✲✲✲
Как только они прибыли в отель, Джин, никого к себе не подпуская, заперся в номере один, отказавшись от таблеток и воды, и чётко дал понять всем присутствующим снаружи людям клана Чон, что не выйдет, пока не услышит голос живого Хосока хотя бы по телефону. Намджун, не зная, как ему ещё к убитому горем Джину подступиться, только приставил к дверям номера несколько человек охраны и сказал им никого, кроме своих, на этот этаж не пускать, чтобы лишний раз не тревожить омегу. Отдав по телефону поручение сейчас же проверить на предмет подобных сюрпризов все остальные квартиры Хосока и его особняк, а так же квартиру Джина, свою и на всякий случай квартиру Тэхёна, Намджун стал нервно наматывать круги по коридору, не видя вокруг себя никого и ничего, и ждать, как и омега, звонка от Хосока. Намджун винил во всём произошедшем только себя одного. Он должен был обеспечить Хосоку абсолютную безопасность и неприкосновенность, он был обязан контролировать всё, что касалось его хоть в какой-либо степени, ему в первую очередь стоило думать о благополучии клана и его главы, а не о Тэхёне и каких-то ёбаных судах. Намджун присягу не омеге приносил, а Чон Хосоку, свою жизнь за него, если понадобится, обещал отдать, клялся всем, что имел, что полную защиту ему предоставить сможет, но справиться ни с одной из этих задач не сумел. Ему, по-хорошему, следовало от Хосока вообще не отходить, всё так же настороженно ко всему относиться, как и раньше собой его прикрывать. Намджун буквально на пару мгновений бдительность потерял, с головой в личные проблемы ушёл, и во что это вылилось? Хосок сейчас на волосок от смерти висел, мог погибнуть в любой момент или покалеченным до конца своих дней остаться, и всё это служило следствием невнимательности Намджуна. Он забыл своё место, он забыл, кому был обязан жизнью, он забыл суть своего существования. Любовь Тэхёна, нет… любовь к Тэхёну сделала его слишком мягким и неосмотрительным. Намджун был рождён убивать, Намджун был рождён Хосоку служить, Намджун был рождён собою ради клана жертвовать, но не любить, не чувствовать, не быть к кому-то добрым и снисходительным. Он в этот мир не для того, чтобы жизни радоваться, пришёл, а чтобы радость у других, неугодных Хосоку, отнимать. В этом заключалось его главное и единственное предназначение, но он себе расслабиться разрешил, влюбился как подросток, захотел что-то похожее на нормальные отношения построить, себя на две части поделил: одну посвятил клану, другую — Тэхёну, хотя обе они должны были принадлежать только первому. Омега почти превратил Намджуна в человека, практически смог монстра приручить, но тот всё-таки немного сильнее оказался. Альфа был им всегда, им и останется. Он расставит все точки над «и», вернётся к прежнему образу жизни, сотрёт из памяти всё хорошее и, как и всегда, займёт положенное ему справа от Хосока место, выполняя свои обязанности с ещё большим усердием, чем когда-либо до этого. Он даже Тэхёна из своей памяти абсолютно вывести попробует, будет больно, он в этом не сомневался, но ничего, и с этим справиться, наверняка, вполне реально было. — Эй! — кто-то свистнул ему, и Намджун, всё это время раздражённо крутивший в пальцах зажигалку, моментально остановился и поднял голову на звавшего его человека. На том конце коридора стоял Хосок, который выглядел живее всех живых и даже немного улыбался. Намджун тут же направился к нему огромными шагами, не понимая, почему их люди, стоявшие внизу у отеля, не предупредили его о прибытии главы. — Блять, я так испугался, — встав перед Хосоком, он крепко обнял его. Вокруг них столпилась половина клана, но Намджуну сейчас было глубоко похуй на каждого, кто являлся не Хосоком. Монстр едва Дьявола не потерял, едва старшего, пусть не по крови, но по оружию, брата не лишился и теперь нарадоваться его возвращению не мог. — Да ладно? Ты пугаться умеешь? — засмеялся Хосок, обнимая его в ответ ещё крепче. — Если бы я был рядом, такого бы не произошло. — Не дури, ты тут ни при чём, я сам никого не предупредил о том, куда конкретно поеду, ещё и охрану с собой не взял, и сам же за это чуть жизнью не поплатился. Намджуна, уже повесившего всю вину за случившееся на себя, слова Хосока нисколько не убедили, и в душе он всё ещё продолжал упрекать себя за то, что всё заранее не проконтролировал. — Как себя чувствуешь? Нормально? Может, врачей позвать? — Не переживай, — Хосок не переставал улыбаться, — Честное слово, со мной всё в порядке: хоть сейчас на самолёт и в Токио — с тобой и Чонгуком рука об руку органы людей клана Шин по пакетам расфасовывать. — Возможно, это были не они, — подметил Намджун. — Я на девяносто процентов уверен, что они. Или есть другие кандидаты? — Ребята уже с этим разбираются, к ночи точно вся информация будет у тебя. Иди, отдыхай. Я распоряжусь, чтобы вас не беспокоили. — Спасибо, так и сделай, — Хосок опустил руку на плечо друга, благодарно его сжимая, и нетерпеливо поинтересовался: — Где он? Намджун повернул корпус в сторону запертой двери и указал на неё. — Сказал, выйдет только тогда, когда убедится, что с тобой всё хорошо. Хосок, удовлетворённый ответом, жестами показал, чтобы все окружающие его люди дружно взяли ноги в руки и пошли отсюда вон. Дождавшись, когда они уйдут, он легонько постучал в дверь и позвал омегу: — Котёнок, это я, открывай. Распознав его приглушённый голос и ни о чём другом не думая, Джин сразу же вскочил с кровати, на которой, весь скрючившись, лежал в позе эмбриона, ожидая известий лично от альфы, и подлетел ко входу. Отперевшись, он тут же потянул Хосока на себя и прижался к нему всем телом, лбом утыкаясь в изгиб его шеи и до треска стискивая обеими ладонями ткань рубашки на его спине. — Люблю, люблю, люблю. Омега готов был ещё тысячу раз это повторить, но Хосоку и одного было достаточно. — Я здесь. Здесь, слышишь? Всё закончилось. Я рядом. Джин, тесноту в груди чувствуя, часто-часто целовал лицо альфы, боясь, что тот, если он его хотя бы на секунду от себя отпустит, исчезнет без предупреждений раз и навсегда, оставив Джина умирать здесь в одиночестве. Он не хотел раскрывать глаз, думал, веки поднимет, а Хосока перед ним не окажется, в собственных эмоциях разобраться даже не пытался, сердцу, для одного альфы бьющемуся, позволял всё сильнее под рёбрами раздуваться, ждал, когда оно лопнет и болью всё внутри зальёт, надеялся, что этот взрыв его страшную потерю заглушить сможет, когда омега всё-таки глаза открыть решится. Наваждение ли это было, фантом ли, чудилось ли это Джину, привиделось ли ему это, было нисколько не важно, важно было ощущение альфы возле себя, а в каком тот был виде и был ли вообще — сейчас являлось делом вторым. Джин к нему всё ближе жался, срастись с ним пытался, на живую себя к нему пришить хотел, всё ещё не до конца понимал, во сне или в реальности находился. Горячие руки Хосока на его шее, его низкий шёпот по коже, его родной запах вокруг говорили, что всё это было взаправду, что всё хорошо обернулось, что никто, к счастью, не пострадал, но Джин, пока что к осознанию этого прийти не способный, всё повторял своё «люблю» как полоумный. Альфа, дрожь и волнение омеги видя, уверенно держал его в объятиях, не давая ему впасть в очередную истерику, своим лбом к его прикасался, своей щекой о его тёрся, пальцами в его волосы зарывался, молился, чтобы омега в себя поскорее пришёл, чтобы взглянул на него наконец незамыленным, ясным взором и трястись от тревоги перестал. — Тише, я тут, я рядом, — повторил Хосок. — Я никуда не уйду, — проговорил он так, что не поверить ему было нельзя. Джин, белый шум, в ушах стоявший, почти подавив, слепо ткнулся носом во впадинку между ключиц альфы, выглядывающих из-под расстёгнутых верхних пуговиц его рубашки, и судорожно выдохнул туда весь так долго удерживаемый в лёгких воздух, сразу же делая спасительный вдох и открывая глаза. Хосок никуда не пропал, каждое опасение омеги на нет сводя. Он стоял перед ним, дышал с ним в унисон, своим теплом с ним делился, улыбался устало, но Джин, хоть и возвращался потихоньку к нормальному восприятию вещей, всё равно отлипнуть от него не мог. Альфа, по-прежнему остро чувствуя волнение омеги, был согласен простоять с ним так, сколько тому было нужно — год? век? тысячелетие? — без разницы, главное вместе.✲✲✲
Пробудившись от звука вибрирующего на прикроватной тумбе телефона, Хосок резко распахнул веки и поднял голову с подушки. Рядом с ним лежал омега, который до позднего вечера сидел на его коленях и беспрерывно обнимал его за шею, пока сам же не начал проваливаться в сон, то и дело клюя носом. Все эти несколько часов после того, как альфа предстал пред ним живым и здоровым, Джин не позволял ему отойти от себя даже на секунду и уснул по-настоящему только тогда, когда Хосок, вышедший из душа, вновь оказался в его объятьях. Альфа, стараясь не разбудить омегу, бесшумно откинул одеяло в сторону и соскользнул с кровати, чтобы ответить на звонок. — Спешу тебя обрадовать, — идя вразрез со своими словами, невесело пробасил Намджун.— Ты был прав, это Шины. Мы вышли с ними на связь через их посредника, и эти придурки даже не скрывают своей причастности ко всему произошедшему. Хосок, зевнув, почесал голую грудь, беззвучно усмехнулся и опустил левую руку в карман спортивок, чтобы сомкнуть её там в крепкий кулак. — Ещё мы проверили все остальные жилые помещения, принадлежащие тебе, и абсолютно везде главные входы оказались заминированы. Куда бы ты сегодня ни поехал — в любом случае подорвался бы. Наши сапёры всё ещё продолжают потеть над этим, но большая часть помещений уже обезопасена. Завтра вы сможете вернуться в особняк. Расхаживающий вдоль панорамных окон Хосок с каждым произнесённым Намджуном словом сжимал мобильник всё сильнее, пока тот жалобно не затрещал в его пальцах, грозясь сплющиться от такого давления в бесполезный кусок металла. Хосок, щёку изнутри кусая, наглостью и бесстрашием Шинов весьма поражённый, даже не заметил, как проснулся омега. Джин, ото сна ещё толком не отошедший, сквозь дрёму обеими руками обеспокоено искал альфу возле себя. Так и не обнаружив Хосока на соседней подушке, но всё равно чувствуя его плотный запах вокруг себя, он слегка приподнялся на кровати и вперился в его тёмную фигуру мутным взглядом, пытаясь уловить суть разговора. — Я их всех убью нахуй, — подперев стену собой, наконец сказал Хосок после затянувшейся паузы, без интереса рассматривая ночной город сквозь окна. — Лично, каждого. Весь их ёбаный клан положу. — Не надо, — проговорил омега шёпотом. Хосок, услышав копошение позади, тихо выругался, злясь на себя за то, что всё-таки разбудил омегу, и, надеясь, что тот не догадался, о чём они с Намджуном говорили, развернулся и пошёл к нему с сонной улыбкой на губах, не отнимая телефон от уха. — Не надо никого убивать, — сказал Джин немного громче. Альфа удивлённо выгнул бровь и, кинув Намджуну короткое «потом договорим», сбросил звонок. Раз уж омега всё знал, им точно стоило обсудить это. — Солнце, — положив мобильник обратно на тумбочку, Хосок присел к нему на кровать. — Мы из-за них сегодня едва не полегли. Они и тебя, если ты не забыл, чуть не прикончили. Тут мягкость ни к чему, их жалеть — себе дороже, — он нежно погладил бедро омеги, умоляя его понять, что по-другому здесь никак поступить нельзя было. Джин потянулся вперёд и накрыл губы Хосока одной ладонью, заставляя его тут же замолчать, а затем подполз к нему совсем близко и, ухватившись второй ладонью за его руку, опустил её на свой только-только округлившийся живот. Альфа, под пальцами небольшую выпуклость чувствуя, впал в ступор. Он уставился на Джина полным недоумения взглядом, и, когда омега утвердительно кивнул, к смыслу того, что хотел этим сказать, его подтолкнув, лицо Хосока вдруг озарилось пониманием. — Это?.. — убрав его ладонь со своих губ, альфа так и не договорил, словно вмиг забыл родную речь. — Обещай, — Джин с трепетом обхватил его голову своими мягкими руками. — Обещай, что будешь беречь себя, потому что мы твои, — он погладил его скулы большими пальцами. — Мы без тебя жить не сможем. Ты нам нужен живым и здоровым. Хосоку показалось, что всё вокруг неожиданно поплыло, комната, в которой они находились, вдруг стала ходить ходуном, а он ощутил себя как в невесомости, хотел за что-нибудь уцепиться, но ничего подходящего найти не мог. Внезапно нахлынувшего счастья не выдерживая, он припал плечом к изголовью кровати, не зная, как ему с этим чувством абсолютной эйфории справиться и собственной радостью не захлебнуться. Джин улыбался ему робко, смотрел нежно, дышал взволнованно, а у альфы в голове всё чёрное неожиданно в белый окрасилось, желание убивать сразу же в ничто превратилось, сладкая нега по всему телу растекаться начала, эндорфины по венам и сосудам пуская. Перед Хосоком сидел смысл его жизни, перед Хосоком сидела сама его жизнь в лучшем её проявлении, и иной ему не хотелось. Он ждал и искал его, кажется, вечность. «Мои» — взвыл зверь внутри альфы и без стыда, смиренно опустился перед омегой на землю, голову в подчинении склонив, лапы, когти спрятав, вперёд вытянул, желал этим показать, что совершенно беззащитным сейчас перед ним являлся. Хочешь — ошейник надень, хочешь — за шиворот взяв, выкинь, хочешь — шкуру живьём сдери или в клетку посади всем на смех, но Джин вместо этого всего ласково гладил его по загривку, мягкую шерсть сквозь пальцы пропуская, отчего лишённое на пару месяцев тепла животное ластилось к нему ещё сильнее, свою верность беспрекословную и покорность бесконечную таким образом выказывая. Хосок думал, что счастливее, чем в том момент, когда омега его принял, уже вряд ли будет, но вот теперь Джин подарил ему то, о чём альфа даже мечтать никогда не мог. Он их малыша под сердцем носил, доказал, что там, где свет и тьма в союз вступали, новая жизнь зарождалась, и это делало альфу счастливее в миллионы раз. Все победы, все триумфы, всё, что казалось Хосоку когда-то действительно важным, мгновенно превратилось в прах, в пыль, в пепел, опустившийся на его макушку тонкими белыми хлопьями. Мир Хосока отныне состоял из одного человека, и этим человеком был Джин. Он являлся его ориентиром, его спасением, его всем, давал надежду на то, что альфа, постоянно с кем-то воевавший, ещё не растерял себя полностью, что в жестокости своей ещё не до конца потонул. Омега подносил его чёрную как смоль душу к солнцу, к небу, к звёздам и даже не вздрагивал, лечил его одним своим присутствием, знал, что именно в такой любви побитый зверь внутри альфы всегда и нуждался. В том пространстве, что они создали друг для друга, Хосок мог говорить и делать всё, что ему было угодно, потому что знал, что Джин не бросит его никогда, но сейчас омега просил кровь чужую не проливать, мирно всё решить, ради их общего блага на горло гордости своей наступить, и альфа его слушался. Альфа, боясь его вновь потерять, впервые в жизни шёл наперекор требующему мести Дьяволу. — Обещаю. Хосок не просто обещал — он клятву давал, что будет жить так долго, как только сможет. Кто, если не он, их защитить сумеет? Кто ещё к их ногам все сокровища мира бросит? Кто, кроме Хосока, будет о них так заботиться, и кто, кроме него, будет их так любить? Альфа знал, что никто, поэтому пообещал сохранить себя для них по-настоящему и, футболку омеги задрав, стал ошалело целовать его живот. Скуля и чувствуя, как его бесы, дикие танцы под рёбрами устроив, в его же теле в экстазе забились, как они скакали там и меж костей его вились, он поднял глаза на Джина, тепло смеющегося над его реакцией, и на пару секунд залип на его красивую улыбку. «Я их двоих сегодня потерять мог» — с ужасом подумал альфа и вновь припал ухом к зацелованному животу омеги, жадно и быстро дыша.✲✲✲
— Я только что от адвоката. Из-за ахуевшего сам знаешь кого слушание перенесли на неделю! — воскликнул Тэхён, чмокнув брата в щёку, и уселся напротив него, сразу же открывая меню. — Представляешь? На целую неделю! Ткнув пальцем в какой-то салат, выбрав апельсиновый фреш и шоколадное муссовое пирожное, он поблагодарил официанта и рухнул головой на стол. — Я и так себе места не нахожу, всё время жду-жду, ёбнусь скоро, ну серьёзно, — продолжал причитать Тэхён. — Хочешь — верь, хочешь — нет, но у меня точно пару сотен седых волос за эти несколько недель прибавилось. И всё из-за него. Джин только вздохнул и потрепал младшего, зарывшегося лицом в собственных ладонях, по его голубой, нисколько не седой, макушке. — Он ушёл тогда из-за нас с Хосоком, поэтому не обвиняй его хотя бы на этот раз. — Чего? Ты вообще на чьей стороне? Брат ещё называется, — обиженно пробурчал себе под нос Тэхён. — Если бы не он, тебе бы сейчас пришлось мои скудные останки хоронить и соболезнования от друзей-знакомых принимать. И это в лучшем случае. В худшем — меня, может быть, даже под завалами многоэтажки не нашли бы. Тэхён, решив, что ему всё-таки не послышалось, медленно поднял широко раскрытые глаза на брата и уже собирался что-то сказать, но тот остановил его одним жестом. — Мы просто вдвоём чуть не взорвались нахрен, — легко отпарировал Джин и сделал небольшой глоток горячего чая. Это даже звучало как бред. — Что, прости?! — Ага, и такое бывает. Тэхён выпучил глаза сильнее, совсем не обращая внимания на только что принесённую официантом еду. — С ребёнком же всё хорошо? — испуганно спросил он, пытаясь найти положительный ответ на свои слова во взгляде напротив. — Я всё ещё больше всех на свете хочу стать дядей. Господи, Хосок идиот или да? Во что он опять тебя втянул? Как вы вообще вместе в тот день оказались? — О-о-о, — протянул старший. — Это долгая история. — Безумие… — И мне с этим жить! — развёл руками Джин. Тэхён недовольно поджал губы, беспокоясь о том, сколько ещё подобного пиздеца придётся перенести брату в отношениях с Хосоком. — А с малышом всё отлично, — с улыбкой отмахнулся Джин. — Я же дьяволёнка ношу, а он настоящий крепыш. И токсикоз совсем отступил. Супер, конечно, но теперь я ем как за десятерых, никакого насыщения не чувствую. — Так и нужно, — Тэхён подвинул свой салат поближе к нему, а сам принялся за фреш. — Зато у тебя родится самый здоровый и красивый альфа. — Почему альфа? — удивился Джин, отправляя помидорку в рот. — Потому что я так чувствую. А ещё потому, что тебе нужен защитник. — У меня уже есть один. — Не Хосок ли случайно, из-за которого вы, как ты там сказал? Чуть не взорвались? Я вообще-то думал, что отдаю тебя в хорошие руки, но, как показала практика, видимо, нет. Джин прыснул смехом. — Вот сын-альфа и будет тебя ото всех защищать, — младший нежно посмотрел на похорошевшего брата. Как бы сильно Хосок ни вызывал у Тэхёна желание прибить его чем-нибудь тяжёлым, омега признавал, что регулярное присутствие отца ребёнка рядом шло беременному Джину безусловно пользу. — От меня тоже? — к ним вдруг присоединился недавно освободившийся с работы Хосок. — От тебя в первую очередь! — недобро прищурился Тэхён. — И что ты вообще здесь делаешь? Подслушивать, между прочим, некультурно. — Этот ресторан, на секундочку, принадлежит мне, — целуя Джина за ухом, сказал альфа. — А ещё я заехал за моим омегой. Тэхён закатил глаза с протяжным ядовитым «пфф». — Мой омега, мой омега, — передразнил он Хосока, а затем, направив десертную вилочку в его сторону, без задних мыслей спросил: — Замуж его когда возьмёшь, а? Джин от вопроса брата, кажется, подавился чаем, начав сильно кашлять, и альфа тут же принялся мягко похлопывать его спине, угрожающе глядя на младшего омегу. — Не смей его обманывать, иначе я тебе всю рожу расцарапаю, — предупредил Тэхён Хосока, всё ещё с подозрением щурясь на него. — Ты, скорее, все нервы вымотаешь, — усмехнулся альфа. — Намджун тому пример. — Даже не произноси при мне это имя, — с паузой через каждое слово проговорил Тэхён, разом мрачнея. — Боже, слишком душно, я на улицу, — бросил им обоим Джин, не желая слушать перепалку между родным братом и своим альфой, которые пока что никем друг другу не приходились, но грызлись так, словно жили под одной крышей как одна семья лет пятнадцать как минимум. — А вы, когда закончите ссориться, напишите, что ли. — Накинь, будь добр, сейчас намного прохладнее, чем днём, — заботливо сказал Хосок омеге, подавая ему свою кожанку. — Только осторожно, там в кармане ствол. Омеги уставились на него с «ты сейчас серьёзно?» в глазах, на что альфа лишь пожал плечами и проводил Джина взглядом до самых дверей. Как только тот скрылся из виду, Тэхён понизил голос и произнёс, обращаясь к Хосоку: — Тебе просто нереально повезло, что он остался с тобой. Береги его, понял? — Уже. И до последнего вздоха буду. — Очень на это надеюсь, потому что если ты сделаешь ему ещё хотя бы раз больно, я тебе яйца оторву, клянусь своей неземной красотой. — Я в этом даже не сомневаюсь, — тяжело вздохнул альфа. — То-то же, — сказал Тэхён и моментально изменился в лице: дружелюбно улыбнулся Хосоку, будто и не угрожал ему в открытую минуту назад, что кровожадно порежет его на куски без анестезии, и опять присосался к своему фрешу.✲✲✲
«Не виновен». Намджун, услышав, что с него сняли все обвинения, только пожал руку адвокату, благодаря его за хорошую работу, угрюмо кивнул свидетелю, вновь приглашённому на заседание, и поднялся со своего места, чтобы наконец-то свалить отсюда. Тэхён, занимавший со своим адвокатом противоположный стол, сидел весь бледный и наблюдал за тем, как альфа молча собирался на выход. Он ему никогда не врал, и сегодня свидетель это подтвердил. Омега сам себя обманул. Намджун ему не лгал, не предавал, плохо ему сделать никогда не стремился, Тэхён сам образ альфы в своём сознании очернил, сам позволил неправильным мыслям сознанием своим овладеть, заставил себя в ложь поверить, в его любви усомнился. Омега был обязан ему доверять, но не сделал этого и, как и предсказывал Намджун, теперь жалел о каждом сказанном слове, о каждом своём действии, о каждом предназначенном ему злобном взгляде. Тэхён не послушал того, кто действительно был прав, слепо отвращение испытывал к тому, кто за их отношения до последнего бился, сам отнял у себя возможность быть счастливым и ничего поделать теперь с этим не мог. Это был блядский конец. Омега обидел Намджуна и был готов согласиться с любым его приговором, каким бы страшным тот в итоге ни оказался. Если альфа его хотя бы простит, если он хотя бы скажет, что не ненавидит его, — уже будет неплохо. Намджун старался на омегу не смотреть, знал — стоит только взгляд его, о прощении молящий, своим поймать да «извини» его услышать, всё пойдёт не так, как он решил для себя заранее. Не оборачиваясь ни на Тэхёна, ни на кого-либо ещё, Намджун пошёл вперёд, спокойно спустился на первый этаж и очень рассчитывал на то, что омега до сих пор относился к нему не слишком дружелюбно. Тэхён, не веря, что тот мог вот так просто — без разговоров и объяснений — покинуть его, сорвался вслед за ним и, нагнав альфу в холе здания суда, ухватился пальцами за рукав его пиджака, всё-таки заставляя развернуться к себе. — Наму… — он дышал полной грудью, часто воздух ртом ловил, видел непреклонность Намджуна и хотел по крайней мере искренне перед ним извиниться. Альфа аккуратно отнял его подрагивающие пальцы от своей руки и посмотрел на него с такой болью и отчаянием, что омеге вдруг стало нехорошо. Он взглядом просил себя не трогать, продолжал молчать, а Тэхён от этой его холодности, с которой никогда раньше не сталкивался, начал медленно покрываться инеем. — Прости, — выпалил он, пока ещё не стало поздно. — Прости, что не доверял, прости, что сделал больно, прости, что… Намджун, конечно же, прощал, но решения своего менять не собирался. Он принадлежал клану — не омеге, сейчас он был во много раз нужнее Хосоку, чем Тэхёну, он не чувствовал себя честным по отношению ни к одному из них и хотел, правда, очень хотел всё исправить, а на это требовалась куча времени и его абсолютная сосредоточенность. Намджун заигрался, не сделал своевременно то, что должен был сделать, и теперь видел только один выход из всего этого. — Мы оба запутались, — начал он, и Тэхён, знавший, к чему тот вёл, прекрасно понимал его чувства. — Я… Мне… Мне нужно немного отдохнуть от всего этого, тебе — тем более. Тэхён, прерывисто вздохнув, поднял глаза к потолку и замахал ладонями на лицо, стараясь не плакать. — Не жди меня, слышишь? Не жди меня ни в коем случае, я проебался столько раз, что мне жизни не хватит это всё закрыть, но я постараюсь. А вот гарантировать, что вернусь, не могу, за это стоит прощения просить уже мне. Намджун поймал пальцем слетевшую с ресниц омеги слезу. Тэхён, всхлипнув, растерянно прижался к его предплечью и согласно кивнул, с трудом отпуская его от себя. — Моя охрана разгонит журналистов, потом можешь выйти, — альфа ещё раз осмотрел всего омегу, пытаясь запомнить его таким, обещая себе его образ в памяти сквозь года пронести, вспоминать о нём, когда совсем сложно будет, и радоваться за него издалека. Это было единственным, что Намджун мог позволить себе сделать, не причиняя вреда ни ему, ни себе. — Спасибо, — сказал Тэхён, вытерев со щёк влажные дорожки, и улыбнулся так, как улыбался всегда только одному Намджуну, но с такой непередаваемой печалью в глазах, что альфа, не выдержав, отвернулся и пошёл от него прочь. Омега смотрел в спину удаляющегося Намджуна и понимал, что от него не просто любимый человек уходил, его последние крупицы жизни покидали, оставляя одного на скорую смерть. Тэхён это наказание заслужил.✲✲✲
Омега вернулся домой совершенно никаким. Не погладив весело встретившего его щенка, из-за чего тот, привыкший к нежности хозяина, грустно проскулил, он медленно прошёл из прихожей в гостиную, а оттуда — прямиком в ванную комнату. В наполненной кипятком ванне он провалялся так долго, что вода в конечном счёте стала нестерпимо холодной, и он больше не мог погружаться в неё с головой. Злясь на себя, свои стучащие зубы и посиневшую кожу, омега всё же вылез наружу. Проснувшись на следующий день в своей пустой квартире, где его встретила только глухая тишина и мутность рассудка, Тэхён обнаружил себя безнадёжно потерянным и всеми забытым. Постель не грела, мысли, нужные и ненужные, остались где-то далеко в прошлой локации, а пасмурное утро не давало никакого успокоения. Собранный как из острых осколков Тэхён, отвернувшись к окну, за которым, кажется, наступала осень, чувствовал, будто, крупно провалившись, проходил всю игру по новой. Но на этот раз уже в одиночном режиме.