Сокровище гоблина

Окна особняка мерцали сотнями свечей. Изнутри лилась веселая музыка, за тканью задернутых штор мелькали тени танцующих пар. В густых сумерках дом походил на гигантский волшебный фонарь, вроде тех что Робберу дарили в детстве на летнее солнцестояние. Тогда, будучи пятилетним малышом, он страстно мечтал узнать, что там внутри. Каким-то образом попасть на этот загадочный бал теней и разделить всеобщее веселье. Почти также сильно теперь ему хотелось бы остаться снаружи. Мальчик давно вырос и понял, что за чудесами лучше всего наблюдать со стороны. Потому что когда ты подходишь ближе или, того хуже, оказываешься внутри, волшебство внезапно развеивается, превращаясь в какую-нибудь очередную дрянь. Всё так красиво выглядит со стороны сада, можно любоваться на эту живую картину вечно. Однако там, за сияющими окнами, не таинственный призрачный бал, а самый обычный светский вечер, на который он зачем-то явился и почти сразу успел об этом пожалеть. Хозяином приёма был маркиз Карлон Ос, его старый приятель. К сожалению, в последнее время Карлон здорово увлёкся картами, а Роббера азартные игры никогда не интересовали. Ещё менее уютно он чувствовал себя в танцевальном зале. Остроносый и горбатый, похожий на персонажа страшной сказки, он одним своим видом был способен испортить вечер любой даме. О танцах не могло быть и речи. Никто, конечно же, не смел открыто пялиться на уродство графа Роббера Мегинрата. Но спиной, плечами, затылком он все время ощущал на себе чужие взгляды. А потому, остро нуждаясь в человеческом общении, обычно вместо этого старался забиться куда-нибудь в угол. И чувствовал себя тем более одиноким, чем больше людей его окружало. Но отчего-то всего сильнее на таких вечерах молодого графа Мегинрата раздражали слуги. Каждый раз, когда к нему подходил какой-нибудь красивый раб или рабыня, предлагая помимо освежительных напитков и десерта приватные удовольствия, Роббер едва удерживался от грубости. Казалось, что все вокруг только и думают, пряча усмешки: «Ну, а что ещё этому несчастному горбуну остаётся? Только довольствоваться рабами. По доброй воле-то с таким никто не ляжет». Эта мысль так терзала графа, что он даже дома не держал наложников. Уж лучше заплатить шлюхе, когда совсем невмоготу. Те хотя бы имеют право выбора. Поэтому сразу после званого ужина Роббер вышел в сад и долго в одиночестве бродил среди мраморных фонтанов и причудливо подстриженных кустов. Но вот на листья выпала вечерняя роса, в саду становилось всё темнее и прохладнее. И Роббер понял, что пора возвращаться в дом. Можно было бы пройти в кальянную, в бильярдную или к карточным столам, но в конце концов он всё же решил, что посидит в бальном зале. Та музыка, которая доносилась из окон, ему очень понравилась. Свежие, лёгкие вальсы молодого композитора определённо заслуживали того, чтобы их послушать. В зале Роббер быстро приметил свободный столик. Однако стоило за ним расположиться, как к нему тут же поспешил один из сновавших здесь слуг. Роббер успел ощутить укол раздражения, но раб лишь закрыл балкон за его спиной, сопроводив свои действия виноватой улыбкой. И молодой граф вдруг понял, насколько неудачно выбрал место. Его бы сейчас продуло, и завтра невозможно было бы повернуть шею, если бы не заботливая внимательность этого юноши. — Принеси вина, — велел он, успокаиваясь. — Слушаюсь, милорд. Раб с поклоном удалился, а вскоре появился снова, неся на подносе вазу с фруктами, нарезанный сыр, хрустальный бокал и сразу целый графин красного вина. Это было очень кстати, не придётся теперь подзывать каждый раз слугу из-за очередного бокала. Роббер запоздало подумал, что сам не сообразил отдать ему такое распоряжение. Но парень как-то догадался, что графу Мегинрату сильно не по душе назойливость невольников. А может просто увидел это ещё до того, как тот вышел в сад. Более того, попробовав вино, Роббер с удивлением обнаружил, что ему подали его любимую марку кларета. — Почему кларет? — полюбопытствовал он. — Я прислуживал сегодня за ужином, милорд, — пояснил раб. — И обратил внимание, что ваша светлость отдаёт предпочтение этой марке. Но если вам теперь угодно что-то другое… — Нет, как раз всё очень хорошо. Благодарю. Эти простые слова почему-то вызвали у юноши неожиданную реакцию. На мгновение он словно бы потерял над собой контроль, удивлённо уставившись на собеседника. Но тут же опомнился, низко поклонился, пробормотав, что всегда рад услужить милорду, и отошёл к другим гостям. Настроение у Роббера заметно улучшилось. Хорошая музыка, хорошее вино и довольно-таки привычное одиночество, переставшее быть гнетущим. Какое-то время он с интересом следил за танцующими парами, затем перешёл к разглядыванию публики в зале. А потом обнаружил, что взгляд его всё время возвращается к тому парню, что так ненавязчиво обеспечил ему здесь максимальный комфорт. На самом деле, там было на что посмотреть. Роббер не обратил на это внимание сразу, но теперь разглядел, что раб просто необыкновенно хорош собой. Грациозный и стройный, с тонким лицом, большими карими глазами и обаятельной улыбкой, он словно забрал у природы всё то, чем она обделила самого Роббера. И, что самое удивительное, этот раб очень хорошо умел вести себя в обществе. Люди, к которым он подходил, начинали приветливо улыбаться, иногда смеялись в ответ на его реплики, хотя из-за музыки и общего шума Робберу было не слышно, что он говорит. Какое-то шестое чувство, а может обычная наблюдательность помогали слуге всегда предложить гостям именно то, в чём те сейчас нуждались. Везде и всюду он умудрялся быть очень уместным. Роббер испытал что-то подозрительно похожее на зависть. Простой рецепт счастья: привлекательная внешность и хорошие манеры. И даже раб сможет устроиться в жизни получше некоторых графов. Вообще где-то после третьего-четвёртого бокала Роббер понял, что теперь уже и сам не против, чтобы этот невольник подошёл к нему и развлёк своим обществом. Прежние его установки несколько пошатнулись. Никто, похоже, не посмотрит косо и не подумает лишнего, если такой красивый юноша составит графу компанию. К сожалению, теперь раб смотрел куда угодно, только не в его сторону. Роббер уже почти было решился сам его подозвать, как вдруг в зале появился двоюродный брат хозяина сегодняшнего приёма, лорд Норре Бомон. Высокий, крепко сложенный бородатый мужчина был из тех, кто привык раздавать приказы и сминать любое сопротивление. Решительно, словно адмиральский фрегат, он сразу направился к молодому рабу, разрезая людские волны. Парень же при виде него так и застыл на месте. — А вот и мой милый мальчик! — загрохотал баритон лорда. — Скучал? Посмотри-ка, у меня для тебя подарок! Бомон махнул рукой, и в зал вслед за ним внесли шикарный букет белых роз. Даже Роббера достиг лёгкий флёр их аромата. У окружающих попадали челюсти. Никто не знал, как реагировать на такое дурачество. Да, Норре умеет выступить, ещё бы руку и сердце предложил. Уж эпатировать свет, так на полную катушку. — Спасибо, милорд, — произнёс раб, принимая розы. - Вы очень щедры. Однако улыбка его вдруг стала натянутой и фальшивой. Возможно, ему всё же не хотелось привлекать к себе столько лишнего внимания. А может он просто рассчитывал на что-то более существенное, чем бесполезный букет, который через несколько дней всё равно завянет. — А то! — усмехнулся Бомон. — Идём-ка, найдём для них подходящее место. Робберу на миг показалось, что взгляд у раба при этих словах остекленел. Однако это могла быть просто игра света, тем более что юноша почти сразу опустил глаза и покорно последовал за Бомоном. С его уходом интерес к вечеру у Роббера окончательно угас, и он в основном сосредоточился на вине. Пару раз мелькала мысль уехать домой, но граф к этому моменту выпил уже достаточно, чтобы начать думать в другом направлении. В конце концов, он тоже может воспользоваться этим рабом, что тут такого? Должен же и он получить хоть какое-то удовольствие от приёма. Создал себе проблему на пустом месте излишней щепетильностью. Можно даже поступить как Бомон, подарить невольнику что-нибудь хорошее, что компенсирует для него неприятную необходимость ложиться в постель с горбуном. Нужно только дождаться его возвращения и сразу поманить к себе, пока кто-нибудь ещё не застолбил красавчика. Правда, этот план почему-то не казался правильным, хотя где в нём изъян, Роббер с пьяных глаз понять никак не мог. Так прошло довольно много времени, счёт которому граф Мегинрат давно потерял. Наконец, в дверях появился тот самый раб с бокалом вина в руке. И даже звать его не пришлось. Лучезарно улыбаясь, юноша направился прямиком к Робберу. *** Лорд Норре Бомон ещё совсем недавно являлся полноправным хозяином Клода, однако в один из неудачных для себя вечеров проиграл юношу в карты своему кузену. Тогда, три месяца назад, казалось, что для него это не слишком большая потеря — уже давно он говорил, что собирается завести себе наложника посвежее. Но, видимо, всё же Бомон успел соскучиться или не понравилась замена, потому что сегодня он насиловал свою бывшую игрушку долго и со вкусом. Клод, со своей стороны, делал всё, чтобы ему угодить. Он знал, с кем имеет дело, и понимал, что никто здесь за него не заступится, даже если лорд Норре захочет его изувечить в процессе. Управляющий с утра раз двадцать напомнил, что рабы обязаны выполнять все желания гостей. И очень доходчиво объяснил, что будет с тем, на кого поступит хоть малейшая жалоба. Клод иногда слышал от того или иного невольника, что в постели можно получить удовольствие чуть ли не наравне с господином. Но, честно сказать, в глубине души таким рассказам ни капли не верил. Всё это были фантазии для самоутешения, так ему казалось. Сам Клод, ублажая кого-нибудь, всегда испытывал только два ощущения: боль и омерзение. Дальше весь вопрос упирался лишь в то, в каких это будет пропорциях. Сейчас его лицо горело от пощёчин, ниже спины поселилась мучительная саднящая боль, на теле расцветали кровоподтёки от щипков, засосов и укусов, в горле комом стояла тошнота, и он нисколько не сомневался, что всё так и должно быть. По-другому не бывает. А как же иначе, он ведь раб. Не младший супруг, не любовник, даже не случайный партнёр на одну ночь. Раб. Его дело доставлять наслаждение, быть чутким и отзывчивым, с готовностью выполнять любое желание того, с кем делит ложе, а взамен слышать в свой адрес самые грязные слова, терпеть самые грубые и тошнотворные действия. Где здесь может быть место удовольствию? Единственное, на что Клод позволил себе втайне надеяться, это что гость останется им сегодня доволен, или пресытится, или просто устанет. И, возможно, забудет о пышном букете белых роз, стоящих в углу и распространяющих сладкое благоухание. Юноше был слишком хорошо знаком этот сорт. Такими людьми, как бывший хозяин, он ценился не за прекрасный аромат и не за крупные белые бутоны, а за стебли, гибкие и прочные. Клод успел познакомиться с таким орудием воспитания, пока жил в доме Бомона, и сейчас молился про себя всем богам, чтобы дело до него не дошло. Увы, мольбы его не были услышаны. Натешившись сполна молодым телом раба и немного передохнув после этого, гость встал, накинул шелковый халат и подошёл к фарфоровой напольной вазе. — Место! — коротко скомандовал он, и у Клода всё оборвалось внутри. Бомон всегда отдавал ему приказы, как собаке. И конкретно этот звучал чаще всего. Весь дрожа, раб выбрался из кровати и опустился посреди комнаты на колени, стараясь держаться подальше от шкуры снежного барса, лежащей у камина. Нехорошо будет, если такая дорогая вещь запачкается кровью. — Я не угодил вам, милорд? — осмелился спросить он, глядя, как Бомон вынимает одну за другой несколько крупных роз. Можно не сомневаться, что толстыми острыми шипами кожа будет изодрана в клочья. Но больше всего пугали не они, а мелкие иголки, которые вряд ли удастся потом извлечь из спины. Шрамы воспалятся почти наверняка. А до конца приёма ещё очень далеко. Лорд Норре пожал плечами, методично обламывая листву: — Нет, сегодня ты мне пока нравишься. А вот за прошлые свои подвиги ещё не расплатился. Не переживай, если будешь продолжать себя хорошо вести, ничего непоправимого с тобой не случится. На мгновение зарывшись носом в розовые бутоны, лорд шумно втянул их аромат и шагнул к рабу. Клод подобрался, задержав дыхание. Он услышал характерный шорох, ощутил колебание рассекаемого воздуха. А затем между лопаток вспыхнула острая боль, и Клод, как ни пытался перенести всё молча, зашипел сквозь стиснутые зубы. В воздух прыснули и опали ему на колени белые с розовыми прожилками лепестки. Сладкое благоухание роз стало гуще. За первым ударом без промедления последовал второй, а затем и третий, после чего к цветочному аромату добавился более привычный Клоду запах собственной крови. Шипы вгрызались в спину и застревали там, обламываясь со стеблей. Безуспешно давя сухие всхлипы, Клод стискивал пальцы и зубы, съёживаясь и приникая к полу при каждом ударе. А когда Бомон бросил рядом с ним несколько измочаленных стеблей, вдруг осознал, что это лишь начало, ведь в букете не меньше двадцати роз. Толчок пяткой в спину вырвал из груди болезненный вскрик и заставил упасть на локти. Снова возбудившись от покорно отданного ему на расправу тела, слегка одурев от густого запаха роз с кровавой нотой, гость решил ещё разок получить удовольствие. Клод усилием воли подавил в себе желание начать вырываться, когда на поясницу легли широкие жёсткие ладони, а между ягодиц вновь уперлась головка твёрдого как камень члена. Там и так уже всё очень сильно болело и даже немного кровило. Но юноша заставил себя расставить ноги и слегка прогнуться в спине, принимая позу, максимально удобную для своего насильника. А когда в него всадили член, и начались первые яростные толчки, сам задвигал бёдрами, в такт подаваясь навстречу, чтобы ощущения для лорда Норре были полнее. Он только позволил себе закрыть глаза, мысленно рисуя маленькие чёрточки. Это хоть как-то помогало не слишком зажиматься от боли, принимая грубое вторжение, и справляться с тошнотой, которую вызывал звук энергично шлёпающей о ягодицы мошонки. Раб получил передышку лишь на короткое время, когда, взяв своё, Бомон приказал ему подать вина и отошёл, чтобы набрать из букета новый пучок шипастых розг. Бросив завистливый взгляд на то, как гость залпом осушает бокал — у него самого давно пересохло в горле — Клод снова опустился на колени и приготовился к продолжению пытки. В это самое время в дверь раздался спасительный стук, и мелодичный женский голос пропел: — Мило-о-рд, ну сколько можно предаваться разврату? Я не могу больше задерживаться здесь, мне пора уходить. Это оказало на Бомона прямо-таки магическое действие. Тут же прекратив своё занятие, он быстро сгрёб и бросил рабу его одежду. — Ступай, приведи себя в порядок. Клоду не нужно было повторять дважды. Коротко поклонившись, он опрометью бросился в купальню. Там подставил голову под холодную воду, затем сделал несколько жадных глотков, после чего его вырвало. Дверь он прикрыл, но задвинуть щеколду не осмелился, это было бы серьёзным проступком. Невольник не имеет права где бы то ни было запираться изнутри, он в любую минуту должен быть доступен. Оставалось надеяться, что лорд Норре занят таинственной незнакомкой и не появится внезапно на пороге, иначе такой реакции он рабу, конечно, не простит. После рвоты Клода прошиб холодный пот, и стало чуточку легче. Всё равно, в таком состоянии он вряд ли смог бы обслуживать гостей остаток вечера. К счастью, будучи довольно предусмотрительным человеком, Клод заранее подготовился к подобной ситуации. Оставив воду открытой, он первым делом выглянул в коридор и долго напряжённо прислушивался, пока не убедился, что поблизости никого нет. Затем вернулся в купальню и отодвинул шкафчик с ароматическими маслами, за которым обнаружилась решётка вентиляционной шахты. Здесь-то Клод и устроил свой тайник: бинты, целебная мазь, обезболивающие и кровоостанавливающие лекарства. Ради этих сокровищ пришлось попрать все свои моральные принципы: что-то он просто украл из аптечки самого маркиза, когда хозяин брал его к себе на ночь в постель; за что-то расплатился телом с домашним доктором. Зато теперь он сможет оказать себе экстренную помощь и продержаться до конца приёма. Из шахты доносились приглушённые голоса, мужской и женский. Теоретически, разговор мог происходить в любой из трёх гостевых комнат, связанных с купальней общей системой вентиляции, но Клод сразу опознал хриплый баритон лорда Норре Бомона: — …всё равно допросят. Не станет же он молчать, от кого получил вино. И вообще у меня на мальчишку были другие планы. — Столько стоит на кону, а у вас одна только похоть на уме, — сердито отвечала незнакомка. — Не волнуйтесь так за свою игрушку. Никто его не заподозрит. Яд подействует только через несколько дней. Тем более, после второй смерти всем уже будет не до того. — Хорошо, тогда как договорились. Поняв, что у него почти не осталось времени, Клод торопливо сунул в рот несколько таблеток, смазал целебным бальзамом свой истерзанный анус, закрыл решетку и вернул шкафчик на место. Сердце его бешено колотилось, в голове беспрерывно прокручивался подслушанный обрывок разговора. Он едва успел наскоро ополоснуться, когда в коридоре послышались шаги, и вскоре в купальне появился Бомон. — Ты утопиться тут решил? Почему я должен сам ходить за тобой? Клод опустил глаза. — Простите, милорд. Я думал, что уже не нужен вам сегодня. Мне не одеваться? — Одевайся. Мне ты действительно больше не нужен. Я лишь хочу угостить вином своего друга, графа Мегинрата. Отнесёшь ему бокал. Говорить, что это от меня, не стоит. Клод ощутил в животе ледяной комок. Так вот о ком шла речь! — Милорд, его светлость вряд ли захочет, — предпринял он жалкую попытку отвертеться. — У него достаточно вина на собственном столике. — А ты постарайся, — отрезал Бомон. Притянув раба к себе за руку, он погладил его сначала по волосам, затем по плечу, скользнул ладонью вниз по израненной спине и, стиснув пальцы на ягодице, повторил. — Постарайся, мой мальчик. Мне намекнули, что он пялился на тебя весь вечер. Скажи ему что-нибудь приятное и предложи выпить. Ты ведь понимаешь, что в этом доме ты не навсегда. Скоро я заберу тебя назад. И если ты ещё когда-нибудь посмеешь со мной препираться, воспитывать тебя придётся не розами, а калёным железом. Клод сумел лишь оцепенело кивнуть. Отравы, заговоры, подслушанные тайны и грядущие убийства словно обрывки ночных кошмаров расползлись по углам. В данный момент ему хотелось только одного — чтобы Бомон перестал его лапать и позволил одеться. Десять минут спустя Клод с бокалом в руке уже входил в двери танцевального зала.