Solo

В голенищах тяжелых гномьих сапог достаточно места, чтобы спрятать несколько метательных кинжалов. Руки предательски подрагивают, когда Фили спешно одергивает свободную рубаху над рукоятью наточенного топорика, заткнутого за широкий кушак. Оружия не должно быть видно - никто не должен заподозрить, что принц знает о готовящемся заговоре. Подойдя к дубовому шкафчику в дальнем углу покоев, Фили осторожно открывает инкрустированный изумрудами ларец и извлекает на свет странные инструменты: узкую серебряную спицу, расширяющуюся на одном конце и невероятно тонкую и острую на другом, небольшую металлическую пиалу, плотно закупоренный стеклянный фиал с прозрачной тягучей жидкостью и маленькую кисть с костяной рукоятью и частым белым ворсом - щетиной кабана. В ларце, на бархатном ложе с углублениями, выполненными точно по форме вынутых принцем предметов, явно не хватает одного - пятая недостающая вещица давно уже вплетена в волосы Фили и представляет собой нечто вроде серебряной заколки с двумя небольшими отверстиями по бокам. Гном аккуратно откупоривает флакон и выливает все его содержимое в пиалу, после чего смачивает им кисть и смазывает густой жижей острый конец спицы. Яд харадской гадюки застынет через считанные секунды, будто полирующий лак и подействует лишь при контакте с кровью. Зато убивает он быстрее любого другого известного гномам метода - за исключением, быть может, молниеносно отделенной от тела головы. Фили глубоко вздыхает, чтобы чуть успокоить бешеный стук сердца в груди и, убедившись, что яд застыл, вставляет спицу в заколку на своих волосах - пазы принимают безобидное на вид смертельное оружие и надежно фиксируют его в светлых прядях. Выпрямившись, он бросает короткий взгляд в настенное зеркало, чтобы удостовериться, что выглядит в точности как и всегда и ничто не выдаёт его намерений. Выходя из покоев, наследник вдруг ловит себя на мысли, что может в них не вернуться. Очнувшись после кошмарного сна, Фили ни минуты не сомневался в том, что сон этот - предвидение грядущих событий. Усилием воли подавив первый порыв сию же секунду нестись на поиски брата, гном решил предупредить об опасности Торина. И во время быстрых сборов молился он только об одном - чтобы не было поздно. *** Одного из советников Короля, идущего ему навстречу, Фили провожает прищуренным взглядом. В каждом видится ему теперь опасность, в каждом мерещится притаившийся предатель. Добравшись, наконец, до покоев дяди, принц досадливо сжимает кулаки - никакой охраны у дверей нет и в помине, ведь врагу в Гору никогда не пробраться, а не доверять своим братьям у гномов привычки не водится. На стук Торин отвечает мгновенно: - Войдите! Дядя сидит за колоссальным письменным столом и Фили вспоминает, что через два часа заседание Совета и Королю наверняка нужно подготовиться. Но дела важнее, чем то, с которым пришёл принц, у Торина явно не будет. - Мой Король, я пришёл к тебе по делу, которое решит, жить или погибнуть всему роду Дурина. Выслушай меня и не сомневайся в моих словах, даже если источник мой вызовет у тебя сомнения. Ты выслушаешь меня, дядя? Брови Торина разом сходятся на переносице. Он медленно встает из-за стола и подходит к Фили: - Говори, Фили. Говори все, как есть. И Фили решается начать с самого начала, хотя чувствует, как уходит драгоценное время. - Докладывал ли тебе Балин о моих вещих снах? Я точно знаю, что Оин, к которому я ходил за снадобьем, передал все ему. А Балин уж тебе, не так ли? - дождавшись хмурого кивка, Фили продолжает. - Долго я уж не видел этих снов, но сегодня ночью посетило меня видение, в реальности которого я не сомневаюсь. Знаю, что дико это прозвучит для тебя, дядя, но против тебя готовится заговор! И не привычными нашими врагами, Торин, а братьями, гномами готовится. Во главе заговора будет стоять некто Морин. Говорит ли тебе о чем-то это имя? Во сне я понял лишь, что этот предатель тебе знаком. Такой бледности, что разлилась вдруг по лицу дяди, Фили не видел на нем даже после великой Битвы, когда тот лежал при смерти. Торин делает два неуверенных шага назад и опускается на кушетку, пряча лицо в ладонях. Фили тут же оказывается рядом с ним и садится на пол у ног дяди - Король никогда не показывает слабости и видеть его таким страшно. Так, в напряжённом молчании, сидят они несколько долгих минут, пока Торин не отрывает руки от лица, с болью глядя на племянника: - Фили, мальчик мой. Морин - мой брат. Так узнает принц Эребора печальную историю своей семьи - историю постыдную, о которой не говорят, а многие о ней уж и не ведают. Не трое детей было у Траина, а четверо. И самый старший сын - Морин - был высокомерен и властолюбив сверх всякой меры. Ещё в юношестве совершил он подлое покушение на собственного деда и был приговорён к великому позору и последующей казни. Зрелища из той казни устраивать не хотели, да и историю всячески старались замять и сгладить - виданное ли это дело, чтобы гном поднял руку на родича? Но Морин был хитер и пронырлив. Поговаривали, что он мог обзавестись сторонниками в Горе. И вот, в день казни темница принца оказалась пуста - лишь пара совершенно белых волос на каменном полу говорила о том, что Морин и вправду сидел здесь, дожидаясь приговора. Помогли ли ему или смог он каким-то непостижимым образом сбежать самостоятельно - по сей день оставалось неведомо. Но о старшем внуке Короля Трора больше никто никогда не слышал. Со временем история стала легендой, легенда превратилась в миф, а миф и вовсе забылся. Гномий народ не хотел помнить о предателе, взращённом в сердце королевства. Торин и Дис больше никогда не говорили о собственном брате - даже после смерти Фрерина - и тайна эта по сию пору оставалась сокрыта даже от сыновей принцессы. Груз узнанного ложится на плечи Фили, будто каменное одеяло. Но если на Торина воспоминания повлияли ошеломляюще, то принц четко осознает необходимость действовать незамедлительно. Он буквально расталкивает дядю и принимается излагать ему план действий: для начала нужно выявить сторонников Морина, скрывающихся в Горе. Из знакомых ему гномов Фили видел во сне лишь одного - главного помощника начальника внешней стражи, Нора. Немедленное его заточение может привести к тому, что заговорщики не рискнут пробираться в Эребор, а найти их за его пределами не представляется возможным. Королевский шпион тоже вызывает подозрения, так как является личностью довольно скользкой, поэтому после короткого совещания в план решено посвятить только самых доверенных и близких гномов. Балин, Двалин и Кили молча выслушивают своего Короля и по их лицам трудно прочесть их мысли. Лишь Ори начинает воинственно размахивать кулаками, как когда-то давно перед походом против Смауга. Фили невесело усмехается, но усмешка исчезает ещё стремительнее, чем появилась, когда принц взглядом встречается с братом. Трудно стереть из памяти картину, увиденную во сне - белое лицо, покрытое чёрной татуировкой, мокрые волосы и алая кровь на плитах пола. Одно утешает - теперь Кили предупрежден об опасности и как следует вооружён, а значит - застать его врасплох никому не удастся. *** Из своего сна Фили мог сказать лишь примерное время суток, когда должно было случиться покушение - поздний вечер, когда рабочие уже оставили свои инструменты и разошлись по домам. Но понять, в какой именно день это должно было произойти, принц был не в силах. Он хорошо помнил, какую колонну обрабатывал во сне и по его расчетам должен был дойти до неё в течение двух дней, если бы непрерывно работал в том нефе. Но проблема заключалась в том, что он никогда не работал с каменотесами днями напролёт - государственные дела все же часто требовали его внимания, а некоторые собрания - его обязательного присутствия. Поэтому точно оценить, когда он приступил бы к той самой капители, было невозможно. Вот уже двое суток все посвящённые в происходящее были начеку - Двалин, как начальник немногочисленной внутренней стражи, ненавязчиво следил за Нором, Балин же пытался выявить остальных предателей. Ори, Кили и Фили вынуждены были заниматься своими обычными делами, но старались по мере возможности подмечать все детали поведения других гномов. Уставший от подозрений и постоянного напряжения, Фили вот уже вторую ночь не смыкал глаз. Дверь покоев почти беззвучно стонет в липкой тишине и Фили молниеносно садится в кровати - полностью одетый и вооружённый, он одной рукой уже сжимает короткий кинжал, а другой поспешно снимает полусферическую крышку с емкости, полной светлячков, припасенной как раз на такой случай. Зажигать свечу или лучину при неожиданном нападении было бы несподручно, а светлячки светят всегда - остается их только выпустить. В комнате никого нет. Светящиеся создания распределились по помещению и в их колеблющемся слабом свете видны лишь мечущиеся по стенам тени их самих. Фили выдыхает, откладывает кинжал на подушку и с силой трет лицо. Он не может больше ждать. Восемнадцать шагов разделяют двери их покоев. Восемнадцать бесконечных секунд требуются Фили, чтобы их преодолеть и замереть изваянием перед резными створками. - Входи, не то замерзнешь. Голос Кили тих, но брат слышит его так отчетливо, будто тот кричит. Возле кровати Кили горит свеча. Они условились не зажигать света по ночам, чтобы не спугнуть возможных шпионов, но Фили ничего не говорит об этом отступлении от плана. Самое важное, что в покоях Торина теперь ночует и Балин - ни один заговорщик, оказавшийся там, не пройдёт мимо него, надежно скрытого в тайном чуланчике за гобеленом. Король защищён, а брата Фили защитит сам - заколка с ядом прочно держится в волосах. Гном неловко топчется возле разворошенной постели, на которой сидит младший принц. Фили пришёл начать разговор, настолько важный для него, что от страха сводит зубы, но не находит нужных слов. А ещё он отчаянно боится, что неправильно трактовал свой сон. - Кили... Кили молча хлопает по постели рядом с собой и Фили забирается на неё, поджав под себя ноги. Они сидят рядышком на кровати, почти как в детстве, когда уснуть в одиночку казалось чем-то невыполнимым. - Кили, ты ведь знаешь, что о покушении и Морине я узнал из своего видения. - он коротко вздыхает, собираясь с силами, - Ты тоже был там. Ты пришёл ко мне за разговором и я знаю, что ты хотел сказать. Прав ли я? Младший брат молчит. Стены покоев внезапно становятся устрашающе огромными и давят, давят на Фили, пока он вдруг не слышит безликое: - А как ты отреагировал в своём видении на то, что услышал от меня? Перед внутренним взором снова проносится страшное: оборванная фраза, разломленный надвое череп, красные узоры на камне. Ребра вновь сводит той тугой, отчаянной болью потери, которую не пережить, не передышать, не осознать. Фили выстанывает из себя признание: - Ты умер там, Кили. Я не успел тебе ничего ответить. - А что бы ты ответил сейчас? Снова стены вслушиваются в на этот раз мягкую, мшистую тишину, но уже не пытаются раздавить Фили. Он дышит этой тишиной и знает: ответ может быть только один. И если он неверный и не будет принят, то жизнь остановится. Он не сможет снова потерять Кили. Не будет больше ни королевства, ни заговора, ни живых камней, ни прозрачного воздуха, вибрирующего в темноте. Для Фили не будет больше ничего. - Я тебя тоже, Ки... Я тебя тоже. Он тянется рукой сквозь тишину к также робко протянутой руке брата. Оба знают, что означают эти слова. Лбом прижавшись ко лбу, выдыхая из легких горячим потоком весь страх и одиночество в лица друг друга, они замирают посреди этой тревожной ночи. Где-то в караулке Двалин вытирает рукавом вспотевшие виски и устало улыбается верным стражникам, что помогли ему перебить всю шайку заговорщиков после того, как Нор пустил их в Гору. Балин и Торин ещё не знают об этом и чутко таятся в темноте королевских покоев с оружием в руках, но вскоре и они вздохнут с облегчением. Тело Морина не будет погребено в усыпальнице его предков, о нем не будут петь ни песен, ни баллад, ни даже слагать порицающих его алчность стихов. О нем просто больше не вспомнят, а белых волос больше не будет иметь ни один родившийся в Эреборе гном. Двое братьев в недрах огромной Горы шепчут что-то Махалу и темноте, соединившей их этой ночью. Тончайшие прожилки мифрила в камне стен словно бы чувствуют скорый рассвет и начинают робко светиться. В пустых покоях Фили уже они сообщают лениво парящим светлячкам о рассвете и те медленно затухают, растворяя своё мерцание в воздухе. Пламя свечи у постели влюблённых вздрагивает в последний раз и желтый язычок его исчезает, подмигнув темноте.