Затмение

Гарри обнаружил себя на холодном каменном полу — совсем как в только что покинутых им малфоевских подземельях. Где-то рядом он услышал шевеление Драко. Едва поднявшись на колени, Гарри обнаружил, что по-прежнему находится под прицелом его волшебной палочки. Взгляд слизеринца был холоден, палочка словно была направлена на какое-то опасное животное, удерживая на месте. Одного быстрого взгляда вокруг хватило Гарри, чтобы понять — они были одни в этой новой темнице. Сбоку была приглашающе распахнута дверь пустой камеры, ключ покоился в замке. Мёртвую тишину нарушал только мерный звук капающей где-то воды. В эти тихие секунды Гарри дал себе несколько секунд отдышаться и глубоко вздохнул. Он оглянулся на Драко, пытаясь осознать, что только что произошло между ними. Странное ощущение, словно электрический разряд, это чувство обрушилось на него, как волна ледяной воды, встряхивая и пробуждая, покалывая кожу и обрывая дыхание, и он был убеждён, что Драко тоже испытал нечто подобное. Он заметил это в тени чистого, незамутнённого удивления, написанного на лице Малфоя, когда их взгляды встретились. Теперь в поведении его тюремщика не было ни малейшего намёка на эту эмоцию. Но Гарри не стал заблуждаться — случившееся не было иллюзией. Он твёрдо знал, что оно произошло в действительности, и Малфой тоже должен был понимать это. — Хотел бы я знать, где это мы, — заметил он с наигранным безразличием, садясь на ноги. — Заткнись, Поттер. Голос Драко вновь обрел обычную холодность, к немалому удивлению Гарри. Не то чтобы он ждал чего-то иного, но… — Вставай, — Драко резко махнул палочкой в сторону клетки. — И никаких резких движений. Я буду только счастлив оглушить тебя и зашвырнуть туда собственными руками. В этом сомневаться не приходилось. Гарри пытливо вздёрнул бровь и стал подниматься на ноги, не отрывая взгляда от Драко. Слизеринец по-прежнему оставался для него загадкой. Только Гарри начало казаться, что с Малфоем начали происходить какие-то перемены, появились первые человеческие проблески, как приходит отец этого самого Малфоя, и всё разлетается в пух и прах… Хотя, возможно, это ещё не всё. Тот Малфой, которого уже привык видеть Гарри, казался таким… ну совершенно не фальшивым, настоящим — до этой минуты, во всяком случае. Но в любом случае, зерно сомнений уже посеяно. Гм… Малфой умел даже своих так называемых друзей держать от себя на приличном расстоянии. Но, если догадка Гарри верна, то он позволил своему врагу подобраться куда ближе. Очень близко. Слишком близко. Выражение лица Драко в момент, когда их руки соприкоснулись, вне всяких сомнений проясняло, что было лишь игрой, а что нет. В тот момент глаза всё же выдали его… — Малфой?.. — Я не давал тебе разрешения говорить! — зарычал тот. — Лезь уже в чёртову клетку! Живо! Он сделал угрожающее движение волшебной палочкой, будто подкрепляя им свою команду, но на самом деле этот лихорадочный взмах был призван замаскировать страх, который мог прозвучать в его голосе. У Драко не было времени на попытки разобраться с заполнившими его разум мыслями и чувствами. Он отчаянно пытался запрятать их как можно глубже, на самые задворки сознания. Вокруг никого не было, но это не помогло Драко чувствовать себя спокойнее, наоборот, каждая клеточка тела была напряжена и осторожна. Точной уверенности у него не было, но, тем не менее, он подозревал, что за ними сейчас наблюдают. В обычное время это не стало бы для него большой проблемой. Он мог бы спокойно привести в порядок эмоции, принять свой обычный надменно-самоуверенный вид. Он должен был наслаждаться ощущением своей власти над Поттером, которую давала ему волшебная палочка в руке. И, возможно, он попробовал бы разыграть целый спектакль для Тёмного Лорда (или кто там ещё мог наблюдать за ними). Тем не менее, сейчас сделать это было не так-то просто. Подсознательно он через толщу страха вновь и вновь возвращался к тому моменту, когда его рука коснулась руки Гарри. Испытанное тогда странное чувство не давало ему покоя. Трепет, вызванный прикосновением другого человека, нечто похожее на неправильную радость… он всё ещё чувствовал его слабый отпечаток на коже. Словно тонкая ниточка протянулась между ними, укрепляя их взаимопонимание, возводя его в нечто новое, чему пока не было названия, что выводило из привычного равновесия. Нечто, просто не имевшее права существовать между ними. Нет, решительно сказал он себе. Он не чувствовал этого. Он не мог. Его верность отцу и Тёмному Лорду была непоколебима. Он был вынужден. У него не было выбора. Хотел он того или нет, но то был его долг. Тёмный Лорд дал ему задание, и даже если бы оно было второсортным, ничего не значащим, ничто не ускользнуло бы от всевидящего ока Тёмного Лорда. Даже малейшая эмоция. До этого бояться было нечего. А теперь Поттер всё изменил. Гарри отреагировал на подталкивания Драко и, всё ещё сохраняя на лице любопытствующее выражение, неспешно направился к клетке. Мысли Драко хаотично метались от Гарри к Тёмному Лорду, к отцу, к его долгу и снова возвращались к Гарри. Голова у него кружилась. Каждый тщательно выверенный, неторопливый шажок Поттера заставлял сердце Драко биться чаще и громче, секунды растягиваться в часы. Ещё немного, и его нервы просто не выдержат, напряжение дойдёт до точки, в которой спрятать панику не получится. Драко боялся, что кто-то может что-нибудь заподозрить, но не до конца был в этом уверен. «Живее, будь ты проклят!» Он слегка ткнул Гарри в спину волшебной палочкой: — Хватит медлить! Это не было даже попыткой уязвить противника, но Гарри раздражённо оглянулся на него через плечо. На мгновение Драко ощутил нечто вроде жалости к нему… до тех пор, пока не встретился с изучающим взглядом тёмно-зелёных глаз. С таким трудом возведённые щиты рушились в прах; Драко почувствовал себя жутко уязвимым. И как только Поттеру удавалось проделывать это с ним так легко? После секундной заминки Гарри коротко наклонил голову и продолжил своё путешествие в направлении клетки. На мгновение ошеломлённый Драко заколебался. Довольно быстро ему удалось стереть с лица потрясённое выражение и скрыть мелькнувшую было вспышку надежды. Если этот почти незаметный кивок значил именно то, о чём он подумал… то Гарри действительно решил сотрудничать с ним. По собственной воле. Но что могло сподвигнуть его на подобный шаг? Возможно, то чувство от соприкосновения их рук не было игрой воображения Драко, и Гарри тоже его ощутил. Решив подумать об этом позже, слизеринец снова подтолкнул Поттера к двери клетки, всё ещё нервничая, но уже не так сильно, как раньше. Когда Гарри, немного потерянный, уже входил в клетку, Драко, не вполне отдавая себе отчёт в том, что делает, позволил своей руке коснуться его спины, будто подгоняя пленника. Пальцы скользнули по ткани и встретились с худой спиной под ней. Драко вдруг понял, что совсем не хочет запирать Гарри. Гриффиндорец ощутил некое давление со спины — не толчок, а лёгкое касание. Донельзя поражённый, он резко обернулся. То прикосновение обещало ему защиту, даже своего рода солидарность. Подобного было сложно ожидать от Драко Малфоя, но, с другой стороны, в последнее время случалось очень много такого, чего едва ли можно было ожидать. Дверь захлопнулась, разделяя их, но Гарри вглядывался в Драко до тех пор, пока не был принужден отвернуться. Лицо слизеринца хранило чисто малфоевское выражение: холодное, безразличное, высокомерное. Но глаза его уже не напоминали светло-серые льдинки, нет. Это были глаза человека, очнувшегося наконец от долгой, бессонной ночи. Впервые они были обращены непосредственно к Гарри, в полном замешательстве, с робкой просьбой о прощении. Но в глубине их всё ещё таился страх. В знак уважения и молчаливого согласия Драко поощрил Поттера малозаметным кивком. В данный момент он не был способен на большее. Он уже начинал колебаться, смущённый и испуганный предательскими мыслями, что теснились в его сознании. И это здесь-то, под самым носом у Волдеморта! Он повернул ключ в замке, сохраняя, насколько это представлялось возможным, внешнее спокойствие. Неизвестный наблюдатель не должен был заметить ничего необычного, что могло бы произойти между двумя подростками сейчас в подземелье. Никаких открытых проявлений чувств, никаких подтекстов. Драко мог только надеяться, что ему удастся продержаться, пока его не освободят от обязанности присматривать за Поттером. Прежде чем он успел опустить ключ в карман, дверь, ведущая в темницы, с грохотом распахнулась. Драко круто обернулся на звук, с ноткой ужаса подозревая, что прибыл Волдеморт, но увидел отца, тяжело дышащего, в развевающейся чёрной мантии, стремительно шагающего к ним по длинному тюремному коридору. Люциус быстро оценил обстановку, с удовлетворением отметив, что Гарри надёжно заперт в клетке. Восстановив дыхание и приняв должный вид, он повернулся к Драко. — Превосходно, Драко. Просто превосходно. Драко видел, что отец был чем-то сильно взволнован, но, удерживаясь от бесполезных вопросов, терпеливо ждал, пока тот сам сочтёт нужным пояснить своё поведение. — Люди из министерства стояли у главных ворот, когда я появился на южном крыльце, — проговорил Люциус. — Нам не следовало ждать так долго, но что сделано, то сделано. Твоя мать вполне способна сказать, что не в курсе происходящего, и позаботиться о поместье. Они могут провести тотальный обыск, но всё, что может вызвать у них вопросы или подозрения, они будут решать со мной. Он недобро и многозначительно покосился на Гарри через плечо. — Я не позволю своему имени и дальше падать в глазах общественности. Гарри небрежно облокотился о стену. — Кажется, вы пытаетесь обвинить меня в том, что вас, наконец, поймали, и статус вашей семьи пошатнулся. Люциус скривился, словно жабу проглотил. — В этот раз, Поттер, я соглашусь с вами. — Хорошо, — отозвался Гарри. Его глаза вспыхнули. — Мне бы не хотелось делиться с кем-то ещё этой заслугой. Уже второй раз за этот день насмешки Поттера над его отцом вызвали у Драко почти непреодолимое желание засмеяться. К счастью, ему удалось задушить смех ещё в зародыше до того, как Люциус обернулся к нему. — Драко, мне придется немедля покинуть вас. Надеюсь, ты не уронишь своей чести… — на этом слове он сделал паузу, подчёркивая его несомненную весомость, — в то время, пока меня не будет. Коротко кивнув, Драко осторожно спросил: — Отец? Люциус наклонил голову, разрешая Драко говорить. — Где все? Здесь так пусто. — Ты довольно наблюдателен, Драко, — произнёс Люциус с нажимом, сжав губы. — Конечно, ты прав. Нам необходимо быть уверенными в том, что Министерство не обнаружит Поттера, пока… пока Тёмный Лорд не заберёт то, что принадлежит ему по праву. В частности, сегодня вечером мы планируем ряд нападений в различных местах Лондона, чтобы сбить их со следа. Поверх отцовского плеча Драко видел Гарри, который несколько напрягся при этих словах. Зелёные глаза потемнели, выдавая волнение. — Я должен идти, — продолжал Люциус. — Оставайся здесь. Исполняй свой долг. Он повернулся на каблуках и направился к выходу, цокнув каблуками по каменному полу. Но, прежде чем уйти, бросил на Драко многозначительный взгляд. — Тёмный Лорд изъявил желание лично поговорить с тобой по возвращении, — напряжение и волнение слышны были в его голосе, и последние слова прозвучали поистине зловеще, — убедись, что будешь готов. С этими словами Люциус ушёл. Колени Драко дрожали. Голос отца эхом отдавался у него в ушах. Сам Тёмный Лорд хочет говорить с ним. Не мимоходом, как прежде, но в спокойной обстановке, с глазу на глаз. Раньше это стало бы поистине высокой честью для Драко, но теперь… теперь в уравнении появилась новая неизвестная. В течение многих лет Драко готовил себя к неизбежной встрече с Волдемортом. Люциус был уверен, что никто не будет служить Тёмному Лорду лучше, чем его сын. Конечно, ведь он был Малфоем. Именно Драко поймал Гарри Поттера, именно он быстро и безопасно доставил пленника последователям Волдеморта. Это ставило его в весьма выгодное положение относительно других Пожирателей. И несколько дней назад его собственный взгляд на ситуацию был именно таким. Но сейчас всё поменялось. Теперь же, в первый раз за всю свою жизнь, он сам себе задавал вопросы. О себе, о своей семье, о Волдеморте. Он чувствовал себя виноватым, снедаемый сомнениями насчёт всего, что его окружало, всего, что он до этого знал и на что опирался. И это прямо перед тем, как предстать перед Лордом. Жизнь, власть — Пожиратели смерти выживали благодаря самым простым стремлениям и истинам. Пусть даже один, самый маленький кирпичик встанет не на своё место — и несокрушимая защитная стена осыпается в пыль. Его осудят, и, возможно, весьма жёстко. Волдеморт обожал играть в судью, в выносящее приговор жюри и, когда считал нужным, в палача. А Драко в данный момент совершенно не был готов к подобному. Если Волдеморт увидит его смятение, если заподозрит в ненадёжности и слабости, он даже не успеет ничего сделать… Тёмный Лорд никогда не даёт второго шанса. Пытаясь вернуть прежнюю свою холодность и равнодушие, силой воли выпрямить подкашивающиеся ноги, Драко преуспел лишь частично. Он всегда считал, что обладал достаточной силой, чтобы преодолеть всё, но теперь, хоть он и внушал себе, что вовсе не боится, происходящее просто наваливалось на него, душа страхом. Гарри не был старше него самого, но, тем не менее, вёл себя куда более уверенно при столкновении с Волдемортом, несмотря на предрешённость своей судьбы. Для Драко это было его вечной целью, путём, который он принял, который избрал для него отец. У Гарри же возможности выбирать не было. Это даже казалось несправедливым. Зная, что убежище пусто и ничьи глаза за ними не следят, Драко наконец позволил себе обратить взор на клетку. Гарри уже не стоял, прислонившись к стенке и ухмыляясь, как пару минут назад. Нет, он сидел на полу, обхватив колени руками. Лицо его было искажено странной мукой, глаза закрыты. Собственные страхи Драко оттеснило в глубины сознания проснувшееся любопытство. Он открыл уже рот, чтобы спросить, что не так, но остановился, не желая упускать шанс в полном молчании, без помех изучать лицо Поттера. Он был всё ещё очень бледен, почти так же бледен, как и сам Драко, но с цветом лица резко контрастировали чёрные волосы, небрежно падавшие на лоб и частично скрывавшие его шрам. Полосы грязи тянулись по подбородку и поперёк носа, щёку украшала довольно мерзкая на вид ссадина. Он казался маленьким невинным ребёнком, совсем не похожим на человека, смотревшего смерти в лицо бесчисленное множество раз, больше, чем кто-либо другой… если не брать в расчёт выражение лица. Челюсти его были крепко стиснуты, губы болезненно сжаты, под глазами красовались тёмные круги. Однако, несмотря на весь тот кошмар, через который ему пришлось пройти в последние дни — даже более того, в последние годы, он не плакал, не спешил открыто признавать своё поражение. Драко, даже не являвшийся целью Волдеморта, приходил в ужас от одной вероятности разговора с Тёмным Лордом тет-а-тет. Гарри, напротив, оставался собранным и сильным. Эта демонстрация скрытой силы вынуждала Драко признать некоторую необычную красоту, элегантность, которую в этом неуклюжем на вид парне предположить было довольно сложно. Это был настоящий магнетизм, и Драко хотелось бы знать, кем бы стал он, прими его когда-то Поттер в свою компанию. Теперь он видел это так отчётливо, что сомневался, сможет ли когда-нибудь заставить себя забыть. Возможно ли было теперь по-прежнему преклоняться, как его учили, перед ледяной властью Волдеморта и продолжать ненавидеть ту силу, что ощущал он в Гарри Поттере? Наконец он решил позволить себе проявить долю любопытства и даже каплю беспокойства. Стараясь, чтобы голос не дрожал, он спросил: — Что случилось? Снова шрам болит? Гарри приоткрыл один глаз и снова закрыл его, прежде чем ответить: — Нет, это не шрам, хотя он тоже ещё побаливает. Это уже раздражает. И он снова затих, не подавая никаких признаков того, что раздумывает над ответом. Драко же знал, что ответ ему просто необходим. Он шагнул к клетке, приблизил лицо к железным прутьям решетки и требовательно спросил: — Тогда что? Веки Гарри дрогнули, но не поднялись. Вместо этого он уперся лбом в колено и мягко отозвался: — То, что Волдеморт совершает этой ночью. То, как он намерен отвлечь Министерство. Он мобилизовал всех Пожирателей. Что за масштабную операцию они готовят? Я хочу знать… Я хочу знать, сколько ни в чём не повинных людей может умереть сегодня. Как много из них уже умерли. Поджав губы, Драко тщательно обдумывал свой ответ. — Не думаю, что это должно так уж тревожить тебя. В любом случае, Хогвартса это не коснётся. Я хочу сказать, что ты даже не знаком с большинством этих людей. — Они — невинные человеческие существа, — голос Гарри становился тише и тише, но сила звучала в нём всё явственней. — Это и в самом деле тревожит меня. Слова Гарри задели его, и Драко уже был близок к тому, чтобы пожалеть жертв этой ночи, когда внезапно осознал собственную глупость. Он вспомнил, за что всегда так не любил этого проклятого гриффиндорца. Ещё одну проповедь выслушивать ему не хотелось. Ему пока вполне хватало собственных проблем. — Ты пытаешься втереть мне одну из своих ханжеских речей, Поттер? Вынужден сообщить тебе, что в данный момент я в них не нуждаюсь. — Что случилось, Малфой? — поттеровский голос опустился до шёпота, но теперь в нём прорывалось какое-то садистское наслаждение происходящим. — Не можешь слышать о зверствах, которые творят Волдеморт и его подручные? Тебя тошнит от жестокостей этого мира? От всех этих людей, неизвестно за что умирающих… И наверняка твой отец убил львиную долю. Последние слова задели Драко. — Это всего лишь магглы, грязнокровки да магглолюбцы, — упрямо произнёс он. — В них не так уж много человеческого. Гарри не шевельнулся и ничего на это не ответил. Но глаза его были уже открыты, и испепеляющий взгляд их причинял Драко почти физическую боль. Малфой мог бы перекидываться оскорблениями и остротами целый день — благо, натренировался в своё время на Крэббе с Гойлом. Он был просто уверен в том, что безоговорочно одержал бы верх над Гарри в любом, в абсолютно любом споре, если бы только тот держал свои глаза закрытыми. Каждый раз этот сверкающий взгляд сбивал его. Он не мог принять высокомерный вид под этим взором. Смысл всех слов, казалось, просто терялся. Он уже почти готов был взять свои слова назад, но не смог. Только не здесь. Не в подземельях Тёмного Лорда. Каждый новый выпад Поттера был новым гвоздём, забиваемым в крышку гроба Драко, новой щелью в его броне, защищавшей разум от змеиного коварства Волдеморта. Каждую секунду, когда он чувствовал бесспорное превосходство Поттера над собой, он становился слабее, неустойчивее, начинал ощущать внутри себя жуткую пустоту. Если Драко не успеет привести себя в порядок к той встрече с Волдемортом — а она приближается с каждой секундой — ему даже не хотелось думать, что тогда с ним произойдет. Гнев. Вот что было ему необходимо. Стать жёстким, холодным, без каких-либо следов слабости, сострадания или любого другого живого чувства, которое могло бы позволить Волдеморту избавиться от него. Необходимо очистить мозг… мыслить только так, как учили… Он уже вполне удовлетворил своё любопытство. Пришло время поработать над собой. Прочь уважение — Драко не мог позволить ханжеским речам Поттера пошатнуть устои всего, что он впитывал с рождения. Поттер не должен был выиграть этот раунд. «Как он посмел? — мысленно восклицал Драко. — Проклятый совершенный Поттер. Не думает ли он, что если я не превратил его заточение тут в кромешный ад, то он вдруг приобрел право в некотором роде контролировать меня? Я не должен позволять ему так нагло перехватывать инициативу. Поттер может быть хоть тысячу раз сильным, но будь я проклят, если позволю ему так с собой обращаться! Я не окажу ему такой услуги! Ему не удастся сломить меня!» Всячески поощряя себя на решительные действия, Драко ощутил прежнее разгорающееся чувство соперничества. Да, то, что недавно произошло, ничего не значило. Все те сомнительные вольности, что он позволял себе, прикрывая их необходимостью удовлетворить свое любопытство, — всё это было никому не нужным фарсом. Отец был прав. Он не должен был смотреть Поттеру в глаза. Это была жестокая ошибка, серьёзный, почти фатальный промах в попытках проникнуть в поттеровское сознание. Он забылся, и это было непростительно. Что ж, теперь настало время изменить свои позиции в этой войне умов, и плевать на сомнения, что всё так же настойчиво гложут его мозг… Его гордость, его наследие — он Малфой, чёрт побери, настало время объяснить это Поттеру. Игра продолжается. — Нечего так пялиться на меня, Поттер! — зло выкрикнул Драко. — Ты, с твоими грязнокровными и магглолюбивыми «лучшими друзьями»… чтоб вас! Все вы из одного теста! Такие белые и пушистые, такие идеалисты, которые, разумеется, всегда правы, да? Думаешь своими идиотскими доводами заставить меня рыдать по толпе никчёмных грязнокровок? Гарри, не отвечая, мрачно смотрел на него. Желудок Драко подпрыгнул и едва не завязался узлом. Нет, он не мог вот так вот сразу взять и избавиться от всех эмоций, особенно после тех взглядов, которыми награждал его Поттер все эти дни… но нельзя было показывать слабость. — Кроме того, — к злости в голосе он прибавил толику яда, — будь ты здесь по моей вине или нет, это ничего не меняет. Именно ты понадобился Тёмному Лорду, именно из-за тебя гибнут все эти люди. Если бы не ты, ничего этого не было бы. Гарри по-прежнему не шевелился, но взгляд его буквально примораживал Драко к месту. Тишина заставляла его цепенеть, он задыхался в этом, казалось, вечном молчании, нарушаемом только бешеным стуком крови в ушах. Поттер. Гибель всех этих людей, временное заключение Люциуса в Азкабане, страх и сомнения, снедавшие Драко. Всё было не так, как должно быть, только из-за Поттера. Вздёрнув подбородок, Драко нанёс заключительный удар: — Это всё твоя вина. Глубоко вздохнув, Гарри на секунду закрыл глаза, чтобы тут же открыть их и снова пронзить Драко взглядом. Он смотрел на Малфоя так, словно был умудрённым жизнью, убелённым сединой старцем, с равнодушной усталостью слушавшим бессмысленные рассуждения гордеца-мальчишки и не желающим спорить. — Это всё моя вина, — произнёс он наконец, и прорвавшаяся в его словах горькая ирония заставила Драко сделать один маленький шажок назад. — Конечно, всё это исключительно моя вина. Скоро Волдеморт уничтожит меня, но судеб тех людей это совершенно не изменит. И это обязательно будет моей виной. Вырежи это на моём надгробии: «Всё это было виной одного только Гарри Поттера». И твоя давняя мечта всё же сбудется, Малфой. Всё, чего ты когда-то хотел… Я буду мёртв. Магическое общество очистится от грязнокровок. А ты заслужишь почётное место маленького любимца Волдеморта. Слава… власть… пожизненное рабство, и всё для тебя. Голос Гарри опасно понизился, напряжённость сквозила в каждом произнесённом им слове. — Только помни, что в тот момент, когда ты, верный до гроба своему милорду Пожиратель смерти, будешь стоять над своей первой жертвой, когда ты направишь на этого маггла или грязнокровку свою волшебную палочку, наслаждаясь восхитительными криками боли, и наконец растопчешь её или его жизнь спокойным и чистым «Авада кедавра», помни, что это всё только по МОЕЙ вине. Драко молчал, поражённый этой мрачной картиной. Пустые слова… и такая ясность, такое резкое ощущение реальности. Словно он не поттеровскую тираду только что слушал, а смотрел на небрежно сделанную колдографию. Будь это вызовом — Драко должен был его принять, должен был с новой силой раздуть в себе искусственную ярость, с энтузиазмом ринуться в очередную словесную баталию… Только это не было вызовом. Его несокрушимая броня — острый язык, который не раз выручал в Хогвартсе — в конце концов оказалась бесполезна. Поттер больше не играл с Драко. Он просто вышел из битвы. Стиснув зубы, Драко шагнул вперёд, вцепился в прутья решётки и прижался к ним пылающим лбом. Прикосновение холодного металла несколько его отрезвило, уняв не замеченную раньше головную боль. — Тебе страшно, Малфой? Тон этого вопроса разительно отличался от тона того, который сам Драко когда-то бросил в лицо Поттеру в дуэльном клубе. Ни следа насмешки, ни тени злости. Этот факт привёл Драко в гораздо большее замешательство, чем сам вопрос. — С чего бы это? Жалкая попытка произнести эти слова ровным голосом уверенного в себе человека, увы, с треском провалилась. — Волдеморт. Я видел, как ты вздрогнул при словах своего отца о том, что Волдеморт намерен поговорить с тобой лично. — Ты видел? Здесь его голос практически сорвался на писк. Драко совсем не привык бурно проявлять свои чувства. Равно как не привык и к замечающим это людям. По лицу Гарри пробежала тень удивления. — Это вполне нормальная реакция, учитывая, что во всём мире найдется едва ли дюжина волшебников, способных произнести его имя. Большинство боится одного его звука. — Но ведь ты… — слова сорвались с губ быстрее, чем Драко мог ожидать. — Ты ведь не боишься. — И да, и нет, — Гарри беспечно пожал плечами. — Ну хорошо, ты хотя бы привык к этому. — Малфой, нельзя привыкнуть к чувству неотвратимо приближающейся смерти. Драко горько усмехнулся. — Всё время начеку, да? — Типа того. Он разглядывал своего вечного оппонента, уткнув в стальные прутья решётки лицо. В голову скользнула непрошеная мысль. — Думаю… я почти понял. — Неужели? — Гарри даже не пытался скрыть прозвучавшие в голосе насмешливые нотки. — Каково это? Встретиться лицом к лицу с… Сам-Знаешь-Кем? — тихо спросил Драко. Гарри фыркнул. — Беседа тет-а-тет с Волдемортом не самая лучшая перспектива, Малфой, но ты его подчинённый, а не мишень. Он не желает твоей смерти. Ты не занимаешь все его… — В этом всё и дело, Поттер, — Драко смерил его холодным взглядом. — Ты был прав. Ему всё равно. Я для него пустое место. Он лишь немногим более внимателен к своим последователям, нежели к врагам. Кто знает? Он может решить, что я недостоин. Что он говорит? К чему ведёт этот разговор? — Ты что, пытаешься вызвать у меня чувство жалости? — Нет, Поттер, — вздох. — Не пытаюсь. Гарри молча смотрел на него. Светлые волосы уже не так безукоризненно прилизаны, под глазами тёмные круги, щеки сдавлены прутьями решётки. Пальцы, с силой сжимающие равнодушный металл, совершенно белы. Словно это он был заперт в клетке и выглядывал из неё наружу. — Знаешь, на самом деле ты куда больше похож на пленника, чем я. Драко почувствовал комок в горле. — Как… Что за чушь ты несёшь, Поттер? — Разве ты сам этого не замечаешь? — Гарри слегка склонил голову набок, всем своим видом выражая вежливое любопытство. Драко отпрянул от решётки, словно ужаленный. — Я вовсе не пленник! Уголок рта Гарри дрогнул в какой-то садистской усмешке. Здорово было видеть, как неожиданно они поменялись ролями. Но в то же время Гарри действительно хотелось, чтобы до Малфоя дошло, потому что это имело значение. С большой вероятностью имело. — Что ж, тюрьмы бывают разными, но в любом виде они остаются тюрьмами. — И в какой же тюрьме нахожусь я, Поттер? Объясни мне это, будь добр, а то мой разум, к счастью, работает совсем не так, как у гриффиндорцев. Гарри неодобрительно покачал головой. — Я уже говорил тебе об этом, только не так длинно. Это — выборы, которые ты делаешь, Малфой. Это твоя собственная решётка и твои собственные кандалы. Драко даже рот приоткрыл от удивления, но, опомнившись, рявкнул: — Только не снова, Поттер! — Ты спросил, и я дал тебе честный ответ, хоть ты этого и не заслуживаешь, — пожал плечами Гарри. Все, о чём они говорили в эти несколько дней, все их слова медленно всплывали в памяти Драко, но легче от того не становилось. Напротив, только всё ухудшалось из-за его истощения и бессонницы. Голова уже раскалывалась. Он рванулся к решётке и зло топнул ногой: — Я уже говорил тебе, что это не мой выбор! Я вынужден так поступать! Меня обязывает мое имя, мое наследие… — Разве ты не этого хотел? — Да! Нет! Что ты, чёрт возьми, делаешь? Хватит уже пытаться подловить меня! Это больше не казалось забавным. Почему все его слова кажутся пустой шелухой перед Поттером? Что случилось с его безотказной броней, которую он совершенствовал годами? Как его острый словно бритва ум стал таким унылым и плоским, как закопчённый бок старого котла? Гарри беззаботно пожал плечами, что заставило Драко окончательно взбеситься. — Послушай-ка, Поттер. Это именно то, чего я желал. Кто бы не хотел быть на стороне победителей? Кто не хотел бы обладать властью большей, чем человеческий разум может себе представить? — он ткнул себя в грудь пальцем. — Это именно то, чего я хочу. Зелёные глаза метнулись от Драко к полу и снова к Драко. Гарри произнёс неожиданно очень мягким, даже участливым голосом: — Тогда почему ты так напуган? Этот взгляд, наполненный почти нежной честностью, лёгкость, с которой вернулись к нему его собственные страхи, глубокая истина, таившаяся за простым вопросом — всё это окончательно добило Драко. Нижняя губа его задрожала. Он резко отвернулся и облокотился спиной о решётку, обхватив себя руками и вцепившись при этом пальцами в тонкую ткань рубашки, и зажмурился, не в силах вынести жаркую боль. Глупо, конечно, было надеяться, что Поттер ничего не заметит. Потратив несколько мгновений, чтобы успокоиться хотя бы внешне, он открыл глаза и глубоко вздохнул. — Потому что, Поттер, — произнёс он настолько ровно, насколько это было вообще возможно, — иногда, если ты хочешь быть с победителями, цена за единственную ошибку может быть очень, очень высока. Его голос вновь сорвался, и он опять зажмурился, не в силах пошевельнуться и тем более повернуться. Это было за гранью его понимания. Прежде он никогда не сталкивался ни с чем подобным… Хорошо ещё, что настоящие слёзы пока не выступили из глаз. Гарри слышал спокойную, размеренную речь, но плечи Драко дрожали, а дыхание было прерывистым. Он был действительно выбит из колеи. Он плакал, пусть даже гриффиндорец не видел никаких слёз. «Не поддавайся так легко, Гарри, — сказал он себе. — Это же Драко Малфой. Он притащил тебя в логово Волдеморта. Он такой же гнилой, как и остальные. У подобных ему людей нет сердца, которое может разбиться…» Гарри вздохнул. Бессердечные люди не могут плакать. — Малфой, я… Ну и что ему делать? Успокоить Малфоя? Нет, нормальный разговор между ними был возможен — когда дело не доходило до подобных бурных проявлений чувств, но теперь? Да, он понял, что Малфой не был таким уж жестоким и бесчеловечным гадом, но попытаться поддержать? Протянуть ему руку помощи? Гарри бросил взгляд на свою правую руку, ту самую, которую он приложил к портключу, ту самую, которой коснулся тогда руки Драко. До сих пор на ней оставался неуловимый отпечаток его пальцев; рука Драко была такой теплой, гладкой, такой человеческой. Эти ощущения перевернули с ног на голову его тщательно выверенное отношение к слизеринцу. Оба испытали и мгновенную вспышку неосознанного страха, и скользнувшую на миг по коже искру. И оба больше не были одиноки — даже здесь, в наводящих ужас и тоску темницах Волдеморта. Такое непросто забыть или проигнорировать. Но, так или иначе, они с Малфоем объединились. Драко всё ещё не шевелился, и плечи его уже не вздрагивали. Всё то, что он делал, говорил все эти годы, все гадости, которые желал Поттеру — Гарри клялся, что ничего так сильно не желал, как увидеть Драко, гонимого своими же проклятиями. Он не скрывал, что ждёт того дня, когда окончательно сломленный, жалкий Драко будет плакать навзрыд в отчаянии. Но он знал, что это такое — оказаться лицом к лицу с Волдемортом. И теперь, видя самые что ни на есть человеческие чувства за привычной маской истинного Малфоя, Гарри осознал, что больше не желает Драко такой ужасной судьбы. Гарри встал и осторожно приблизился к Драко. Если Малфой и почувствовал его близкое присутствие, то никак этого не показал. Остановившись менее чем в шаге от решётки, Гарри лихорадочно подыскивал нужные слова, но, как назло, на ум ничего не приходило. Драко отлично слышал эти шаги и ощущал дыхание Поттера за своей спиной. Смущение вскипело в душе. Краска залила щеки. — Наверное, ты думаешь, что это нечто необыкновенное, Поттер, — голос его дрожал и надламывался. — Решил подкрасться и полюбоваться вблизи, чтобы потом посмеяться надо мной? Ну, так давай, вперёд. Смейся, сколько влезет. Эти слова заставили Гарри нахмуриться. Он смотрел на склонённую голову слизеринца, на открытую, стройную и выглядевшую отвратительно уязвимой шею. Тонкая дорожка белых волос бежала по бледной коже, чуть колеблясь от его дыхания. Хмурость на лице медленно сменилась выражением сочувствия. — Я вовсе не смеюсь над тобой, Малфой. Драко чуть вскинулся, поражённый тоном Гарри. Это совсем не было похоже на насмешку. Нет. Это звучало так, как если бы Поттер волновался за него. Нет, это было невозможно. Просто игра воображения. И тогда произошло кое-что действительно невозможное, реальности чего Драко всё же не мог отрицать. Тёплая успокаивающая тяжесть легла на его правое плечо, вызывая странную дрожь в позвоночнике. Его дыхание сбилось, тонкие волоски на шее вздыбились. Поттер только что подошел к решётке и положил ему руку на плечо. Драко стоял неподвижно, словно его ударило молнией, а в мозгу в хаотичном ужасе проносились десятки различных мыслей. «Поттер касается меня! Касается меня! Ударить его, отскочить прочь! Наорать. Рассмеяться над глупым чувствительным гриффиндорцем. Оскорбить его. Почувствовать сильнейшее отвращение от этого его прикосновения…» Но Драко не мог ничего сделать. Сначала потому, что был слишком ошеломлён, чтобы шевельнуться, а затем, после того, как ему удалось преодолеть этот временный паралич — потому, что мысль, скользнувшая внезапно в его разум, не могла, просто не могла быть его мыслью. «Ты ведь на самом деле не чувствуешь никакого отвращения, не так ли? — внутренний голос отдавался в его голове, и намного громче, чем когда-либо прежде. — Он дотрагивался до тебя и раньше, а если быть точнее, то это ты касался его. Признай, ты рад этому. Ты благодарен». «Нет, этого не может быть…» Внутренний голос даже не слушал, только весело продолжал: «И ты благодарен ему, потому что это самое человечное ощущение из тех, что ты когда-либо испытывал, самое потрясающее, самое яркое. Ты всегда пытался вызвать его на конфликт оттого лишь, что это даёт тебе право чувствовать себя живым.» «Нет…» «Теперь, когда вы соприкоснулись, когда позволил себе проявить человечность, ты не можешь дольше оставаться в своей скорлупе. Отныне вы знаете друг друга с той стороны, которую не видели даже ваши друзья. Игра окончена, Драко. Уже поздно прикидываться дураком. Игра окончена». Драко даже не вполне осознавал, что пальцы его левой руки искали другие, сжимавшие ткань мантии на его правом плече, пытаясь восстановить ту связь, что возникла между ними всего несколько минут — и целую вечность — назад. Сам не зная почему, Драко понимал, что ему больше чем необходимо снова испытать эти поразительные ощущения. О, это был запретный плод — братание с врагом на нечёткой границе между другом и противником. Наконец тёплая рука Гарри встретилась с его собственной… и Гарри немедленно отскочил назад. На одно мимолетное мгновение Драко вдруг испугался, что то краткое ощущение защищённости было лишь иллюзией его разума. Удручённый, он хотел было опустить руку, оберегая себя от дальнейших разочарований, когда сухие тёплые пальцы неожиданно нашли его ладонь и довольно крепко сжали её. Такие непонятные чувства захлестнули Драко с головой, и короткий полузадушенный вздох сорвался с губ, прежде чем горло вновь сжалось. Это было настоящее безумие. Гарри Поттер пожимал ему руку. Он должен был ненавидеть его за это, но в то же время это было единственной ниточкой, связывающей его с действительностью, и, как бы там ни было, он был благодарен Поттеру за это. Он был не в силах шелохнуться, даже сам разум его оцепенел, не в силах осмыслить происходящее. Он не желал — или не был способен — разорвать контакт. Лишь через несколько ударов его собственного сердца, показавшихся поистине часами, Драко понял, что рука его дрожит. Весь он дрожит. Надо было взять себя в руки, вернуться к реальности. Тяжело дыша, он отвёл руку Гарри и медленно обернулся. Ярко-зелёные глаза с любопытством уставились на него. Драко пошатнулся, опустил взгляд и вцепился в прутья решётки, чтобы устоять на ногах. — Всё в порядке? — мягко осведомился Гарри. Драко стиснул зубы. Он не мог ответить. Он сам боялся того, что мог произнести, и подумал, что не смог бы солгать, даже если очень захотел. Вместо этого он поглядел на свою руку, на побелевшие суставы, жилы, тянущиеся от тонких пальцев к запястьям и к окружающим их тёмным линиям — следам давнего наказания. От собственных запястий он перевёл взгляд к поттеровским, скрытым рукавами потрёпанной кофты, и снова назад к своим. Не желая выдавать себя ломким голосом, он прошептал: — Следы у тебя на руках, которые остались от кандалов, уже зажили? — Что? — удивлённо переспросил Гарри. — Я спросил, зажили ли раны, которые остались у тебя на руках. Гарри бросил на него любопытствующий взгляд, но вместо ответа медленно поднял левую руку и оттянул рукав на правой до предплечья, протягивая Драко руку, чтобы тот взглянул. Болезненное предчувствие шевельнулось в душе Драко, когда он увидел эту картину. Запястье Гарри было окружено кольцом мерзких на вид струпьев, корочка на некоторых облупилась, очевидно, без надлежащего ухода. Эти раны оставят на коже браслеты плохо заживших шрамов, постоянные напоминания о боли и унижении. Он вынес кару прикованным к стене, будучи узником малфоевского подземелья. Как и сам Драко. — Я могу залечить их, — осторожно произнёс Драко, не позволяя своему взгляду переметнуться от запястья Гарри к его лицу. — Если ты хочешь. Он смотрел, как гриффиндорец сжал и разжал кулаки, словно проверяя, подчиняются ли ему ещё покалеченные руки. — Думаю, не стоит. — От них останутся шрамы, понимаешь? — Я знаю, — Гарри кивнул. — Я уже хорошо знаком с особенностями шрамов. — Тогда почему ты хочешь вот так оставить их? Тот опустил руки, и рукав, соскользнув, скрыл страшную рану. — Чтобы помнить, наверное. Помнить об испытании, которое я прошел, о боли, которую преодолел. Всё, что нас не убивает, делает нас сильнее — или как там это говорится. Я не знаю, правда ли это, но ведь неспроста многие люди повторяют эти слова. — О… Заявление это показалось Драко слегка отдающим мазохизмом, но кто он такой, чтобы возражать? Он снова взглянул на свои шрамы и задался вопросом, так ли были отличны их рубцы. — Почему тебе вдруг захотелось это узнать? Драко наконец поднял голову. На самом деле он не понимал, почему ему так хотелось рассказать Гарри о своём заключении в подземельях Малфой-мэнора, о шрамах на запястьях, но была пара предположений. Первое — это мог быть своего рода сопернический дух, желание с видимой небрежностью бросить что-нибудь в духе: «Ха, у меня тоже такое было, но я тогда был гораздо младше тебя», но это было не совсем то. Такой трюк хорошо получился бы, будь ему двенадцать лет, но не сейчас. Тем более не сейчас. Хотел ли он сочувствия? Однозначно нет. Потребность в каких-либо чувствах вообще выветрилась из него довольно давно, и испытанная им боль осталась пустым воспоминанием. Драко Малфою не приличествует сожаление о боли минувших дней. Но, возможно, ему хотелось, чтобы между ним и Гарри действительно было кое-что общее. Их связывало испытание, через которое прошли они оба. Может быть, это всё, чего он хотел — чтобы Гарри понял его, чего бы это ни стоило. Сохраняя на лице равнодушное выражение, Драко поднял свободную руку и оттянул рукав мантии, аккуратно зажав его край между большим и указательным пальцами, настолько, чтобы открылось тонкое запястье. Он протянул руку так, чтобы Гарри мог её рассмотреть. Полумрак темниц удачно оттенял застарелые шрамы. Гарри чуть наклонился вперед, спокойно и внимательно оглядывая запястье. Драко тем временем медленно поворачивал руку так, чтобы представить ему полную панораму своего ужасного увечья. — Это… — Я получил их так же, как и ты. В том же самом месте, в тех же цепях. Глаза Гарри расширились, в них совершенно ясно читалось недоверие. Драко отдал ему клятвенный кивок в знак подтверждения своих слов. — Почему? — только и смог произнести Гарри. Драко пожал плечами. — Я напросился. — Твой… твой отец сделал это с тобой? — Это было справедливое наказание! — выпалил Драко, снова переходя к обороне. — Но что ты такого сделал, если заслужил это… наказание? Драко взялся за прутья решётки, продолжая держать запястье на виду. — Ещё перед поступлением я хотел пронести в Хогвартс что-нибудь такое, чтобы произвести впечатление на всех. Я уже знал, что попаду в Слизерин, а слизеринцы всегда восхищались силой, — он глубоко вдохнул, прежде чем продолжить. — Я залез в личный кабинет отца, ища, что можно было бы прихватить с собой, и он поймал меня там. Гарри с тревогой смотрел на него. — Это… это было перед поступлением? Драко поджал губы, но в этом выражении было куда меньше вызова, нежели затаённой боли. — Ну и? — Тебе было всего одиннадцать, и твой отец запер тебя в подземелье, приковав к стене? — Только на одну ночь, — Драко повёл плечами, словно стряхивая неверие Гарри. Отступив на полшага назад, Гарри недоверчиво и даже с ужасом смотрел на Драко, не веря в правдивость этих равнодушных слов. Такого просто не могло быть. Но в глазах Драко он прочёл достаточно, чтобы уяснить суть происходящего. Благороднейшее и древнейшее семейство Малфоев оказалось почти столь же бессердечным, как Дурсли, заставляя подчиняться насилием. Дурсли не могли сломить Гарри, но, используя извращённые психологические игры, Малфои сломили Драко. Гарри подумал, что Драко был пленником в собственном доме, связанный своим великим именем, был тщательно выдрессированным рабом Волдеморта. Его безупречное воспитание, его шрамы были его тюремщиками. И Гарри понял. Это был Малфой. Это был человек, задавленный собственным наследием, но теперь новые мысли пустили корни в его душе, дикие цветы прорастали на заботливо культивируемом поле. Он был Малфоем, но был также и Драко. Похоронив глубоко в душе извечную ненависть к Малфою, Гарри уже не мог не видеть, что был этот человек, кто он был и почему. На каких бы ролях ни был Драко в этом деле, он всё же оставался ещё одной жертвой. Что-то тоскливо сжалось в его груди. Гарри подумал было, что это жалость, но нет… Он удивлённо моргнул. Мерлинова борода, он понимал Драко Малфоя. — Только на одну ночь, — повторил он, пытливо смотря на Драко, ища в его лице хоть маленький намёк на то, что это была шутка, и понимая уже, что это не так. Малфой, которого он знал, никогда не позволил бы себе какой угодно человеческой слабости, тем более в шутку. Гарри понимал, что это признание далось ему очень нелегко. — Это был урок, который я должен был усвоить, — сухо произнёс Драко. — Какой ещё к чёрту урок, Малфой? — Гарри произнёс эти слова с внезапно вспыхнувшей в сердце злостью, направленной, впрочем, не на Драко. — Какой урок нужно усвоить одиннадцатилетнему мальчишке, целую ночь проводящему прикованным к стене темницы? — Ты слишком все преувеличиваешь! — возразил Драко в бесплодной попытке вернуть себе прежнее самообладание. Он выпустил прутья решётки и с отсутствующим видом принялся потирать запястье. — Отец хотел немного поучить меня послушанию. Я поступил против его воли, и это было ошибкой. Я должен был научиться с честью носить своё имя, понять, как заслужить, а не просто получить власть. Он хотел, чтобы я был сильным… — его голос сорвался. — И ему удалось? — Гарри наградил Драко зажатым выражением лица. В горле у Драко застрял комок. Заминка с ответом была вознаграждена понимающим кивком Гарри. — Знаешь, что было хуже всего? — тихо спросил Драко, отворачиваясь от клетки. — Что же? — Вскоре после ухода отца у меня начала зудеть переносица. Я не мог вытянуть руку, чтобы почесать её, целую ночь. Когда он оглянулся, на губах Гарри снова играла улыбка — странная смесь веселости и сочувствия. Драко не удержался и хихикнул в ответ. — Почему ты не исцелил шрамы волшебством? — просто спросил Гарри. Драко моргнул и неожиданно понял, что так и стоит, потирая запястье. Он быстро расцепил руки и снова ухватился за решётку, стараясь скрыть нервную дрожь в пальцах. — Думаю, по той же причине, что и ты. Чтобы помнить. Он взглянул на знаменитую отметину на лбу Гарри, потом — в его ошеломляюще зелёные глаза. — Думаю, шрамы действительно бывают иногда мощными напоминаниями… Гарри фыркнул. Обескураженный, Драко перевёл взгляд в пол. Никогда и ни с кем ранее он не говорил об этих вещах, но сейчас, здесь, он одну за другой выдавал свои сокровенные тайны злейшему врагу. «Но ведь он больше не твой враг, разве не так?» Драко слегка удивился такой неправильной мысли. «Нет. Думаю, нет». Ещё раз моргнув, он с внезапным потрясением обнаружил две крупные слезы, медленно ползущие по щекам, вырвавшиеся-таки на волю после долгого сдерживания. Драко хотел было снова отвернуться, как вдруг уже знакомое, почти ощутимое тепло коснулось его руки. Стоявший вплотную к решётке Гарри осторожно сжал запястье слизеринца. Он не издал ни звука, слёзы скользнули из-под сжатых век в знак протеста. Он хотел было отдёрнуть руку, но Гарри оказался быстрее и удержал её, прежде чем тому удалось сделать хотя бы шаг. К своему удивлению, Драко осознал, что ему совсем не хочется пробовать вырваться снова. Очень мягко, почти нежно Гарри отвёл рукав мантии и обнажил запястье, окольцованное тёмными шрамами. Удерживая одной рукой ладонь Драко, пальцами другой он осторожно пробежался по этим застарелым следам. Затем он повернул руку слизеринца внутренней стороной к себе и осторожно прикоснулся к тонкой жилке пульса. Драко чувствовал, как его собственная вена лихорадочно бьётся под кончиками пальцев Гарри. Он чувствовал себя ужасно уязвимым. Сейчас Поттер мог буквально делать с ним всё что угодно, но Драко прекрасно знал, что жестокость не принадлежит к отличительным качествам гриффиндорца. Казалось, тот пытается уяснить для себя, есть ли всё-таки у Малфоя сердце. Сам Драко, конечно, знал, что оно у него есть, ибо именно сейчас оно отчаянно колотилось в его грудную клетку, и Гарри непременно должен был чувствовать отдающееся биение. Когда он действительно сделал подобное заключение, то выпустил руку Малфоя, всего лишь на мгновение её сжав. Драко не двигался. Рука его оставалась в том же положении, и слабый след короткого пожатия всё ещё ощущался на коже. Холодный трепет переполнял всё его существо, вернулась знакомая проклятая пустота, его верный и единственный спутник за высокими прочными стенами, которыми он отгородился от всего остального мира. Стены рухнули. Это была фатальная ошибка: он позволил себе испытать человеческие чувства. Его защита, которая постоянно истончалась в присутствии Гарри, была окончательно уничтожена. Годы терпеливых тренировок перечеркнуло одно-единственное прикосновение. А ему предстояло ещё встретиться лицом к лицу с Тёмным Лордом. Оставаясь по-прежнему неподвижным, он прошипел, почти не разжимая губ: — Почему ты сделал это? Он оглянулся на задумавшегося Поттера и повторил, уже более резко: — Почему? Гарри пожал плечами, но это было не случайным движением. Смотря так, словно это на его глазах, совершенно, впрочем, сухих, были слёзы, он мягко проговорил: — Мне нужно было увидеть. Не знаю почему. Просто нужно было… Драко сдерживался из последних сил. Ему так хотелось сбросить, наконец, с себя приставшую к лицу маску вечного равнодушия и насмешки, позволить себе хоть чуточку человечности, открыто говорить, дотрагиваться… но страх чёрной ледяной водой плескался в его сознании. Во имя Мерлина, они находятся в штабе Волдеморта! Расплатой за слабость здесь станет жизнь. Что ж, Поттер оказался прав. Он боялся. Он был в ужасе. Драко запоздало дёрнул рукой, прижал её к груди, стараясь удержаться на ногах под гнётом струящегося по его венам жуткого ужаса. Он в отчаянии смотрел на Гарри. — Никогда больше так не делай! — Что? Я только думал… — Значит, ты плохо думал, Поттер! — взвыл Драко. — Да ты сам не знаешь, что ты сейчас натворил! Гарри, явно ошеломлённый, отступил от решётки. — В смысле? Что я натворил? — Что ты натворил! Ты… ты только что всё разрушил! — Каким образом я мог всё разрушить? Для того, кто нанёс человеку удар кинжалом, захватил его и доставил прямиком к Волдеморту, эти слова звучат по меньшей мере странно! Я пытался помочь тебе! Мне показалось, что мы вдвоём с тобой против Волдеморта, но ты струсил! Что ж, я должен был предвидеть нечто в этом духе. — Ты даже не знаешь, что я сейчас чувствую! — Отлично, Малфой. Когда в следующий раз будешь на грани слёз, напомни мне плюнуть на твои чувства! Кажется, все Пожиратели себя так и ведут! Драко раздражённо топнул ногой, в уголках его глаз подозрительно защипало. — Да, вот это как раз то, что мне нужно! Только до тебя всё никак не доходит! — Хорошо, Малфой. Просто отлично. Тогда объясни мне, потому что ты прав. До меня действительно не доходит. Драко тряхнул головой, тщетно собираясь с мыслями, и выдал преспокойнейший ответ, на который вообще был способен. — Пять дней назад, Поттер, когда я всё это планировал, я был готов. Я мог предстать перед Волдемортом. Внимательность, холодность, чёткий расчет — вот что нужно, чтобы по праву занимать место в его ближнем кругу. Гнев — единственная эмоция, которую ты можешь себе позволить, потому что она скрывает твой страх, даёт тебе силы ненавидеть. Я был действительно готов и знал, что, только не поддаваясь чувствам, смогу выполнить это задание. Ты понимаешь меня, Поттер? Необходимо уметь контролировать свой страх, управлять своими чувствами. Тёмный Лорд может взглянуть тебе в глаза и прочесть в них твою душу. Ты знаешь об этом? Гарри внутренне сжался, но ничего не сказал. — А если твоя защита ломается, если он видит твой страх, значит, ты недостоин. Если ты недостоин, тебя отвергнут. Надеюсь, хотя бы это тебе объяснять не надо. — Я знаю достаточно, — прямо сказал Гарри. — Но мне казалось, что совсем немного поддержки не принесет большого вреда… — Именно это меня здесь и убьёт, Поттер! Чёрт, неужели ты в самом деле ничего не понимаешь? Драко в отчаянии закрыл лицо ладонями. Причин не раскрывать душу до конца было не так уж много. Что ж, настало время быть честным — и не столько с Поттером, сколько с самим собой. Он медленно вдохнул сквозь пальцы, прежде чем отнять руки от лица. — Меня учили не испытывать никаких эмоций. Ты единственный человек, способный так легко вывести меня из себя, но пока я был зол на тебя, я оставался в безопасности. Ты разрушил мою единственную защиту, Поттер. За эти три проклятых дня ты меня сломал. Гарри с открытым ртом слушал речи Малфоя. Драко не мог не отметить простоту, с которой ему удалось так много выразить в словах. Становилось легче по мере того, как он выговаривался. Мысли его прояснялись поразительно быстро. — Пока мы враждовали, было так легко тебя ненавидеть. Но нет, тебе надо было вынуть из меня хоть что-то человечное. Надо было открыться мне. Чёрт, ты пытался даже быть милым. Сверх всего, ты заставил меня по-настоящему чувствовать. Против этого у меня защиты не было. Теперь у меня нет ничего, никаких стен, никакой гарантии… ничего, что могло бы защитить меня от Тёмного Лорда, — он горько рассмеялся. — Это иронично. Я доставил тебя сюда, чтобы ты умер, а ты так эффектно взял и уничтожил меня. Гарри резко вдохнул, поражённый неожиданной откровенностью и болезненной честностью Драко. — Но ты еще не мёртв, Малфой. Драко только фыркнул. — Близок к этому. Но разве это не то, что тебе всегда хотелось бы увидеть? Веко Гарри нервно дёрнулось. — Нет, Малфой, — сказал он, наконец. — Это не то, чего я хотел. — Даже после всего, что я сделал? — с сомнением спросил Драко, широким жестом обводя клетку, тусклые факелы, каменные стены подземных темниц. Не отвечая, Гарри просто смотрел на Драко. Тот был заметно бледнее, чем обычно. Капельки холодного пота, выступившие на лбу, и тёмные круги под глазами доказывали, что слизеринец полностью истощён, эмоционально и физически. Чуть подрагивали бледно-розовые губы, да и сам он стоял на ногах с заметным трудом. Мерлин, когда он вообще в последний раз спал? — Нет, — произнёс Гарри. — Потому что никакой человек не заслуживает всего, что тебе выпало, Малфой. А ты — человек. Колени Драко с глухим стуком поприветствовали каменный пол, когда ноги окончательно подвели его. Он так и замер в этой позе, не чувствуя, не слушая, не видя. Если он сделает что-то, то снова станет человеком, а именно этого он больше всего и боялся. «Люди такие хрупкие. Они проливают свою кровь, они ломаются, их ранят, они умирают. Я не хочу умирать. Не здесь. Не так.» — Я не хочу умирать… — Я понимаю. Не ты один, — голос Гарри пробился сквозь туман. Драко не осознавал, что говорит вслух. Он понял, насколько же он устал, только когда тело отказалось повиноваться ему. Он был близок к истерике. Моргнув пару раз, словно это бы помогло очистить разум от затянувшей его плотной дымки, он поднял налившуюся свинцом голову. Он видел ещё, как Гарри напротив него становится на колени. Смотрел, как его худая рука протискивается между прутьев и вцепляется в один из них. Струпья на запястье выглядывали из-под задравшегося рукава. Драко смотрел на них недолго, взгляд его снова метнулся к лицу Гарри, на котором отражалось что-то, весьма напоминающее беспокойство. А потом очертания Гарри стали расплываться. Вообще всё вокруг начало вдруг размываться, словно акварельная картина, заливаемая дождевой водой. Он не мог припомнить, сколько часов прошло с того момента, когда он в последний раз принимал бодрящее зелье, и где-то в уголке мозга вредный тоненький голосок отчаянно ругал его за эту вопиющую невнимательность. Не то чтобы это что-то значило, конечно. Всё равно было уже слишком поздно. Тело его накренилось вперёд, равновесие было потеряно. Рука Драко вытянулась и ухватилась за решётку, скользнув по руке Гарри. Малфой почувствовал исходящие от Гарри волны тепла и прикосновение сквозь уплотняющуюся пелену. Это немного придало ему сил, и, прежде чем окончательно потерять сознание, из последних сил он прошептал: — Спасибо… Его снова повело ближе к решётке. Сильная рука сжала его собственную, и последнее, что он слышал перед тем, как окончательно провалиться в беспамятство, было его имя: — Малфой? Малфой! Драко!

***

— Малфой? Знакомый голос раздался над ухом, что-то ткнулось в спину. «Убирайся к чёрту, — вяло подумал он. — Я так устал. Я очень устал. Оставь меня в покое». — Малфой! Очнись! Ты дрыхнешь уже вечность! Аргх! Нетерпение и боль, прозвучавшие в голосе, наконец вырвали Драко из блаженного забытья, и он осознал, где находится. Полусидит на холодном полу, привалившись к решётке поттеровской клетки. Уснул на работе. Прямо в логове Тёмного Лорда. Вот чёрт. Охваченный внезапно нахлынувшим ужасом, он вскочил на ноги. Неужели здесь кто-то есть? Кто-то, кто, может быть, даже застал его спящим? Но нет, подземелья были пусты, они с Поттером оставались совершенно одни. Приведённый в ярость одной только мыслью о том, какой опасности подвергал его жизнь Поттер, он выплеснул всё своё раздражение на единственно возможную жертву. — Поттер! Ты… ты тупой кретин! Как ты мог?.. Драко умолк, осознав вдруг, что Гарри всё ещё стоит на коленях. Только теперь — потирая рукой лоб. Этот жест мог означать лишь одно. — Он вернулся? Гарри кивнул, подтверждая. — Он вернулся. Глаза Драко расширились. — Почему тогда ты позволил мне так беззаботно спать? — Тебе необходим был сон, — просто ответил Гарри, опуская руку и кривясь от резкой боли. — А если бы он решил спуститься сюда? — всё упрямился Драко. — Я знал, что почувствовал бы его приближение. Так что я решил оказать тебе милость и позволить немного поспать. Вспышка горячей благодарности лишь на мгновение рассеяла страх в душе Драко. Его спросонья ещё плохо соображающий мозг изо всех сил сопротивлялся пробуждению, и безотчётный ужас нахлынул на блондина с новой силой. — Чёрт! Это значит, что он скоро явится за мной! И что я теперь должен делать? Ему достаточно будет взглянуть на меня хоть раз, чтобы понять. Он узнает, что я недостаточно силён. О Мерлин… Гарри смотрел на Драко, нервно расхаживающего из стороны в сторону по отведённому ему крошечному участку коридора, и во взгляде его было искреннее сочувствие. Неожиданно слизеринец резко остановился и повернулся в его сторону. — Я же говорил, не смей так смотреть на меня! Ты всё только усложняешь. Разумеется, если тебе действительно хочется разделаться со мной, что я всё же допускаю. Гарри взял паузу, обдумывая эти слова, и всё выражение лица его изменилось. Глаза за стёклами очков сузились, а губы скривились в презрительной ухмылке. Он поднялся на ноги. — Кому какое дело, Малфой? Так или иначе, ты просто мерзкий слизеринский ублюдок. Маленький змеёныш, пресмыкающийся и лижущий туфли змее гораздо более крупной. — Что за?.. Драко был поражён такой резкой переменой в настроении пленника, и к тому же ещё недостаточно проснулся, чтобы успеть удержать вдруг ускользнувшую от него нить разговора. — О, Малфой. Всё именно так и есть. Ты ведь дрожишь как несчастный осиновый лист? Верно, ты — его маленький змеёныш на привязи. На очень, очень короткой цепочке. — Да что с тобой, Поттер? — Со мной? Ровным счётом ничего. Помнишь? Это я — главная мишень Волдеморта, но ты единственный из нас, кто боится его до дрожи в коленках. — Закрой рот, ты… ты… жалкий шрамоголовый идиот! — Шрамоголовый? И это лучшее, что ты способен выдумать, хорёк? Наверное, Волдеморту понравится его новый грызун, будете вместе с его крысой. Ты ещё помнишь свои кульбиты в воздухе? Драко всё прекрасно помнил, включая и то, каким образом Поттер стал причиной этого. С яростью и болью, вызванными страданием растревоженной душевной раны, он буквально выплюнул: — Ты высокомерный ублюдок! — Для тебя, хорёк, я Высокомерный-Ублюдок-Который-Выжил, — Гарри выглядел очень и очень довольным собой. — Я пережил четыре схватки с Волдемортом и всё ещё в отличной форме. А каков будет твой статус после этой беседы с ним? Малфой, Хорёк-Который-Провалил-Своё-Задание. Звучит неплохо. Драко сжал кулаки и яростно взглянул на Гарри, до глубины души задетый этими простыми словами. Обыденное поведение гриффиндорца подливало масла в огонь. — Ах ты, вонючий самоуверенный выскочка! После всего того, что я для тебя сделал! Знаешь что? Можешь забыть об этом! Сам-Знаешь-Кто спокойно разделает тебя, даст тебе истечь кровью до смерти, за все мои чёртовы тревоги! А я буду наблюдать за тобой и смеяться! — Не будешь, если Волдеморт от тебя откажется. Ты так жалок, Малфой. Действительно жалок. Чаша терпения переполнилась. Мускулы на шее Драко неестественно вздулись, окончательно потеряв над собой контроль, он заорал: — ПОШЁЛ ТЫ! — Кажется, ты рассердился, Малфой? — в голосе Гарри прозвучали нотки странного удовлетворения. — Да, я чертовски рассердился! — И ты не боишься, а, бесхребетный трус? — Я ничего никогда не боюсь! — слова вырвались сами собой, слова, которыми Драко так часто увещевал и успокаивал себя в прежние дни. Он не чувствовал ничего, кроме старого знакомого гнева, уже струящегося по его венам, смешивающегося с кровью. Горячий. Пылающий. Изгоняющий все иные мысли прочь. Он смотрел на Гарри, мысленно проклиная того за невыносимую глупость, за неблагодарность, за кошмарные манеры. Он был зол. Он был силён. Он был… Всё ещё морщась от неутихающей боли в шраме, Гарри наградил его одобрительным кивком. — Хорошо. И, пожалуйста, оставайся таким же и дальше, ты, тупой придурок. Лишь секунда была у Драко на то, чтобы понять, что же на самом деле сотворил Гарри — лишь на секунду перед тем, как дверь подземелья с лязгом распахнулась, и Люциус Малфой размашистым яростным шагом вошёл в темницы. Драко обернулся, чтобы приветствовать отца почтительным поклоном. Всё стало на свои места. Призвав на помощь всё своё немалое искусство, он принял непринуждённую и в то же время выражающую готовность к любым дальнейшим действиям позу — словно безупречная скульптура, на создание которой мастер потратил годы своей жизни. Искусство это брало начало в гневе, который Поттер унял и с лёгкостью сумел вернуть на прежнее место. В эти три дня, без малейшего вмешательства магии, Гарри разобрал его на части и восстановил в новом виде. За тщательно отполированным фасадом скрывался некий элемент, которого не было там никогда прежде. Или, возможно, Драко просто ничего о нём не знал до этого. Люциус окинул Гарри издевательским взглядом прежде, чем обернулся к сыну. Никакой теплоты, никакой радости, лишь обычная сухая деловитость. — Совершённые прошлой ночью рейды оказались весьма успешными, Драко, и поэтому Тёмный Лорд сейчас в хорошем расположении духа. Он ожидает тебя в главном зале. Не желая давать парализующему ледяному чувству страха снова взять над ним верх, Драко призвал весь ещё сохранившийся в нём гнев и покорно склонил голову: — Да, отец. Что-то, отдалённо напоминающее беспокойство и родительскую заботу, мелькнуло было в глазах Люциуса, но довольно быстро пропало. — Ты добьёшься успеха, Драко. Помни, чему тебя учили. Тёмный Лорд требует подчинения, но не потерпит слабости в своем последователе. Когда он идёт, следуй за ним. Слева от него, на два шага позади, пока он не позволит тебе идти подле себя. Не поднимай глаз на него, пока он не прикажет тебе сделать этого. Он будет задавать тебе вопросы, и когда он это делает, помни, что всё и вся отходит на второй план по сравнению с твоим беспрекословным подчинением ему. Не будучи способным или не желая говорить из опасений выдать свои чувства, Драко ограничился новым кратким поклоном. — Очень хорошо, и ещё, — обманчиво спокойно проговорил Люциус, — я подменю тебя на посту до тех пор, пока ты не вернёшься. Невысказанное «если ты вернёшься» повисло в воздухе, куда более напряжённом, чем в обществе самого Волдеморта. — Итак, — произнёс он, кивая в сторону открытой двери, — Тёмный Лорд ждёт. Драко бросил последний взгляд на лицо своего отца, ища какие-либо признаки заботы или волнения, но там не было ничего. Лишь вечный гладкий аристократический фасад, единственное, что так присуще Малфоям. Но прежде чем повернуться и уйти, он вдруг поймал взгляд Гарри, пристально смотревшего на него, посылающего молчаливую поддержку, в отличие от равнодушного Люциуса. Драко не мог позволить себе никаких явных жестов, но был уверен, что Поттер понял испытываемую им благодарность. Если уж Волдеморт мог по глазам прочесть, что именно думает Драко, то, скорее всего, это мог и Поттер. Обе эти идеи ужаснули его сознание, и он понял, что дольше медлить нельзя. Он покинул подземелья, не оглядываясь более, с глухим стуком захлопнул за собой дверь. Каменные ступени были чуть шире, чем требовалось для нормального шага, да и факелы размещались выше и дальше, чем хотелось бы Драко. Поднимаясь, он думал о том, что именно сделал для него Поттер. Это привносило новый смысл в заплесневевшую фразу «жестокость во благо». Гарри слышал всё, что говорил он. Слышал и понимал. Щёки Драко всё ещё полыхали яростью, и остаточный гнев ещё подхлёстывал его. Он бережно лелеял в себе этот возмущённый пожар, пытаясь привязать его к источнику, к Поттеру. Сил для поддержания огня пока хватало, но чем больше он думал об удивительной доброте Гарри, тем слабее полыхал этот костёр. Отогнав прочь все мысли, касающиеся Поттера, Драко попытался сосредоточиться на звуке собственных шагов, эхом отдающемся в пустом пространстве вокруг. Шаги. Гулкие, пустые, подобные его жизни или, вернее, какой она была раньше. Пустые, как дорога, по которой он шёл, лишённый даже отголоска настоящих человеческих чувств. Всех тех вещей, что отрицались в процессе взросления. Суровые тренировки, его уроки отдавались в голове, как это гулкое эхо его шагов. Путь, который был предназначен ему с одной-единственной финальной целью в жизни — стать настоящим прислужником Волдеморта. Рождённый, росший и обучавшийся в рабстве. Трусость, страх… с какой страстью он ненавидел их. Гнев возвращается, жаркий, но безликий. Гулкий, пустой гнев. Драко достиг, наконец, верхней площадки лестницы и теперь оглядывал открывшийся ему огромный зал. Высокий потолок, узкие стрельчатые окна, нехотя пропускающие слабые лучи дневного света. Никакого замысла, никакого художественного оформления или хотя бы простых орнаментов. Холодный, бессердечный, великий исключительно в смысле размеров. Идеальный дворец для Тёмного Лорда. По всем четырём сторонам зала тянулась бесконечная вереница деревянных дверей, но на дальнем его конце была одна, больше, шире и внушительнее остальных. Это была та самая дверь, и Драко был готов более, чем когда-либо прежде. Он и сам не полностью отдавал себе отчёт в том, что подходил к этой двери. Видел только, как она всё приближается и приближается, и наконец прошёл через неё. В пяти метрах от него живым воплощением наихудших его воспоминаний стоял Волдеморт. В два чётких шага миновав порог, Драко немедленно опустился на одно колено, смотря в пол перед собой. Подходить ближе было неподобающе в случае с непосвящённым. — Мой Лорд, — в лучших традициях произнёс он. Волдеморт, не отвечая на приветствие, шагнул к Драко, почти в момент сократив разрыв между ними буквально до нескольких дюймов. Слизеринец вновь обнаружил себя упорно разглядывающим сверкающие носки туфель Тёмного Лорда. В теле снова возникло то искусственное спокойствие, разум молчал, но был настороже, словно у хищника. — Скажи мне, моя юная змейка, кто ты — ребёнок или мужчина? А его разум отчаянно пытался сориентироваться в обстановке и дать достойный ответ на этот неожиданный вопрос. Первым порывом Драко было гордо заявить, что, конечно же, мужчина, но он вовремя прикусил язык. Он не может с уверенностью утверждать это без разрешения Волдеморта. — Мой Лорд, я ничто, но лишь ваш скромный слуга, которого вы вольны звать, как пожелаете. Тишина разлилась по залу, и Драко уже начал потихоньку думать, что ответ его был неверным. После нескольких ужасных минут наконец раздался резкий короткий смешок Тёмного Лорда. — В самом деле, — заметил он. — Очень проницательно, юный Малфой. Если бы только все мои слуги были так учтивы и сообразительны. Но всё-таки ни один из них так и не смог доставить мне Гарри Поттера. За мной. С этими словами Волдеморт отошёл от него и стремительно направился к двери, обдав лицо Драко порывом холодного ветра и резким запахом сырых камней, схожим с тем, что царил в подземельях. Слизеринец вскочил на ноги и быстро занял своё место позади Тёмного Лорда, отставая всего на два шага, как и велел отец. Он не знал, куда Волдеморт вёл его, но знал, что не его дело задавать этот вопрос. Слуге не полагается задавать вопросы господину. Звук их шагов эхом отдавался от стен, пока они шли по главному залу и пустынным мрачным коридорам, приведшим их к спиральной лестнице. Волдеморт начал подъём, и Драко, который никак не мог отделаться от противного чувства неловкости, оставалось лишь последовать за ним. — Малфой, ты готов пожертвовать чем-то ради власти? Ещё один вопрос с двойным дном. — Ради того, чтобы услужить вам, мой Лорд, — всем. Для ушей самого Драко эти слова прозвучали фальшиво. Он не мог поверить, что их произнёс его собственный рот. Ещё одна заученная с раннего детства реакция, только и всего. — Неужели? — вызов повис в воздухе по мере того, как они поднимались. Драко сглотнул. — Да, мой Лорд. — Ты амбициозная маленькая змейка, но, возможно, ты ещё слишком молод. Хотя один из моих самых верных слуг был в твоём возрасте, когда только присоединился к нам. Основываясь на словах твоего отца о том, что ты прекрасно понимаешь и осознаёшь и задачи, и привилегии имени Малфоя, я дал тебе шанс. И ты доставил мне Гарри Поттера. — казалось, Тёмный Лорд больше обращается непосредственно к самому себе, нежели к Драко. — Ты далеко пойдёшь, при твоих-то амбициях, возможно, удостоишься даже места в ближнем круге Пожирателей смерти, но всякая власть имеет свою цену. Драко знал, что всё в этом мире имеет свою цену. Любая честь должна была быть заслужена. Идея эта для него не была нова, но он ловил каждое слово Тёмного Лорда, чувствуя, что готов принять этот вызов. — Ты способен убить, Малфой? — По вашему слову и без раздумий, — автоматически отозвался Драко. Они достигли небольшой площадки, и Волдеморт с устрашающей внезапностью обернулся к Драко — так быстро, что тот едва успел притормозить, чтобы не столкнуться с Тёмным Лордом. И, разумеется, едва успел опуститься на одно колено и склонить голову. — По моему слову, — медленно произнёс Волдеморт, смакуя каждое слово, будто бы дегустируя восхитительное вино, — и без раздумий. Многие годы Драко готовил себя к тому, чтобы должным образом ответить на этот вопрос. Но только теперь он услышал свой ответ… ответ, звучащий совершенно по-другому. Волдеморт буравил взглядом его макушку, и Драко из последних сил пытался сохранить свой разум чистым. — Без раздумий, — повторил Волдеморт. — Скажи мне, как ты поступишь, если тебе понадобится убить или сместить менее достойного последователя, чтобы подняться в ранге? Драко замер. — Что вы имеете в виду, Милорд? Волдеморт рассмеялся коротким, жестоким смехом. — Пожиратели не получают своё место в моих рядах лишь по одному моему слову. Тебе, конечно, это известно? — Да, мой Лорд. — Хорошо. Моими последователями становятся только лучшие, и только лучшие из них бывают достойны более высокого ранга. Истинный Пожиратель смерти никогда не позволит низшему победить себя. — Да, мой Лорд. — И если ты способен победить, значит, ты достоин стоять выше. Простейшая логика. Так как насчёт твоего ранга, Малфой? Как много власти ты сможешь удержать? Ты доказал свою преданность, когда доставил мне Поттера. Я вправе ожидать от тебя чего-то большего. Твой отец доказывает своё хитроумие через… отношения с другими, и его ранг достаточно внушителен. Однако свежая кровь никогда не помешает, особенно если этот человек сумеет подать себя. Драко не нравилось, куда он клонит. Совсем не нравилось. — Насколько ты жаждешь власти, юный Малфой? Истинный ли ты слизеринец? Способен ли ты оправдать это звание? Хотелось бы тебе, к примеру… занять место своего отца? В желудке у Драко точно образовался ледяной ком. Конечно, он не мог ожидать… Не было ведь ни одной причины… Его отец был так же верен, как и другие! Почему Волдеморт предложил ему такое? Это казалось просто невероятным — убить собственного отца. Тёмный Лорд заставил его чувствовать себя петухом, выставленным на петушиные бои для удовольствия хозяина, и это, надо сказать, ужасно злило. А господин, несомненно, заметил колебания Драко. — Малфой, у того, кто хочет следовать за мной, нет времени на сантименты. Либо ты безоговорочно верен мне, либо не верен вовсе. Только не говори, что ты привязан к своему отцу. — Нет, мой Лорд, — быстро сказал Драко. — Ты уверен? Драко задумался. Сейчас не самое подходящее время для лжи. Но это ложью не выглядело. — Я уверен, мой Лорд. Повисла неловкая, выжидательная пауза. — Ты предан ему? Разумеется, подумал Драко, хотя сказать это вслух он бы не рискнул. Его преданность принадлежала Волдеморту, и только Волдеморту. Отец говорил так… вот же он, ключ к ответу. Ещё ниже склонив голову, Драко произнёс: — Моя преданность отцу простирается лишь так далеко, как он инструктирует меня отдавать мою преданность, прежде и сильнее всего, вам, Милорд. Слушая собственное дыхание, казавшееся его усталому слуху неестественно громким, Драко ждал хоть какого-то знака одобрения от Тёмного Лорда. — Ценный урок. Твой отец, похоже, прекрасно подготовил тебя. Так что же выходит, прикажи я, ты смог бы его убить? — Да, мой Лорд. Казалось, Волдеморту ответ понравился. Отступив на один шаг, он коротко бросил: — Иди рядом. Драко должен был чувствовать себя удостоенным великой чести — идти рядом с самим Волдемортом! — но вместо этого он чувствовал себя собакой, которой скомандовали «К ноге». Он задался странным вопросом: а что, если бы Волдеморт приказал ему лаять, словно собака? В молчании они добрались до вершины длинной лестницы, где обнаружилось нечто вроде наблюдательной площадки, с окнами, смотрящими в каждую из четырёх сторон света. Было ещё раннее утро, как мог видеть Драко, и ночной туман не спешил убираться с горизонта, окутывая лёгкой дымкой окружавшие наблюдательную башню леса. Инстинктивно слизеринец попробовал определить четыре стороны света по положению солнца. Отец когда-то учил его этому — мало ли что пригодится в жизни, где одна кровопролитная война следует за другой. Волдеморт приблизился к южному окну и выглянул в него. — Подойди сюда, Малфой, посмотри. Это было не приглашением, но приказом. Драко подошёл. Из окна открывался поистине великолепный вид на поросшую лесом, окружённую высокими холмами долину, но Тёмный Лорд не стал бы тратить своё время на разглядывание захватывающих пейзажей в компании будущего Пожирателя. Что такого должен он увидеть на самом деле? — Всего в сотне миль к югу отсюда меня ждёт первая блистательная победа, мой ключ к завоеванию всего волшебного мира. Сердце Драко подпрыгнуло. Хогвартс. Разум услужливо подкинул знакомые картины: подземелья, тёплая кровать, каждодневная школьная рутина. Они были так близко к Хогвартсу. Волдеморт не мог не заметить ностальгического выражения на лице слизеринца и с предупреждающей ноткой зашипел. — Ты, конечно же, не испытываешь никаких непозволительных чувств к Хогвартсу, так, Малфой? — вопрос, медленно перетекающий в угрозу. — Посмотри на меня. Драко торопливо успокоил взбудораженный разум, нацепил свою лучшую равнодушную маску. Не время паниковать. Однако ничто не могло подготовить его к встрече с этими отвратительными красными глазами. Подобно глазам Поттера, они видели его насквозь, проникали в самую его душу. Но, в отличие от глаз Гарри, в них не было никакой человечности, никакой страсти, никакой правды. — Скажи мне, Малфой, — свистящий шёпот вонзался в его чувствительные уши. — Значит ли Хогвартс для тебя что-нибудь? «Не лги. Он узнает. Ты не сможешь солгать». Совет внутреннего голоса органично вплёлся в царящую в мозгу неразбериху. — Мой Лорд, Хогвартс… он привычен для меня, ничего более. — Я вижу, — глаза Волдеморта превратились в тонкие алые щелочки, и Драко принужден был вновь отвести взгляд. Волдеморт тихо рассмеялся над его очевидной нервозностью. — Ну конечно, привычен, — он говорил с неясной примесью ностальгии, — Хогвартс так же привычен и для меня, понимаешь? Я потратил на него семь лет своей жизни. Окружённый никчёмными грязнокровками. Принуждённый слушать выживших из ума волшебников, возомнивших, что их удел — заботиться о будущем магии, волшебников, оскверняющих великое искусство самим фактом своего существования. Малфой, — голос Волдеморта был холоден, — я не уверен, что у тебя не осталось совершенно никаких чувств к Хогвартсу. Ты докажешь мне, что твоя верность безгранична. Ты пойдёшь в атаку на школу вместе с остальными. — Да, мой Лорд, — безучастно произнёс Драко, стараясь не думать о том, что только что сказал ему его господин. — Ты должен быть польщён этой честью, Малфой. Когда стены школы рухнут, ты поймёшь, что такое власть. Ты вкусишь настоящей власти, власти над жизнью и смертью… и страхом. Контролировать страхи человека значит полностью подчинить его себе. Ты сможешь вволю потешиться над теми, кто неизмеримо ниже тебя: грязнокровками, полукровками, магглами… Пожиратель смерти должен знать, как обрести власть через страх. И ты, Малфой, должен будешь это усвоить. Он сделал паузу, и Драко неожиданно почувствовал, как его прошиб пот. Это звучало так знакомо… удивительно знакомо… Поттер. Поттер уже говорил ему об этом. До самого последнего несчастного звука. Власть через страх… пустая власть… никаких забот… брать, не отдавая. Он знал, чтоб его. Он знал… — Пожиратель смерти также знает, когда нужно бояться, Малфой. Не та жалкая, презренная трусость грязнокровок, но надлежащее уважение к тем, кто могущественней тебя. Твоя жизнь и твоя слава зависят от твоего умения бояться. У тебя есть все задатки для того, чтобы стать одним из моих наиболее ценных слуг, но помни своё место. Ради своей жизни не забывай о том, кто есть господин. — Вы господин, мой Лорд, — быстро откликнулся Драко, с почтением склоняя голову, хотя его мозг продолжал лихорадочно работать. Ничто, кроме как слуга, пешка в игре Тёмного Лорда. Неделю назад эта мысль не произвела бы на него такого впечатления. Но сейчас это было всё, о чём он вообще мог думать. Всё это приобретало такой жуткий смысл… Он сжал зубы, сосредоточенно смотря в пол. Он был напуган, да, но одновременно с этим странное чувство росло в его груди… боль. Слова Волдеморта выбили почву из-под ног. Его вера, его убеждения, на которых Драко собирался строить дальнейшую жизнь, — всё это рухнуло в один миг. Лишь страх ещё помогал ему держать себя в рамках реальности. Но тут, кроме страха, внезапно возник ещё один, куда более материальный фактор. Холодная, равнодушная сталь почти мягко коснулась впадинки в основании шеи, ещё не врезаясь в плоть, но уже мешая нормальному дыханию. Сердце Драко пропустило удар. Длинные тонкие пальцы Волдеморта танцевали по рукояти кинжала, и он злорадно прошипел: — Значит, я господин, юный Малфой? Правда? Но сжимаешься ли ты в комочек, как ребёнок, дрожишь ли в безотчётной трусости передо мной, недостойный назвать меня господином, или склоняешься в должном трепете и уважении, как мой верный слуга? Борясь с нервной дрожью и пытаясь не обращать внимания на неприятный холодок лезвия, упрямо вдавливающегося в его горло, Драко дал единственный возможный в подобной ситуации ответ: — Я не желаю ничего, кроме как служить вам, мой Лорд. — Служить мне, Малфой, значит служить с одной ясной и чёткой целью. Сомневаться в моих приказах значит обречь себя на судьбу гораздо более худшую, нежели смерть. В данный момент Драко, чувствующему ещё сильнее давящий на кожу кинжал, вовсе не хотелось рассматривать возможность судьбы гораздо более худшей, нежели смерть, но он был уверен, что Тёмный Лорд способен на что-то оригинальное. — Ты сможешь выполнить любой приказ, Малфой? Делать всё, что я тебе скажу? Без раздумий? Я должен знать, что ты достоин. Я должен знать, что ты способен. Итак, ты действительно предан мне? — Моя жизнь принадлежит вам, Милорд. Можете забрать её, если пожелаете. — Ах, а что будет, если я предоставлю этот выбор тебе? Выбор… выбор… Шок, поразивший Драко при этом неожиданном вопросе, почти заставил его забыть о кинжале до тех пор, пока Волдеморт, которому, очевидно, надоело ждать, не переместил лезвие, давая ему практически вонзиться в мягкую плоть. Если это и был выбор, то, верно, наихудший из всех возможных. Но, в конце концов, сюда его привела только цепочка его собственных жизненных выборов. — Я не стану больше перемещать лезвие, Малфой. Однако если я прикажу тебе самому нанизать себя на кинжал в моей руке, ты это сделаешь? Повиновение мне должно быть абсолютным. Беспрекословным. Желудок Драко сжался, и внезапно его охватил жуткий ступор. Он не мог заставить свои губы двигаться, не мог заговорить. Он сглотнул было, пытаясь заставить своё пересохшее горло работать, чтобы произнести хотя бы пару слов, но ничего не произошло. И оставался только один способ донести до Тёмного Лорда свой ответ. Глубоко вдохнув, Драко подался вперёд — всего на какую-то крошечную долю сантиметра. Но этого хватило. Он задохнулся, когда лезвие наконец прорвало кожу, и тёплая струйка крови потекла по его груди. Он замер, ожидая от Волдеморта какого-либо знака, извещающего о том, что он прошёл это испытание. Сейчас, с надрезанной кинжалом шеей, в руках Тёмного Лорда, неудача могла означать только одно. Он ждал всего несколько пугающих секунд. Пронзивший его горло металл был ничем по сравнению с ледяным ужасом, сковывающим сердце, с чувством мучительной тошноты на дне желудка. Наконец кинжал исчез. — Очень хорошо, юный Малфой. У тебя в самом деле есть задатки Пожирателя смерти, но тебе ещё придётся доказать свою безоговорочную преданность. Помни, на чьей ты стороне. А теперь можешь вернуться на свой пост. Так всё закончилось. Никаких церемонных прощаний, ничего, чтобы закрепить его неожиданный успех. Тёмный Лорд вновь отвернулся к окну, отпуская тем самым Драко. — Да, мой Лорд. Драко не помнил, как поднялся, как пошёл — настолько он был ошеломлён. Он понял, что он жив и двигается, только в самом низу лестницы. Его окутывала полная тишина, никаких признаков того, что Тёмный Лорд тоже спускается с башни, не было. Вообще не было никаких признаков того, что здесь кроме Драко есть ещё хоть одна живая душа. Он был один. Ноги предательски дрожали. После такого наплыва чувств подобное послешоковое состояние было, в общем, закономерным. Плюс ещё неприятное чувство по-прежнему сбегавшей по груди тонкой струйкой крови. Он не мог пойти в подземелье в таком состоянии. Не теперь. Не так. Ему нужно собраться. Шаря рукой по стене в попытках сохранить равновесие, он то ли полз, то ли бежал по коридору, пока не добрался до первой незапертой двери, в которую тут же и нырнул. Краткое заклинание запечатало её за ним. Оставшись один в пустой комнате, Драко больше не мог сдерживаться. Он прислонился к стене и медленно сполз по ней на пол, по мере того, как жалко дрожащие ноги ему отказывали. Его дыхание было резким и прерывистым, но он всё ещё не мог позволить себе расплакаться, не мог позволить слезам бессилия выдать его. Он не заслужил возможности плакать. Его собственные решения, его собственные выборы привели его сюда. Это было только его бремя, только его и больше ничьё, и он заслужил те страдания, которые испытывал теперь. Вот каким был его выбор: жить в рабстве у человека, которому не нужно ничего, кроме его откровенного страха. Драко коснулся шеи, нашёл пальцами небольшую, но болезненную ранку, потом скользнул ими вниз, по липкой и скользкой дорожке к груди, порядком испачкавшись при этом в тёмно-красной жидкости. Он отнял руку от груди и поднёс её к лицу. Подушечки пальцев были покрыты пятнами его собственной присыхающей, полусвернувшейся крови. С болезненной гримасой он свёл вместе большой и указательный пальцы, потёр их друг о друга, наблюдая, как кровь полностью высыхает и превращается в липковатые катышки. Они лениво падали на пол, подобно крови Гарри, брезгливо стряхиваемой с рук его отцом. Кровь Гарри на кинжале Драко, кровь Драко на кинжале Волдеморта… однако у Гарри никогда выбора не было. Драко уронил руку и всхлипнул, понимая, что добровольно отдал Волдеморту свою кровь. У него был выбор. Так сказал Волдеморт. Даже Гарри говорил, что у него был выбор. Драко никогда раньше не замечал, что у него всё-таки был выбор, пока не стало слишком поздно. Он не был к этому готов. Но ведь решение нужно было принимать немедленно. Его отец сказал бы, что он принял сильное решение. Сделал благородный выбор. Люциус Малфой гордился бы своим сыном. Но теперь Драко знал абсолютно точно. Не сила руководила им. Единственным чувством, толкнувшим его вперёд, на лезвие кинжала, был страх. Марионетка на ниточках, танцующая для «принца тьмы», дурацкий шут. «Ты пешка, Драко. Тобой играли всю твою чёртову жизнь. Промывали мозги, чтобы превратить тебя в идеального раба Тёмного Лорда. Пади к ногам своего господина, Драко. Унижайся, как домовый эльф. Трясись в слепом ужасе. Жертвуй своею жизнью ради его пустой прихоти. Ты не можешь сказать нет. Слишком поздно. Это уже не новый выбор. Ты принял своё решение». Голоса в голове беспощадно издевались над ним. «Ты никогда не осознавал, в каком кошмаре ты живёшь, пока твой заклятый враг не дал тебе возможности почувствовать». Поттер… Только из-за Поттера эти ужасные идеи посещали его воспалённый мозг. Без Поттера, поставившего весь его мир с ног на голову, он был бы больше, чем просто марионетка в волдемортовом цирке. Будь проклят Поттер с его человечностью. Будь проклят Поттер, который всегда оказывается прав. Будь проклят Поттер — за каждую частичку жалости, которую обратил на Драко… И вдруг до него дошло. Гарри по-прежнему был там, в подземельях, наедине с его отцом. Драко почувствовал, как кровь прилила к его щекам. Вот дерьмо. Сам не зная, почему эта неожиданная мысль вызвала у него столь сильный ужас и почему судьба чёртова Поттера так его волнует, Драко без долгих раздумий отпер дверь и помчался вниз, к темницам. Стук сердца практически полностью заглушал звук его шагов. С разбегу слизеринец вписался в резкий поворот, ведущий к лестнице, буквально слетел по ступеням и едва не врезался в заветную дверь. Под аккомпанемент отчаянно бьющегося сердца сорвал засов и открыл тяжёлую деревянную дверь. Наверное, он ждал криков, ругательств или даже стонов боли, но в подземельях царила жуткая, неестественная тишина. Осторожно заперев за собой дверь, он задержал дыхание и прислушался, ноги его словно приросли к полу. И он услышал его — сдавленный полувсхлип-полувздох, который мог принадлежать только человеку, изо всех сил пытающемуся перетерпеть невыносимую боль. Гарри. Он бросился вперёд по коридору, миновал знакомый поворот, ведущий к нужной клетке. И остановился, словно с размаху налетев на невидимую стену, потрясённый открывшейся перед ним сценой. Гарри лежал на полу лицом вниз, корчась и задыхаясь, очевидно, под действием Круциатуса… и волшебная палочка Люциуса была нацелена на него. Глаза гриффиндорца были крепко зажмурены, рот широко открыт, в безумной и тщетной попытке уловить хоть немного воздуха, но не в крике. Наконец, заметив сына, Люциус медленно опустил палочку. Тело Гарри сотрясла бурная дрожь, когда проклятие было снято, и он без сил рухнул на пол. Отец обернулся к Драко, и ухмылка превосходства искривила его тонкие губы. — Драко, ты как раз вовремя. Очень хорошо, что ты вернулся, — взгляд его скользнул по следам крови на шее и груди сына. — Похоже, тебе удалось добиться расположения Тёмного Лорда. Впрочем, я и не ждал меньшего. А вот Поттер пытался меня убедить, что ты не выдержишь. К тому же этот маленький мерзавец имел смелость заявить, что я совершенно не забочусь о твоём благополучии. Пришлось напомнить ему о манерах, — сверкая белыми зубами, Люциус улыбнулся. Драко бросил небрежный и насмешливый взгляд в сторону Гарри, пытаясь наскоро определить, как сильно отец покалечил его. Он увидел, как шевельнулась рука Поттера, голова повернулась в сторону, услышал почти неразличимый, слабый стон. «Что ж, он хотя бы в сознании, » — с облегчением подумал Драко и вслух заметил: — Уверен, что ты преподал ему ценный урок, отец. Он так нуждается в обучении. — Разумеется, Драко, — произнёс Люциус с очень, очень неприятной улыбкой. — Однако этот гриффиндорец оскорблял в первую очередь не меня, а тебя. Возможно, тебе хочется завершить этот урок? Драко недоверчиво взглянул на отца. Одной только силой воли ему удалось заставить свою челюсть не отвиснуть. «Думай живее, Драко. Думай живее». — Отец… Но раньше я никогда не использовал Непростительных проклятий. Что, если у меня ничего не получится? — Драко, — покровительственно проговорил отец, — очень скоро тебе понадобится умение накладывать их. Разве сейчас не лучшее время для тренировки? Выхода нет, понял Драко. Если он не сделает этого, отец заподозрит предательство. Если он откажется, то умрёт так или иначе, а вслед за ним отправится и Гарри. Было очень сложно сознавать, как и почему его волнует судьба Гарри, но это было так. Знал Драко и то, что ему не хотелось причинять Гарри вред. Достаточно и того, что он уже натворил. Если он сейчас использует Круциатус, то сможет потом принести свои извинения, объяснить, почему ему пришлось поступить именно так. И всё будет хорошо. Жалкое оправдание, но другого не нашлось. Других вариантов не было. Драко мог лишь не думать о том, что делает. Он не мог позволить себе увидеть человека в том, на кого направит свою волшебную палочку. Но, чтобы заставить Непростительное заклятие сработать, нужен был гнев, незамутненный, чистый гнев. Он не должен был чувствовать… что бы то ни было к лежащему лицом вниз на полу в наглухо запертой клетке. Он безуспешно пытался найти в себе отголоски той ярости, что подарила ему встреча с Волдемортом… — Да, отец, — всё-таки ответил Драко. Голос его был холоден и резок. Пальцы нашарили в кармане мантии волшебную палочку. Но рядом с ней неожиданно обнаружилась другая, другой несчастный кусок полированного дерева, который он положил туда собственными руками — волшебная палочка Гарри. Волшебник, победивший в бою другого волшебника, может забрать себе палочку побеждённого в знак своей власти над ним. Драко властвовал над Гарри. Был вправе пытать его. И также был вправе освободить его. Но перед лицом отца, даже пожелай он сделать последнее или хотя бы рассмотреть такую возможность, выбора в отношении первого у него не было. Драко шагнул к решётке и направил на распластанную фигуру Гарри свою палочку. Взгляд его метнулся от отца к Поттеру. Тот всё ещё слабо постанывал, будто в забытьи — последствия Круцио проходили довольно медленно. «Не думай об этом, Драко. Не надо думать об этом. Во имя всего святого, Поттер, не смотри на меня. Пожалуйста, не смотри на меня». Словно в ответ на мысли Драко, Гарри наконец приподнял голову. Его очки снова треснули и были покрыты тёмными пятнами, чудом удерживаясь на носу. Он медленно открыл глаза и мутно посмотрел на Драко поверх дужек. Драко перевёл взгляд со своей палочки на лицо Гарри, и что-то в нём надломилось. Он не мог этого сделать. — Драко, — раздался за его спиной голос отца, в котором явственно прозвучали неодобрение и нетерпение. — Не говори мне, будто ты ещё не отошёл после аудиенции у Тёмного Лорда настолько, что не способен выполнить такую простую задачу. — Нет, отец, — автоматически откликнулся Драко. Всё его внимание было сосредоточено на Гарри. Ярко-зелёные глаза тихо просили его, молили его не накладывать проклятие снова. Усталый и совершенно разбитый, но не побеждённый. Даже после всего произошедшего Гарри не собирался сдаваться. Несмотря ни на что, он верил, что Драко не причинит ему боли. Он доверял Драко. Это ясно читалось в его глазах, широко открытых, немигающих, в отличие от всё ещё вздрагивающего тела. — Я не уверен, Драко, — менторским тоном проговорил отец. — Ты взволнован. Испытания Тёмного Лорда должны были только закалить тебя. Я не знал, что мой сын может быть так слаб. — Я силён, отец, — Драко постарался вложить в свой голос как можно больше убеждённости. — Ну так докажи это! — прорычал Люциус. Драко стиснул в пальцах волшебную палочку и закрыл глаза, не в силах справиться с раздирающими его душу чувствами. Гнев. Ему нужен был гнев, нужна была ненависть, но он не мог испытать их, только не по отношению к Гарри. Больше не мог. Он искал в себе хоть самую маленькую искорку, что могла бы раздуть пожар бешенства, но не мог перестать думать о том, в какой переплёт только что попал. Несколько дней назад он не желал бы ничего большего. Заслужить одобрение Тёмного Лорда, захватить Гарри Поттера, услышать от отца «Я горжусь тобой, Драко» — вот всё, о чём только смел он мечтать. Но теперь всё изменилось. Брошенный тут отцом, запертый здесь Волдемортом. Принуждённый повиноваться господину, от слуг и от врагов требующему только одного — страха. Господину, который угрожал ему ножом, ценой жизни проверяя его преданность. Подготовленный к службе, к жизни, в которой нет ничего, кроме холодного страха, превращающего его в совершенную машину убийств и пыток… И тогда Драко нашёл свой гнев. Не открывая глаз, он открыл рот для того, чтобы произнести рвущееся наружу проклятие, но где-то на середине слова «Круцио» глаза распахнулись сами собой и последний раз встретились с глазами Гарри перед тем, как магия откликнулась на зов. Ни страха, ни трусости. Драко увидел лишь удивление неожиданным, горьким предательством. А потом проклятие настигло его. Гарри завалился на спину, как от удара. Он свернулся в комочек, словно пытаясь спрятаться от боли, но выхода уже не было. Всё его тело содрогалось в жестоком припадке. Губы раскрылись, но вместо привычного почти беззвучного стона душераздирающий крик сорвался с них, крик, сотрясший темницы и хлестнувший по напряжённым нервам Драко. Тот немедля отдёрнул палочку, сбив проклятие, испытывая лишь ужас и отвращение от того, что сам только что сделал. Его несчастная жертва лежала на полу, распластавшись, с тяжело вздымающейся грудью. Драко мог бы, наверное, различить каждое ребро Гарри под туго натянутой футболкой. Но он, не отрываясь, смотрел ему в лицо: бледные закушенные губы, прилипшие к мокрому лбу волосы, и кое-что ещё… почти незаметные слезинки на обеих щеках. Люциус возник за плечом Драко, и тот из последних сил взмолился, чтобы сделанного им оказалось достаточно. Снова это пережить ему было уже не под силу. — Хм… — громко произнёс Люциус. — Ты держал проклятие не очень долго, но сумел заставить его кричать, — он понизил голос. — Даже Тёмному Лорду такого не удавалось. Драко моргнул. — Ты наложил на него довольно мощное проклятие. Очень неплохо для первой попытки. — Да, отец, — безучастно отозвался Драко. Волдеморт не смог вырвать у Поттера крика, его отец тоже. Но он смог, и он знал почему. Одной физической боли для Гарри было недостаточно. Драко нанёс рану другого рода, куда более глубокую. Из клетки донёсся слабый стон. Гарри, обхватив руками живот, перевернулся на бок. Драко торопливо отвернулся. Он не мог смотреть на это и одновременно сохранять нужное для усыпления бдительности отца безразличие. Он встретил пристальный взгляд Люциуса, и отец одарил его краткой улыбкой. — Ты будешь прекрасно служить Тёмному Лорду, Драко. Что ж, теперь я должен вернуться к моему господину, — он замолчал, потом снова улыбнулся. — Мои поздравления. Драко оставался стоять до тех пор, пока шаги отца не затихли вдали. С нетерпением ждал злобного лязга двери, чтобы иметь возможность вновь обернуться к клетке. Гарри не шевелился. Он всё ещё лежал на боку, достаточно далеко от решётки. Стремительным движением Драко оказался у неё и упал на колени, стараясь оказаться как можно ближе к Гарри. — Поттер! Поттер! Ты в порядке? Боже, Поттер, пожалуйста! Нога Гарри дёрнулась, и последовал грубый ответ: — Да пошёл ты, Малфой. — Поттер, пожалуйста, выслушай меня! — после того, что сделал с ним Волдеморт, Драко просто необходимо было поговорить с Поттером. Ему нужно было, чтоб его поняли, а Гарри был единственным способным на это человеком. Без него Драко был одинок. — Я не хотел этого делать! У меня не было выбора! Я сожалею! Я… При этих словах Гарри внезапно и резко сел, взглянув на Драко с неизбывным раздражением. — Я уже сказал тебе, Малфой, — прорычал он, — не смей говорить, что ты сожалеешь, если не можешь доказать этого. — Но я… — Я знаю, как работают Непростительные заклятия. Ты действительно должен хотеть причинить боль человеку, чтобы они подействовали, — несмотря на горячность, звучащую в голосе, Гарри всё ещё колотила противная мелкая дрожь, видимо, последствия шока, и волнение Драко достигло своего пика. — Но я не хотел причинить тебе боль! — отчаянно воскликнул Драко, не в силах вынести этого. — Чёрт тебя побери, Малфой! Ты действительно думаешь, что можешь заставить меня поверить в подобную чушь? — злость прорывалась в словах Гарри, но Драко куда больше беспокоили скрытые за нею нотки боли. — А кому же ты хотел причинить боль? Волдеморту? Да ты его маленький любимец, его дорогая игрушка. Поверить не могу, что пытался помочь тебе. — Пожалуйста, выслушай меня! — Драко уже почти умолял. — Гарри… — Не смей! — прошипел Гарри, в глазах его вспыхнула откровенная ненависть. — Не смей больше никогда называть меня по имени! Ты. Этого. Не. Заслужил. Драко растерянно молчал. Ему необходимо объяснить, что случилось, необходимо, чтобы Поттер выслушал его, но всё провалилось. Его слова не значили ничего. Гарри доверял ему, пусть даже у него не было никаких на то существенных причин, и Драко предал его. Сможет ли он теперь оправдаться? Теперь доказать свою искренность он мог бы только поступками, но какими? Что он вообще сможет сделать? Со вздохом поражения он склонил голову. — Ты прав, Поттер. Ответом стала гримаса ясного отвращения. Гарри отвернулся и принялся осторожно устраиваться у стены спиной к решётке, явно намеренный в одиночестве переживать свою боль. Драко была знакома эта картина, но теперь, после всего, что случилось, она причиняла ему только боль. Он отвёл взгляд от Гарри, ухватился за один из металлических прутьев и тяжело поднялся на ноги. Как можно чувствовать себя отверженным сразу двумя сторонами, словно балансируя на тонком-тонком канате, когда не за что зацепиться? А что подумает отец? После стольких лет возвышения Драко к древнейшим традициям рода Малфоев, к власти, к чётко обозначенным идеалам, как бы отреагировал Люциус Малфой на сомнения собственного сына? Нет, пожалуй, не просто сомнения. Пусть Драко и присягнул на службу Волдеморту, но больше этого он сделать не сможет. Никак. После всего того, что он видел и ощущал, он больше не может продолжать жить прежней жизнью. Страх сжимал его сердце всякий раз, когда он думал, что сам Волдеморт подтвердил это. Но куда более странной и опустошающей становилась боль в груди, когда он думал о Поттере. Волдеморт был могущественен, но у Гарри было нечто ещё, нечто совсем иное, и Драко отлично понимал, что одобрение гриффиндорца теперь значит для него гораздо больше одобрения Волдеморта. Драко снова коснулся своей шеи и безошибочно нашёл сухую корочку засохшей крови на месте кинжальной раны, на месте метки волдемортовской похвалы. Метки его судьбы, безнадёжной судьбы верного слуги Тёмного Лорда. Наконец он отошел от решётки, направился к креслу, принесённому для него Бидди, и опустился в его мягкий уют. Завернулся в стёганое одеяло, весь дрожа от царящего в темницах холода. Мысли его вернулись к тому, кто всё ещё лежал на каменном полу, и он задрожал вдвое сильнее. Одинокий, запертый в клетке, Гарри всё же значил больше, чем просто инструмент Волдеморта, которым был Малфой. Он был, несомненно, сильнее. Теперь Драко понимал, что именно Поттер имел в виду. Выборы, которые он делал, стены, которые он возводил вокруг себя, его цепи, его вечное рабство. Это была не игра, в которой Гарри хотел одержать победу. Это была реальность, мерзкая, острая и холодная, как кинжал Волдеморта, впивающийся в его горло. Он не станет жить в безотчётном страхе, не хочет быть никчёмной пешкой. Он не может продолжать свой прежний путь. Но… что он может сделать?

***

My place is of the sun and this place is of the dark I do not feel the romance, I do not catch the spark. By grace, my sight grows stronger, And I will not be a pawn For the Prince of Darkness Any longer. (~Indigo Girls) Моё место там, где солнце, а здесь — темнота, Я не чувствую романтики, не ощущаю искры. Через милосердие крепнут мои убеждения. И я больше не буду пешкой Принца тьмы.