***
Всемогущего все еще не было. Наверное, был занят или что-то вроде того. Зато Деку давно был здесь. Когда Катсуки тихо постучался и отворил дверь, он тут же пожалел о принятом решении все-таки прийти сюда. Лучше бы здесь был сначала Всемогущий, и только потом бы присоединился Деку, но никак не наоборот. Парень, завидев его, выпрямился на мягком диванчике, улыбнулся. Что-то буркнул про чай, поднялся и поставил чайник в углу кабинета. Бакуго постоял с полминуты в дверях, сверля мельтешащего туда-сюда брюнета по комнате, и ему волей-неволей захотелось прихлопнуть его как букашку, лишь бы не нервировал лишний раз. Но Катсуки только шумно плюхнулся на тот же диванчик с противоположного края, закинул ногу на ногу и подпер рукой подбородок, упираясь локтем о ручку дивана. Выражение его лица напоминало задолбавшегося жизнью взрослого, который, скорее всего, ворчал бы, сделай молодежь что-то не так по его мнению. Так скоро и морщины появятся. Бакуго даже потер лоб, пытаясь нащупать там подобие складок, но, поколебавшись, лишь почесал висок. Изуку стоял возле окна, разглядывая одинокий фикус на подоконнике — еще чуть-чуть, и заговорит с ним. Рядом в углу кипятился чайник, бурля с каждой секундой все громче. Когда тот громко щелкнул, Деку, будто на прощание, погладил лепесточек цветка — это заставило Бакуго скривить морду в замешательстве. Парень налил в маленькие чашки горячей воды, перенес на столик перед их диваном, а затем дотащил пару-тройку видов чая и сахар, чтобы блондин мог сам выбрать себе вкус. И Катсуки мысленно поблагодарил его за то, что он с ним не разговаривал, не спрашивая какой именно вкус он предпочитает, и не заваривая ему его самостоятельно. Воды принес — и на том спасибо. Бакуго придвинулся ближе к столику, сидя почти на самом краю дивана. Потянулся к упаковкам чая, и, завидев зеленый, схватил его. Остался один пакетик, и не то чтобы он хотел узнать, какой именно чай хочет Деку (может быть, именно зеленый), но увидев, как тот с энтузиазмом заваривает черный и блаженно втягивает носом его аромат — он облегченно выдохнул. Подцепив два кубика сахара, Катсуки бросил их себе в чашку, и начал громко размешивать ложечкой. Звук был отвратный, он самого его бесил. Но сейчас Деку бесил его куда больше, поэтому он хотел побесить его в ответ. Но Мидория, похоже, даже не обращал внимания на отчаянную попытку раззадорить его, чтобы он рассерженно — или раздраженно — попросил Катсуки прекратить, а он мог подколоть его. Наоборот, парень и вовсе заметил, что Деку даже сахара себе не положил. А чай ведь черный, крепкий. Бакуго поморщился. Он не любил черный чай, да и вообще к чаю у него не было особого пристрастия. Но вот зеленый обожал, особенно сладкий. Забавно, ведь он мог съедать самые острые порции блюд, но вот чай без сахара терпеть не мог. Кто бы мог подумать. Отпив первый глоток, приятный вкус обволакивал горло, а через несколько секунд он уже слегка расслабился. Поэтому он и любил зеленый чай — единственное средство, способное хоть слегка утихомирить его нервы. Деку же еще не сделал и глотка, записывая что-то в тетради рядом, и Катсуки как-то укоризненно уставился на него. Мидория не сразу это заметил, запоздало уставился на него вопросительно, поморгал в растерянности, а потом приоткрыл рот так, будто до него что-то дошло. Что именно он там осознал, Бакуго не понял, поэтому с интересом наблюдал за его действиями: как тот полез в рюкзак, размером, наверное, соответствуя половине его тела, а внутри там — черная дыра, ведь копошился он непривычно долго. Но спустя обманчиво долгие секунды он вытащил шуршащий пакетик со светло-коричневым содержимым. Изуку развязал узел на пакете не сразу, но раскрыл его так, чтобы видно было все его содержимое; поставил на середину столика, и вернулся к записыванию чего-то в тетради. Бакуго в ступоре пялился то на пакет, в котором, кстати, было печенье с шоколадными кусочками, то на Деку. Это он типа так воспринял его реакцию? Он вообще ничего не имел ввиду под своим осуждающим взглядом. Лишь не очень демонстративно показывал, что находится здесь ему не очень-то и комфортно, а сам Деку его самую малость подбешивает. Но Деку действительно воспринял это как что-то совершенно обыденное, словно никакой вражды или намека на соперничество между ними не было, будто они старые друзья, что собрались за чашечкой чая. Нет, ну, фактически, сейчас именно так это оно и было, но Катсуки вообще не на это рассчитывал, когда решился прийти сюда. Он даже не притронулся к печенью, только отпивая уже подостывший чай, слушая шорканье пишущей ручки и тиканье настенных часы за его спиной. И ему хотелось развернуться и посмотреть, сколько времени уже прошло — и когда уже, черт возьми, придет Всемогущий, — но почему-то не хотел дергаться и делать лишних движений, держа непоколебимую планку упертого, и одним только богам известно, зачем ему это было надо. Бакуго уперся о спинку дивана, по-прежнему отпивая из кружки, и осторожно поглядывая в сторону Деку, что все продолжал записывать что-то в тетрадь. Ни к чаю, ни к печенью тот так и не притронулся. Катсуки нахмурился, сомкнув губы на чашке и подмечая, что когда Деку погружается в мысли, то цепляется кончиками пальцев за нижнюю губу, выворачивает ее в разные стороны, иногда оттягивает, а потом снова сжимает, тихонько постукивая ручкой по тетради. Если Бакуго кто-нибудь спросит, откуда и когда он успел это заметить и запомнить, да еще и прикрывая за этим желание самому ухватиться за его губу и выворачивать ее так, чтобы он и думать забыл так делать, то он ни за что не ответит. Пытайте, издевайтесь, но ни за что не ответит. Но вот зато его бубнеж под нос невозможно не заметить. — Харе бубнить, — рявкнул он слишком громко, что бедный Мидория аж вздрогнул, медленно поворачиваясь к нему, все также хватаясь за собственную губу. Уставился на него так, будто выпал из реальности. — Че ты делаешь вообще? И где Всемогущий, бля? Изуку сверлил его пустым взглядом несколько секунд, будто он и вправду находился сейчас где-то в другом измерении — Катсуки всеми силами старался подавить желание хлопнуть ему перед лицом в ладоши или щелкнуть по носу. Но потом тот отцепился от своего рта, поджал губы под самый нос, будто разминая мышцы лица, и отвернулся от него обратно к тетради, неожиданно резко принявшись что-то записывать. Похоже, в этот момент он обдумывал какую-то мысль. Но он вообще слышал, о чем спросил его Бакуго?! — Я домашку делаю, — спокойным тоном наконец ответил он. — А Всемогущий сказал мне, что сегодня задержится, поэтому попросил его подождать. Катсуки слишком резким движением поставил чашку на стол, на дне которой плавали остатки чая, каким-то образом выпавшие из пакетика. Деку не вздрогнул — почему-то ожидал этого — но все же повернулся в его сторону, уставившись на блондина во все очи. Тот также неожиданно подорвался с дивана, хватая с пола свой портфель, и двинулся в сторону двери. — Ты уходишь? — монотонно прозвучал вопрос и Бакуго остановился. — Мы можем вместе домашку доделать до его прихода. Внутри Катсуки отчего-то закипал все сильнее, сжимая руки в кулаки в карманах брюк. Он едва нахохлился, опять чувствуя жжение в груди, и с силой сжал зубы до боли в челюсти. О чем вообще думает этот придурок Деку?! — Я сам к нему приду, когда надо будет, — также холодно ответил он, намереваясь уже пойти. — Хорошо! Через чур позитивное, выбивающее из колеи «Хорошо», заставило его обернуться назад через плечо, почему-то недоверчиво косясь на брюнета. Потому что этот придурок улыбался. Улыбался, черт возьми! Катсуки неверяще таращился на него. До этого, привычно сожалеющее выражение лица на его смазливой морде и предложение помочь, сменилось на полное противоположное: он улыбался по-идиотски, иногда вскидывая взгляд в сторону, будто действительно отвлекался на что-то, но тут же возвращался обратно к зрительному контакту. Бакуго пытался заглянуть поглубже: увидеть подвох, какой-то подтекст в этом или намек на ложь, но в зеленых глазах он видел только приторное дружелюбие и… понимание. И его невольно передернуло от этого. Сердце сделало неприятный кульбит, чувства все как-то притупились, точно как слышать шум под водой, и ему стало… страшно. Он снова ощутил себя маленьким мальчиком, что вот-вот расплачется в припадке и истерике от осознания, что потерялся. Только разве сейчас было, что терять? Разве было еще хоть что-то, за что можно было бы зацепиться? Выстроенная до этого каменная стена опасливо содрогнулась, как от землетрясения, а сам он, под толстым хитиновым покровом, панически задрожал. Страх… Страх. Страх. Страх. Страх. Катсуки не выдержал и захлопнул за собой дверь. Помещение вновь окутала тишина, и только тиканье настенных часов нарушало это безмолвие. Деку обернулся. Вау. Они просидели тут целых полчаса! Изуку снова улыбнулся, теперь наконец потянувшись к собственной чашке чая. Та остыла, но Катсуки так и не узнал, что Изуку, на самом деле, любит холодный чай. А печенье он не брал также из принципа, как и сам Бакуго. Он бы взял его первым, и, наверное, съел бы даже больше половины, но ему хотелось, чтобы и Каччан его тоже попробовал. Печенье было сладким, но оно могло бы быть горьким, если бы Катсуки знал, что, на самом деле, Всемогущий и не собирался сегодня приходить. Да и лучше ему этого не знать.***
Бессонница навалилась внезапно. Катсуки мог отсыпаться только днем, вырубаясь на пару часов, потому что большего он себе позволить не мог — делал домашнюю работу, готовился к тестам, не забывая про физические нагрузки и разминки, чтобы всегда быть в форме. И даже не смотря на такой шквал загруженности целыми днями, ему все равно не удавалось заснуть ночью по-человечески. Сна не было ни в одном глазу — он то и дело ворочался по кровати, палился в потолок или читал какие-то статьи столетней давности, вроде, «Когда погаснет солнце» или «Как рак-богомол видит в четыре раза больше цветов, чем человек». Самые странные мысли посещают голову по ночам: от детских и нелепых, до вопросах о смысле жизни и человеческого существования. С трудом признаваясь самому себе, он бы действительно хотел обсудить с кем-то такие темы, но потом отрезал любое стремление воплотить волю пообщаться в реальность. Его реальность уже давно перестала существовать (или сосуществовать) в этом мире с другими людьми, он обрезал все подвешенные шаткие мосты, взорвал все возможные проходы, чтобы никто не мог перебраться на его сторону. Завтра выходной. Снова прошла очередная неделя. Ничего не изменилось и это становилось невыносимо до боли в костях… Стоит ли говорить, что он так и ни разу не заявлялся на приемы по пятницам, как ему и рекомендовалось? Было около десяти часов вечера. Бакуго сидел за письменным столом в позе лотоса, еще раз перепроверяя конспекты в тетрадях. Делать ему нечего — вот и убивает время за учебой, хотя мог бы, как и все, расслабиться и повеселиться. Откуда-то издалека послышался топот и смех ввалившихся на этаж одноклассников. Гогот становился все ближе к его комнате, и он невольно скривился, а когда в его дверь постучали несколько раз, спрашивая, не спит ли он еще — ему и вовсе хотелось заткнуть уши и кинуть в дверь что-нибудь тяжелое, чтобы от него отстали. Нет, все-таки, шум и веселье — это не про него. Сегодня как раз весь его класс собрался вместе, чтобы устроить себе прогулку по торговым центрам и городу в целом. «Это будет отпадная тусовочка, пойдем, а!» — Каминари пытался уговорить его сегодня пойти с ними, но ничего не вышло. Да и вообще, днем он хотел спать. А вот ночью пожалуйста, ему как раз не удается заснуть. Но он бы все равно никуда не пошел. Во рту пересохло, и он, не отрываясь от перелистывания страниц, слепо потянулся к кружке с водой. Взяв ту, он отчетливо ощутил легкость в весе. Раздраженно цокнув языком, ему пришлось подняться с места. Перспектива выходить из своей комнаты — своей зоны комфорта — его совершенно не воодушевляла. Даже чувство голода и жажды не были исключением. Здесь он мог быть наедине с собой, а ему никто не мешал. Прислушавшись, нет ли за дверью никаких посторонних шумов, Катсуки кивнул самому себе, надел тапки и, лениво шоркая ногами, двинулся в сторону двери. Как можно тише отворив ее, парень еще раз убедился, что вокруг никого нет и прибавил шаг. Потом резко затормозил, рыкнул и стукнул себя по лбу, совершенно забыв про кружку. Воду-то он куда наливать будет? Уже спускаясь по лестнице вниз, он навострил слух снова. Сталкиваться с кем-то ему особо не хотелось. Особенно с крикливыми Киришимой, Каминари или Хантой. Но, окончательно спустившись на первый этаж, холл встретил его тишиной и спокойствием. Никого не было, а Бакуго выдохнул облегченно. Общажная кухня была просторной, гарнитуры достаточно много, и один здоровый холодильник, где хранились все продовольствия. Бакуго солгал бы, если бы сказал, что ему нравится такая система. Ему хочется, чтобы у каждого было свое (чтобы у него было свое), а не когда вся еда вперемешку, и не дай бог ты не успеешь съесть свою пайку — ее съест кто-то другой. Именно поэтому весь сухой паек он хранит у себя в комнате, ибо прожор в его окружении было достаточно. Но быстропортящиеся продукты приходилось оставлять на кухне, — в холодильнике — и то он оставлял их подписанными. И нет, там не было типичных «Эта порция Катсуки Бакуго», вовсе нет, — к его вычурным экслибрисам относились осторожно и с опаской… Всякие, «Тронешь — убью», «Сожрешь — заставлю жрать говно» — звучали очень убедительно. После Каминари, который по ошибке съел его карри (крышки их контейнеров были одинакового цвета), никто не хотел проверять на себе еще одну реакцию Катсуки и быть покалеченным. Заглянув вовнутрь холодильника и ничего там своего не увидев, парень повел бровью и принялся выискивать фильтр с водой, параллельно думая, что пора бы приготовить что-нибудь. А фильтр был пустой. Ему банально захотелось заорать благим матом, притащить сюда всех и тыкать мордой. Он помнит, как еще при заселении все договаривались, что будут следить за постоянным наличием отфильтрованной воды, чистотой не только на кухне, но и в гостиной, и вот — опять. Уже не в первый раз это происходит. Один раз ему пришлось отмывать от поверхности стола кем-то опрокинутый кофе. И ведь эта скотина (как обозвал его Бакуго) не показывала себя, и даже не удосужилась убрать за собой. Быстро набрав в фильтр воды, он поставил его на тумбочку возле раковины, рукой упираясь о стол. Откуда-то стоявший шум начал его бесить. На его памяти, холодильник так шуметь не должен, а потом до него дошло… кто-то не выключил кондиционер. — Да заебали, — шикнул он, не выдержав, ища пульт от прибора, но и его не обнаружил. — Я ебал… — Катсуки буквально закрыл лицо рукой, начиная беситься все больше. Шумно выдохнув, пододвинул стул к стене, и тот едва скрипнул, когда туша залезла на него, но он не обращал на это внимания, пытаясь дотянуться до шумящего кондиционера. Нащупав кнопки сзади, он еле просунул пальцы, с трудом дотягиваясь до светящейся красной. Руку в предплечье внезапно свело будто в спазме и он ахнул, резко прижимая ее и пытаясь размять мышцы. Он даже не заметил, как в помещение кто-то появился. — Ой, — сказал кто-то, и Бакуго крутанулся прямо на стуле, едва удержав равновесие. — Каччан, ты чего делаешь? О. Ну да. Конечно. Это должен быть Деку. Просто заебись. — А ты че тут делаешь? — резко отозвался он, не намереваясь отвечать на вопрос, и заметил, как в руках Деку держит какой-то бумажный коричневый пакет. — Ребята поспорили — кто последний зайдет, тот и дежурит, ну, и вот… — он замялся неловко, открыто выдавая свой проигрыш. — Я только закончил в гостиной, и… — он говорил и говорил, будто Бакуго действительно было интересно его слушать. — Хуево ты дежуришь, — слезая со стула, недовольно ворчал он. — Где пульт от этой ебанины? Деку закопошился, перехватывая пакет из одной руки в другую, возясь с чем-то в карманах, через мгновение достав из одного из них маленький белый пульт. Кондиционер выключился, и в ушах засвистело от внезапно опустившейся тишины. — Я, вообще-то, еще не закончил прибираться. И воды сейчас пришел нали… — Изуку так и не договорил фразу, услышав капающий звук за спиной Бакуго, а потом просиял. — О! Ты воду налил? Спасибо! Бакуго остолбенел. Спасибо? Спасибо, блять?! — Какое нахер спасибо?! Я пришел, а пить, блять, нечего. Так и сдохнуть можно! — не выдержав, пророкотал он, пока Мидория вальяжно обошел его, открывая один из навесных ящичков, и перекладывая туда что-то из пакета. — Не говори ерунды, — мягко отозвался брюнет, даже не смотря в его сторону и зачем-то улыбаясь (надменно — показалось блондину), и Катсуки захотелось ему врезать. — Отфильтровалось, кстати. Тебе налить воды? — он уже взял в руки небрежно поставленную кружку Бакуго, но тот вскочил, выхватывая из чужих рук ЕГО кружку. Раздался оглушительный треск разбившейся керамики. Тишина. Бакуго уставился на разбитую кружку в своих ногах (которой, между прочим, он пользовался еще с начала средней школы), а затем перевел взгляд на растерянного Изуку позади себя, что уже взмахнул руками вперед примирительно. Кровь забурлила от гнева. — К-каччан! — пискнул он, когда его схватили за шиворот. — Она из твоих рук выскользнула, я не при чем, честно! — и глаза Бакуго расширились в возмущении: этот утырок еще смеет вину на него скидывать?! — Отпусти, блин! Но Бакуго как клещ вцепился в него, пока тот пытался вывернуться из цепкой хватки, оттягивая его руку от себя и пытаясь сдвинуться с места. Катсуки не знал, что ему делать. Бить не хотелось — он слишком устал, орать — тоже. Поэтому он просто держал его крепко, ожидая, когда тот выдохнется. Но возиться с ним ему тоже вдруг перехотелось, и он брезгливо отпустил его, что от неожиданности тот чуть не отлетел назад по инерции. Дыша неравномерно, он уставился на осколки. Просто класс — теперь ни воды, ни чая ему ни видать. Сейчас уже точно ни один магазин не работает, да и в комендантский час его никуда не отпустят, а пить из чужих кружек он брезгует. Осев на пол, он принялся их собирать, чувствуя себя как-то тоскливо. Кружка то была любимая, очень удобная — хер он еще такую где найдет. Деку за спиной притих, так и не сказав ни слова, и Бакуго спиной чувствовал, как он таращился на него, наверняка с жалобной физиономией. Но когда он вернулся в вертикальное положение, разворачиваясь, он едва ли удивился, не ожидая увидеть, что тот будет чем-то недовольным, сердитым, и даже и не подумает смотреть на него самого в ответ. Не понимая самого себя, такой Деку его раззадорил, и ему захотелось сунуть ему под нос осколки, будто нашкодившему коту, выжидая его реакцию. Откуда вообще появлялось это желание потягаться с ним в совершенно другом смысле? С силой подавляя так и рвущуюся на ружу маниакальную улыбку, ему хотелось его бесить, потому что это забавило: наблюдать, как Мидория выходит из себя, и это доставляло ему если не удовольствие, то радость. Выбросив осколки в урну, Бакуго уже хотел было сорваться и отпить воды прямо из фильтра, наплевав на все правила приличия и гигиены, но его задели за плечо. Развернувшись, Деку стоял перед ним и смотрел на него уверенным взглядом. Катсуки уже был готов услышать его бесполезные извинения и все такое, но… ему протянули кружку. Размером она не уступала той, что разбилась, только от фирменных цветов костюма Всемогущего внутри надулся пузырь, который вот-вот лопнет истерическим смехом. Ему захотелось кинуть кружку в стену, чтобы она также разбилась, и только голос Изуку его остановил от этой затеи: — Вот. Я купил ее сегодня, — тихо пробубнил он. — Моя не разбилась, я просто хотел новую, — он оправдывался, будто перед родителями, отчего брови Бакуго свелись к переносице в недоумении: его совершенно не волновали причины, зачем он вообще ее купил. — Возьми. Она мне уже не нужна, — и он действительно всунул ему в руки кружку, а Катсуки, словно ему не оставалось другого выбора, принял ее в тихом шоке. Деку быстро собрался, протер со стола и свалил. Просто свалил, оставив Бакуго наедине с этой придурковатой кружкой. У него была похожая в детстве, но это время прошло, и покупка мерчендайзера свелась к минимуму (ну ладно, у него висит в комнате пара плакатов, только об этом никто не знает), а предпочтения уступили минимализму и однотонным тонам. Покрутив кружку в руках, все раздражение испарилось и он тупо стоял один посреди комнаты, не зная, что делать с этой утварью. Принять ее? Ему, на самом деле, уже плевать, но что-то его все-таки останавливало и ему хотелось поставить ее на стол и сделать вид, что он к этому не причастен, да и вообще это не его. Но с другой стороны, что ему мешало просто взять ее? Все и так прекрасно знают, что он восхищается Всемогущим, поэтому, даже если его увидят с этой кружкой (скорее всего, нет) — никто не удивится. Вот только есть одно «но»… Деку. Этот гаденыш будто специально оставил его с выбором наедине, не дожидаясь его собственного ответа (отказа) на подарок. Был ли это подарок? Что это вообще было?! Если примет его, то Изуку несомненно это узнает, а значит, будет воспринимать это как забитое в кольцо очко в свою пользу… Вот жеж! Хотя, Катсуки может просто сделать вид, что выбросил ее. Но тот, кто будет собирать мусор в следующий раз, может заметить кружку с таким принтом в урне. Как такое не заметить вообще?! А раз на ней принт со Всемогущим, то, совершенно точно, для проверки позовут Деку. Вдруг он выбросил по ошибке? Тогда он поймет, что Катсуки таким бессердечным образом избавился от нее! Это выглядит как подстроенный план, что Бакуго аж ненароком начал закипать. Хотя… когда его вообще волновало мнение какого-то Деку? И почему он испытывает жалость к ебаной кружке?! Парень тихо засмеялся. Вот же идиотизм. О чем он вообще думает? Стоять здесь уже осточертело, да и не хотелось встретить здесь еще какого-нибудь любителя пожрать ближе к ночи. Потянувшись к шкафчику на стене, он открыл его, разглядывая содержимое. Здесь ничего его нет. Но тут он заметил совершенно новую, нераспакованную упаковку чая. Зеленого чая. Не то чтобы он присваивает его себе, но на его памяти он всегда пил зеленый чай один. То есть, на полке здесь навалом других вкусов: с бергамотом, другой с клубникой, вот еще есть мятный с чабрецом, даже экзотический найдется, с апельсином один, и манго-маракуйя. Целая чайная лавка! Но сколько помнит Бакуго, зеленый чай всегда уходил очень медленно. Пакетики практически не убавлялись, и каждый раз, когда он приходил на кухню заварить себе чаю, он с удивлением замечал, что количество заварок не изменилось. Вот он и сделал вывод, что только он один пьет его. И неужели сейчас, вот этот новый, тоже Деку притащил сюда? Знает ли он, что он любит зеленый чай? О, черт возьми, конечно, этот придурок знает! Сколько раз он его поглощал с удовольствием в кабинете Всемогущего, и сколько раз Мидория замечал, как он заваривает его себе в общаге. Получается, Изуку покупает его, зная, что только Бакуго его потребляет? Катсуки встряхнул головой, скукожившись на собственные мысли. О чем он только что думал? Опять про всякую дурь (про Деку), и что этот идиот что-то там для него делает, или в игры с ним играет, как с этой кружкой, например. Твою мать! Он почти сказал это вслух, а потом бросился к чайнику. Подождав еще минуту, заварил себе чай. Без сахара. Не зеленый. А еще ему удалось поспать этой ночью.***
Выходной. О, этот долгожданный выходной, он… Для Бакуго ничего не значил. Обычный день, разве что можно было поспать на пару часов подольше. Но с его бессонницей ему было совершенно плевать. Ему удалось заснуть на целых четыре часа! А сейчас было уже пять утра, и он беспричинно пялился в потолок, не думая ни о чем. Целый день. Целый свободный день, а ему нечем заняться. Ни одной идеи в голову не лезло. Посмотреть кино? Не, ничего путевого там нет. Может быть, почитать чего? Хм, тоже нет. Мысли заняты не тем, вряд ли получиться отвлечься. А лазая в телефоне, он едва ли не прыснул со смеху, когда в рекомендациях в библиотеке ему попалась книга о саморазвитии: о том, как заставить себя вставать рано утром, как настраивать себя на позитивную волну, и как не зависеть от чужого мнения. И ведь это кто-то читает! А ему это и вовсе не нужно. У него с этим все замечательно, а на мнения других он и подавно клал большой и толстый. Все просто отлично. Но когда Бакуго начал думать об этом стало вдруг не до смеха. Он прекрасно знает, какой поганый у него характер, и он тщательно старается не показывать свои слабости. Выстроил стену между ним и внешним миром, и жил с самим собой. Только ни умиротворения, ни гармония не наблюдалось. Это состояние было похоже на клетку, которую ты не посмеешь открыть, ведь ключ давно потерял. Это невыносимо, когда все выстроенные барьеры, запреты и убеждения начинают трескаться и осыпаться, разлетаясь на ветру, как пепел. Оставляя за собой обнаженное мерзкое существо, что осталось без защиты, что годами подпитывалось восхищениями других о том, какой он непоколебимый и сильный — на деле слабый и бесполезный. Начинаешь ненавидеть себя настоящего без всего это жирного слоя лжи. Так легко сломить эту душонку, сказав не то, что она хочет услышать, и ты увидишь потрясающее зрелище: противостояние человека с самим собой. Бакуго снова засмеялся смехом больше похожим на стоны, прикладывая руку ко лбу, осознавая, что буквально недавно он судил людей, зависимых от других. Только представлял себе он это по-другому, стереотипно, когда сам являлся таким же: ранимым и капризным мальчонкой со сломленной волей. «Ничтожество». Он подорвался с места, желая отвлечься от навязчивых мыслей, что вгоняли его не то чтобы в тоску — ему хотелось чуть ли не самоубиться. За окном светало, и свет только пробуждающегося неба едва пробивался сквозь окна, освещая комнату изнутри блеклым светом. Он вскинул голову, уставившись на кружку напротив, что стояла одиноко за его рабочим столом. Чай он так и не допил. Черный не любил, но зачем-то заварил себе. Приоткрыв окно, зябко поежился от дуновения холодного ветра. Полуголый, в одних только шортах, он стоял и вдыхал свежий воздух, пытаясь разглядеть хоть что-то за окном. Все еще было мрачно, небо только-только омывалось светом (даже солнце еще не встало). Ему внезапно захотелось пройтись по такой погоде: когда никого нет, еще даже птицы не встали. На улице буквально ни души. Мгновенно воодушевленный он быстро собрался, натянул излюбленные и заношенные черные штаны с футболкой, и рванул из комнаты, перед этим почти залпом выпив холодные остатки чая, подмечая, что холодным он ему нравится больше. Практически пулей вылетев из собственной комнаты, он едва не врезался в Киришиму, что сонный возвращался в свою комнату. — О, Бакуго! — на удивление не сонным голосом протянул парень, но зевок следом вернул все на своим места. — Куда идешь так рано? Все еще спят, — и его глаза внезапно округлились. — И сегодня выходной! Ты че?! — Гулять, — прямолинейным и обычным тоном отозвался Катсуки, хотя он видел, что Киришима ему не поверил, да и звучал он сам, будто бы издевался. Ну, это ему только на руку. — Ага, да, — закивал он, зевая. — А мы вот с пацанами всю ночь в приставку рубились. Так спать хочу-у-у… — зевнул снова. — Валяй уже, — Катсуки закатил глаза, даже не удивляясь, где тот был. Киришима что-то пробубнил, наконец обходя друга и ступая по направлению в свою комнату. Бакуго уже зашагал прочь, почти выйдя из холла к лестнице, как ему прикрикнули вслед. — Ты тоже с нами поиграешь потом, — скорее не предлагая, а бросая вызов, прогудел Эйджиро, улыбаясь, и снова зевая, тут же скрываясь за дверью своей комнаты. Катсуки заворчал себе под нос. Опять его оставили без ответа на возможность обдумать свое решение. Хотя, что тут думать! Конечно же, его ответ — нет.***
Ну-у-у, а если вы спросите… В этот же выходной ему в дверь заколотили сразу несколько человек, и черт только знает, кто его укусил, потому что он согласился порубиться в приставку вместе с Каминари, Киришимой и Серо. Когда они заулыбались широко и чуть ли не вопили от того, что вытащили его из комнаты, его блевать тянуло от такой реакции. Ему просто действительно нечего было делать, поэтому и согласился он, скорее, от скуки, нежели из интереса. Пока Киришима и Ханта спорили в какую из игр первым делом поиграть, Каминари исчез куда-то из своей же комнаты, а потом вернулся через минут пять. Не то чтобы Бакуго было интересно, куда он увильнул и почему не участвует в дилемме по выбору игры, но он все же поинтересовался, а когда получил ответ «Отлить», то сразу пожалел, что не сумел удержать язык за зубами. — Так, ну, мы вроде выбрали, — повернулся Ханта к остальным двоим, улыбаясь, потому что выбрали его игру. Когда Каминари резко подскочил с кровати к ним и ухватил под локоть, заговорив тихо-тихо — Катсуки невольно потянулся вперед, чтобы услышать хоть слово, о чем они там базарят. — Че вы там шушукаетесь, а?! — рявкнул он, не выдержав игнорирования своей персоны. — Не-не, ниче, он просто предложил в какой последовательности нам всем играть, — это была наглая ложь, и Бакуго прекрасно видел это по такой же наглой улыбке Киришимы. В голове настойчиво полился рой вопросов. Они насмехаются над ним? Ему стало некомфортно, он весь напрягся, сжал руки в кулаки, и, в последний раз одарив всех испепеляющим взглядом, встал с места. — Я пошел, — разгневанно выдал он, уже намереваясь уходить, и он даже почти подошел к двери и ухватился за ручку, но та неожиданно отворяется прямо у него перед носом. И какого было его удивление видеть такие же ошеломленные большие глаза напротив, уставившиеся на него во все очи. Деку неверяще таращился на него, будто увидел чудище, медленно захлопывая за собой дверь, но не разрывая зрительного контакта с Каччаном. Они почти столкнулись нос к носу, и Катсуки сделал шаг назад. Напряжение между ними вдруг подскочило вверх по непонятной причине, и Бакуго всем естеством это ощущал. Он просто смотрел на него, и все мысли и злоба куда-то вдруг улетучились, как-будто их и в помине не существовало, сменяясь каким-то непонятным предвкушением в продолжении происходящего. Голова сейчас была забита еще одним придурком напротив, и он не мог сдвинуться с места. Не мог позволить себе сделать лишнее движение и проиграть в игре, похожую на «Не моргай». А Деку, вот же поганец, стоит с горделивой осанкой и тоже не двигается, будто не позволяя этому моменту как-то развиться в другое русло или перекинуть всю ответственность на Каччана. Да и Бакуго ничем не лучше: смотрит ему прямо в глаза, дышит как-то вибрирующе, и пальцы у него похолодели, покалывая в желании за что-нибудь ухватиться. — Мидория! — прикрикнули сзади радостно, и Катсуки был готов взорваться. Потому что огонек в зеленых глазах погас: Деку сморгнул пелену напряжения между ними, разорвал эту связь, посмел перевести взгляд с него на упырей сзади. Сейчас Катсуки мчался меж двух огней: развернуться, подорвать троедурков за то, что посмели вмешаться в их «разговор», или схватить Деку за что-нибудь и выйти вместе с ним отсюда, чтобы продолжить между ними только одному ему понятные терки. — Ты как раз вовремя! Мы уже выбрали, во что сыграем, — прокомментировал кто-то из них, но Бакуго даже не пытался вникнуть, кому именно этот голос принадлежал, все еще уставившись на парня, почему-то уповая на то, чтобы он понял его намерения и вышел вместе с ним сам, но его ожидания не оправдались. Стоп… Что? Какие еще намерения и ожидания? — Круто! — ответил Изуку, и (наконец-то) перевел взгляд на Катсуки. — Каччан, а ты уходишь уже? — уставился вопрошающе, но его выражение и тон прозвучали разочарованно, и Бакуго не мог этого не услышать. Слышать его огорченную интонацию в голосе или видеть его сердитый взгляд, и знать, что все это — из-за него, из-за Бакуго Катсуки, вводило его в некий восторг, заставляло все внутренности сворачиваться в предвкушении как-то повлиять на него еще и показать больше эмоций, помимо вечно извиняющейся морды и жалостливого тона в голосе. Но сейчас он потупил, ничего не сказав, все еще ошалело смотря в ожидающее ответа лицо напротив. Взбудоражился ни с того ни с сего, потерянно забегав глазами туда-сюда, чувствуя как вспотели ладони. Чего он сейчас то разозлился? Или это не злость вовсе? — Ой, Бакуго, только не говори, что не хочешь потягаться в приставку с Мидорией, — протянул Ханта, и на его слова Изуку лукаво улыбнулся, вскинул брови и вызывающе глянул на одноклассника напротив, будто застал его врасплох. Блондин обернулся резко, разъяренно глядя на Серо, что уже заманчиво потрясывал одним из джойстиков в руке. Мидория же картинно обошел его, опускаясь на пол и поднимая на него самонадеянный взгляд, с вызовом приглашая. — Зассал? — не подумав, бросил Каминари, тут же прикусив себе язык. Бакуго все-таки подорвался, а красные глаза загорелись азартом.***
Они играли относительно долго. Если начали приблизительно к вечеру, то закончили на пару часов позже полуночи, когда все уже начали зевать и проигрывать раунды (а еще Иида из соседней комнаты начал долбиться к ним, напоминая, что завтра на учебу и вообще они мешают остальным спать). Мидория ушел раньше, наверное, через полтора часа после начала, чем огорчил всех (кроме Бакуго — ему не было до этого дела), а Киришима надеялся поиграть с ним в его любимую игру, находившуюся последней в списке на очереди. Изуку виновато улыбнулся, ведь он придерживался своего режима, пообещав, что они поиграют в следующий раз. У Катсуки тоже был свой режим, но по какой-то причине он остался с остальными до самого конца (возможно, он не хотел, чтобы они подумали, что он такой же зануда как Деку). Хотя одна из видеоигр ему особенно зашла, он позволил себе подумать о том, что поиграл бы в нее когда-нибудь еще раз, но в слух об этом точно никогда не скажет. Тенья с самого утра выносил мозг по поводу дисциплины, правильного режима и уважения к остальным. Киришима и Каминари извинялись перед старостой и остальными за шум до поздней ночью; Бакуго сделал вид, что не имеет к этому никакого отношения; Серо и вовсе проспал, и за это Иида его тоже отчитал. Мидория же тихо посмеивался в сторонке, вспоминая, как раньше засиживался до поздна в средней школе, пересматривая документалки о Всемогущем или новости, но потом перевоспитал себя, правильно распределяя свое время. Изуку не был уверен на сто процентов, но знал, что и у Каччана был свой строгий режим, поэтому он изумился, увидев его весьма сонного утром в холле, и как Иида отчитывал и его. Это вызывало теплые чувства и улыбку на лице. Все мы иногда даем слабину и поддаемся искушению, и Бакуго не был исключением.