Сапёр

      Летняя усталость, хитрый взгляд и жужжащее раздражение.        Пушистые ветви мягко и лениво качаются от нежного ветра. Шум города отходит на второй план в узких дворах Ханчжоу. Изнуряющая жара спадает — приходит умиротворяющая прохлада. Все было бы прекрасно, если бы не этот вездесущий черт. Тянь растягивает шаг и врывается в поле зрения Шаня. Давай-давай, посмотри на меня, разозлись ещё раз.       Опять этот придурок учудил — целую вечность уговаривал о позволении заплатить за их перекус в любимой забегаловке Шаня, а потом наигранно жаловался офицантке на, мол, непутевого Рыжика. Шаню ничего не оставалось делать, как выйти из кафе с залитым краской лицом и отправиться туда, куда глаза глядят.       Чтобы обезвредить бомбу нужно иметь стальные нервы, иначе каждый шаг может оказаться роковым. Терпение и расчётливость тоже занимают немало места в жизни хорошего сапёра. Необходимо иметь крепкие руки — так, чтобы без лишнего движения и шороха, чтобы слаженно и просто. Обычно на такой род деятельности идут люди, которые хотят спасать или те, которым нечего терять. В данном случае Тянь просто хочет спасти себя.       — И за что мне такая кара, — измученно протягивает и вздыхает.       — Да брось ты, — легко мурлычет, — тебе же нра-а-а-а-вится, — мелодично растягивает Тянь и нагло сокращает расстояние между ними.       Бодает Шаня в висок, щекоча ухо мягкими прядями, вечно торчащими в разные стороны. Втягивает в сведенные радостной судорогой легкие запах медового мыла. Закинутая рука на плечо — дежурный жест. Шепчет и фырчит на ухо, резко краснеющее, что-то невразумительное. Тянь идет уверенно, напролом, потому что он — истинный сапёр.       Переулок был словно забронирован для съемок банального боевика, потому что ребятам не встретился ни один человек с того момента, когда они завернули в широкую арку дома. Тяню же на руку — Шань будет раскрепощённее       Солнце заходит за линию горизонта — лучи преломляются и окрашивают все в горячий. Целуют деревья на прощание и танцуют с веснушками на напряженном носу Шаня. Прохладный ветер мягко оглаживает фигуры, подталкивает друг к другу.       Тонкая шея моментально алеет и покрывается мурашками от шёпота. Ещё чуть-чуть - и Шань заорет, или ударит, или убежит, укусит за нос или даст подзатыльник, потому что терпеть такого рода пыток становится просто невозможным:       — Что мне может нравиться? То, что ты ведешь себя как дебил или то, что ты ведешь себя как дебил, — язвит и отклоняет голову в сторону — подальше от наглеца.       Бархатный и утробный смех раздается и колет Шаню под ребром, потому что ямочки и морщинки возле глаз обдают искренностью, от которой можно умереть. Звонко отдаются где-то внутри обнаженные душа и зубы. Шань выпаливает, словно пытается предотвратить что-то страшное и наступающее:       — Чего ты привязался? Что тебе нужно?       — Поцелуй на этом закате, — слишком серьезно       Сапёр должен совершать решительные шаги, иначе его работа потерпит крах.       Тянь делает два рваных шага, поблескивая ботинками, загораживает закат и роняет умоляющий взгляд, задерживая дыхание.       Все что успевает Шань, это поднять скрученную дрожью руку в сторону плеча Хэ и потерять дар речи. К такому он точно не был готов. Слишком резко, слишком прямо и неожиданно. Тот отдел мозга, который отвечал за раздражение и злость, застопорился, потерял способность работать.       — Что? — только и всего, что может вымолвить.       -Пожалуйста, — шепчет, — пожалуйста, доверься мне, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, — выдыхает в самые губы, на что Шань скованно скашивает взгляд в асфальт.       Мягко. Нежно.       Нервно. Неуверенно.       Шелковистые губы аккуратно прижимаются к уголку, касаются центра и дергаются от излишнего напряжения. Так ещё Тянь не старался донести и передать свою любовь, восхищение. Главное не отпугнуть, не отвратить. Лишь бы не рвануло.       В Рыжем сломалась очередная установка — ему не противно. Робко кладет руки на плечи, ощущает под пальцами натянутую ткань рубашки и горячие ключицы под ней. В полуприкрытые глаза отсвечивает лучи солнца, ударяющиеся о спину и голову Хэ Тяня. Чувствует теплую оглаживающую ладонь за ухом и счастливый выдох в губы. Горло напрягается, челюсть немеет от ощущений.       Ладно, хрен с тобой.       Резко толкается вперёд и прикусывает нижнюю губу. Плевать, что он подумает, сам начал. Сильно вжимается в него, втискивая кроссовок между лаковых туфель, скорее всего, их пачкая. Неуклюже проводит рукой по приятным на ощупь волосам, пропуская борозды меж пальцев и резко сжимая. Улавливает удивленный вздох и улыбку в поцелуе. Брови Тяня изламываются. И нифига Рыжий не умеет целоваться, но, яростно игнорируя неловкость, старается это скрыть от сосредоточенного Тяня. Рыжий чувствует привкус стали: кажется, он забылся. Закат достигает пика — заполняет все ярко-алым.       Резко обрывается, упираясь руками в плечи, смотрит с осторожностью. Впиваются в память пьяные глаза, спутанные змеей волосы и полуоткрытый рот, алеющий струйкой крови. Внутри все моментально замирает, коченеет. Поперёк вытянутых рук ложатся кисти, прижимается ко лбу:       — Ничего-ничего, можешь хоть всего меня обкусать, — шепчет задушено и довольно.       — Придурок!       Вновь раздаётся утробный хохот.       Ещё одна ступень пройдена. Сапёр знает свое дело.