг на друга, как бойцовые петухи, азартно скаля зубы, с отчаянным блеском в глазах, вскрикивали, взвизгивали, нападая. Все взоры обратились к ним: у мужчин - одобрительные, у женщин - опасливые. Кое-кто на всякий случай отодвигал блюда и чашки подальше от края стола, чтобы мальчики их не смахнули ненароком. С громким стуком сталкивались деревянные сабли, а юные поединщики смеялись все громче, даже получая довольно сильные удары. Старший, Ростислав, стал теснить брата к двери. Тот, отступая, пятился через весь зал, но ловко уворачивался, молниеносно защищался, не давая пробить свою защиту. Наконец, у дверей Бранимир ловко извернулся, вскинув меч, перекувыркнулся через голову и, став на руки, таким образом прошелся по залу. Вернувшись за стол, на правах младшего вспрыгнул отцу на колени, и тот ласково прижал к себе его черноволосую голову. Белокурый Ростислав, раскрасневшись, тут же втиснулся между отцом и подвинувшейся матерью. Лютобор одобрительно обнял и его. - Что скажешь, Чеслав? Хорошо ли состязались отроки мои? - не решаясь судить успехи своих сыновей, обратился Лютобор к последнему из друзей своего детства. Много лет уже прошло с тех пор, как Чеслав приехал на Медведицу со своим князем, и теперь, уже совершенно седой, собирался с тремя взрослыми сыновьями идти на войну под медведицкими знаменами. Теперь, усмехнувшись в пышные усы, Чеслав отвечал обстоятельно, как всегда: - Придраться не к чему: бодались как подобает. - Мы уже многое умеем, - с напускной сдержанностью произнес Ростислав, заглядывая в глаза отцу такими же пронзительно синими глазами. Лютобор пригнул головы мальчикам, шутливо подавив их сопротивление. - Что умеете - молодцы. Вот если вдруг окажется, что не справимся мы, тогда вы с Бранимиром будете защищать Медведицу. Нельзя же ее оставлять совсем без войска. Мальчики потупились, угрюмо уставились в пол. Белослава со своей стороны постаралась их успокоить: - Сыновья великого князя тоже остаются, и при этом не канючат и не просят ни о чем, чинно слушаются отцовского приказа. - Они маленькие еще. А мы старше, и сможем пригодиться, - упрямо возразил Ростислав. Но тут уже Лютобор не стал их уговаривать. Произнес, не повышая голос, но таким тоном, какому безропотно подчинялись бояре в совете и иные удельные князья: - Останетесь дома и будете слушаться мать! Не бойтесь, не всех врагов себе заберем, найдется дело и вашему поколению, как подрастете. А попозже, в спальне с Белославой, она задумчиво проговорила, склонив голову на грудь мужу: - Как летит время!.. Только что, кажется, братья вот так играли, а теперь уже сыновья... - Быстро, - согласился Лютобор, гладя тяжелые черные волосы жены, то взвешивая их на ладони, то пропуская сквозь пальцы потоком. - Позаботься о них, если что. Завтра не спускай с них глаз, как бы не попытались сбежать на войну. За двумя отроками уследит не всякая женщина, но ты, я знаю, сможешь. - Я постараюсь, - обещала Белослава. И, не сдержав опасений. попросила: - А ты приглядывай за братьями моими. Они, конечно, князья и великие воины, но в глубине души еще остаются мальчишками. Если что пойдет не так, они только тебя послушаются. Он поцеловал жену в глаза, касаясь ее обнаженных плеч и груди, молочно белевших сквозь сгустившуюся темноту. - Обещаю, моя Медведицкая Дева! Где действительно нужно, я постараюсь их удержать. Она, успокоившись, прижалась к нему тесней, обхватила за шею, хотя в покоях и без того было еще по-летнему жарко, и прошептала на ухо: - Ты даже не знаешь, насколько я тебе благодарна за все, что ты сделал для моих братьев и продолжаешь делать до сих пор! Не иначе, как наши благословенные Богами прародители послали нам тебя! - О, так это не я, а ты на самом деле у нас ведунья, знающая, что делают предки! - вполголоса рассмеялся Яргородец, трогая кончик ее носа. Они не разжимали объятий, пока сквозь бледно-голубое слюдяное окно не забрезжил рассвет. Белослава обнимала своего супруга так жадно, будто хотела в эти немногие мгновения возместить все будущие годы, что могли для них и не наступить, потому что на такой войне первый воевода рискует жизнью не меньше простых ратников. Когда пришла пора собираться, Лютобор даже пошатывался от усталости, одеваясь, чувствовал, как его пробирает дрожь. Впрочем, он быстро стряхнул с себя слабость. Сам, как всегда перед походом, оседлал белогривого Беркута Второго, и со своей яргородской дружиной влился в поток ратников, текущий к Серебряным воротам. Великий князь Лютобор Медведицкий в это раннее погожее утро еще видел перед собой жену и детей, оставшихся дома. Он знал, что они сейчас глядят ему вслед со стены Крепости... совсем пока еще рядом, рукой подать, но с каждым скачком его темно-рыжего Победителя, они остаются все дальше позади, а скоро совсем скроются за предательским поворотом дороги, еще прежде, чем их мог бы поглотить земной окоем... Поглядев на обернутое кожаным чехлом древко в руках знаменосца, великий князь немного повеселел. Только вчера Росава подарила ему знамя, что вышивала своими руками, с самой Стрелки, в ожидании решающей битвы. Под ее знаменем, еще небывалым прежде, пойдет в бой воинство Сварожьих Земель. Не Медведицкого княжества, не двух-трех князей, заключивших временный союз ради будущей добычи, - единых Сварожьих Земель, пусть и не полностью! Снова и снова вспоминал Лютобор Медведицкий свою Росаву, детей - Всеслава, Мирослава, дочку Пригожу, и самого маленького, трехлетнего Стемира. Вроде бы, он с каждым попрощался по-отцовски, каждого взял на руки и поцеловал, и сказал на прощание несколько слов, хотя, конечно, вряд ли кто из них это запомнит, кроме старшего, девятилетнего Всеслава. Сам он в девять лет, сколько помнит себя, хорошо все понимал, и Росава так же. Сохранит и сынок его память... А потом они вчетвером, обогнав мать, бежали за ним по ступеням крыльца. Вот так же они выбегут встречать его, когда он возвратится домой. Или все-таки не доведется им его встречать?.. В глазах Росавы, когда она прощалась с ним, стояли слезы, однако она смогла на прощание улыбнуться мужу. Когда уже Лютобор Медведицкий садился на коня, жена проговорила тихо, так что никто не слышал, кроме Яргородца и Мстиши: - Возвращайся с победой, муж мой! Я верю, так и будет. Мне этой ночью приснился во сне покойный дядюшка мой, Стемир Мезамирич. В светящихся доспехах, на крылатом облачном коне. Сказал мне: "Не бойся за своего мужа, он успеет насладиться великой победой. А мы, кто до этого дня не дожил, все же незримо среди них будем". Так что мы станем вас ждать! - и на последнем слове голос великой княгини предательски дрогнул. Лютобор Медведицкий в этот день заметил, как многозначительно прищурился Яргородец, будто что-то знал о сновидении Росавы. Впрочем, кто же мог поручиться, что и откуда он может знать?.. А великая княгиня вместе с другими женами уходивших на войну еще долго вглядывалась вдаль, пока даже пыль от обозов не скрылась за дорожным поворотом. Ее бледные губы без звука шептали последние напутствия и просьбы Богам сохранить в бою жизнь ее мужа и других воинов. Не все женщины держались так. Вешняна, к примеру, жена Мстиши, закрыла лицо руками, и ее поддерживали под локти, чтобы она не упала со стены, покачнувшись. Рядом с Росавой простонала и упала на колени, будто пронзенная стрелой, ее старшая сестра Любомила, жена Доброслава Зимина. Цепляясь пальцами за шероховатый камень, заплакала: - Что делать мне, если ты не вернешься, возлюбленный муж мой? Где хотя бы погребальный костер твой отыщу, чтобы сказать: "Похороните меня с ним"? Не звери ли лесные да хищные птицы обглодают твое тело? Росава с усилием подняла руку, крепко прижала к себе. - Зачем хоронишь Доброслава раньше времени? Как вернется вместе со всеми, ты сама посмеешься над своей тревогой. Но Любомила мотала головой, обморочно обвисая в руках сестры. - Не вернется, я знаю, мне ворожея говорила - убьют его. Не увидеть мне милого мужа, детям - отца... Заботы о горюющей Любомиле помогли собравшимся рядом женщинам на время отвлечься от собственной печали, так же гложущей сердце. Ей давали пить, растирали виски и грудь, чтобы привести в чувство, держали в объятиях, плотно обступив. - Даже если такое случится, - проговорила Росава дрогнувшим голосом, как бы впервые признав такую возможность и для своей семьи. - Не вся ведь жизнь только в муже заключена. У вас с Доброславом есть дети, им еще нужна забота матери. Сестра, что бы ни случилось, не забывай - ты жена воина. Белослава тоже была тут, взяв с собой на стену своих сыновей и рыжеволосую девушку, заметно робеющую в присутствии высоких особ - невесту Горицвета. Теперь она нагнулась над Любомилой и встряхнула ее, почти с мужской силой подняв за плечи: - Не распускайся, Любомила: ты же боярыня, княжеская родственница! На тебя вся Медведица глядит. Смотри, сколько женщин проводили своих мужей, но все надеются и держат себя в руках. Подумай, каково твоей свекрови: одного сына казнили за предательство, теперь второй идет на войну. Она даже придти не смогла, ей неможется. Тебе, милая моя, много легче: ты еще молода, и не хоронила своих детей. Лучше ей станет, если ты примешься завывать на весь дом? Яргородская княгиня говорила твердо и рассудительно, как будто сама все на свете познала в своей жизни. Но исступленная Любомила оттолкнула ее. - Уйди! Конечно, тебе-то что за своего колдуна бояться, что ему сделается? Не хочу тебя видеть! Ты железная! Железная! Белослава, раскрасневшись от гнева, хотела ей высказать, что видела своего мужа раненым, и он, как и все, способен страдать от боли, и что у нее, кроме супруга, идут на войну еще и братья - родной и двоюродные. Но Росава вклинилась между ними, не давая произойти гневной вспышке. Ласково поддерживая ослабевшую Любомилу за плечи, она пригласила круг ближних боярынь спуститься со стены. - Давайте сегодня посидим вместе, побеседуем, песни споем, - предложила она. - Возьмите детей с собой: им тоже с моими будет веселее. Жаль, Рута из Зеленограда не приехала: все сторонится нас, как же - дочь самого Радвиласа... Ну да ей же хуже. А мы с вами нынче все сестры по ожиданию, давайте будем добры друг к другу... И впрямь, возможность разделить томительное ожидание хоть немного помогла развеяться женщинам, заживо оплакавшим своих близких. Тремя разными дорогами двигалась медведицкая рать на Соболевск, где назначено было сборное место. Первую колонну вел сам великий князь, вторую - Бронислав Стемирич, князь Зеленоградский. Третью Лютобор Медведицкий поручил еще одному двоюродному брату - Доброславу Зимину, родному брату казненного Тихомира. Великий князь всячески показывал, что остальных Зиминых не касается его опала, и те, в свою очередь, готовы были на все, чтобы искупить преступление своего родича. Окольничий Третьяк, старейший из медведицких воевод, собирался начальствовать Большим полком, а Доброслав сам попросил направить его в Передовой, которому предстояло первым столкнуться с врагом. Когда через без малого две седьмицы из-за пологих холмов вынырнули стены и крыши Соболевска, Лютобор Медведицкий мечтательно улыбнулся, точно встречая старого друга. Этот город всегда приносил ему счастье. В Соболевске он взял Росаву в жены. Пятнадцать лет пробежали как один день, и он продолжал считать в глубине души, что этот город подарил ему лучшую из жен. И теперь не сомневался, какой город назначить для сбора войск. Обыкновенно тихий Соболевск в эти дни тоже походил на муравейник. Со всех сторон, с широких проезжих дорог и узких тропок, ведущих от соседних деревень, стекались люди. Приходили пешком, приезжали верхом и на повозках. Несли оружие, у кого какое нашлось. Кто-то прихватил охотничью рогатину, спилив перекладину: ордынский воин на коне - не медведь и не кабан, его, чтобы остановить, надо проткнуть насквозь. Кто-то насадил топор-колун на рукоять подлинней: в крепких руках привычного дровосека расколет вражеские головы не хуже дубовых бревен. А кто-то и вовсе, не мудря, взял дубинку потяжелей, обтесал, где нужно, и приготовился крепким дубовым комлем гвоздить по головам ордынцев. Будущие сварожские ратники валили толпой, как придется, лишь немногие отряды двигались в более-менее правильном строю, когда находилось кому их подучить, хотя бы на уровне десятского начальника. С гордостью и печалью глядел Лютобор Медведицкий на добровольцев, стекающихся в Соболевск: молодых и пожилых, белокурых и чернобородых, в дорогом сукне и в холщовых грубых рубашках, посконных штанах. Все эти люди, какую бы жизнь ни прожили до этого дня, откликнулись на его призыв, готовились идти на бой, какого еще не бывало. Он, великий князь Сварожьих Земель, растроганно глядел на их необыкновенный подъем. Куда бы он ни взглянул - видел вокруг себя людей, объединенный любовью к Родине. Тех самых мужиков, полунищих и не всегда сытых, о которых власть имущие привычно полагали, что те предназначены лишь кормить их да работать до седьмого пота. И никому из них нельзя было обещать, что они все вернутся домой. Что мог сделать для них великий князь, чувствующий себя сейчас губителем своего народа? Только одно - быть готовым сам разделить с ними судьбу: победу или смерть. Здесь же, в Соболевске, Медведицкую рать догнали войска литтских князей, старших сыновей Радвиласа. Надежными союзниками оказались сыны одного из самых опасных врагов сварожан, в такие дни, когда среди своих не все решились придти. Лютобор Медведицкий, не сходя с коня, заключил в медвежьи объятия сперва одного брата, затем другого. С благодарностью взглянул на них, серых от пыли. В дружинах братьев звучала и литтская, и сварожская речь, смешиваясь вместе. - Молодцы, витязи литтские: как на крыльях примчались! - проговорил он, любуясь ровным строем темноборских и дебрянских дружин: воины в полном боевом облачении, рослые и мощные кони под ними, смотрелись все как на подбор. - Нам отец завещал ничего не делать наполовину, если уж взялись за дело - так со всей душой. Раз мы нынче - не только литтские, но и сварожские князья, не могли тебя подвести, - отвечал князь Линас. - Один-то из рода Алджимантаса уж точно опозорил своих предков, - в речи Саулиса, обычно чисто говорившего по-сварожски, от раздражения прорезался тягучий литтский говор. - Видел бы наш отец, с кем снюхался его любимчик! - Где он, кстати? - вступил в разговор Лютобор Яргородский, с не меньшей радостью встретивший своих двоюродных братьев. - Имант нынче крадется вдоль речки Рябинки - есть у вас такая? Не похоже, чтобы особенно поспешал к Улзию навстречу. - Как бы в тыл нам не ударил неожиданно, совместно с Драгомиром Азанским, - обеспокоенно сказал Ярослав Аджаров. - Может, они по сговору с Улзием медлят, чтобы охватить нас в кольцо? - Улзию они нужны на поле боя, чтобы рубить нас. Оставаться в тылу он им не прикажет: не то время, - уверенно возразил великий князь. - Но остерегаться их придется, конечно. Ладно, я думаю - перейдем Светловодную, Иманту с Драгомиром будет нас уже врасплох не застать. Им тогда тоже переправляться придется, а такое дело быстро и незаметно не делается. В тереме соболевского князя состоялся сразу по приезде военный совет. Основным вопросом было - на каком берегу Светловодной встречать Орду. - Так-таки хочешь переправиться, государь? - с сомнением покачал головой Третьяк Зимин. - Свой берег - вроде бы, свой дом, а дома и стены помогают. На Стрелке мы встретили Хулагу на своем берегу, и в реку его тумены смели. А тут за Светловодной начнется уже чужая земля, наши Боги там не покровительствуют... - Чужая? Давно ли для тебя исконная часть Сварожьих Земель чужой стала? - Лютобор Яргородский, не выдержав, намекнул им на то, что открылось ему в Зеленой Дубраве. - Всего сто сорок лет, как отрезали ее чжалаиры по-живому, а до того сотни лет была нашей! У земли память не так коротка, как у людей, она и на том берегу встретит нас как родных. Наши Боги вовсе не покинули другой берег, они помогут и там. Однако не так просто было сломать привычную скорлупу осторожности, в которой слишком долго прятались сварожане: привычка опасаться коварства Орды была еще сильна. Зимина поддержал и один из союзных князей, уже пожилой Истослав Родославич, владетель белозерский и тихомировский. Этот род всегда был самым надежным союзником медведицких князей, со времен княгини Любомилы Мстиславны, завещавшей своим потомкам дружбу с наследниками Святослава Храброго. И теперь белозерский князь со своим сыном, черноволосым здоровяком Родославом, первыми охотно откликнулись на призыв великого князя. Однако переходить Светловодную белозерец остерегался. - На чужом берегу, в случае чего, отступить некуда: прижмут ордынцы и начнут молотить со всех сторон... - Я не понял: а что, кто-то собирается отступать? - недобро покосился на старика князь Бронислав. - Да у нас половина воинов пешие: им-то, в любом случае, отступать некуда, - проговорил Мстиша, волнуясь: неловко было бывшему княжьему слуге, хоть и облеченному боярством, говорить среди вельмож, как равный. Впрочем, никто и не думал ему возмущаться. - Если некуда будет отступать, люди станут биться храбрее! Перейти и мосты за собой сжечь! - решительно произнес молодой Аджаров. Он-то уж точно отступать не собирался, с самой Стрелки мечтал отомстить чжалаирам за своего отца. Все взоры оборачивались то и дело к великому князю, но тот сидел за столом молча, позволяя всем высказаться, и словно бы не настаивал на своем. Вместо того кивнул Яргородцу: - Твое мнение, Лютобор Мстиславич? - Наш берег Светловодной полог и ровен, степь стелется как скатерть: там чжалаирской коннице будет раздолье. Мы им в лоб ударим, а они обойдут с боков и окружат. Наши-то рати не настолько поворотливы еще. А на том берегу, возле устья Паутинки, им будет нас не обойти. Там место позволяет втянуть ордынцев, между рекой и оврагами, как в мешок, а потом его завязать. Только теперь великий князь поднялся из-за стола, высокий и мощный, как бы нависая над сидевшими советниками. - Навязать врагу сражение там, где удобно нам, а не ему - уже половина успеха. Я много думал о том, как свести на нет численное неравенство. Разведчики наши доносят - у Улзия войск без малого втрое больше нашего, и это еще не считая опаздывающих союзничков. Узкое поле сыграет на руку нам, а не Орде. Битве быть на другой стороне Светловодной! И в интонациях, прозвучавших в голосе великого князя, прозвучало нечто настолько твердое и властное, что ни у кого уже не мелькнуло и тени мысли ему возразить. Кое-кому подумалось даже, что он мог бы и не спросить их мнения, решить все единолично - и все равно пришлось бы повиноваться, никуда не денешься. В Соболевске задержались на целую седьмицу, поджидая последние отставшие рати. Даже из Влесославля подошел, в конце концов, трехтысячный полк во главе с боярином Ратшей. Снаряжали его за свой счет сами участники, разного положения и достатка - все, кого объединяла молодецкая удаль и готовность постоять за Сварожьи Земли. Из городской-то казны ни облезлой куньей шкурки, ни медной полушки не выдали бояре влеславльские, Золотые Пояса - чай, не ушкуйный поход, большой добычи не доставят. По рассказам влесославльских воинов, им прежде, чем собираться в поход, пришлось уже одну битву выдержать - на своем вече. И вот - конники своими полками, пешие - в повозках, чтобы не отставать, - двинулись сварожане из Соболевска к реке Светловодной. Долог ли путь от Медведицы до Журавлиного поля? Это кому как. Лютобор Яргородский, обернувшись волком, добежал туда с оборотнями за один день. Кстати, стая и теперь сопровождала сварожское войско, пробираясь стороной скрытно и незаметно, а на люди, если надо, появлялись в человеческом обличье. А войско, обремененное тяжелым обозом, хоть и везли с собой, кроме снаряжения, лишь самое необходимое, добиралось туда больше трех недель. Уже начинался вересень, когда увидели перед собой бледную, как молоко, воду Светловодной. Последняя часть пути проходила через владения азанского князя. Из-за этого шли чутко, осторожно: кто знает, как поведет себя союзник Улзиев? Но все было тихо, и они двигались, так и не встретив следа войска князя Драгомира. Жители встреченных по пути азанских селений спокойно убирали урожай, не думая отвлекаться на какую-то войну; мужчины у них оставались дома. Иные из медвединцев уже начинали хищно точить зубы на них; приходилось окорачивать. - Ну дозволь, государь, хоть стадо баранов у них прихватить или несколько мер зерна! - горячо просил Ярослав Аджаров, когда проезжали мимо азанских сел. Но Лютобор Медведицкий взглянул на него так, что молодой князь сразу сник. - Не смей! Ты кто - чжалаирский налетчик, чтобы напасть на мирных людей, трудящихся на своей земле? Тогда изволь и порядку подчиняться, как в Орде: грабителей буду вешать на ближайшем дереве, кто бы они ни были. Аджаров нервно скомкал поводья заплясавшего под ним вороного коня, которому передалась тревога всадника. - Я ничего такого не хотел, государь! Просто досада берет: мы идем на войну, а тут, за нашей спиной, здоровые мужики копаются в земле, как ни в чем не бывало! Хоть подкормимся за их счет, если иной помощи не дождаться. Ведь азанская земля нынче вражеская, это вместо дани... - Нет! - горячо воскликнул Лютобор Медведицкий, так что некоторые из ехавших рядом воинов чуть не упали с коней. Но, тут же спохватившись, великий князь объяснил удивленному Аджарову: - Прежде всего Азань - это наша земля, наших Богов, где люди живут одного с нами наречия. Народ здешний за поступки своего князя не отвечает. Да и он на нас пока не нападал, и я не хочу давать ему повод. Так и миновали владения Драгомира, не встретив ни одного азанского воина и не тронув колоска с азанских полей. Если кто из медвединцев и удивлялся такому миролюбию великого князя, то думать об этом было некогда. Впереди ожидала другая война, намного более важная и страшная. Уже под вечер вышли к бродам через обмелевшую за лето Светловодную. Разведчики сообщили, что Орда находится на расстоянии дневного перехода. Принесшая весть сторожа под началом сотника Мала, схватилась в степи с чжалаирскими разведчиками. Потеряли пятерых своих, зато захватили пленных, в том числе и нойона, командующего отрядом. Тот держался дерзко. на допросе клялся, будто у Орды несметное число войск, а грозил свархам ее гневом. Великий князь распорядился отправить пленника в обоз, чтобы подождал исхода сражения. К следующему утру через реку навели несколько мостов для пеших ратников. Конные полки и обоз переправились через Светловодную вброд. Когда же сварожское воинство целиком перешло на ту сторону, по приказу великого князя сожгли мосты. Дым дал понять чжалаирам, где поджидают их противники.