Богиня, метаморфиня, вейла, амазонки и наследник рода Певерелл

Высоко на светлом Олимпе царит Зевс, окруженный сонмом богов. Здесь и супруга его Гера, и златокудрый Аполлон с сестрой своей Артемидой, и златая Афродита, и могучая дочь Зевса Афина, и много других богов. Три прекрасные Оры охраняют вход на высокий Олимп и подымают закрывающее врата густое облако, когда боги нисходят на землю или возносятся в светлые чертоги Зевса. Высоко над Олимпом широко раскинулось голубое, бездонное небо, и льется с него золотой свет. Ни дождя, ни снега не бывает в царстве Зевса; вечно там светлое, радостное лето. А ниже клубятся облака, порой закрывают они далекую землю. Там, на земле, весну и лето сменяют осень и зима, радость и веселье сменяются несчастьем и горем. Правда, и боги знают печали, но они скоро проходят, и снова водворяется радость на Олимпе. Пируют боги в своих золотых чертогах, построенных сыном Зевса Гефестом. Царь Зевс сидит на высоком золотом троне. Величием и гордо-спокойным сознанием власти и могущества дышит мужественное, божественно прекрасное лицо Зевса. У трона его — богиня мира Эйрена и постоянная спутница Зевса крылатая богиня победы Ника. Вот входит прекрасная, величественная богиня Гера, жена Зевса. Зевс чтит свою жену: почетом окружают Геру, покровительницу брака, все боги Олимпа. Когда, блистая своей красотой, в пышном наряде, великая Гера входит в пиршественный зал, все боги встают и склоняются перед женой громовержца Зевса. А она, гордая своим могуществом, идет к золотому трону и садится рядом с царем богов и людей — Зевсом. Около трона Геры стоит ее посланница, богиня радуги, легкокрылая Ирида, всегда готовая быстро нестись на радужных крыльях исполнять повеления Геры в самые дальние края земли. Пируют боги. Дочь Зевса, юная Геба, и сын царя Трои, Ганимед, любимец Зевса, получивший от него бессмертие, подносят им амброзию и нектар — пищу и напиток богов. Прекрасные хариты (грации) и музы услаждают их пением и танцами. Взявшись за руки, водят они хороводы, а боги любуются их легкими движениями и дивной, вечно юной красотой. Веселее становится пир олимпийцев. На этих пирах решают боги все дела, на них определяют они судьбу мира и людей. С Олимпа рассылает людям Зевс свои дары и утверждает на земле порядок и законы. В руках Зевса судьба людей; счастье и несчастье, добро и зло, жизнь и смерть — все в его руках. Два больших сосуда стоят у врат дворца Зевса. В одном сосуде дары добра, в другом — зла. Зевс черпает в них добро и зло и посылает людям. Горе тому человеку, которому громовержец черпает дары только из сосуда со злом. Горе и тому, кто нарушает установленный Зевсом порядок на земле и не соблюдает его законов. Грозно сдвинет сын Крона свои густые брови, черные тучи заволокут тогда небо. Разгневается великий Зевс, и страшно подымутся волосы на голове его, глаза загорятся нестерпимым блеском; взмахнет он своей десницей — удары грома раскатятся по всему небу, сверкнет пламенная молния, и сотрясется высокий Олимп. Не один Зевс хранит законы. У его трона стоит хранящая законы богиня Фемида. Она созывает, по повелению громовержца, собрания богов на светлом Олимпе народные собрания на земле, наблюдая, чтобы не нарушился порядок и закон. На Олимпе и дочь Зевса, богиня Дикэ, наблюдающая за правосудием. Строго карает Зевс неправедных судей, когда Дикэ доносит ему, что не соблюдают они законов, данных Зевсом. Богиня Дикэ — защитница правды и враг обмана. Зевс хранит порядок и правду в мире и посылает людям счастье и горе. Но хотя посылает людям счастье и несчастье Зевс, все, же судьбу людей определяют неумолимые богини судьбы — мойры, живущие на светлом Олимпе. Судьба самого Зевса в их руках. Властвует рок над смертными и над богами. Никому не уйти от велений неумолимого рока. Нет такой силы, такой власти, которая могла бы изменить хоть что-нибудь в том, что предназначено богам и смертным. Лишь смиренно склониться можно перед роком и подчиниться ему. Одни мойры знают веления рока. Мойра Клото прядет жизненную нить человека, определяя срок его жизни. Оборвется нить, и кончится жизнь. Мойра Лахесис вынимает, не глядя, жребий, который выпадает человеку в жизни. Никто не в силах изменить определенной мойрами судьбы, так как третья мойра, Атропос, все, что назначили в жизни человеку ее сестры, заносит в длинный свиток, а что занесено в свиток судьбы, то неизбежно. Неумолимы великие, суровые мойры. Есть и еще на Олимпе богиня судьбы — это богиня Тюхэ, богиня счастья, и благоденствия. Из рога изобилия, рога божественной козы Амалфеи, молоком которой был вскормлен сам Зевс, сошлет она дары людям, и счастлив тот человек, который встретит на своем жизненном пути богиню счастья Тюхэ; но как редко это бывает, и как несчастлив тот человек, от которого отвернется богиня Тюхэ, только что дававшая ему свои дары! Так царит окруженный сонмом светлых богов на Олимпе великий царь людей и богов Зевс, охраняя порядок и правду во всем мире. Пока остальные её братья и сестры пировали, наслаждаясь нектаром и амброзией — напитками и пищей богов, Афина покинула центральный зал в котором остальные боги предавались праздному развлечению. Богиня войны и мудрости не особо ценила пиршества, чему весьма поспособствовали Арес с Афродитой,которые могли составить конкуренцию Дионису. Выпивая слишком много нектара, эти двое превращали пир либо в оргию, либо в банальный мордобой, вторым часто грешил именно Арес. Афине приходилось несколько раз останавливать слишком буйного своего брата, применяя силу. Но тому было что в лоб, что по лбу. И вот сейчас услышав очередной пьяный выкрик бога войны, Афина решила что с неё хватит и незаметно покинула Олимп спустившись на Землю. Пройдя через специальные врата, богиня оказалась на какой-то затемненной улице, где в данный момент происходил разговор двух волшебников — женщины преклонных лет и старика в фиолетовой мантии.  — Странно видеть вас здесь, профессор МакГонагалл. Старик улыбнулся и повернулся к полосатой кошке, но та уже исчезла. Вместо нее на заборе сидела довольно сурового вида женщина в очках, форма которых была до странности похожа на отметины вокруг кошачьих глаз. Женщина тоже была в мантии, только в изумрудной. Ее черные волосы были собраны в тугой узел на затылке. И сразу было заметно, что вид у нее раздраженный.  — Как вы меня узнали? — спросила она.  — Мой дорогой профессор, я в жизни не видел кошки, которая сидела бы столь неподвижно. — Станешь тут неподвижной — целый день просидеть на кирпичной стене, — парировала профессор МакГонагалл. — Целый день? В то время как вы могли праздновать вместе с другими? По пути сюда я стал свидетелем, как минимум, дюжины вечеринок и гулянок. Профессор МакГонагалл рассерженно фыркнула. — О, да, действительно, все празднуют, — недовольно произнесла она. — Казалось бы, им следовало быть немного поосторожнее. Но нет — даже маглы заметили, что что-то происходит. Они говорили об этом в новостях. — Она резко кивнула головой в сторону темного окна, за которым находилась гостиная Дурслей. — Я слышала. Стаи сов, падающие звезды. Что ж, они ведь не полные идиоты. Они просто обязаны были что-то заметить. Подумать только — звездопад в Кенте! Не сомневаюсь, что это дело рук Дедалуса Дингла. Он никогда не отличался особым умом. — Не стоит их обвинять, — мягко ответил Дамблдор. — За последние одиннадцать лет у нас было слишком мало поводов для веселья.  — Знаю. — В голосе профессора МакГонагалл появилось раздражение. — Но это не оправдывает тех, кто потерял голову. Наши люди ведут себя абсолютно безрассудно. Они появляются на улицах среди бела дня, собираются в толпы, обмениваются слухами. И при этом им даже не приходит в голову одеться, как маглы. Она искоса взглянула на Дамблдора своими колючими глазами, словно надеясь, что он скажет что-то в ответ, но Дамблдор молчал, и она продолжила: — Будет просто превосходно, если в тот самый день, когда Вы-Знаете-Кто наконец исчез, маглы узнают о нашем существовании. Кстати, я надеюсь, что он на самом деле исчез, это ведь так, Дамблдор? — Вполне очевидно, что это так, — ответил тот. — Так что это действительно праздничный день. Не хотите ли лимонную дольку?  — Что? — Засахаренную лимонную дольку. Это такие сладости, которые едят маглы, — лично мне они очень нравятся. — Нет, благодарю вас. — Голос профессора МакГонагалл был очень холоден, словно ей совсем не казалось, что сейчас подходящее время для поедания лимонных долек — Итак, я остановилась на том, что даже если Вы-Знаете-Кто действительно исчез…  — Мой дорогой профессор, мне кажется, что вы достаточно разумны, чтобы называть его по имени. Это полная ерунда — Вы-Знаете-Кто, Вы-Не-Знаете-Кто. Одиннадцать лет я пытаюсь убедить людей, что они не должны бояться произносить его настоящее имя — Волан-де-Морт. Профессор МакГонагалл вздрогнула, но Дамблдор, поглощенный необходимостью разделить две слипшиеся лимонные дольки, похоже, этого не заметил. — На мой взгляд, возникает ужасная путаница, когда мы говорим: Вы-Знаете-Кто, — продолжил он. — Никогда не понимал, почему следует бояться произносить имя Волан-де-Морта. —Да-да, конечно. — В голосе профессора раздражение чудесным образом сочеталось с обожанием. — Но вы не такой, как все. Все знают, что вы единственный, кого Вы-Знаете-Кто — хорошо-хорошо, кого Волан-де-Морт — боялся. — Вы мне льстите, — спокойно ответил Дамблдор. — Волан-де-Морт обладал такими силами, которые мне неподвластны. — Только потому, что вы слишком благородны для того, чтобы использовать эти силы. — Мне повезло, что сейчас ночь. Я не краснел так сильно с тех пор, как мадам Помфри сказала мне, что ей нравятся мои новые ушные затычки. Взгляд профессора МакГонагалл уткнулся в Альбуса Дамблдора.  — А по сравнению с теми слухами, которые курсируют взад и вперед, стаи сов — это просто ничто. Вы знаете, о чем все говорят? Они гадают, почему он исчез? Гадают, что же наконец смогло его остановить? Впечатление было такое, что профессор МакГонагалл наконец заговорила о том, что беспокоило ее больше всего, о том, что ей так хотелось обсудить, о том, ради чего она просидела целый день как изваяние на холодной каменной стене. И буравящий взгляд, которым она смотрела на Дамблдора, только подтверждал это. Было очевидно: несмотря на то что она знает, о чем говорят все вокруг, она не поверит в это, пока Дамблдор не скажет ей, что это правда. Однако Дамблдор, увлекшийся лимонными дольками, с ответом не торопился. — Говорят, — настойчиво продолжила профессор МакГонагалл, — говорят, что прошлой ночью Волан-де-Морт появился в Годриковой Впадине. Что он появился там из-за Поттеров. Если верить слухам, то Лили и Джеймс Поттеры. То они, мертвы… Дамблдор склонил голову, и профессор МакГонагалл судорожно втянула воздух  — Лили и Джеймс.Не может быть. Я так не хотела в это верить. О, Альбус… Дамблдор протянул руку и коснулся ее плеча. — Я понимаю… — с горечью произнес он. — Я очень хорошо вас понимаю. Когда профессор МакГонагалл снова заговорила, голос ее дрожал:  — И это еще не все. Говорят, что он пытался убить сына Поттеров, Гарри. Но не смог. Он не смог убить этого маленького мальчика. Никто не знает почему, никто не знает, как такое могло произойти. Но говорят, что, когда Волан-де-Морт попытался убить Гарри Поттера, его силы вдруг иссякли — и именно поэтому он исчез. Дамблдор мрачно кивнул. —Значит это правда? — запинаясь, спросила профессор МакГонагалл. — После всего, что он сделал. После того, как он убил стольких из нас, он не смог убить маленького мальчика? Это просто поразительно.Если вспомнить, сколько раз его пытались остановить. Какие меры для этого предпринимались.Но каким чудом Гарри удалось выжить? — Мы можем лишь предполагать, — ответил Дамблдор. — Возможно, мы так никогда и не узнаем правды. Профессор МакГонагалл достала из кармана кружевной носовой платок и принялась вытирать слезы под очками. Дамблдор шумно втянул носом воздух, достал из кармана золотые часы и начал пристально их разглядывать. Это были очень странные часы. У них было двенадцать стрелок, но не было цифр — вместо цифр там были маленькие планеты, при этом они не стояли на месте, а безостановочно вращались по кругу. Однако Дамблдор прекрасно понимал, что именно показывают часы, потому что он засунул их обратно в карман и произнес: — Хагрид задерживается. Кстати, я полагаю, именно он сказал вам, что я буду здесь?  — Да, — подтвердила профессор МакГонагалл. — Но, я полагаю, вы не скажете мне, почему вы оказались именно здесь?  — Я здесь, чтобы отдать Гарри его тете и дяде. Они — единственные родственники, которые у него остались. — Неужели вы имеете в виду тех, кто живет здесь?! — вскрикнула профессор МакГонагалл, вскакивая на ноги и тыча пальцем в сторону дома номер четыре. — Дамблдор, вы этого не сделаете. Я наблюдала за ними целый день. Вы не найдете другой парочки, которая была бы так непохожа на нас. И у них есть сын — я видела, как мать везла его в коляске, а он пинал ее ногами и орал, требуя, чтобы ему купили конфету. И вы хотите, чтобы Гарри Поттер оказался здесь?! — Для него это лучшее место, — твердо ответил Дамблдор. — Когда он повзрослеет, его тетя и дядя смогут все ему рассказать. Я написал им письмо.  — Письмо? — очень тихо переспросила профессор МакГонагалл, садясь обратно на забор. — Помилуйте, Дамблдор, неужели вы на самом деле думаете, что сможете объяснить в письме все, что случилось? Эти люди никогда не поймут Гарри! Он станет знаменитостью, даже легендой — я не удивлюсь, если сегодняшний день войдет в историю как день Гарри Поттера! О нем напишут книги, каждый ребенок в мире будет знать его имя! — Совершенно верно, — согласился Дамблдор, очень серьезно глядя на профессора поверх своих затемненных очков. — И этого будет достаточно для того, чтобы вскружить голову любому мальчику: стать знаменитым прежде, чем он научится ходить и говорить! Он даже не будет помнить, что именно его прославило! Неужели вы не видите, насколько лучше для него самого, если он будет жить здесь, далеко от нашего мира, до тех пор, пока не вырастет и будет в состоянии справиться со своей славой? Профессор МакГонагалл поспешно открыла рот, чтобы сказать что-то резкое, но, передумав, сделала глубокий вдох и перевела дыхание. —Да, конечно же вы правы. Но скажите, Дамблдор, как мальчик попадет сюда? Она внимательно оглядела его мантию, словно ей вдруг пришло в голову, что под ней он прячет Гарри. — Его принесет Хагрид. — Вы думаете, это разумно — доверить Хагриду столь ответственное задание? — Я бы доверил ему свою жизнь, — просто ответил Дамблдор. — Я не ставлю под сомнение его преданность вам, — неохотно выдавила из себя профессор МакГонагалл. — Но вы ведь не станете отрицать, что он небрежен и легкомыслен. Он… Что это там? Ночную тишину нарушили приглушенные раскаты грома. Их звук становился все громче. Дамблдор и МакГонагалл стали вглядываться в темную улицу в поисках приближающегося света фар. А когда они наконец догадались поднять головы, сверху послышался рев, и с неба свалился огромный мопед. Он приземлился на Тисовой улице прямо перед ними. Мопед был исполинских размеров, но сидевший на нем человек был еще больше. Он был почти вдвое выше обычного мужчины и по меньшей мере в пять раз шире. Попросту говоря, он был непозволительно велик, и к тому же имел дикий вид — спутанная борода и заросли черных волос практически полностью скрывали его лицо. Его ладони были размером с крышки от мусорных баков, а обутые в кожаные сапоги ступни — величиной с маленьких дельфинов. Его гигантские мускулистые руки прижимали к груди сверток из одеял. — Ну наконец-то, Хагрид. — В голосе Дамблдора явственно слышалось облегчение. — А где ты взял этот мотоцикл? — Да я его одолжил, профессор Дамблдор, — ответил гигант, осторожно слезая с байка. — У молодого Сириуса Блэка. А насчет ребенка — я привез его, сэр. — Все прошло спокойно? — Да не очень, сэр, от дома, считайте, камня на камне не осталась. Маглы это заметили, конечно, но я успел забрать ребенка, прежде чем они туда нагрянули. Он заснул, когда мы летели над Бристолем. Дамблдор и профессор МакГонагалл склонились над свернутыми одеялами. Внутри, еле заметный в этой куче тряпья, лежал крепко спящий маленький мальчик На лбу, чуть пониже хохолка иссиня-черных волос, был виден странный порез, похожий на молнию. — Значит, именно сюда… — прошептала профессор МакГонагалл. — Да, — подтвердил Дамблдор. — Этот шрам останется у него на всю жизнь. — Вы ведь можете что-то сделать с ним, Дамблдор? — Даже если бы мог, не стал бы. Шрамы могут сослужить хорошую службу. У меня, например, есть шрам над левым коленом, который представляет собой абсолютно точную схему лондонской подземки. Ну, Хагрид, давай ребенка сюда, пора покончить со всем этим. Дамблдор взял Гарри на руки и повернулся к дому Дурслей. — Могу я попрощаться с ним, сэр? — спросил Хагрид. Он нагнулся над мальчиком, заслоняя его от остальных своей кудлатой головой, и поцеловал ребенка очень колючим из-за обилия волос поцелуем. А затем вдруг завыл, как раненая собака. — Тс-с-с! — прошипела профессор МакГонагалл. — Ты разбудишь маглов! — П-п-простите, — прорыдал Хагрид, вытаскивая из кармана гигантский носовой платок, покрытый грязными пятнами, и пряча в нем лицо. — Но я п-п-п-просто не могу этого вынести. Лили и Джеймс умерли, а малыш Гарри, бедняжка, теперь будет жить у маглов… — Да, да, все это очень печально, но возьми себя в руки, Хагрид, иначе нас обнаружат, — прошептала профессор МакГонагалл, робко поглаживая Хагрида по плечу. А Дамблдор перешагнул через невысокий забор и пошел к крыльцу. Он бережно опустил Гарри на порог, достал из кармана мантии письмо, сунул его в одеяло и вернулся к поджидавшей его паре. Целую минуту все трое стояли и неотрывно смотрели на маленький сверток — плечи Хагрида сотрясались, профессор МакГонагалл яростно моргала глазами, а сияние, всегда исходившее от глаз Дамблдора, сейчас померкло. — Что ж, — произнес на прощанье Дамблдор. — Вот и все. Больше нам здесь нечего делать. Нам лучше уйти и присоединиться к празднующим. — Ага, — сдавленным голосом согласился Хагрид. — Я это, пожалуй, верну Сириусу Блэку его мопед. Доброй ночи вам, профессор МакГонагалл, и вам, профессор Дамблдор. Смахнув катящиеся из глаз слезы рукавом куртки, Хагрид вскочил в седло мотоцикла, резким движением завел мотор, с ревом поднялся в небо и исчез в ночи. — Надеюсь увидеть вас в самое ближайшее время, профессор МакГонагалл, — произнес Дамблдор и склонил голову. Профессор МакГонагалл вместо ответа лишь кивнула. Дамблдор повернулся и пошел вниз по улице. На углу он остановился и вытащил из кармана свою серебряную зажигалку. Он щелкнул ею всего один раз, и двенадцать фонарей снова загорелись как ни в чем не бывало, так что вся Тисовая улица осветилась оранжевым светом. В этом свете Дамблдор заметил полосатую кошку, заворачивающую за угол на другом конце улицы. А потом посмотрел на сверток, лежащий на пороге дома номер четыре. — Удачи тебе, Гарри, — прошептал он, повернулся на каблуках и исчез, шурша мантией. Ветер, налетевший на Тисовую улицу, шевелил аккуратно подстриженные кусты, ухоженная улица тихо спала под чернильным небом, и казалось, что если где-то и могут происходить загадочные вещи, то уж никак не здесь. Гарри Поттер ворочался во сне в своих одеялах Маленькая ручка нащупала письмо и стиснула его. Он продолжал спать, не зная о том, что он особенный, о том, что стал знаменитостью. Не зная, что он проснется через несколько часов в совершенно другом более прекрасном месте. И еще мальчик не знал, что в то время, пока он спал, люди, тайно либо открыто собиравшиеся по всей стране, чтобы отметить праздник, поднимали бокалы и произносили шепотом или во весь голос: — За Гарри Поттера — за мальчика, который выжил! — Какой милый ребенок — подойдя к корзинке с младенцем, после того как Дамблдор и Макгонагалл исчезли, сняв свой шлем и положив его рядом, прошептала Афина, подняв на руки мирно спящего ребенка и внимательно рассматривая его. — Так, так, так. Афина, какой неожиданный сюрприз — вскоре раздался чей-то голос полный едкой усмешки. Обернувшись Паллада увидела стоявшего напротив неё и странно ухмыляющегося Танатоса. Сын Никты некоторое время просто стоял на одном месте, после чего направился к дочери Зевса. — Интересная ситуация сложилась, Афина, не находишь? Несколько часов назад я почувствовал что последнему потомку подотчетного мне рода удалось избежать преждевременной встречи со мной и что я сейчас вижу, наследник рода Певерелл оказывается на пороге дома каких-то обычных людей, которые истово до глубины души ненавидят магию и все с ней связанное. А еще и ты появилась здесь, Афина. Действительно Мойры непредсказуемые сестры. Но сейчас не о них — подойдя поближе к дочери Зевса, произнес Танатос, забрав из рук воительницы на несколько минут, ребенка. Осмотрев мальчика, при помощи магического зрения, сын Никты резко скривился в отвращении. — Какому же недоумку, пришло в голову сотворить подобную мерзость? — произнес Танатос. — О чем ты? — недоуменно, поинтересовалась Афина. — В шраме мальчика находится крестраж, который начал тянуть энергию из ребенка. Я не знаю как трактаты по подобной мерзости попали на Землю, но это не так важно, я лично разберусь с этим, а пока — произнес Танатос, после чего дотронувшись до лобика Гарри и костлявой рукой вытянул из шрама мальчика черный дым, крепко держа заразу в своей руке. Как только часть души Темного лорда оказалась поглощена Танатосом и отправлена в самую глубокую бездну Тартара, сын Никты вернул ребенка на руки Афине. После этих манипуляций шрам быстро затянулся и моментально исчез. — Ну вот и все, больше эта мерзость не побеспокоит мальчика. И отсюда у меня возникает такой вопрос. Что ты дальше планируешь делать, Афина? — Очевидно, что оставлять этого юного мага, у этих мерзких смертных нельзя. Я заберу его с собой. — Афина, а ты не забыла что смертным закрыт путь на Олимп. Таков закон — высказался Танатос. — Я это прекрасно помню. И вообще кто сказал, что я с ребенком магов отправлюсь в обитель богов? Мне скучно на Олимпе, так что пожалуй лет 500 я пробуду в мире смертных. Тем более что у меня здесь есть несколько тайных убежищ, в одно из которых я с мальчиком и отправлюсь. — Очень хорошо, но ты же не будешь против, моих визитов. Когда мальчику исполниться 11 лет, я начну обучать его родовой силе Певереллов. Пора выводить данный род из небытия. — Согласна. На Кефалинии, расположено одно из моих убежищ, приходи туда, когда наступит время — ответила Афина, надев шлем, после чего вместе со спящим Гарри, исчезла в ярко светлой вспышке. — Непременно — с легкой улыбкой на лице, ответил Танатос, после того как дочь Зевса исчезла. Постояв на месте еще несколько минут, сын Никты вскоре исчез в темной вспышке, не оставив после себя ни единого следа. ***************** Прошло 13 лет. В центральном зале, по краям которого стояли несколько огромных колонн, дворца Афины Паллады расположенном на Кефалинии, одном из мелких греческих Ионических островов, бились на мечах двое противников. Первый высокий и статный черноволосый подросток с зелеными глазами, а вторая — девушка с темными волосами и в броне. — Неплохо, Гарри. Но в следующий раз, постарайся плавно делать движения — отразив очередную атаку своего воспитанника, лукаво улыбнулась Афина. Поттер был отличным учеником, впитывая знания своих наставников как губка. Помимо Паллады мальчика обучал и Танатос. Богиня войны и мудрости, учила Гарри не только физическим упраженениям, развивая выносливость у волшебника, а также боевой магии, без разделения на светлую и темную, основам выживания в самых неблагоприятных условиях, для чего богиня со своим воспитанником исколесила всю магическую Грецию, на их пути им часто попадались разные опасные твари вроде минотавров и так далее. Когда Поттеру исполнилось 11, Афина подарила ему пару магических перчаток, так как волшебные палочки по мнению богини были слишком ненадежны и вряд-ли бы смогли выдержать ту энергию с которой Гарри придеться оперировать в будущем, тем более что Танатос вскоре появился в убежище Афины и начал обучать мальчика основам некромантии. Так как дворец Афины был защищен сильным магическим куполом, изолирующим его от остального мира, да и на своего воспитанника богиня нанесла чары сокрытия, то для всех волшебников с Туманного Альбиона, Гарри Поттер считался пропавшим без вести. Особенно сильно этому огорчились некие Уизли, у которых на Поттера были свои планы, связанные с богатством данного рода. Рыжим аферистам истово хотелось прибрать к рукам всё имущество одного из самых известных и богатых родов в магической Англии. Ведь только так они могли выбраться из той нищеты в которой они погрязли вот уже какое десятилетие. Помимо Уизли пропажей Гарри Поттера, был недоволен Альбус Дамблдор, которому важно было сделать из последнего Поттера свою марионетку. И какие бы меры директор Хогвартса не принимал, все было без толку. Найти Поттера никак не получалось. Также в нахождении Гарри был заинтересован и Темный лорд, желавший самолично убить мальчика за свое предыдущее поражение. Но поскольку Том Реддл в данный момент был слаб, то поиски Поттера отложил на потом. Конечно был еще и крестный Гарри — Сириус Блэк, но он не особо стремился выполнять свою миссию по поиску крестника и его воспитанию. После того как мужчина поймал предателя Питтегрю и был оправдан, то сразу же укатил во Францию, где тот час вляпался в историю с вейлами. Во время одного из праздников мужчина пытался соблазнить наследницу рода Делакур, являвшуюся чистокровной вейлой. Девушка естественно отказала Блэку, но опытного бабника это не остановило и он еще раз попытался соблазнить француженку. Результат был плачевным. Анри Делакур хорошенько наподдал Блэку, которого отправили на суд в общину французских вейл. На данном суде, Апполин Делакур как глава француэского ковена вейл, нанесла на Блэка специальную метку, видимую для всех вейл, говорившую о том, что данный мужчина отщепенец и не достоин внимания любой вейлы. После чего Блэка выгнали с территории Франции, запретив тому появляться там. Отправившийся в Италию, Сириус столкнулся с тем, что тамошние вейлы полностью игнорировали его, а все попытки познакомиться пресекали самым решительным образом. Попутешествовав по Европе и вернувшись в Англию, Сириус продолжил прожигать свою жизнь, устраивая различные попойки со старым другом, Ремусом Люпином, который также как и Блэк потерпел неудачу на личном фронте. Работающий в маггловском мире, оборотень-одиночка однажды познакомился с аврором— новичком по фамилии Тонкс и по началу пытался ухаживать за ней. Однако стоило мужчине распустить руки, как метаморфиня быстро свернула их отношения и вскоре покинула его. После чего Сириусу за компанию с Ремусом, серьезно досталось от взбешенной Андромеды Тонкс, которая так пропесочила двух великовозрастных балбесов, что те не могли долго встать на ноги. После чего женщина запретила своему кузену и его дружку, приближаться к Нимфадоре. Пока в магической Англии происходили данные события, Гарри жил в скрытом от посторонних глаз, дворце Афины на острове Кефалиния, обучаясь у богини мудрости и войны, а также у Танатоса, чтобы однажды в решающий момент снова заявить о себе, как о самостоятельной фигуре, а не в образе марионетки, в котором Гарри хотели видеть многие волшебники в Англии. — Что же на сегодня все. Можешь идти немного отдохнуть — убрав меч в ножны, обратилась к Гарри, Афина. — Хорошо — также убрав свой клинок, ответил Поттер и направился в сторону своих покоев, не замечая как на него внимательно смотрит богиня войны и мудрости.