вирус

***

Вону захлопывает дверь, с третьей попытки попадает ключом в скважину и садится на невысокие ступеньки у входа в дом. Он запыхается, словно пробежал кросс, разум его мутит, в глазах пелена тумана, а в ушах отблески зловещего шёпота. Чон целую неделю посещал врача, чтобы убедиться в очевидном – он попросту сошел с ума и стал шизофреником, но доктор уверяет в обратном: анализы тестов, переговоры и всё дальнейшее показывают, что пациент абсолютно здоров в плане шизофрении, однако, признаки развивающейся клинической депрессии не дают доктору Хону спокойно отпустить Вону на все четыре стороны. Чон принимает выписанные доктором лекарства, ходит на реабилитирующие встречи с ним, где они разговаривают на темы настроения, жизни, друзей и прочего-прочего. Люди, что проходят мимо дома Чона, странно косятся в его сторону, а светловолосый парень так и продолжает сидеть на невысоких ступеньках и жадно вдыхать воздух. Осень плавно перетекала в зиму, на улице становилось все холоднее и черная длинная толстовка из прошлого уже не так спасала от леденящих языков ветра. Вону не помнит откуда эта толстовка, быть может кто-то отдал её Чону на какой-то из миллиардов тусовок, когда он снова напился в хлам и уверял, что может холодной зимней ночью искупаться в фонтане и пробежаться мокрым по улице, пока с него стекает вода и превращается в тонкий слой льда на тонкой нежной коже. Вону встает, отряхивает брюки и, взглянув на дверь в дом через плечо, суёт руки в карманы кофты и уходит. Неясно куда, непонятно зачем, незнамо почему. Просто идет по длинной улице, пинает ногами собранные в кучи листья, останавливается и подолгу смотрит куда-то в небо. Откуда-то сбоку, кажется, прямо возле Вону слышен сигнал автомобиля, Чон отпрыгивает, поворачивается, но машины нет. Снова уверяет себя, что становится психопатом и заходит в глубь парка. Время близится к ночи, пелена темноты заволакивает голубой небосклон и зажигает маленькие звезды по всему черному полотну. А в голове Чона снова шум. Он останавливается, плюхается на покрытую коркой льда лавочку, достает из кармана брюк свёрток с таблетками, глотает три сразу, но шум не прекращается. Тогда он зажигает одну из последних сигарет из пачки и медленно затягивается, вдыхая смерть вместе с дымом. Темно-серые сигаретные облака вылетают изо рта пепельноволосого парня и поднимаются в небо. Земля уходит из-под ног, ледяная скамья растворяется в нагнетающей черноте, тусклый фонарный свет исчезает, и Вону попадает в кромешную темень. Только вот темень чего? Абсолютно ничего. Пустота. Что-то, быть может, на подобие черной дыры? Или конца света. Чон падает. Он этого не понимает, не видит, но чувствует. Жмурит глаза в предвещании падения, но не приземляется. — Ты забыл. Вону настораживает слух и пытается вглядеться куда-то в темноту. — Ты забыл. Шёпот повторяется дважды, а затем будто бы тысячи осколков разбиваются об асфальт и вонзаются в тело Чона. Вспышка. Звук бьющегося стекла. И темнота. Вону просыпается. Чувствует небольшое помутнение в мыслях, жмурится от слишком ярких солнечных лучей и, вдруг ошарашенный коротким автомобильным гудком с улицы, вскакивает с кровати и падает на пол, спросонья не удержавшись на ногах. На тумбочке его ждёт порция утренних лекарств, Чон принимает всё, что нужно, и его живот сворачивается в морской узел, напоминая, что нужно хотя бы что-то съесть, ведь за последние два дня кроме таблеток его желудок ничего не видел. Вону сразу и не замечает, что находится не в своей кровати, не в своей спальне, что тумбочка-то совсем не его и шторы приятного пастельного персикового цвета совсем не являются деталью Чоновской квартиры. С кухни слышится шипение масла на сковороде и Вону непроизвольно идёт на запах вкусных оладий с вишневым сиропом. — Живой! — усмехается хозяин квартиры. — Я уж думал не откачаю. Ты какого чёрта в парке на лавочке уснул, тебе не лето на улице. — Сынчоль, — выдыхает Вону, как только мысли собираются в кучу и он понимает в чьем доме спал. — Нет, Джихун. — смеётся Чоль и ставит перед плюхнувшимся на стул Вону блюдце с наивкуснейшими оладьями и апельсиновый сок. „Джихун бы оставил меня умирать, хах.“ — думает Чон, уплетая завтрак за обе щеки. Живот довольно урчит, а в голове играет приятная музыка, а не шум и шепот. Как прекрасно ощущать себя в безопасности и тепле. Новый дом Купса обставлен мягкими оранжевыми кожаными диванами, везде развешан тонкий белый тюль и персиковые пастельные шторы. Тут царит уют, добро и нежность. Вону познакомился с Сынчолем еще в выпускном классе, потом Чоль устроился работать барменом в «золотой» (судя по зарплате и виду) ресторан для всех состоятельных персон Сеула, для Вону, как для лучшего друга ака всего универа и жизни в общем, Сынчоль мог немного налить и дать небольшую скидку, правда иногда за такие вольности бармену влетало от владельца ресторана. Парни доедают завтрак, Вону в тысячный раз извиняется, если вогнал Чоля в неудобное положение и уходит. Преодолевает парк, проходит длинный мост и встает перед дверью своего дома. Долго роется в карманах, ища ключи, открывает дверь и заходит в такую, кажется, мёртвую квартиру. Там очень темно. Шторы Вону были тёмно синего цвета, такого же цвета пыльные ковры на полу, старый потрёпанный диван и тёмные серые обои. Чон стаскивает с ног конверсы, поднимается на второй этаж и ложится на кровать, смотря куда-то сквозь потолок. В никуда. Мысли паутиной селятся в голове, в каждом уголочке разума, тяжелым грузом тянут на самое дно и не дают крыльям возможности взлететь. Вону снова падает.