Сокровище гоблина

У Роббера было много планов на утро, и все пошли коту под хвост. С Фернаном поговорить не удалось. Предупредить его о странной книге, доставшейся Бомону, рассказать о потайных ходах в замке и своих подозрениях насчёт леди Октавии. Как оказалось, с рассветом начальник стражи уже отправился в порт, навестить своих старых знакомцев, контрабандистов. Провести время с Клодом, толком объясниться и заодно осмотреть скрытую дверь, которую тот нашёл накануне, тоже не вышло. Клод, конечно, никуда не делся, а вот самому Робберу пришлось срочно приказывать кучеру заложить карету, вызывать Алана, одеваться ко двору и ехать в Гостинд, в королевский дворец. Ибо со своим внучатым племянником возжелал увидеться король Альберт, о чём графа за завтраком известили особым посланием. Его величество Альберт VI правил государством Ингерия вот уже тридцать пять лет. Роббер смутно помнил из детства, что некогда это был высокий, широкоплечий и вполне добродушный мужчина, как говорили, справедливый и мудрый правитель. Однако прожитые годы и невзгоды сильно подрихтовали этот портрет. Долгое правление Альберта нельзя было назвать особо удачным. Казна была пуста. Народ бедствовал. Государственная экономика заваливалась то на один бок, то на другой, словно старая карета. Король провалил пару военных кампаний, лишившись плодородных областей; время от времени затевал вялые реформы, сводившиеся все как одна к очередному повышению налогов; трижды был женат, но так и не смог обеспечить корону наследником мужского пола. Все свои неудачи король списывал на происки тёмных сил и становился суевернее с каждым годом. На старости лет Альберт окружил себя жрецами различных культов, а также всяческими шарлатанами: магами, алихимиками, астрологами. Общаться с ним становилось всё труднее. Впрочем, графа не слишком занимала предстоящая аудиенция. В дороге он весь погрузился во вчерашние ощущения, когда такой желанный человек оказался в его объятиях. Случайно и, наверное, сам не желая того. Судя по всему, Клод недавно принял душ и как раз собирался спать – волосы были немного влажными, а от кожи исходил едва уловимый аромат имбирного мыла. И этот запах едва не свёл Роббера с ума. А когда он поцеловал… Нет. Не поцеловал, конечно, просто прикоснулся губами, только чтобы успокоить. Но когда это случилось, его словно током прошило. Роббер успел отстраниться прежде, чем Клод пришёл в себя, ведь не мог же тот на самом деле искать его поддержки? Просто парень, очевидно, не осознавал окружающую действительность. Но в те минуты, когда он был так близко, Роббер впервые в жизни почувствовал себя счастливым. И вот теперь ему невыносимо захотелось снова прижать юношу к себе, услышать стук его сердца, вдохнуть запах его тела… Наверное, это и к лучшему, что сейчас он на пути в королевский дворец, а не у себя в замке. Надо, чтобы Клод смог восстановить душевное равновесие, почувствовать Мегинрат своим домом, надёжным и уютным. И Роббер ему сейчас точно не нужен. Карета оставила позади предместье, прогрохотала по мостовым столицы и, миновав дворцовую площадь с её прекрасными парками и хитроумной сетью фонтанов, доставила Роббера и Алана прямо к парадному крыльцу. Граф сразу устремился по ступенькам вверх. Стражники на входе хорошо знали его в лицо, потому пропустили без разговоров. Роббер миновал многолюдный холл, отмахнувшись от какого-то липкого господина, который, завидев знатную особу, попытался тут же подступиться с лестью. Знакомым путём пересёк анфилады роскошных залов, украшенных гобеленами и золотой отделкой, и ряд внутренних двориков. После чего наконец-то достиг королевской приёмной, где разодетые в пух и прах придворные обычно собирались обменяться последними сплетнями. Граф раскланялся со знакомыми, отправил камергера доложить о себе его величеству и, отказавшись от предложенного кресла, отошёл к окну. Мысли вновь вернулиь к невольнику. Как его угораздило свалять такого дурака, Роббер сам не понимал. Хорош же он был, когда ввалился в комнату Клода на ночь глядя и сунул под нос дарственную. Слишком спешил обрадовать хорошими новостями, и даже не подумал, как его вторжение может быть воспринято. Сам всё испортил, болван. И всё же что-то здесь не вязалось. Клод всегда был такой сдержанный и предупредительный, так хорошо владел собой. И улыбался, даже когда ему было очень плохо. А тут, при виде собственных долгожданных документов – не радость, не облегчение, а полное непонимание в глазах, как будто его заставили читать на иностранном языке. Стоял, молчал, словно всё происходящее его не касалось, и вдруг нервный срыв. Едва сознание не потерял, когда шагнул навстречу. А потом разрыдался. Нет. Это было совсем на него не похоже. Робберу припомнилось его странное восклицание: «Боги, так они настоящие?» Ну не мог же Клод в самом деле подумать, что граф Мегинрат устроит такой жестокий и глупый розыгрыш, подсунет ему фальшивку? Хотя… чёрт знает, как там развлекались его прежние владельцы. В конце концов Роббер решил, что парень просто сильно устал накануне, обшаривая замок, и конечно же, перенервничал из-за Бомона. Наверное, документы его всё же порадовали, не могло быть иначе. Если бы только принёс их не горбатый урод… – Роббер! – звонкий голосок прервал его невесёлые мысли. – Вот так встреча! Оглянувшись, граф увидел принцессу Аурику, как раз подходившую к нему, и приветствовал её с искренней сердечностью. Они с Аурикой были дружны с детства. Её доброта и жизнерадостность всегда его привлекали, а ей нравилось, что Роббер, в отличие от многих других, относился к ней серьёзно и всегда был рад помочь советом или делом. Тем более что они состояли в довольно близком родстве: отец Аурики приходился двоюродным дедом Робберу, а её покойная мать была его родной тётушкой. Как всегда, кузина выглядела очаровательно. На ней было белое шёлковое платье с рукавами-крылышками, украшенное серебряными пайетками в виде бабочек. На шее нитка жемчуга, в руке белый веер из перьев, на ногах атласные туфельки, тоже расшитые серебром. – Как же я давно тебя не видела, – сказала она, улыбаясь и пожимая Робберу руку. – Ты нас совсем забыл. – Возможно, не так уж и давно. Ты могла видеть меня на одном из светских вечеров. – На одном из тех, где ты никогда не бываешь? – Увы. На приёме маркиза Ос в тот злосчастный вечер я точно был. И сдаётся, с тобой мы лишь слегка разминулись? Аурика пожала плечами и стала энергично омахиваться веером. – О, нет, я там не была. – В самом деле? – Говорю же, нет. Да и с чего бы? Я его почти не знала. Бедный маркиз. Ужасная смерть, ужасная. Такой молодой и красивый. – Но тебя там видели, дорогая кузина. – Что за вздор! – Аурика с треском закрыла веер. – Кто-то просто ошибся. Её возмущение было так искренне, что Роббер почти усомнился. Точнее, он мог бы усомниться, если бы кто-то другой, не Клод, сказал ему, что видел Аурику. Но Клод… он бы никогда не стал утверждать того, в чём не был уверен. Слишком дорого могла обойтись рабу такая ошибка. Роббер пристально посмотрел на принцессу и только сейчас разглядел, что она лишь пытается выглядеть беспечной и оживлённой, как обычно. Под глазами залегли тёмные круги, которые не могла скрыть косметика, лицо осунулось. Зачем она солгала? Солгала о том вечере, когда погиб маркиз, а сам Роббер едва не был отравлен. – А знаешь, леди Октавия согласилась сегодня развлечь нас своим чудесным пением! – с преувеличенным воодушевлением воскликнула Аурика, меняя тему. – Ты ведь останешься её послушать? – Ни в коем случае. Её пения мне с лихвой хватило вчера. Принцесса тихо, и, словно бы, нехотя сказала: – Всё же лучше тебе задержаться и уйти со всеми, когда придворные станут разъезжаться. Не ходи здесь один, Роббер. Пустынные галереи дворца могут быть опасны. – Опасны? – изумился граф. Что за странные фантазии? Он много раз бывал во дворце, и знал здесь каждый уголок. Аурика же и вовсе ходит по этим «опасным» галереям ежедневно и пока что, хвала богам, жива-здорова. Роббер как раз собирался выяснить, что она имеет в виду, когда появившийся камергер сообщил, что его величество ожидает графа Мегинрата в зелёном кабинете. – Секретарь вашей светлости тоже может присутствовать, – добавил он, кивнув в сторону Алана, подпиравшего стенку. Роббер распростился с Аурикой, и прошёл вслед за провожатым в зелёный кабинет, получивший своё название благодаря малахитовой отделке стен, портьерам ей в тон, а также искусным фрескам на потолке, изображавшим сцены охоты в лесу. Король уже был там: сидел за столом и почти бездумно перебирал бумаги. Роббер отметил про себя, что двоюродный дед ещё сильнее постарел с тех пор, как они виделись в последний раз. На лице появились новые морщины, борода и волосы поредели и стали совсем седыми. Граф и Алан почтительно поклонились королю. – Ваше величество, – произнёс Роббер, – граф Мегинрат, верный вассал короны, прибыл по вашему повелению. – Проходи, проходи, Роббер, – сварливо ответил король. – И оставь эти церемонии. Как вассал, ты мне, может, и верен, но как родственник оставляешь желать лучшего. – Чем же я так провинился? – И он ещё спрашивает! Когда ты последний раз был во дворце? Вот то-то же! И нет, не нужны мне твои оправдания, я их уже выучил наизусть. Ты даже нового ничего придумать не удосуживаешься, каждый раз одно и то же. Лучше присаживайся и перейдём прямо к делу. – Я весь внимание, государь, – сказал граф, занимая предложенное кресло. Алан остался стоять, и Робберу невольно припомнился рассказ Клода о первом хозяине, которого безмерно злила необходимость оставаться на ногах в присутствии аристократов. Впрочем, телохранитель вряд ли был столь же мнителен. – Что у тебя за конфликт с жрецами Зоримира? – напрямую спросил король. – Помилуйте, ваше величество, нет никакого конфликта. – Значит, не ты натравил на них полицию? Роббер слегка прищурился и ответил: – Ко мне обратились с жалобой на произвол, я инициировал расследование, только и всего. – Как будто это пустяк! Они что-нибудь выяснили? Вопрос застал графа врасплох. Он понятия не имел, приходили ли ему какие-то письма из Руби Хилла за последние дни. Однако то были ещё цветочки, поскольку в следующий момент Роббер понял, что король обращается не к нему, а к Алану. Ведь именно тот, по легенде, должен был заведовать корреспонденцией. «Проклятье, так дольше продолжаться не может. Мне срочно нужен секретарь». Алан сделал умный вид, поправил очки на носу и поклонился королю: – Расследование только начато, ваше величество, – произнёс он. – Значит, ничего? – По правде говоря, я удивлён, что это провинциальное дело удостоилось вашего высочайшего внимания, – поспешил переключить его на себя граф. Альберт хлопнул ладонью по столу, так что подпрыгнула чернильница. – Удивлён? Ты! Мой родственник! Один из самых преданных мне людей! Затеваешь распри с культом бога смерти на пустом месте! И всё это именно тогда, когда мне почти удалось снять родовое проклятье! «О, нет, – подумал Роббер, – только не это. Опять родовые проклятья какие-то. Неужели он и правда потерял остатки здравомыслия?» По его глубокому убеждению близкородственные браки никак не могли способствовать здоровому потомству. Что правда, то правда – все сыновья деда рождались мёртвыми или умирали сразу после рождения, однако никакой мистики граф в этом не видел. – И было бы из-за чего! – продолжил распаляться Альберт VI. – А то какая-то безродная потаскушка, которую ты ни разу в жизни даже в глаза не видел! – Но, государь, ведь они её повесили. Вы позволите жрецам Зоримира карать и миловать на своё усмотрение? Сейчас пострадала простая девушка, а в следующий раз обвинят кого-нибудь из ваших приближённых. Только король имеет право распоряжаться жизнями своих подданных, но никак не члены рядового культа. – Хватит! С этим культом я сам разберусь позже. Но сейчас жрецы Зоримира нужны мне. В моей дочери Аурике возродилась женщина, когда-то разорившая государство и принёсшая несчастье королю Кристофу. Я теперь понял, что от этого все наши беды. – Что? – переспросил Роббер, не веря своим ушам. Пожалуй, он был неправ, когда сказал Клоду, что никто до него не замечал поразительного сходства Аурики с портретом леди Элен. Кто-то явно обратил на это внимание и успел так заморочить голову престарелому монарху, что тот, кажется, окончательно выжил из ума. Король помолчал и продолжил спокойнее: – Я прекращаю твоё расследование. В моей казне нет столько средств, а у полиции нет столько людей, чтобы по десять раз перепроверять закрытые дела где-то в глухой провинции. Несколько дней назад здесь, в столице, погиб знатный вельможа, маркиз Ос. Лучше пусть выясняют, было ли это правда самоубийство. Надеюсь, сейчас ты спорить не станешь? – Как я могу? Маркиз был моим другом. Я и сам хотел бы, чтобы его смерть была тщательно расследована, – сразу согласился Роббер. – Ну а для того дела в Руби Хилле я мог бы нанять частного детектива и собрать информацию, не обременяя казну. На какое-то мгновение ему показалось, что старик сейчас запустит чернильницей ему в голову. Однако боевой запал у того, видимо, закончился. Король ответил уже совершенно спокойно, хотя и с изрядной долей желчи: – Этого я тебе, конечно, запретить не могу. Но если что-то пойдёт не так, отправишься послом в Риф-Керрен. Раз уж в собственном замке тебе нечем заняться, всегда можно найти место, где ты лучше послужишь короне. – Я понял вас, государь, – сказал Роббер, поднимаясь. Старик махнул рукой, давая понять, что аудиенция окончена. В королевской приёмной Аурики уже не было, зато Роббер обнаружил здесь Октавию. Сегодня та была одета как светская дама, в персиковое платье-карандаш и кофейного цвета жакетик. Только золотой медальон в виде черепа выдавал в ней жрицу бога смерти. Завидев графа, Октавия улыбнулась ему и приветливо кивнула. В ответ он тоже наклонил голову, хотя и без улыбки, после чего поспешил покинуть столпившийся вокруг Октавии двор. Ему хотелось поскорее выбраться из этого театра абсурда и вернуться домой, к нормальным людям, к своим домочадцам, к Клоду. Объяснить ему, наконец, что он в полной безопасности, и обслуживать безобразного хозяина ему не придётся. Что статус личного графского наложника был ему дан лишь для того, чтобы не возникало лишних вопросов. И для того, чтобы он мог спокойно ходить, где хочет, не опасаясь, что кто-то из солдат или слуг станет к нему цепляться. Самого Клода это ни к чему не обязывает… А чего будет стоить Робберу такое сохранение дистанции, ему знать необязательно. И всё же графу не удалось совсем избежать концерта, о котором говорила Аурика. Где-то на полпути к выходу из дворца, в одном из внутренних двориков с зимним садом их с Аланом настиг пленительный крылатый голос певицы, как и накануне, прекрасно слышимый на приличном расстоянии от того места, где находилась она сама. Конечно, то, что пела Октавия сейчас, было далеко от гимна смерти на древнем языке, который она исполнила на похоронах. Всего лишь немудрёная лирическая песенка про каких-то лебедей, но акустика дворцовых залов усиливала её голос, углубляла и насыщала его, превращая всё окружающее пространство в зловещую ловушку. Роббер прибавил шагу. Даже Алана пробрало. – Провалиться мне на месте, – пробормотал он. – Она так могла бы помутить рассудок самому Зоримиру, не то что королю. – Да, будь я статуей в этом дворце, уже бы сбросился с постамента, – пошутил граф. Словно в ответ на его слова, где-то вверху послышался громкий сухой скрежет. Роббер поднял было голову посмотреть, что там, как вдруг Алан прыгнул на него словно дикий котяра, сграбастал в охапку и повалил на бок. В тот же миг перед лицом графа пронеслась какая-то серая глыба и с грохотом врезалась в землю, разбрызгивая гравий садовой дорожки. Почти одновременно с этим раздался выстрел. Экзотические птички, беспечно порхавшие между ветвей, замолкли на миг, а потом загалдели все разом. Ничего не понимая, Роббер приподнялся на колени, оглушённый шумом и собственным падением. – Милорд? Вы в порядке, милорд? – настойчиво спрашивал Алан, весь засыпанный каменной крошкой и комочками земли. Роббер понемногу начал приходить в себя. – Да…Кажется, да. Что это было, Алан? – Статуя. Рухнула с портика прямо на нас. Я уловил там какое-то движение краем глаза за миг до того, как она стала накреняться. Поднявшись на ноги, Роббер проследил за его взглядом. Вверху, под сводами крыши, тянулась небесная галерея, вдоль которой стояли статуи древних королей, героев и богов ингерского пантеона. Отсюда она казалась пастью гигантской рептилии, утыканной острыми зубами. Впрочем, теперь в этом ряду зияла брешь – один из постаментов лишился своего обитателя. – Ты хочешь сказать, там наверху кто-то был? – Да, милорд. Жаль, что отсюда никак не забраться. Я выстрелил туда, где заметил фигуру, но не уверен, что достал мерзавца. Сейчас там никого нет. – Ну, это я и сам вижу. Роббер перевёл взгляд вниз и подошёл к статуе, едва не размозжившей ему голову. Огромный истукан раскололся на несколько глыб и множество камней помельче. Однако вполне угадывалось, что некогда он представлял божество в остроконечном капюшоне, с крыльями летучей мыши за спиной, мечом в одной руке и свитком в другой. На треснувшем каменном свитке ещё можно было прочесть надпись: «Служи ему, и он вознаградит тебя. Предай его, и он уничтожит тебя. Зоримир – бог смерти и тьмы. Властелин над жизнью и судьбой, единственный судья над всеми. Он – начало всего и конец всему. Он – всё». – Умоляю, милорд, давайте убираться отсюда, – подал голос Алан. – Уверен, ваши враги стреляют метче, чем роняют статуи. Не будем ждать, когда они найдут какой-нибудь ствол. Интересно, сам-то Алан откуда достал пистолет? Роббер до этого не видел у него никакого оружия. Насчёт преступников, граф почти был уверен, что стрелять в него не станут. Они действовали с осторожностью, а пулю им вряд ли удастся списать на несчастный случай. И всё же с Аланом нельзя было не согласиться. Задерживаться здесь дольше положенного явно не стоило. Уходя, Роббер всё же оглянулся на бога смерти, развалившегося на куски. Это послание от жрецов? Знак судьбы? Попытка кого-то подставить? Или несостоявшийся убийца всего лишь использовал то, что подвернулось под руку? Только сейчас Роббер понял, что больше не слышит голоса Октавии. Изваяние рухнуло на последней ноте её песни.