Поттер-сирота? Нонсенс...

Антонин Долохов никогда не любил сожалеть о чем-либо. Вообще. Поэтому, когда сожалеть все-таки приходилось, он пил. И чем горше была ошибка, тем больше он пил. Но в Азкабане пить можно было только ледяную, солоноватую воду, вытекающую из тоненькой ржавой трубочки в стене. Поэтому Долохову оставалось только материться, спорить до хрипоты с соседями, снова материться, но уже на дементоров, и спать. Но иногда, когда план этих действий был выполнен и перевыполнен, он сидел в углу камеры и молчал. В такие моменты его не трогала ни сидящая напротив Белла, которой до всех и вся всегда было дело, ни чертов Блэк, сидящий в соседней камере и отпускающий омерзительные комментарии. Долохов в таком настроении мог и проклясть, пусть в Азкабане и слабо колдовалось. В такие моменты Антонин вспоминал времена, когда не было этих отвратительных, слипшихся на висках прядей, не было этих надоевших до трясучки мозолей и трещин, что уже давно не кровоточили, а было... Гордый красавец, наследник, несмотря на то, что младший. Первый за последние пятьсот лет пробужденный рода Долоховых. У него было все и даже больше. Красавица Татьяна, очаровательная гамаюна, готовая дать помолвочную клятву. Соратники и подпевалы. Влиятельные друзья. Присматривающийся Мастер. Антонин бы выпил, если бы было что. Но все, что ему оставалось, это лишь копить яд и горечь разочарования. Чертов Дамблдор. Чертов Каркаров — завистливая сволочь. Чертовы... все. Антонин как сейчас помнит, как Деметрий — старший братец, — и Игорь привели его в гости к Тому. Реддл вызвал чистый восторг. Умный, сильный, амбициозный... р-а-в-н-ы-й. Единственный, с кем ему приходилось считаться. Даже сейчас Антонин не жалеет о своем переезде в Англию. Том был гением. Истый потомок древнего рода. Но Антонин жалеет, что позволил Каркарову затащить себя в Хогвартс — гребанный Дамблдор. Интриган. Сволочь. Мразь. Хотелось вцепиться ему в горло, собственными пальцами вырвать ему сонную артерию, раздавить его глаза, убить. Убить, а потом поднять, как нежить, и снова убить. Каркарова хотелось просто сжечь Адским пламенем. В Снейпа, сопливого недотепу, пустить Аваду. Фанатично-тупых Беллу и Лестрейнджей выпороть Круциатусами. А вот Дамблдора хотелось убить с особой жестокостью. Чувствуя, как сводит судорогой плотно сжатые челюсти, Антонин сделал вдох и выдох. Воспоминания редко посещали его. И когда посещали он старался тут же их уничтожить. Стереть. Извести до призрачной тени. Потому что невыносимо. Так глупо попасться в ловушку. Так тупо подвести друга. Так слепо не заметить происходящего. Так просто не увидеть собственное безумие. А ведь отец приезжал. Приезжал и Сергей Александрович, готовый взять его в Ученики. Серый Волк, никогда не бравший учеников! Серый Волк, которого он послал, запульнув в Мастера Авадой за простое замечание. Дебил. Идиот. Гребанный дегенерат. Нужно было утащить Тома подальше от Англии. Нужно было вернуться на Русь, пока была возможность. Нужно было пойти в Ученики. Нужно было принять главенство над родом, потому что чертов Деметрий стопроцентно сведет Долоховых в могилу. Нужно было прибить Поттеров, пока была возможность. Нет же, решил поиграть в благородство! Том тоже молодец. Параноик, Баюн его подери. Говорил же он ему, чтобы не баловался с крестражами. Даже у Кощея якорь — один-два. А способы бессмертия и другие есть. Нет же... дэ-эбил. Гениального идиота кусок. Мрачную линию Долоховского самокопания разорвал лающий Блэковский смех. Из этого дурдома пора делать ноги. Антонин криво оскалился. Но сначала он дождется, пока Дамблдоровская шавка сбежит. А в том, что эта собака сбежит, он не сомневался. Интересно, Сашка еще жив или Деметрий-таки угробил род и домового заодно, спившись в какой-нибудь канаве? А когда он выберется отсюда... сначала воскресит Тома. Потом убьет Дамблдора. Или сначала Дамблдор и потом Том? Без разницы. А потом вернется на Родину. На милость Сергея Александровича вряд ли можно надеяться, но Таня наверняка поможет, она вроде за Фамина выскочила, теперь и при деньгах и при власти. А там, глядишь, они с Томом попробуют заново. Главное Реддлу его гениальные мозги обратно вставить. — Поттер на Русь учиться уехал, — прокаркал, кажется, Розье, которому сегодня кто-то очень добрый прислал газету. — Дамблгад олимпиады международные устроил. Наши туда уехали. Среди Пожирателей разразился гром из желчных комментариев. Только Долохов да Блэк молчали. А когда спор утих, Антонин тихо спросил. — И что пишут? — Мальчик-Который-Выжил, Герой Магической Британии, — с иронией начал зачитывать Розье. — По воле своего магического опекуна мистера Альбуса бла-бла-бла Дамблдора, представителя бла-бла-бла, а вот! принял приглашение Академии магии и волшебства Колдовстворец и стал студентом одного из четырех факультетов... бла-бла-бла, пишут какую-то хренотень про его Ученичество у кого-то из русских Мастеров, не, ну смешно же! бла-бла-бла... укрепление международных связей... бла-бла-бла... Герой Магической Британии станет самым молодым Мастером Боевой Магии под покровительством двух самых сильных волшебников своего времени, бла-бла-бла, Альбус Дамбльдур... Какой-то Панин... хэй, Долохов, на ваших именах язык сломаешь, не обижайся, но эту хрень я даже не буду пытаться читать! — Юстас! — шикнул Рудольфус, опасливо косясь на буквально окаменевшего Антонина. Розье замолчал. — Че? — По-моему, ты зря про имена сказал... Антонину же казалось, что весь мир рухнул. Нет, не так, весь мир обрушился на него ледяной лавиной. Грохнул его по голове и повторил этот удар еще раза два. — А ты прочитай, — резко охрипнув, приказал он. — Сергуэй Ал-... Ал... — начал запинаться Розье, предчувствуя грозу. — Сергей Александрович Панин? — сглотнув, обманчиво мягко спросил Антонин. — Ага... — Поттер. Стал Учеником Панина. Верно? Именно Учеником. Не студентом. А именно Учеником, как Мастера. Так? — Д-да, вроде бы... — Газету! — рявкнул Рудольфус, узнавший выражение лица Долохова. Что Антонин мог натворить в таком состоянии в замкнутом пространстве проверять никто не хотел. Лестрейндж бегло пробежался взглядом по статье. Переглянулся с Беллой и кивнул. — Тут написано, что Поттер стал Учеником Мастера Боевой Магии. Но ты же знаешь, в газетах чего только не напишут... Антонин поднялся на ноги. — Сохатик! — взревел вдруг Блэк. Пожиратели ошарашенно замолчали. Видимо, Сириус понял прочитанное из газеты совершенно извратно. — Да он никогда не стал бы!.. — Блэк! — рявкнул на него Рудольфус. — Не смейте позорить имя... — дальше начались какие-то завывания про честь Поттеров, про Сохатика и так далее. Очевидно Блэк на нервной почве услышал не то, будто... Едва не воющий в голос от яростной обиды, Антонин едва-едва смахнул кровавую пелену так и норовившую застить глаза. Думай о другом... думай о другом... — Блэк! — прохрипел он, едва сдерживая плещущуюся злобу. — Ву-у-у-у, — метался по соседней камере, судя по всему, уже пес. — Блэк! — гаркнул Лестрейндж. — Ты как газету понял? Вой стих. — Дамблдо-о-ор-р, пр-р-рода-ал Сохатика, ир-р-род, — судя по звукам, Блэк раскачивался из стороны в сторону, то и дело срываясь на рычание и вой. В их коридоре воцарилось молчание, прерываемое стенаниями Сириуса. — Пр-ре-датель, убийца, скотина-а-а, — выл Блэк. У Пожирателей случился разрыв шаблона и даже Долохов замер, заглушив обиду. Это точно тот Блэк, который одиннадцать лет подряд яростно отстаивал сторону Альбуса Дамблдора? — Сириус, — Рабастан аж икнул. — Ты чего? — Договор-р, у нас с Дамблдором был договор-р! — тут снова послышалось рычание, а потом отчаянный не то скулеж, не то вой: Блэк продирался сквозь прутья своего каменного мешка. Вскоре из соседней камеры вывалился отощавший, лохматый, обвисший комок костей и шерсти, глядящий на всех ошалело-безумными глазами. Антонин прильнул к прутьям. — Что собираешься делать, псина? Судя по взгляду Блэка, ответ: убивать. Антонин радостно оскалился, безумно рассмеявшись. Планы меняются. Видимо пора показать, на что способен последний из рода Долоховых на самом деле! Предательство Долохов мог простить, как мог простить все, что с ним случилось в жизни — сам виноват. Но плевок в душу: Поттера, погубившего его лучшего друга, Поттера, забравшего его место Ученика Сергея Александровича — он не простит никогда. Безумный смех слился с не менее безумным лаем. На стенах Азкабана расцвели кровавые цветы неугасимого пламени.