ПРОЛОГ
Что если существуют другие миры прямо здесь, на Земле? В которых возможно всё. Та же планета, но другая реальность. Я нашёл к ним путь.*
***
Он смотрел на экран своего iPad уже третий час. В окне браузера мелькали кадры с закрытого банкета, привилегированные особы, артисты и политики, ели, танцевали и приятно проводили время под песни, которые он написал. Глеб видел их сытые холеные счастливые лица, и ловил себя на мысли: он проклинает их успех только потому, что ему слишком больно осознавать — дело его жизни пало к ногам тех, кого он презирал всю жизнь. Апогеем вечера стало выступление его брата вместе с известным политическим деятелем. Радостно и самозабвенно, словно соловьи, оба мужчины, аккомпанируя себе на гитарах, исполнили песню, которую Глеб совсем не ожидал услышать! — Когда бы нас не встретила любовь, мы будем к ней готовы всесторонне, — самозабвенно тянул Вадим, улыбаясь в зал. — На дне-е-е, mein lieben, на самом дне, — вторил ему Сурков, добавляя в свой голос немного хрипотцы. Наконец, кругом все стихло, Владислав, все еще стоя на цене, оглядел зрителей, и сказал с вызывающим тошноту пафосом: — Друзья, как прекрасно, что мы здесь! А всё быдло и мясо на дне! Потому что наступает момент, когда лев должен показать шакалам, кто он! — присутствующие тут же засмеялись и захлопали в ладоши, оценив удачную метафору. Вадим расплылся в подобострастной улыбке, стал низко кланяться «почтенной публике» и с энтузиазмом жать руку другу-политику. От грязи этого действа Глеба охватил такой приступ злости, что он вылил на экран поток словесных помоев — внутри него, словно в жерле вулкана, бурлила черная жидкая лава вперемешку с жаждой мести, грозившая вырваться наружу. — За хорошую цену продался, сука?! — отбросив гаджет в сторону, выкрикнул Самойлов-младший. — Прославляй, прославляй современную дерьмократию! Чем выше цена, тем ниже предательство! НЕНАВИЖУ! — не переставая материться, он вскочил с дивана и, отплевываясь, вышел из дома.***
Глеб сел в такси. Где-то в ночном клубе люди ждали его концерт. Он пытался почувствовать прежний интерес к происходящему и понимал, что того вкуса и азарта от выступлений нет и уже не будет. Но адреналин в крови бурлил, и ему очень хотелось что-нибудь кому-нибудь доказать. Из головы у него не шло позорное представление «дома с колоннами», веселый маскарад с лакеем Вадимом, который заступив на эту «благородную» должность, был удостоен чести встречать господ при входе, и те благоволили к нему, предъявляя ему свои депутатские мандаты, потому что слуге власть имущих было приказано отребье не пущать. «Чему я удивляюсь? — размышлял Глеб, отрешенно наблюдая за мельтешением желтых фонарей среди бьющих в глаза вывесок магазинов. Он опустил окно, и в салон проник сивушный, пропахший выхлопами автомобилей воздух. — Вадик всегда на той стороне, где плюсы, где хорошо, еще и к лагерю патриотов и государственников себя относит, при том, что политика его вообще никогда не интересовала. А я, дурак, думаю о том, есть ли раскол в обществе или нет, переживаю из-за этого. Почему столько народу ходило на митинги, иногда прямо противоположных течений, от православных до геев, просто небывалое сборище! Была иллюзия: ну, а вдруг? А вдруг у нас все получится? Да ничего у нас не вышло. Властям даже не пришлось как-то особенно сильно запугивать население. Были приняты жесткие законы по отношению к людям, которые думали, что политика их не касается. Но главное, оказалось, что всем насрать, и им, и нам. И все само собой сдулось. Нет. В этом мире нет и не стоит искать справедливости!» Резкий визг тормозов, удар и грохот вывели его из оцепенения. В последний миг Глеб услышал вой клаксона, и крик, вероятно, свой собственный. От столкновения с грузовиком такси развернуло поперек дороги и выбросило на правую обочину. Цветовая феерия кружила голову, яркие картинки сменяли одна другую будто в калейдоскопе, который отец подарил ему на День рождения в далеком детстве, игрушке, призванной дарить радость и счастье, служащей проводником в другие, прекрасные миры, и казалось, что физическое тело исчезает в оставшемся позади материальном мире. Стремительно пропадало индивидуальное сознание, а его личность постепенно растворялась в мелодии, звучавшей где-то далеко. Из пяти чувств осталась лишь способность слышать и наслаждаться этим явлением.***
— Перелом ключицы, вывих плеча, ушибы, ссадины, царапины, эм… — врач с озадаченным видом разглядывал целую серию рентгеновских снимков головного мозга, полученных с разных точек и под разным углом, — но никаких церебральных нарушений мы не обнаружили. Технически да, пациент в коме, не реагирует на раздражители, нет цикла сна и бодрствования, но мозг у него здоров и не травмирован, все показатели в норме. Скажу вам честно, я впервые с таким столкнулся за всю свою двадцатилетнюю практику! — Но нельзя же просто так не просыпаться! Должно быть что-то?! — в голосе Вадима звучало сильное негодование, он посчитал некомпетентность профессора глумлением над собой. — Мне жаль, — ответил доктор наук. Под негодующим взглядом Вадима, он чувствовал себя лягушкой в кабинете биологии. — И что нам делать? Он останется здесь? — вытирая слезы, поинтересовалась Татьяна. — Мы проведем еще несколько тестов, возьмем анализы, но я ничего не обещаю, — ответил врач. — Простите, у меня дела. — Скажите, а на сколько затянутся эти тесты?! — выкрикнул Самойлов-старший вдогонку удаляющемуся врачу. — Тьфу! Надо искать другую больницу! Вадим ступил на порог палаты интенсивной терапии, однако открывшаяся картина не внушала оптимизма. В нос сразу ударил резкий запах лекарств и дезинфицирующих средств. Кроме рукомойника у входа и функциональной кровати, на которой неподвижно лежал Глеб, в помещении находилась различная медицинская аппаратура. Вадима тут же передернуло от ее мигающего света и монотонного пищания. Он внимательно посмотрел на брата, думая, что тот шутит, просто делая вид, что спит, издеваясь над ним. И отчасти он был прав: не то чтобы Глеба не существовало, и не то чтобы он был здесь, но ведь говорят, вселенная является лишь сном, поэтому что-то, что люди считают миром, есть не что иное, как их сон.