Сапёр

      Рыжий не подписывался на это.       Но все же сидит на переднем пассажирском, устало провожая взглядом бешено мелькающие огоньки. Это было дурной идеей — покататься по городу, заволоченному ночным молчанием.       Он растекся по креслу, словно находится в самолете, стремительно падающим вниз. Лопасти турбины заполошно скрипят, и все, что остается делать — это откинуться в кресло, обреченно закинуть голову и ждать. Стены тревожно дрожат и свет ослепляет, ветер проходит со свистом, снося все на своем пути в конец салона. Вспышка.       Последние силы уходят на поворот головы. У Тяня нечитаемое лицо: холодное, лишенное эмоций и жизни. Ледяной ветер врывается в окна автомобиля, заставляя задыхаться, резко смахивает выступившую слезу и замораживает раздраженное, сдавленное дикой судорогой горло. Они несутся по подземному пустому туннелю.       Нервность оживает где-то в руках. Лицо воспламеняется диким оскалом. Рыжий с силой пихает Тяня, машину ведет в сторону. Под ладонью мимолетно ощущается влажная холодная кожа. Взрывается:       — Да какое ты блядское право имеешь! Какое?!       Кажется, сапёр крупно провалился.       Каменная хватка на плечах и толчок в строну, стальное:       — Успокойся. Иначе мы врежемся, — цедит.       Рябь подземных фонарей сменяется на двубалльный маревый шторм.       — Останови машину, — голос дрожит в попытках найти то самое нужное в этот момент самообладание.       Тянь с раздражением отворачивает голову и закусывает до боли губу, не в силах терпеть происходящее.       — Я сказал: останови эту блядскую машину.       — Как минимум год, — Тянь виновато отводит взгляд, — Но если все получится, иначе дольше.       Повисает молчание. За дверями суматоха набирает шум, но звенит в ушах явно не от нее.       — Дольше? Можешь вообще тогда не возвращаться, — вырывается ядовитый смешок.       С досадой зачесывает рукой волосы назад, отворачивая голову. Не планировал он так.       — Послушай, — внимательно заглядывает в глаза и обхватывает запястья. — Я закончу старшую школу там и вернусь сюда, правда, я придумаю что-нибудь. Я буду с тобой на связи.       — Какая связь? Тебе телефон на два часа в день будут выдавать и слава богу, меньше донимать меня будешь. Вас там не будут наряжать в колготки и укладывать спать в девять вечера? Если нет, то жаль — тебе такое подойдет, — со злом.       Звенит звонок. И Тянь не сразу поймет, что Шань ушёл, хлопнув дверью школьной кладовки.       Синие бурлящие волны с грохотом бьют о скалы. Море ревет. И Рыжий вместе с ним.       Какое право ты имеешь? Приручать и сразу же уходить.       Живот скручивает, и слезы, не зная стыда, текут по раскрасневшимся щекам. И это нездоровая херня. Пора бы успокоиться.       Среди ветра и озверевшего моря слышится хлопок двери машины.       Шань беспокойно растирает ладонями лицо и подставляет его ветру, упирается руками в бока и пытается восстановить дыхание. На горизонте примечает приближающуюся фигуру.       Оставь меня в покое. Уходи, раз так надо.       И следующую секунду оказывается в объятиях. Тянь сипит:       — Я вернусь. Вернусь. Ты понял меня?       Шань цепляется за него и прячет лицо в шею и дышит — дышит — дышит, запоминает в очередной раз все уже въевшееся под кожу. Прижимается, как к обломку потерпевшего крушение в безжалостном море корабля. К обломку, от которого зависит жизнь. К обломку жизни, к самому важному обломку. Прижимается, словно пытается вплавить в себя, чтобы не ушел, чтобы не забыл. Ветер заставляет съежится и задрожать. Его тошнит от собственной жалости и одержимости.       Тяжелые черные тучи стремительно плывут над пенящимся морем. Шторм завывает.       Я вернусь.