Голгофа

      «Не мир я принес, но меч», — нельзя было им говорить, Иисусе: здесь каждый второй, если не первый, неверно понят; Ты ли не ведал, что за зверьё есть люди, Ты ли не видел Голгофы черное солнце.       Тебе ли не знать, как смолою юшка струится, и как пропадает всё, что когда-то мнилось. «Пожалуйста, пронеси эту чашу мимо!» — молился Ты сам, как и прежде сотни молились.       Но чаша найдет того, кем ей быть испитой, пока остаются те, кто привычкам верен, пока остаются здесь одиночки-волки и стайные твари, злые шакалы-звери.       «За что нам казнить его? — спросит их Понтий мудрый. — Варавва намного хуже, вам всем известно». «Распни Назорея! — орут иудеи дружно. — Он странный и среди нас ему нету места».       …Наутро, когда сойдет свет беззвучно-мерклый, когда роса испарится с безмолвной плахи, Ты спустишься тихо, ступая стопами босыми — печальный и светлый, в кровавой простой рубахе.       Ты грустно окинешь взором пустую гору — царем если и нарекают, то лишь посмертно, — утрешь с битых губ питья остатнюю горечь и в белое небо поднимешься незаметно.       Много воды ушло и веков минуло, крест на Голгофе сгнил и истлел до пыли; «Не мир Он принес, но меч», — повторяют люди и лихо возводят крест на чужой могиле.