***
Она находит свою книжку утром, когда мужа нет, а ублюдок вертится возле нее, прося прощения. Ее стихи, ее проза разрисованы красками и он тянет свои маленькие пальцы-сосиски к ней, пальцы, что испортили ее смысл жизни и ее жизнь. Ее находят всю в крови, в позе эмбриона. Она качается и ревет, как раненая, с этими самыми пальцами в руках и в глубокой истерике. Ее неделями приводят в себя холодным душем и крепким сном, борясь с той тьмой, что накинулась на нее, как голодный волк. Они дают ей не заостренные принадлежности и следят, чтоб она с собой ничего не сделала, наблюдая когда она спит или бодорствует. Ей надоели крики ее матери и проклятия мужа. Она не хочет никого видеть и слышать, она хочет уснуть и проснуться в объятиях своего змея-искусителя.***
Он слышит слухи о ее состоянии постоянно. Его гнев и ненависть льется через край, и он уже не помнит, когда последний раз принимал облик асса. Он ходит по темнице сутками и не спит, думая о том, как свернет паршивцам шеи, как вырвет сердце ее так называемого мужа и вытянет кишки через пасть. Он хочет смотреть, как ублюдок захлебнется кровью у его ног, когда он будет срывать одежду и метить свою маленькую порченую шлюшку, оставляя на ее теле отметины страсти и синяки. Вдалбливать ее в кровать и вырывать куски волос, испуская в тело семя. Кусая плечи и шею, подобно кровососу, и доводя ее состояние до обморока. Он ведет себя как помешанный в своей тюрьме, покрытой толстым куском льда, лаская себя и выкрикивая ее имя. Он хочет вырваться и привести свои желания в жизнь. Он мечтает о крови и диком совокуплении, подобно зверю, что жаждет расправы. Он выжидает и ждет.***
Ее приводят в соседнюю камеру, и первые несколько суток она спит, не приходя в себя, а потом, когда она более-менее становится похожей на живую, начинают приходить посетители, как к нему когда-то. Приходит ее мать-сука, поливает ее дерьмом, а он хочет вырваться и вырвать ее глотку, и придушить, чтоб дерьмо, что льется не из того места, перстало течь и тварь захлебнулась. Не ей, дворцовой шлюхе, говорить речи о материнстве. Он приходит в себя, когда его так называемая жена убегает в слезах и истерике. Он пришел к выводу, что его речи были довольно мерзкими, но он о них не жалел, а о том, что она ушла живой, — да. Она смотрит на него с любовью и нежностью, и благодарит за помощь. Ее глаза направлены на истерзанные ранами и порезами руки. Она смущена и прячет от него свой небесный взор. Вторым приходит муж, он не смотрит на Локи и говорит, что их сын остался инвалидом, и поливает ее ненавистью и холодом, сравнимым с холодом Ётунхейма. Она вскакивает и кричит, что он взял ее силой, что обесчестил ее и покрыл грязью ее тело. Она, как умалишенная, кроет его проклятиями, не смея смотреть Локи в глаза. А он срывается и кидается на прозрачное стекло, несмотря на напряжение, и прожигает ее мужа ненавистью до самых костей. Они встретятся — он знает это. Когда он выберется из этой тюрьмы и сбежит с малышкой, он снимет его шкуру живьем, а пока он выжидает и смотрит вслед убегающему как лань парню.