Aciano

На одной из множества улиц Токио, в скромном на первый взгляд здании всё ещё горел свет. За прилавком сидел блондин, листая страницы книги. «Роман» – из-за обложки заключил очередной посетитель, проходивший мимо. Тем временем сервамп Зависти расположился у полок с антикваром, "рассматривая товар", и лишний раз поглядывал на хозяина, который по сути просто игнорировал его. «Еще утром он обещал дать крови...» – удручённо подумал про себя ДжиДжи. За все эти годы было дано бесчисленное количество обещаний, но ни одно из них Микуни так и не удосужился выполнить. Если бы вдруг приспичило выпить всю кровь, что задолжали Сомнению, то его "драгоценный" хозяин умер бы от её потери. Иронично, но ДжиДжи этого никогда не сделает. То ли от жалости к своему иву, то ли от собственной беспомощности. Алисейн поднялся из-за прилавка, сменив книгу в руках на любимую куклу. Тот давно заметил, что за ним наблюдали, но не спешил подавать виду. Собираясь уходить, он был остановлен вампиром. – Микуни, ты не забыл про обещание? – вполголоса спросил сервамп. Не было смысла рассчитывать на положительный ответ, но Зависть никогда не сомневался в своем хозяине, что было только на руку Алисейну, который не раз подстраивал ситуацию под себя. – О каком обещании идёт речь? – Ты обещал дать своей крови, если я выполню твоё поручение... – отвечает брюнет с небольшим раздражением в голосе, явно понимая, что и в этот раз останется ни с чем. – О чем ты, ДжиДжи? Я ведь дал тебе крови совсем недавно! – отрезал блондин, прижав к себе любимую куклу. – Это даже Абель подтвердит! Верно, Абель? Контрактор ожидал, когда вампир откроет по нему огонь, но, к его удивлению, этого не произошло. Брюнет молча развернулся и покинул комнату, оставив недоумевающего ива наедине с его куклой. Стоило ли зацикливаться на такой мелочи, вроде странного поведения слуги? Микуни поспешил вернуться в свою комнату, чтобы уложить Абель спать. А ДжиДжи... вернётся. Перебесится и вернётся. Что с ним станется?

***

По улицам простиралось множество неоновых вывесок, ярко освещались витрины и толпы народу ходило вокруг. Только одинокая фигура бесшумно шагает по безлюдной улице, слегка покачиваясь из стороны в сторону. Новый приступ наступил неожиданно и совершенно не вовремя. Два верхних пакета оказались на асфальте, пока бумага стремительно окрашивалась в красный, а кашель раздирал гортань и легкие. ДжиДжи прижался спиной к холодной стене здания, пытаясь удержаться на подкашивающихся ногах. «Нужно перетерпеть...» Снова глухой кашель и дискомфорт обжигали изнутри, заставляя давиться собственной кровью. Тонкими ручейками она стекает по подбородку вниз, впитываясь в одежду и падая густыми каплями на землю. Обречённый на вечность сервамп Зависти не мог умереть, освободиться от этой болезни. Кашель с кровью и лепестками стал нормой для ДжиДжи при очередном отказе Микуни. В скором времени васильки планировали забить дыхательные пути, чтобы перекрыть доступ к кислороду, заставить задыхаться от собственной беспомощности. Досадно, не так ли? Какого это, гнить изнутри от того, что ты не в состоянии признаться человеку в своих чувствах? Какого это, кашлять кровью, каждый день вспоминая о нем? Постоянно пересекаться и жить с ним под одной крышей? А этот прохвост остаётся всё таким же равнодушным. Хотя, видимо, что-то да начинал подозревать. Вампир даже не уверен, что с наступлением последней стадии он обретёт долгожданный покой. Нет, не так. Он полностью уверен в этом, ведь жизнь не оставила бы его умирать от каких-то цветочков. Люди в большинстве случаев погибают, но сервамп все равно будет продолжать "жить". Жить бок о бок с этими треклятыми васильками. Брюнет медленно скатился по бетонной стене, когда этому мучению пришел конец. Прикрыв глаза, он подождал с минуту и поднялся на ноги. Вытер руки о подол плаща, выкинув оставшиеся пакеты, которые насквозь пропитались кровью, и скрылся за ближайшим поворотом.

***

Тем временем Микуни сидел за столом, допивая уже остывший чай. Прошло не так много времени с ухода сервампа, как тому казалось. Но он всё равно немного беспокоился. Блондин был уверен, что тот не станет совершать опрометчивых поступков и скоро вернётся. По крайней мере думал так в начале.