Сокровище гоблина

К пяти часам вечера ближайшие друзья и родственники покойного маркиза собрались для оглашения завещания. Вопреки обычаю, не в его родном поместье Ос, а в особняке лорда Веллингтона, расположенном на другом конце столицы, почти у самой набережной. Душеприказчик Карлона и давний друг его семьи вот уже лет двадцать как был прикован подагрой к инвалидному креслу, а потому не мог присутствовать на похоронах. И наследников маркиза, желающих узнать последнюю волю покойного, он вынужден был пригласить к себе. Роббера это весьма устраивало. Он ни минуты лишней не хотел бы задерживаться в доме, где его уже пытались отравить, и где всё теперь было пронизано враждебностью. К тому же такие перемещения давали возможность заехать в свой собственный городской дом, пообедать и переодеться. К лорду Веллингтону он в сопровождении Алана прибыл раньше назначенного времени. В душе ещё теплилась какая-то надежда, что Норре, если и не полностью солгал насчёт участи мэтра Грависа, то хотя бы всё преувеличил. Увы, старый лорд сразу его разочаровал, сообщив, что бывший управляющий и в самом деле оказался под арестом за расхищение хозяйского имущества, его подпись потеряла силу, а свидетельство более не заслуживает никакого доверия. – Ну а сам я тоже недостоин вашего доверия? – спросил Роббер, едва сдерживая досаду. – Неужели я стал бы лгать о том, что Карлон сделал мне подарок? Или моё слово значит не больше, чем слово проворовавшегося простолюдина? Веллингтон всплеснул сухими руками. – Помилуйте, граф, чем я заслужил такие упрёки? Вы же знаете, что я связан обязательствами. Если бы речь шла обо мне, одного вашего слова было бы более чем достаточно, но, представляя интересы покойного, я вынужден следовать букве закона. – Да, вы правы. Извините. Старик вздохнул: – Я просматривал эти документы. Такой невольник быстро стал бы для вас разочарованием. Он приучен к весьма специфическому обращению и попросту не сумел бы должным образом вас понимать. Раба для личных услуг лучше брать неиспорченным, непосредственно из питомника. Примите дружеский совет: насладитесь всем, что он способен дать, а затем отправьте его к хозяину. – Но вы парня в глаза не видели, как вы можете судить? Что касается Бомона, этот негодяй его не получит ни при каких обстоятельствах. – Будет вам, Роббер, – с лёгким упрёком произнёс хозяин дома. – Ну что за ребячество? Не хотите же вы сказать, что сами стали любителем забав, для которых употреблялась эта игрушка? Норре только что потерял брата, ему просто необходимо отвлечься от горя. Раб, с которым он привык снимать напряжение, как нельзя лучше для этого подходит. А в вас говорит чистое упрямство. Не знаю уж, что между вами произошло, но не дело отыгрываться подобным образом. Роббер понял, что продолжать спор бессмысленно. Когда дело касалось юридических вопросов, Веллингтона было не пронять, именно поэтому многие аристократы почитали за честь сделать его своим доверенным лицом. К тому же он явно не осуждал Норре за его развлечения. Постепенно начали появляться прочие гости. Пришедший одним из последих Бомон поздоровался с хозяином дома, окатил Роббера полным ненависти взглядом и уселся на другом от него конце большого стола в гостиной. Когда все были в сборе, лорд Веллингтон принёс соболезнования Норре Бомону, официально ввёл его в наследственные права и принялся зачитывать завещание. Мероприятие никаких сюрпризов не предвещало – удивляло лишь то, что Карлон вообще озаботился составлением завещания. Родовые земли и особняк могли перейти только к ближайшему родственнику вместе с титулом, а денег у маркиза при его образе жизни особо не водилось. Всё же дальние родственники со стороны матери получили некоторые суммы. Одному из друзей Карлон завещал свой экипаж, который тот у него регулярно одалживал, другому понравившуюся рабыню, но в основном, просто оставлял приятелям какие-нибудь приятные вещи на память. Роббер был так поглощён своими мыслями, что едва не пропустил момент, когда прозвучало его собственное имя: – Графу Робберу Мегинрату, своему доброму другу, который увлекается коллекционированием редких и старинных книг, я завещаю единственный дошедший до наших дней экземпляр монографии Уильяма Бомона «Катакомбы и фортификационные сооружения Гостинда, а также окрестных замков и пригородов столицы». «Как мило с его стороны было вспомнить о моём увлечении, – рассеянно пронеслось в голове. – Бедный Карлон». – Это незаконно! – вдруг прогремел голос Норре Бомона. – Брат не имел никакого права завещать семейные архивы постороннему лицу! Роббер удивленно уставился на своего врага. Что это было? При всём дурном нраве, Бомон никогда не стал бы так мелочиться. Тем более что сам он совершенно не увлекался ни чтением, ни антиквариатом. – Книги не относятся к архивам, – напомнил Веллингтон. – Лишь дневники и переписка членов вашей семьи. Однако Норре упёрся рогом: – Всё равно это фамильное достояние! Её писал мой предок! Книга не должна уйти в чужие руки, она передавалась в нашей семье из поколения в поколение. Роббер раслышал, как один из приятелей Карлона хмыкнул и пробормотал себе под нос: "Видать никому до неё не было дела, вот и пылилась на полке", и в душе полностью с ним согласился. Но почему тогда она вдруг стала так важна Бомону? Не из вредности же он тут скандалит? И уж точно не из любви к пра-прадедушке. Катакомбы и фортификации... В памяти вдруг всплыл разговор с Клодом, его уверенность, что в замке Мегинрат существуют потайные ходы. Из чистого любопытства Роббер тогда поручил поискать их. А теперь его накрыло подозрение, что всё это как-то связано с покушением на него самого и со смертью Карлона. Меж тем, убедившись в ходе короткой ожесточённой перепалки с душеприказчиком, что оспорить завещание не выйдет, Норре бросил в сердцах: – В любом случае, я не собираюсь в ближайшее время перерывать библиотеку в поисках какого-то потрёпанного фолианта! У меня сейчас множество других дел. Очевидно, он даже не осознавал, насколько эти слова противоречат всему, на чём он только что настаивал. Веллингтон издал скрипучий смешок: – От этих хлопот, маркиз, я вас избавлю. Книгу ваш брат оставлял мне на хранение, так что я передам её графу Мегинрату из рук в руки. Вы, господа, сегодня, право же, оба словно не в себе. Ссориться из-за таких пустяков! У Бомона прямо таки челюсть отвисла от этой новости. Бородатое лицо пошло пятнами. Похоже, не только библиотека, но и весь особняк уже был не единожды перерыт в поисках злосчастной книги. А она всё это время пребывала на хранении у старого лорда. У Роббера отпали последние сомнения: именно из-за неё, этой монографии о катакомбах, погиб Карлон. И если всё обстоит именно так, то... Возможно, это последний и единственный шанс спасти Клода законным путём. – Я готов вернуть тебе фамильное достояние, Норре... – он посмотрел прямо в глаза Бомону, – если тот подарок, который друг сделал мне перед смертью, останется у меня. Я тоже хочу иметь что-то на память о нём. Повисло молчание. Роббер не отрывал взгляд от лица Бомона и по глазам его видел, что в душе противника разыгралась настоящая буря. – Хорошо... – прохрипел тот наконец. – Книга на мальчишку. Секретарь Веллингтона принёс старый томик в синем кожаном переплёте и папку с документами Клода. Всё это он передал Алану. Тот с умным видом полистал документы, кивнул и, подойдя к Бомону, положил перед ним дарственную, уже составленную, но пока не подписанную. Рядом легла книга, которую Алан, впрочем, непринуждённо придавил большим пальцем. Сердце Роббера сжалось в недобром предчувствии. Неизвестно, какое оружие дал он в руки своему врагу, совершив подобный обмен. Ясно было одно. Ничего ещё не кончено, и от Клода Норре так просто не откажется. Но, по крайней мере, Роббер теперь сможет защищать юношу на законных основаниях. Глядя на то, с каким видом новоиспечённый маркиз подписывает дарственную, Роббер тихо порадовался, что Алан не настоящий секретарь и успеет среагировать, если Бомону вздумается дать волю своим эмоциям и воткнуть перо ему в глаз. *** Длинный день бесплодных поисков всё же увенчался успехом. Затаив дыхание, Клод положил ладонь на рычаг, ощущая под рукой холодную гладкую бронзу, и, решившись, потянул его на себя. Раздался скрежет, от которого, как показалось, содрогнулся весь замок. Соседняя стена лопнула, широкая трещина прорезала её от пола до потолка, хрустя штукатуркой и ломая фамильные портреты. Клод выпустил рычаг, зажмурился и вжался в стену. Что он натворил? Бесценные произведения искусства погибли, о скрытых ходах теперь узнают все, кому не лень, замку потребуется ремонт… Боги, лучше бы лорд Роббер его убил сразу. Но топота стражи и грязной ругани почему-то всё не было слышно, в дверь никто не ломился. Словно стены Мегинрата каждый день раскалываются, как ореховая скорлупа, а за ночь срастаются снова, и никому уже это не интересно. Тут палец, на котором когда-то вырвали ноготь, неудачно шоркнул по булыжнику, и боль привела Клода в чувство. Он осторожно ощупал стену. Камни. Ну конечно же, ведь в портретной галерее нет и никогда не было никакой штукатурки. Необработанные стены придают этой комнате старинный и торжественный вид. А значит, всё, что он видел… Клод открыл глаза и утёр с лица холодный пот. Всё было на месте: и картины, и стены, только в углу, где сдвинулись каменные блоки, зиял небольшой аккуратный проход. Очевидно и звук был не таким уж громким, раз не привлек ничьего внимания. Клод даже не знал, радоваться ему или впадать в отчаяние. Опять галлюцинации! Да что с ним такое творится? Наверное, просто устал. И слишком много думает о плохом. Ничего. Нужно только проверить, куда ведёт этот ход, потом дождаться возвращения милорда и рассказать ему о результатах. Глядишь, сегодня ничего ещё не решится, и можно будет провести ночь в своей комнате. Если это позволят, Клод не станет тратить силы на пустые терзания – как следует отдохнёт и завтра снова будет нормальным. Таким, каким должен быть хороший, удобный раб. А если окажется, что он и правда повредился рассудком, попробует как-то с этим справляться. Лишь бы никаких видений не случилось при свидетелях. Особенно при графе. Милосердные боги, пожалуйста, только не при нём! Из-за туч сегодня стало смеркаться раньше обычного. Отправляясь в галерею, Клод захватил с собой свечу, и это было очень кстати. Удостоверившись, что потайная дверь не закроется за его спиной, отрезав от всего света, юноша отправился исследовать скрытую часть замка Мегинрат. Перед ним оказалась каменная лестница, ступени которой уходили вниз. Верхнего пролёта не было: если древние строители и предусмотрели какой-то выход на сторожевые башни или крышу, очевидно, он находился не здесь. Клод начал спускаться, придерживаясь одной рукой за стену. Огонёк свечи почти сразу зачах, скукожился и боязливо дрожал на фитиле, едва освещая серые каменные глыбы, да свисающую лохмотьями паутину. Вдруг нога провалилась в пустоту. Клод ахнул, едва успел схватиться за стену второй рукой, огарок полетел куда-то вниз, и раб остался совсем без света. Лишь дверной проём выше по лестнице ещё выделялся тусклым светлым пятном. Клод лёг на живот и ощупал ступени. Они, похоже, нависали над обрывом. Лестница оказалась разрушена, словно некое хтоническое чудище откусило добрую её часть. Расшатав небольшой булыжник, Клод бросил его вниз и прислушался, надеясь, что высота окажется не такой уж большой, и можно будет позже возобновить исследование. Но камень ухнул, словно в колодец, где-то глубоко-глубоко стукнувшись о дно. Горькое разочарование охватило Клода. Выходит, он так ничего и не нашёл полезного. Единственный обнаруженный тайный проход оказался тупиковым. Есть ли где-нибудь ещё хоть один незамурованный и предоставится ли завтра возможность его поискать? Теперь граф точно сочтёт, что он всего лишь болтливая кукла. С этими невесёлыми мыслями раб поднялся обратно по лестнице, закрыл рычагом потайную дверь и повесил портрет на прежнее место. Вернувшись к себе, Клод сразу прошёл в купальню, принял душ и тщательно подготовил своё тело на случай, если лорд Роббер вызовет к себе вечером и пожелает развлечься. На собственную кровать, такую уютную, мягкую и безопасную, Клод старался не смотреть, чтобы не расклеиться. Безумно хотелось нырнуть в неё, накрыться с головой покрывалом и исчезнуть до завтра. Он ведь почти не спал прошлой ночью, а день потратил на сложные поиски, а потому просто валился с ног от усталости. Пока переодевался в чистое, начал было прикидывать, сумеет ли самостоятельно привести в порядок испачканный пылью костюм, но тут же задумался о том, что на рычаге почему-то пыли не было. Выходит, кто-то открывал потайную дверь совсем недавно? И без ведома хозяина замка. Хотя, возможно, это ничего и не значило, ведь ход всё равно тупиковый. Кто-то случайно обнаружил механизм за портретом, открыл дверь, понял, что ничего интересного за ней нет, и не счёл нужным ставить лорда Роббера в известность. Тут за дверью послышались шаги. Клод метнулся к столу, торопливо сгрёб все свои чертежи и сунул их в ящик. Но предосторожность оказалась излишней: в комнату вошёл никто иной, как сам граф. Вошёл – и замер на пороге, оглядываясь. – Ваша светлость… – голос сел. Клод низко склонился, обуреваемый самыми противоречивыми чувствами. – Добрый вечер, Клод. Как прошёл твой день? Раб почувствовал, что заливается краской. – Простите, милорд, я пока ещё не смог обнаружить ничего, что стоило бы вашего внимания. Только одну потайную дверь в портретной галерее, но проход за ней разрушен, им нельзя воспользоваться. Очень сожалею о своей нерасторопности. – Ого! – удивился граф. – Я не ожидал таких результатов в первый же день. Завтра я хотел бы взглянуть на эту дверь, а пока… скажи-ка, твой стол запирается? – Да, милорд, там есть ключ. Клод приободрился. Судя по всему, у него есть в запасе, как минимум, завтрашний день. Главное, выспаться ночью, чтобы больше не посещали ни видения, ни кошмары. Роббер с улыбкой протянул ему папку с какими-то бумагами. – Это будет храниться у тебя. Просмотри их и запри в столе. Клод послушно взял папку, открыл её… и едва не захлопнул с треском. Боги всё же не были милосердны к нему и не услышали его молитв. Чем бы ни являлся верхний документ на самом деле, Клод видел лишь одно: дарственную от маркиза Ос графу Мегинрату на раба девятнадцати лет от роду по имени Клод. Маркиза нет в живых, дарственную подписать он не мог, так что… Клод поморгал, впился ногтем в искалеченный палец, но на этот раз даже боль не возымела эффекта. Галлюцинация не спешила исчезать. Более того, по одному переворачивая листы, он узрел свою медицинскую карту, сертификат из питомника, сведения о бывших владельцах, описание внешности и даже заключение оценщика с аукциона, на котором его когда-то купил лорд Норре после смерти первого хозяина. Конечно, никто не стал бы рабу давать всё это в руки. Зачем только он весь день думал и думал о своих документах, дурак? Вот тебе и результат. Привиделись. Стараясь, по возможности, не выдать своих эмоций, Клод молча закрыл папку, убрал её в ящик стола и повернул ключ. Завтра, на свежую голову, он попробует прочесть эти бумаги ещё раз. Если лорд Роббер велел ему ознакомиться с их содержанием, возможно, впоследствии захочет что-то обсудить. Только бы не сейчас, когда Клод не в состоянии разобрать ни строчки. – Всё в порядке? – голос графа прозвучал с недоумением и тревогой. – Д-да, милорд. – Понимаю, – Роббер закусил губу. Клод открыл было рот ответить, но граф тут же поднял руку, словно отгораживаясь. – Нет-нет, не говори ничего. Послушай. Я всё про себя прекрасно знаю. Просто поверь, я забрал у Бомона твои документы только для того, чтобы... Раба словно кипятком обдало. – Боги, так они настоящие? – вырвалось у него. – Вы правда забрали их? – Хм, ну да. Как и обещал. Но ведь ты и сам видишь. Клоду захотелось умереть, превратиться в пепел сию же секунду. Или лучше ещё при рождении, чтобы вообще никогда не существовать. Таким идиотом он не чувствовал себя никогда в жизни. Документы. Его документы. Это была не галлюцинация! Та дарственная… ну да, титул маркиза Ос перешёл к Бомону, это его подпись. Лорд Роббер каким-то образом сумел договориться со своим врагом. «Как и обещал». Хотя ничего ведь он не обещал, на самом деле. Сказал, что не отдаст, но Клод был уверен – означать это может только одно. Как же тут было поверить даже собственным глазам? Мысль о том, как со стороны должна была выглядеть его реакция, совершенно парализовала Клода. В голове вертелось: «Спасибо, спасибо, что оставили меня себе. Вы никогда не пожалеете об этом. Я буду хорошо служить вам». Но язык словно превратился в камень. Не получилось даже просто соблюсти предписанный рабским кодексом этикет. Ему сейчас надлежало опуститься на колени и целовать ноги господина, всем своим видом показывая, какая благодарная, ласковая и на всё готовая зверушка отныне в полном того распоряжении. А он вместо этого продолжал стоять столбом. – Я забрал их только чтобы Норре не причинил тебе зла, – продолжил Роббер с того места, на котором его столь бесцеремонно перебили. – И хочу, чтобы ты хранил бумаги у себя, думаю, тебе так будет спокойнее. Знаю, что со мной может быть некомфортно даже просто находиться рядом... но с моей стороны тебе нечего опасаться. Я к тебе не прикоснусь. Последние слова прозвучали довольно резко и, сказав их, граф отвернулся. Клод продолжал стоять, ощущая нарастающий ужас. Как же так? Почему даже во время самых тошнотворных забав у предыдущих хозяев ему удавалось себя контролировать, улыбаться, быть соблазнительным, услужливым и приятным? А с таким владельцем, о котором и мечтать не смел, он ведёт себя как неотёсанный чурбан, в жизни не знавший хорошей дрессуры. Ещё бы граф Мегинрат захотел прикасаться к такому рабу! – Господин мой… – прошептал Клод и не смог продолжить, потому что горло тут же сдавило спазмом. Сначала рассудок, а теперь уже и тело предало его. Именно сейчас, когда всё так хорошо обернулось. Словно сомнамбула, Клод сделал пару шагов, отходя от стола, но враз ослабевшие ноги подкосились, и вместо того, чтобы изящно опуститься на колени, он споткнулся и некрасиво рухнул бы на пол, если бы неожиданно лорд Роббер не бросился к нему и не подхватил за плечи, не давая упасть. – Что с тобой, мой милый? Ты такой бледный. Устал? Конечно, у тебя ведь был трудный день. Мне не стоило так сваливаться тебе на голову. Давай мы всё обсудим позже. Поддержав юношу, граф тут же попытался его отпустить и отодвинуться, но не тут-то было! У Клода совсем сорвало крышу. Вцепившись обеими руками в графский жилет, он уткнулся в него носом, словно бездомный щенок. Проклятые слёзы, опять коварно подступившие к глазам, жгли и душили. Клод боролся с ними из последних сил, чувствуя, что безнадёжно проигрывает. Реветь он себе не позволял лет, наверное, с семи, хотя… теперь уже всё равно. Он уже всё, что мог, испортил и зарекомендовал себя перед таким чудесным хозяином с самой наихудшей стороны. А вдобавок ещё и тронулся умом, о чём господин пока не знает. Сейчас, конечно, его отшвырнут, но секундочку он так постоять успеет. Несколько ударов сердца, пару вдохов… Однако граф сначала неловко приобнял его, затем прижал к себе и поцеловал в макушку. – Ну что ты, по́лно, – сказал он дрогнувшим голосом. – По́лно, всё худшее позади. Просто знай, всё теперь будет хорошо. Я не дам ничему плохому случиться с тобой. Мы во всём разберёмся, всё уладим. Ты будешь счастлив здесь. Ты веришь мне, Клод? Клод ещё крепче вцепился в его жилет и всё-таки разразился слезами, мгновенно почувствовав облегчение. И высшие силы не покарали его за то, что он сейчас нарушил из рабского свода правил не менее двадцати пунктов о том, как подобает вести себя с господином. Роббер снова коснулся губами его волос, и Клода охватило странное, никогда прежде не испытанное чувство тепла и защищённости. Сколько это продлилось, он не знал, потеряв счёт времени. Однако лишь только Клод пригрелся, перестал дрожать и начал приходить в себя, хозяин очень аккуратно, но решительно отстранил его. Сразу убрал руки, даже спрятал их за спину и сделал шаг назад, словно боялся обжечься о невольника. Реальность вновь обрушилась на Клода, напомнив, кто он и кто граф. И всё, что он натворил. И угрозу господина никогда теперь его не касаться. Но прежде, чем он успел хоть что-то предпринять по этому поводу, Роббер пожелал ему спокойной ночи и вышел из комнаты.