Несколько минут спустя…
Владыка Тьмы, подобно нашкодившему ребенку пятого года отроду, ерзав на диване, многозначно поглядывая по сторонам и, зачем-то обдумывал план быстрого побега, хотя по опыту знал — уйти от Маюми еще никому не удавалось. Еще свежи те воспоминания, когда, в один из дней, к ним заявилась банда отморозков, с чего взявших, что им есть чем поживиться здесь. И речь-то не о еде! А Кисаки-сан оказалась очень организованной и бесстрашный женщиной. Хотя… то, что это чудовище в юбке — Садао как бы знал и до того случая. А уже после, когда бедолаг выносили стражи правопорядка, именно выносили, потому как почти все были вырублены тяжелой рукой хрупкого менеджера, так Мао еще больше её зауважал. Все-таки не каждый смертный, а уж тем более представитель слабого пола способен проявить быструю смекалку и дать отпор таким ублюдкам. Сам Владыка Тьмы поучаствовать толком не успел, но напитаться живым страхом от пятерых лбов, у которых колени прогибались от строгого взгляда Маюми — еще как. Там, короче, и без него веселья хватило. Молчание как-то неприятно затянулось. — Так… о чем Вы хотели поговорить? — Рискнул первым спросить парень, наконец встретившись взглядом с женщиной. — Хотела узнать, все ли с тобой в порядке, — напрямую ответила ему Маюми, вызвав секундное замешательство. — Ты сегодня очень дерганый. Заметила еще с утра. Обычно, из тебя энергия ключом бьет… — Прошу прощения, — виновато щебечет парень, — Из меня сегодня плохой работник. — Именно поэтому я и спрашиваю: у тебя что-то случилось? Ну, если не считать, что живет он с двумя раздолбаями, неспособными находиться друг с другой ближе, чем на несколько километров и дышать одним воздухом, считая это оскорблением собственного существования — то все просто превосходно. — Нет, — нагло врет демон и не краснеет, — Просто небольшие разногласия двоих моих соседей. Переживать не о чем. Считай, что и не соврал. Так, не договорил. Демонам можно, они не святые. — Вот как, — менеджер кивнула, поверив на слово. — Что ж, хорошо, если только это. — Да-а, еще раз прошу прощение за беспокойство. Мао улыбается, между тем думая, как бы поделикатнее узнать у женщины есть ли у них свободная вакансия… — Эм, Кисаки-сан, — менеджер поднимает на него взгляд, — Я хотел кое-что спросить… У нас ведь есть свободное место помощника менеджера? Она смотрит на черноволосого какое-то время, а затем утвердительно кивает. — Тогда… можно я предложу кое-кого на эту должность? Дело в том, что мой… друг, — кашлянул в кулак Мао, — ему позарез нужна работенка, а его никуда не берут из-за отсутствия нескольких документов… И возраста. Возможно, вы могли бы взять его к себе, хотя бы на испытательный срок. Главное, чтобы этот многоуважаемый «друг» не высказал своего красноречивого мнения, где он их всех видел… Впрочем, Владыка Тьмы все устроит, только необходимо убедить саму Кисаки-сан, что лишняя пара рук ей никак не помешают. И что тот просто настаивает на рассмотрении его, как возможного кандидата и не спешили с выводами. Эх, проклянут же его за это. Точно проклянут. Менеджер молчала с минуту. Видимо, немного сомневалась, стоит ли брать на работу несовершеннолетнего. Однако это метание продлилось недолго. Но какая из сторон «за» и «против» выиграла, Садао совершенно не знал. — Хорошо, давай так, — смягчающим тоном молвила Маюми, — Приводи его завтра. Я просмотрю документы и, если что-то понадобиться, сообщу. Испытательный срок будет. Я ведь должна понять, на что он способен. Садао широко улыбнулся, обрадовавшись подвернувшемуся шансу. — Благодарю Вас, — мигом поклонился женщине черноволосый, скрыв плясавшие во взгляде огненные искры. Та удовлетворенно кивнула. — А теперь марш работать. — Агась! Ашия точно будет доволен. А вот как «обрадуется» Урушихара такой новости… Мао даже страшно представить.***
Энте-Исла. Небесная канцелярия. — Ориэль, сколько можно карпеть над этими рукописями? Вышеназванный медленно сморгнул, снимая с глазами туманную завесу заклинания, позволяющие беспрерывно штудировать потертые страницы собственных изданий и поднимает взор на стоящего перед его столом ангела, находя в золотистых глазах крупицу знакомого недопонимания. Он снимает очки, прилично растершие переносицу, и наконец удиляет названному брату внимание, отвечая на поставленный вопрос: — Но ведь в этом и заключается моя основная обязанность, Фануэль. Ангел Покаяния сумбурно рычит складывая на груди руки и косится на толстую рукопись лежащую перед собеседником, а затем также переводит взгляд на высоченные стопки книг по правой и левой сторонам стола. — Вот только не надо прикрываться работой, — отмахнулся Фануэль, тряхнув головой, — Тебя вообще что-нибудь интересует кроме изучения уже рассыпающихся книг? Ориэль беззвучно усмехается. — Знаешь же ответ, так зачем спрашиваешь? Ангел Судеб искренне не понимает, почему каждый раз брат пытается привить ему свое мнение по поводу его письменной работы. Его все вполне устраивает, однако сам Фануэль этого, почему-то не видит и зачастую пытается вытащить его за пределы кабинета, чтобы хотя бы раз-два в неделю тот увидел солнце. Иначе говоря, Ориэль был жестким домоседом, не покидавшим территорию собственного кабинета и предпочитающий купаться в книгах, нежели проводить время с родней или просто уделять им время. — Мне нравится моя работа. К тому же, я не могу вот так вот запросто все бросить, просто потому что мне захотелось. У нас ведь очень строгие порядки. — И опять ты все переводишь в «у нас же…», — подкатывает глаза Фануэль, не впервый раз слышала отговорки старшего, — Загнешься в этих четырех стенах и не заметишь, как жизнь мимо пройдет. — О, не волнуйся, моя от меня никуда не денется, — смеётся на такую трактовку ангел и обхватывает ладонями лицо, наклоняет голову, — А вот тебе бы стоило меньше нарушать комендантский час. Нарвешься ведь и тогда маршал тебя не пощадит. Ты же воин, так веди себя достойно. — Вот только не надо мне тут! — страдальчески стонет темноволосый, осознавая, что брат медленно, но верно решил перевести все стрелки на него, — Между прочем сейчас все не так и плохо, как было раньше. Никаких тебе, наконец-то войн и битв и никаких кровожадных убийств. Расслабиться можно. — Но это не отменяет того, что ты и остальные можете свободно плести венки сидя на полянке, — острит Ориэль и получает недовольно сверкающий взгляд, на что расплывается в безобидной улыбке, стараясь унять вспыльчивый нрав собрата. — Пусть война и закончилась, но вы — как наша основная опора и военные силы всегда должны быть на готове. Это ведь вам доверены жизни каждого на Небе и шанс восстановить утерянный баланс. Наплевательски относиться к подобному не в коем случае нельзя. Это ставит под удар всех и каждого. Только демоны могут делать, что им вздумается, лишь потому что сейчас им больше не кого слушать… Не закатывай глаза, я сейчас серьезно. Ангел Покаяния тяжело вздохнул, понимая и принимая сам факт, что брата понесло по всем фронтам и если так задуматься, то скоро, примерно, может через часик другой этой скучной речи тот, возможно, сделает перерыв. А возможно и продолжит, только с приплетенными сюда еще более масштабных катастроф и, не дай Боже, второго внезапное падение кого-то из жителей. — Ну так ты же у нас писарь, — решил прервать Ангела Судеб Фануэль, с интересом разглядывая инициалы имен всех небожителей на кожаных переплетах массивных книг. — Тебе виднее, кому и что предписано. Так что заканчивай повествование и возвращайся в реальность. Если нечто подобное могло случиться в будущем, ты бы уже знал об этом. Ориэль выдыхает, начиная нервно чесать затылок. — Тут ты прав. Спорить резона не было, ведь это было чистой правдой. Ангел Ориэль действительно был тем, кто видит и пишит об этом, иногда забывая абсолютно все видение, посещающее его гораздо чаще, чем возникающий на пороге его комнаты Фануэль с типичной фразой: «… а пойдем-ка прогуляемся». Лишь благодаря отточенным навыкам и автоматической работе тела, когда перед глазами начинают сгущаться картины — руки сама начинаеют излогать каждую незначительную деталь на бумаге, пока сознание хозяина блуждает между бредом и реальностью. Обычно, в таком состоянии он достаточно уязвим и начинает шептать какие-то непонятные слова на, куда больше, непонятном никому языке. Сам Ангел Судеб этого не помнит, он доверяет лишь тому, что пишет. Всегда перечитывает, чтобы полностью понять и принять сей горький или необычный факт и убедиться, что все изложено верно. На самом деле, у ангела вовсе не самая приятная из работенок, о которых могут мечтать другие. Писать — это одно, но в красках расписывать войну и её жертвы, как ангелы роняют свое оружие перед сильным врагом и лишаются головы — это другое. Ориэлю запрещено разглашать истинну. Каждый ангел и архангел на Небе знает, что узнать собственное будущее попросту невозможно. Это защитная система, чьи знания доступны только ему одному. Повлиять на чужие ошибки не в его компетенции, как и предостеречь о неизбежном. К сожалению, это и есть некое проклятие его силы. Он знает абсолютно все, но поделиться с этим не имеет права. Даже с братом. Даже с семьей. Своего будущего, как и полагается, Ангел Судеб не видит. Ему это не положено. Жестоко, однако. Он видит, как в скором времени погибнут его собратья, но не может рассмотреть себя, как одну из возможных фигур роковых событий. Раньше Фануэль пытался расспросить его о будущем. Например, чем закончиться война; сколько он потеряют своих собратьев; почему демоны так ополчились на них и когда придет конец правлению Владыки Тьмы. На все его расспросы, Ориэль отвечал анологично: «не знаю». И он не лгал. Он не ясновидец и не пророк. Он не видит будущее мира, падения или разрушений. Он видит только судьбы ангелов и их роковые минуты. Брат, ему не верит, потому что знает, что у Ангела Судеб нет таких полномочий. Судьба всех и каждого известна лишь ему одному и это, определенно, должно сводить Ориэля с ума. Но за многие годы сознание окрепло. Хотя причиной стали события, о которых тот никогда не забудет. Ведь, тогда, он лично расписал в рукописи падение своего любимого брата… И, пока что, единственные видение, которые посещают его уже… достаточно давно связаны только с… — Кстати, Сариель вернулся. Ангел Покаяния ошеломляющи дернулся, когда стопка книг рядом с ним колыхнулась и шмякнулась на пол, разбросав множество не только пустых, но и исписанных листов, вылетевших из рукописей. К слову, она же чуть не подарила бесстрашному воину пару новых «боевых» шрамов. — Ты чего? — уставился на собрата Фануэль, думая, что все-таки убить его книгами было не желание Ориэля, и что это чистое совпадение. Вот только выражение лица ангела наталкивало на немного другие мысли. — Вернулся?… — Зачем-то переспросил Ангел Судеб, не веря в услышанное, а затем подорвался, оперевшись руками о стол и перевалился немного вперед, — Когда? — Тц, ты серьезно? — быстро отошел от эмоциональной вспышки брата всплеснул руками Фануэль, но затем одарил того гневным взглядом. — Вот об этом я и говорю: ты сидишь в взаперти и даже не знаешь, что происходит снаружи! Ориэль опустил голову, рухнув на месте, решив промолчать на замечание младшего брата, признавая свою неправоту и явное упущение. Вообще то, что он не был посвящен в последние новости не вызывало как такового удивления, поскольку сам Фануэль знал — брат был слишком трудолюбивым, да и тут скорее шел упор на подаренный Всевышним дар, за который необходимо нести ответственность. Ориэль должен записывать всё, чтобы внести то или иное событие в рукописи, где в каждой расписана жизнь всех ангелов Небес, от начала жизни и до самого конца. На самом деле, видеть смерть собратьев, да еще и собственноручно писать о ней за долго до того, как это случится — наиотвратительнейшее занятие из всех существующих. Фануэль уже не заикается об Ангеле Смерти. Но если работа Азраэля — забирать души и отправлять их на покой, то с Ориэлем все куда сложнее. Они не выбирают, кем становиться. Отец сам наделяет их силой и они, используя ее идут по своему пути. Ведь, ангелы, как и архангелы, разделены на группы своих возможностей, сил и дара, которые они используют во благо ближним своим. Однако, странно, что Ангел Судеб не предвидел возвращения четвертого сына обратно и это заставило воина начать волноваться. Ну, в конце концов, не утратил же он своих навыков так скоро. Возможно из-за долгой работы сильно отвлекся и проворонил видение. Хотя брат всегда ответственно относится к своей работе. Так в чем причина? Или же он просто этого не увидел? — Так… что там с ним? — вырывает из раздумий ангела Ориэль, ерзая на месте и выжидающи смотря на воина. Ангел Покаяния вздрагивает, пытаясь вспомнить вопрос. Господи, с таким братом у самого скоро нервы под хвост демону полетят. — А?… Да с ним все в порядке. — Я не об этом спрашиваю. — О… — Фануэль понимающи кивнул и уже позже добавил с непонятно откуда взявшимся раздраженнием, нервно поправляя челку, — Ну, если ты спрашиваешь конкретно, то миссию он завалил. Я просто не понимаю, насколько нужно сглупить, чтобы не убить Владыку Тьмы и Героя, при всем том, что при них больше нет прежних сил. Что может быть проще, чем стереть с лица Энте-Исла эти пятна позора? Это ведь такая честь! Совет знает, кому поручить это дело, но Сариель просто взял и провалил задание! Вот если бы меня отправили, я бы не задумываясь уничтожил их! Что в этом такого сложного?!… Ориэль полностью игнорирует причетания Ангела Покаяния, уже после фразы «он провалил миссию…». Этого было вполне достаточно, чтобы у него отлегло всё, что только было на душе. Из груди вырвался облегченный выдох, в сопровождении легкой улыбки, которую Фануэль абсолютно не понял, а ангел нелепо улыбнулся, чем вел того в легкий ступор. — Я рад, что он цел. — пояснил Ориэль все также мечтательно опуская глаза в книгу, которой последнее время он посвятил все свое время. Он не боялся, что Фануэль случайно прочтет имя на обложке или увидит текст. Ангел пишит на абсолютно неизвестном никому, кроме него самого, языке. Это было созданно именно для того, чтобы слишком свободолюбивые и любопытные небожители даже при сильном желании не смогли прочесть ни единого слова. Им запрещено знать свою, а уж тем более чужую судьбу. Подробно излагать причину настолько красноречивый реакции он не стал. Брату необязательно знать все. Единственное разумное объяснение, которое он может дать сейчас это: «Я рад, что все закончилось именно так… Так для всех будет лучше».***
— И откуда вы все только вылазите… Люцифер швыряет недовольный взгляд в сторону живой части парка, где смертных прибавлялось с каждой минутой и казалось, будто их в наглую кто-то копировал, специально изничтожая его титановые клетки. Идти домой не хотелось. А посему, падший решил прогуляться по городу и заскочил в городской парк, где, как он абсолютно не ожидал, к вечеру людей заметно прибавлялось. Поваляться на скамейке, изображая бомжа, нажравшегося в хлам пьяного хрыча и вообще делая из себя жертву уличного ограбления, парень заработал косые взгляды, бормотание, что у него нет ни стыда ни совести и возмущение от пожилой парочки: «молодой человек, не уступите ли?». И только игравшие на площадке дети, тыкали в него пальцами на манер: «это кто?», «мы его тут раньше не видели» и «кто самый смелый — тот пускай и идет». Изначальный план подышать воздухом и подумать о своей был перевыполнен с лихвой. Между прогулкой и самокопанием, бывший архангел навестил своих маленьких «друзей», которых оставить на растерзание голоду и бродячим собакам — непозволила бы совесть. Скажем, не зря из дома выполз. В кармане толстовки покоилась приставка, некоторое время назад разбавлявшая его скуку, пока сам Ханзо не нашел занятия поинтересней. Он ненавидит людей — да, это истинна, но наблюдать за ними до боли интересно. Особенно было приятно, когда козырявшие в его сторону даже местная гопота, предпочитающая грабить стариков, сменила место улова и удалилась в южную часть, где никогда и никого не бывает. Непонятно, то ли сам вид Ханзо вызывал у окружающих скромное чувство несвязываться, то ли его убедительное похабное поведение ясно намекало неприближаться… но то, что развалившийся вертикально на лавке парень, не скрывая своего интереса рассматривал почти каждого проходящего мимо с ненормальной ухмылкой заставляло людей нервничать, ибо, что от него можно ожидать? Местная ребятня проявляла к нему не детское любопытство и самые отважные, пробираясь с другой стороны кустов и деревьев, пытались рассмотреть того как можно лучше, однако ближе, чем на шесть метров не подкрадывались. Когда к нему подкралась упитанная псина с харей не меньше, чем водились волкоподобные мутанты в лесах Энте-Исла, падший даже не моргнул. Правда клацнувшая перед носом пасть с острыми зубами, намекнула на желание «познакомиться» поближе, но тут же, принюхавшись и уловив мистическое происхождение громогласно гавкнула крепким басом, на несколько секунд оглушив неготового к такой атаке Люцифера. Урушихара расслышал, как в ушах и голове зазвенело. Н-да, вопль Альсиэль в сравнении с этим волкодавом был просто ангельской песней. В отместку, тот гаркнул ничуть не хуже, а даже, без преувеличения, страшнее что ли… Впрочем, судя по тому, как этот кусок мяса и шерсти тиканул подобно не годовалому щенку, а все дети на площадке бросились в рассыпную, прячясь, кто где может, падший понял, что произвел впечатляющий эффект. Родители этих маленьких выродком продолжали смотреть на него хмуро и неодобрительно, боясь, что их чадо может поднабраться у этого невоспитанного много плохого. И правильно делали, что боялись. Они вообще должны были сказать спасибо, что Люцифер ограничился только этим, ведь могло быть и хуже… Например, он мог не выдержать и зайтись в таком односторонней эпопее с уклоном в отборный матерный, что после никакой бы психиатр им не помог. Спустя еще какое-то время, парню осточертело это общество, где желающих его исчезновения было уже очень много… И Люцифер решил снизойти до их понимания и уйти, но… не совсем по-обычному. Разумеется, нужно же оставить о себе хорошее впечатление. Чтоб долго помнили. Мимо него на всех порах мчался один из «знакомых», известных своим дивизом по жизни: «хватать все ценное и рвать когти», и с уже притыренной у кого-то из пожилых дам красной сумочкой. Ханзо перехватил «спешащего на поезд» за капюшон, особо не задумываясь, что неудавшийся воришка может ненароком задохнуться, а затем… приложил его головой об скамейку. Убить — не убил (жаль конечно), но мозги вышиб окончательно. Во всяком случае тот не завыл в предсмертной агонии, а пошел по пути наименьшего сопротивления — брякнулся в обморок. Падший немедленно отпусти его и оглядевшись по сторонам, убеждаясь в завоеванном внимании, спокойненько двинулся своей дорогой, подумывая сделать небольшой крюк до цитадели. Погулял на славу, даже настроение приподнялось.