Во плоти

В начале были ангел, змей и… нечто еще. Азирафель не был уверен в том, что это такое, на самом деле. Животные только-только получили имена, и все-таки оно не было похоже ни на одно из них. Более всего оно напоминало кота, но – бросив короткий взгляд искоса – он увидел, что оно определенно не было котом. Для начала, у него были крылья. Они были как у летучей мыши, и в данный момент надежно сложены на спине. Их складки были кожаными, как и все остальное у этого лишенного меха существа, и окрашены в злобный цвет, черный, как ночь. Их кончики отливали серебром, как и когти на маленьких хрупких лапках, или выступающие клыки, уродующие длинную и безобразную мордочку. Еще один короткий взгляд, и он увидел, что существо, к тому же, было костлявым, жутко угловатым, с похожими на ксилофон ребрами и выступающим через кожу тазом. Тонкий хвост подрагивал, пока оно сидело, обозревая сад. Азирафель нашел его гротескным. Он глядел на него и элегантные на его фоне кольца змея с опасением. Оба излучали ощущение пакостности. Когда он попробовал использовать свою Благодать, знание пришло мгновенно, четко и равнодушно: они были существами одного рода. Несмотря на огромное отличие форм, эти две сущности обе были демонами, хоть и облаченными в плоть и чешую. Они были первыми, которых он когда-либо видел, и откровение вызвало у него зуд. Он задумался, не стоило ли ему уйти. Им было бы лучше остаться одним. Возможно? Вероятнее всего. А затем змей заговорил с ним. - Ну, это провал с громким треском. - Прошу прощения? – произнес Азирафель. Он был полностью застигнут врасплох. Он ведь был ангелом. С чего бы тот стал с ним разговаривать? Не может быть, чтобы им было что сказать друг другу. - Я сказал, - сухо произнес он вновь, - Это провал с громким треском. - А. - Чересчур уж бурная реакция, как по мне, - доверительно сообщил он, заговорщицки склонив голову. – Первородный грех и все это. Обескураженный, Азирафель осознал, что тот говорит, обращаясь только к нему, игнорируя жуткую фигуру рядом с собой. Что ж, ну, молодец; он-то сам не мог притворяться, что этого создания тут не было. Существо было жутковатым, и он все время переводил взгляд между ними, змеем и четырехлапым бесом, хоть последний и сохранял молчание. Глядел на него в ответ, его глаза искрились дерзким интересом, граничащим с глумлением. Он, казалось, чувствовал его неприязнь. Азирафель нахмурился. У них, похоже, был какой-то план. Возможно, они пытались обезоружить его каким-то образом, усыпить бдительность перед нападением. Он уже раскрыл тот факт, что меча у него больше не было. Признание, скорее всего, было глупым, и он напрягся при этой мысли. Он уставился на существо в ответ. Вызывая его на действие. Тому хватило наглости зевнуть на него. То, что он отвлекся, было слишком заметно. Змей умолк и изогнулся дугой в сторону от него, глядя в сад, пытаясь увидеть, что такое отвлекало его внимание. Когда он это сделал, еще одна загадка раскрылась: по его невидящему взгляду и вращению озадаченной головы Азирафель заключил, что он не способен даже ощутить присутствие второго существа. Его прохватила дрожь осознания, руки покрылись вступительной гусиной кожей этого мира. Как мог он не видеть другого? Это ведь определенно не могло быть нормальным? Но шел лишь восьмой день Творения. Ему не у кого было спросить. Эти два демона на самом деле напоминали друг друга, хоть и каким-то причудливым образом. У них была одинаковая темная окраска, одинаковые зловещие золотые глаза. Возможно, они состояли в каком-то родстве. Вопреки собственному здравому смыслу он раскрыл рот – а затем, ощущая неуверенность в себе, заколебался. В конце концов, если змей его не видит, сказать было и нечего. Вследствие чего, когда Кроли вновь развернулся к нему, ангел твердо начал следить за тем, чтобы его взгляд не блуждал. Он не позволял себе оглядываться на второго до самого их ухода, в момент которого ушли они вместе, змей и зверь, скользя сквозь мокрую листву, когда буря, наконец, утихла. Азирафель ощущал глубокую тревогу, глядя, как они уходят. * Он не искал кого-то из них двоих специально, конечно же, но течения человеческой истории направляли их в одни и те же дельты, и они вновь и вновь сталкивались друг с другом. Все втроем они стояли на палубе Ковчега, к примеру, ожидая, когда оливковая веточка возвестит о конце потопа. Они вновь повстречались в земле Мидианской, когда пророк спустился с горы Хорив, получив указание от горящего куста. Затем опять, у Красного моря. После, на коронации Давида. Азирафель присутствовал везде, как и двое нахальных демонов из Эдема. Он также присутствовал при том, как одной душной и влажной ночью в Самарии того, что называл себя Кроули, жестоко забили камнями до смерти. Это было не впервые, или, по крайней мере, так он слышал. Время от времени люди перешептывались о желтоглазой личности, странствующей из города в город; в Египте, где Азирафель работал в последний раз, для таких созданий даже было имя, «странники», в задачи которых входили пакости, беснование и мор. Люди наставляли друг друга убивать их при любой возможности, и Азирафель слышал о нескольких успехах. Он поразмышлял о том, что казалось нечестным поручать кому-то порок и растление, а затем награждать его глазами рептилии. Слегка невыгодное положение. Он мог понять порыв уничтожить нечто с подобными глазами. Но это было впервые, когда он присутствовал при этом порыве. Конечно, он не осознал, что видит, не с самого начала. Он просто наткнулся на улице на кучку разъяренных людей, кричащих друг на друга и на несчастную жертву между ними. Спустя несколько минут толпа расступилась достаточно, чтобы Азирафель уловил проблеск отчаянных желтых глаз и багряные волосы. Затем набежали другие, присоединившись к неразберихе и загородили ему обзор. Ангел замер. Осознание нахлынуло на него, и в его глубинах таился мощный поток неуверенности. Вместе они грозили захлестнуть его с головой. Они убьют Кроули. Это было ясно. Его Благодать была способна прочесть коллективное намерение. Он, однако, не представлял, что по этому поводу сделать. - Это Белиал, - выкрикнула женщина. Раздался глухой стук и звук удара. – Убейте его! - Не смейте меня, блять, трогать, - произнес Кроули, но прозвучало это не внушительно. Голос его был хриплым от страха. - Молчи, Змеиные Глаза, - произнес кто-то другой, затем последовал сочный звук удара. Азирафель все еще колебался. Не то, чтобы люди были неправы, говорил он себе. Кроули на самом деле был агентом Ада. Кроули был, ну, злым. И его развоплощение будет даром, позволит месяцы беспрепятственной небесной работы. И, и, не стоило забывать о вот каком моменте: Небеса определенно не одобрили бы, если бы он вмешался. Азирафель ощущал уверенность в том, что ангельская Благодать не предназначалась для спасения уже проклятых. Он тяжело дышал, сжав кулаки, когда услышал, как Кроули вновь вскрикнул. Он начал пятиться. Возможно, если он просто уйдет – это будет ничего, верно? Он не должен был становиться этому свидетелем; ему определенно не стоило быть здесь при этом. Ему не хотелось быть здесь при этом. Он не испытывал неприязни к Кроули, не личной, во всяком случае. Просто он был Падшим. Его изгнали из Сонма. Мысль дала ему опору. Да, именно: кто-то изгнал его. Кто-то принял это решение, кто-то, куда более мудрый, чем Азирафель, придерживающийся великого, всеведущего плана. Конечно. Все это непостижимо. Успокоенный этим благочестием, ангел возвел глаза к небу – и только тогда увидел его. Создание из сада примостилось вверху на крыше, наблюдая. Азирафель содрогнулся, испытав мгновенный страх. Силуэт был еще уродливей, чем ему помнилось, корявые крылья были открыты и очерчены лунным светом, глаза горели, словно две масляные лампы во тьме. Позже горгульи на храмах неумолимо напоминали ему об этом моменте, об этой сгорбившейся фигурке, о непроницаемом взгляде, наблюдающем за истязанием далеко внизу. Толпа рванулась вперед, поглощенная своей жертвой. Ангел не пошевелился. Все его внимание было приковано к одинокому демоническому созданию на крыше. То теперь открыло пасть, шипя, явно расстроенное. По какой-то причине, однако, оно не предпринимало попытки защитить своего прежнего спутника. На самом деле, подумал Азирафель, оно казалось почти что смирившимся с развитием событий. Что-то в этом было показательным, хоть он и не мог сообразить, что именно. Их глаза на секунду встретились, но лишь на нее, потому что теперь камни полетели не на шутку, и Кроули вопил, его голос искажала агония. Внимание существа вновь резко переключилось на толпу. Оно низко пригнулось в ужасе. Затем последовал жуткий звук, который Азирафелю хотелось бы забыть, и Кроули резко и страшно умолк. Существо мгновенно исчезло. Стоя, пораженный, в то время как толпа расходилась, Азирафель начал понимать. * Кроули потребовалось еще полторы тысячи лет, чтобы предложить Соглашение. К тому времени мысль об альянсе посещала и Азирафеля тоже; он устал, очень устал учитывать действия своих врагов помимо непреклонной непредсказуемости людей. Когда они втроем встретились, однако, он симулировал сопротивление, чувствуя, что это меньшее, что он может сделать для своей старой конторы. Он отпрянул при изложении. Он заколебался. Он напомнил Кроули, не в первый раз, что они исконные враги – о, боже, а что, если Небеса узнают? - Не узнают, ангел, - устало произнес демон. – Я предлагаю тебе взаимно гарантированное уничтожение. Если один из нас проговорится, пойдем ко дну оба. И, поверь мне, у моих боссов в арсенале куда более изобретательные наказания, чем у твоих. Он выглядел изнуренным, подумал Азирафель, изучая его. Они не сильно часто видели друг друга за тысячу лет после Гефсимании, и он гадал, что именно происходило с демоном, что придало ему такой изможденный вид. Были ли еще смерти, подобные той в Самарии? От этой мысли его слегка замутило, и он отвел взгляд, туда, где маленький монстр, до сих пор каким-то образом остававшийся частью Кроули, расхаживал у двери. Он тоже выглядел потрепанным, каждое ребро выделялось четче, чем ангелу помнилось. На самом деле, он был обезображен истощением. Наблюдая за ним, он забыл о том, что изображал порыв сбежать; протесты замерли на его языке. Вместо этого он услышал, как произносит тоном, который после вспомнится ему до беспокойства близким к, ну, беспокойству: - Кроули… у тебя… у тебя все в порядке? - Это не ответ, - заметила часть Кроули в форме человека сухим, как пустыня, тоном. - Забудь об этом на секунду, - сказал Азирафель. Он был раздражен сам на себя, и на Кроули тоже, хоть и не мог сформулировать, почему. – В порядке? - Превосходно, ангел, - протянул его спутник. – Просто замечательно, на самом деле. Но я ценю твою заботу. Азирафель приподнял брови, встретив желтоглазый взгляд. Он подчеркнуто задержал глаза на лохмотьях демона, на красноречивых отметинах шрамов. Спустя минуту всего этого Кроули пришел в движение, беспомощно и раздраженно разведя руками, и когда он заговорил вновь, голос его был низким. - Что ты хочешь, чтобы я сказал? – произнес он. – Я перебиваюсь. Как и ты. Они примолкли после этого. Он обдумал это слово, перебиваюсь. По какой-то причине то вызывало перед глазами образы подземных туннелей, ощущения того, как протискиваешься мимо каменных выступов, разрывая одежду, царапая кожу. Перебиваюсь. Это, подумал он, не оставляло особенно много пространства для отдыха, или безделья, или счастья. Он со внезапной ясностью увидел, что соглашение, которое предлагал Кроули, даст им обоим столь необходимую передышку, немного пространства, чтобы восстановить силы после напряжения от их неимоверных задач. Затем он поправился: не им обоим. Всем им троим. Помимо воли его взгляд перескочил обратно на ужасно истощенное создание у порога, лишь на мгновение, прежде чем вернуться на лицо Кроули. - Я принимаю твое предложение, - наконец, произнес он. Кроули на самом деле улыбнулся. На другом конце помещения существо издало ошарашенный звук, но Азирафель в кои-то веки не уделил ему внимания; слишком поглощен он был разглядыванием с разинутым ртом человеческого обличья, обычно осунувшегося и замкнутого, вдруг до красоты преобразившегося от удовлетворения. Нет, не до красоты – Кроули был изумителен, когда улыбался. Змеиные глаза уже не казались таким уж дефектом. - Превосходно, - сказал Кроули. – Ты не пожалеешь. - Скорее всего, пожалею, - пробормотал Азирафель. Это вышло почти беззвучно. Он позабыл про дыхание. - Не из-за меня, тогда, - сказал Кроули, и было в его взоре что-то странное, новая грань этого проницательного взгляда, переливающаяся в его глазах, точно янтарь. Азирафель сглотнул, не зная, как ответить. - Что ж, - выдавил он. Ему все еще недоставало необходимого объема воздуха, и получился писк. – Увидим. - Можем закрепить это письменно, если хочешь, - предложил демон. - О, нет, - теперь Азирафель занервничал еще больше. Физическое свидетельство? Долой эту мысль. – В этом нет необходимости. - Ты уже об этом жалеешь, - язвительно заметил Кроули, и, когда ангел не ответил, он насмешливо фыркнул. - Заткнись, - огрызнулся Азирафель. - Выше нос, - парировал демон. – Все будет в порядке. – А затем нараспев произнес, будто цитируя что-то, - «думаю, что это начало прекрасной дружбы». - Что? – сказал Азирафель. На него обрушилась настоящая тревога, до того резкая, что его человеческое тело вспотело. Дружба? Но подобное было нелепо, невозможно. Разве нет? Мгновение Кроули пристально глядел на него, затем вздохнул и повернулся уходить. - Не беспокойся, ангел, - бросил он поверх плеча, когда меньший демон пересек комнату, присоединившись к нему. – Правда. Это была просто шутка. * - Ты его видел? – возбужденно произнес Азирафель, когда Кроули приблизился. Они встретились за пирогами и элем после перерыва в несколько декад; заглянув в эти знакомые глаза, он с потрясением обнаружил, что рад их видеть. Позади демона во тьме сверкнула пара точно таких же змеиных глаз, существо нашло укромный угол и присело, чтобы умыться. - Видел что, ангел? - Печатный станок, - сказал Азирафель. Счастье бурлило в нем. - Я слышал что-то о нем, - произнес Кроули, отодвигая стул. – Гутенберг, кажется? - Это так изобретательно, - восторгался ангел. – Люди так изобретательны! Кроули присел и надел затемненные очки. За ними выражение его глаз невозможно было прочесть. - Эта мысль приходила и мне, - наконец, произнес он. – Иногда. - Подумай о распространении знания. И книги! Вскоре любой человек сможет обладать книгами! - Я-то думал, - заметил Кроули, - что твой первый комментарий будет о росте доступности Слова Божьего. - Ну, и это тоже, - сказал Азирафель. Он попытался изобразить ханжеский тон, но упрек уколол его. Кроули попал в точку; ему стоило упомянуть это сразу же. Что ж, по крайней мере, он говорил всего лишь с демоном. Никаких отчетов о его мирском ликовании не опустится в почтовый ящик Небес, слава богу. Кроули внимательно изучал его. Затем рассмеялся. Это был настоящий смех, полный ответной радости. Азирафель ощутил, как зарумянился, что вызвало в нем недоумение. - Интересный ты ангел, Азирафель, - сказал Кроули. - Мне не очень нравится твой тон, - коротко ответил он, сбитый с толку тем, каким взволнованным себя ощущал, и демон поднял руки в примирительном жесте, до сих пор улыбаясь. - Умоляю, - произнес он. – Никакой необходимости впадать в гнев. Я подразумевал это как комплимент. Азирафеля это не совсем умилостивило, но что он мог поделать? Он не собирался в ярости удаляться, когда не видел Кроули с 1434 года. В конце концов, ему необходимо было узнать, чем был занят демон. Это важно – быть в курсе перемещений противника, сказал он себе. Три часа спустя, однако, они были уже буквально насквозь пропитаны элем и до упаду смеялись над байками Кроули из монастыря, и слово «противник» никогда еще не было так далеко от мыслей ангела. У него в глазах стояли натуральные слезы, и Кроули широко улыбался ему в ответ, проблеск его зубов был скорее застенчивым, чем порочным. - Ну ты и змей, - выдавил он. – Этот бедный монах. - Поверь мне, ангел. – Протянул его собеседник. – Он даже близко не был праведным. «Поверить тебе», - подумал Азирафель, глядя в ответ на его стройный силуэт, и даже сквозь собственное веселье задумался, сделает ли это когда-нибудь. Он наслаждался очередной встречей, но события приняли причудливый оборот, когда Кроули удалился (намного позже заката, а ведь они встретились в полдень; Азирафель диву давался собственной неосмотрительности). Как ни странно, существо решило остаться. Азирафель уставился на него, и оно уставилось в ответ, его холодное внимание было смягчено чем-то новым, чем-то похожим на любопытство. Его это обескуражило, и чувство усугубилось, когда он повернул к дому и созданию хватило наглости последовать за ним. Петляя по его следам, оно скользило по людным улицам бесшумно, словно тень. Азирафель забеспокоился. Он удлинил шаг; оно засеменило, чтобы поспевать. Он попытался отогнать его; оно отказалось отгоняться. Он протрезвел в попытке сообразить, что делать, но больше идей к нему не пришло. Ну не палкой же ему от него отбиваться. (Или палкой?) В конце концов, он остановился на углу улицы, едва не угодив под тележку кожевника, перевозящего свои товары, и нахмурился на него сверху вниз. - Ладно, - произнес он, жестикулируя. – И что это такое, по-твоему, ты вытворяешь? Проходящие мимо люди странно на него посмотрели. Азирафеля это не удивило; он много веков назад уяснил, что они тоже были не способны видеть это существо. Раньше это не представляло проблем. Тот факт, что теперь это стало проблемой Азирафеля, был возмутителен. Само существо хранило молчание, глядя на него в ответ. Он еще мгновение буравил его взглядом, прежде чем отвернуться. Оно проследовало за ним до самого дома. * Тюремное заключение Азирафеля в конце восемнадцатого века было, откровенно говоря, позором. Было бы еще ничего, если бы он присутствовал на континенте по уважительной причине, но, к несчастью, один лишь порок привел его во Францию. Идиотская тяга к выпечке, ни больше ни меньше. Он безучастно гадал, когда его развоплотят, и как он будет объяснять этого неприятное положение Небесам. Небеса вообще в курсе, что такое гильотина? Или бриошь, раз уж на то пошло? Таковы были вопросы, докучавшие ему в то время, пока он терпеливо ожидал смерти. На его досаду, однако, исполнение его приговора заняло много времени. Солнце взошло и село, и взошло вновь. В отсутствии развлечений ангел обнаружил, что мысли его все еще блуждают. На ум пришел Лондон, и то, как странно было, что он по нему скучает: по туману, по дождю, по запаху Темзы. Он подумал о том, как тот ощущался почти что более домом, чем Небеса. Он гадал, не должно ли его это беспокоить, не стоит ли ему стыдиться своих тактильных удовольствий. Он подумал о Земле, и о человечестве, и о своих коллегах по Сонму, которые иногда казались равнодушными ко всему этому. Более всего, однако, он думал о Кроули. Они теперь видели друг друга все чаще и чаще. Иногда демон предлагал встретиться, а иногда ангел. Они встречались в клубах, или на званых вечерах, или в парке. Однажды Кроули принес хлеб, чтобы покормить птиц, и, не спросив, вручил Азирафелю кусок; Азирафель, в тихой растерянности от мягкости на его лице, просто держал его, наблюдая за тем, как демон рассеянно рассыпал крошки, пока они говорили. В следующий раз он сам принес хлеб, протянув ему край буханки, и их одетые в перчатки пальцы соприкоснулись. Утки растолстели. А потом и утята, когда их встречи, происходившие чуть реже, чем раз в месяц, участились до одного-двух раз за две недели. Произошла и другая перемена. Теперь после этих тайных встреч существо неукоснительно следовало за Азирафелем к нему домой, проводило два-три дня, слоняясь по его квартире, прежде чем вновь удалялось. Он не знал, что это означает. Ему до сих пор не у кого было спросить. Кроули, насколько ему было известно, никогда даже не видел проклятое создание. А само оно оставалось безучастным, безответным, на самом деле, откровенно пренебрежительно относящимся ко всем усилиям Азирафеля выдворить его. Азирафель нахмурился, когда его образ возник у него в мыслях. Не в первый раз он задумался, что это было такое. Было ли оно лишь одним. Он был склонен подозревать, что нет, его вера теперь подкреплялась доказательством, потому как, когда он впервые прибыл в Париж, неизменное чувство долга направило его к Нотр-Даму. Ему следовало сделать все как положено и посетить службу, конечно же, но как только он увидел фасад, нездоровый интерес удержал его снаружи. Свысока вниз на него пялились выточенные монстры: обезображенные, осуждающие. Он с изумлением глядел на их выгравированные морды, думая, как странен должен быть мир, раз человеческий скульптор может быть причастен к тем же секретам, что он хранил тысячи лет. Пока он сидел там, в своей заплесневелой тюрьме, его мысли призвали одну из горгулий, вытопленную из камня. Азирафель испустил дрожащий вздох, когда осознал, что та на самом деле была реальна. Долгое мгновение они глядели друг на друга через решетку его темницы, а затем узнавание вспыхнуло, словно искра в золотых глазах, разгоревшись в удовольствие. С любопытством потыкавшись носом в прутья решетки между ними, оно повернулось и потерлось о них, изогнув спину, как кот. Азирафель ощутил странный порыв протянуть руку и провести тыльной стороной пальцев по его коже. Он немедленно подавил эту мысль, в шоке от самого себя. Негласное табу на прикосновение оттолкнуло его, и он твердо сложил руки на коленях. Вместо этого он лишь наблюдал за ним, упиваясь его видом, пока оно неугомонно слонялось в полумраке. Даже без осязаемого утешения физического контакта тихое облегчение начало просачиваться в него. Все-таки гильотина ему не грозила. И действительно, Кроули нашел его в течение часа. * В этом веке было слишком много революций, и демон, по всей видимости, утомленный, проспал большую часть следующего. Азирафель нашел это особенно досадным. Не то, чтобы он, по сути, скучал по нему, как говорил он сам себе, и друзьями они не были. Дело было просто в том, что они наладили некий ритм, каждый вырезал такое как бы предусмотрительное пространство для другого, а теперь не осталось ничего, кроме оборванного троса. Прискорбные манеры. Вот, что это было такое. Азирафелю не нравились перемены, а эта была довольно большой. Вследствие чего он был не в духе с 1813 года. Сон, думал он, озлобленно. Право слово. Ну кто спит сотню лет? Ответ, по всей видимости, был: Кроули. Ну или, по крайней мере, часть Кроули в форме человека. Другая, маленькое крылатое создание, похоже, не спало никогда, что ангел находил довольно занимательным. (Если он и испытывал благодарность, он скрывал это чувство. По крайней мере, он мог приглядывать за ним и удерживать его от пакостей, думал он.) Оно осталось в Лондоне, время от времени захаживая в квартиру Азирафеля. Он наблюдал за ним из своего окна, смотрел, как оно охотится на улице. Оно ловило мышей; раз или два он видел, как оно сожрало птичку. Его ненасытность вызывала у него дрожь, но он уже давно прекратил попытки заставить его уйти. Отслеживание его необычных привычек могло заполнить лишь несколько пустых часов, и, пожалуй, неудивительно, что его коллекция книг неимоверно возросла за эти долгие десятилетия. Азирафель поломал-поломал голову, и, в конце концов, принялся изучать списки объектов недвижимости. Его внимание привлек угловой магазин в перспективном районе Сохо: невзрачный, но относительно просторный, в особенности, после простенького чуда, которое могло расширить интерьер, не привлекая общественного внимания. Азирафель заплатил наличными и начал трудоемкий процесс перевоза своих сокровищ. Существо тоже пришло на разведку, с интересом обследуя магазин. - Тут тоже есть мыши, - сказал Азирафель с полными книг руками. – Лучше бы ты помог мне с ними. Оно невозмутимо поглядело на него. На одну безумную минуту Азирафеля посетила мысль, что оно может заговорить, хотя, конечно же, этого не произошло. Однако, оно и правда стало приходить чаще, и вскоре мышей не осталось вовсе. (Азирафель испытывал странно смешанные чувства по этому поводу. Он втайне вынашивал идею завести змею.) Кроули, проснувшись перед самой сменой столетия, сумел найти новое обиталище ангела безо всяких проблем, как будто бы уже бывал здесь каким-то образом. Когда маленький колокольчик над дверью прозвенел, Азирафель поднял взгляд прямо в эти желтые глаза и уронил чайную чашку, которая разбилась. Демон лениво ему ухмыльнулся. - Скучал по мне, да? – произнес он, и именно эта надменность, эта явная напускная бравада заставили ангела ощетиниться и огрызнуться в ответ. - О… А тебя не было? Он мгновенно увидел неудовольствие. Быстро, как гремучая змея, Кроули ухватил его за запястье, когда он развернулся. Ангел ахнул. Он ждал, что его обожжет, ожидал, что его руку опалит дьявольский огонь, но были лишь элегантные пальцы Кроули на его плоти, кожа на коже. Они оба глянули на место соприкосновения. Где-то между полок Азирафель услышал тихое утробное рычание. Демон кашлянул и выпустил его. - Вообще-то, да, - произнес он, как ни в чем не бывало. – И я умираю от голода. Какие-нибудь из наших старых любимых ресторанов все еще работают? - Нет, - резко ответил Азирафель, но ухмылка вернулась. - Тогда тебе следует отвести меня в новый, - сказал демон. – И лучше бы ему оказаться хорошим. * Великая война, звали они ее. Прозвище казалось ангелу непостижимым. Не было в ней ничего великого; да, размах был определенно монументальным, но как вообще можно было остановиться на прилагательном «великая»? Почему не ужасная, или дьявольская, или проклятая? Подразумевавшиеся выводы беспокоили его. По мере того, как росло число людских потерь, он обнаружил, что не испытывает желания спрашивать, насколько сильно вовлечен Ад в разворачивающиеся события. Он храбро упомянул Танненберг однажды, через несколько недель после битвы, когда они встретились, чтобы выпить, и под глазом у демона дернулся нервный тик; он прикончил свой виски, не ответив. Несколько месяцев они не разговаривали. Наконец, Азирафель, ощущая раскаяние и одиночество, нанес визит в его роскошный викторианский особняк и обнаружил, что тот был сдан новым владельцам. Год был 1915, и по мере того, как время шло, становилось очевидным, что Кроули ушел, преследуя какую-то неизвестную цель, испарился, не попрощавшись. На этот раз существо держалось даже ближе к нему. В последовавшие за исчезновением Кроули годы оно обосновалось в книжном магазине на постоянной основе. Лежало, свернувшись в углу, пока Азирафель читал, или обследовало печенье, когда он накрывал стол для одинокого чаепития. Это было утешением, и на этот раз он даже признавался в этом самому себе. Тем временем, Небеса не связывались с ним с 1912 года. По всей видимости, начальству нечего было сказать, и, в отсутствии указаний, Азирафель впал в тревожную парализованность. Стоило ли ему отправиться в окопы? Стоило ли сотрудничать с Красным Крестом? Возможно, ему следовало отправиться в Парламент, помочь им договориться о мире – но он не разбирался в политике, и это фактически будет призыв к пацифизму из уст незнакомца. Даже учитывая его способности к убеждению, это казалось бесполезным. Чего ему действительно хотелось, так это поискать Кроули. Однако, он не знал, откуда начать. Иногда он наблюдал за тем, как существо беспокойно дремало в кресле, и гадал, знает ли оно, где он. Может ли отвести его туда, если он попросит. Он не попросил. А затем, одним поздним вечером – настолько поздним, что он, на самом деле, мог уже считаться утром – Азирафель увидел, как оно резко очнулось от забытья, широко распахнув огромные испуганные золотые глаза. Оно ощетинилось, затем раскрыло свою клыкастую пасть и взвизгнуло. А затем внезапно его худая фигурка исчезла, и ангел знал, что Кроули, где бы он ни находился последние несколько лет, мертв. Он прочел о капитуляции в газетах. Фраза «несмотря на огромные человеческие жертвы» была похоронена среди цветистых и чрезмерных выражений, восхвалявших храбрость людей на фронте. Люди по всему континенту ликовали, до сих пор преданные своим выдумкам о том, что в войне возможны победители. Национализм и молитвы достигли совместного пика; товарищество было возрождено. Это была временная передышка от ужасов последних нескольких лет. Азирафель был до горечи одинок. Шли месяцы. Сменялись сезоны. А затем одним вечером он вернулся в книжный магазин и обнаружил ожившую горгулью, сидящую на краешке его прилавка и роющуюся носом в бумагах, и ощутил прилив облегчения такой силы, что зарыдал. У него ушло на это шесть тысяч лет, но теперь, когда он смотрел на это маленькое создание, он абсолютно ясно видел, что оно вовсе не безобразно.