Хер с горы

Смешались в кучу кони, люди… точнее, и небо, и земля, когда слегка опьяневшее тело заправского лыжника с размаху шлепнулось оземь и кувырком покатилось вниз. Сила, с которой Антон поцеловал землю, вполне была способна вызвать небольшую лавину, что, по ощущениям парня, уже и происходило. В какой-то момент телу стало легче крутиться, и оно ускорилось, виртуозно входя в поворот на трассе. Бедные пюрешка с котлетой определенно надеялись на более спокойный процесс пищеварения. Легкое озорство и блаженная нега, вызванные горячительным напитком, очень некстати улетучились. Взамен им пришел ворох колючего снега, который невзначай просочился сквозь сбившуюся балаклаву и теперь стремительно таял в попытке заставить Антона протрезветь. Жестоко, но действенно. До кучи, черные мешковатые штанины задрались, и коварный снег тут же этим воспользовался, колючими кристалликами оседая на ногах. М, Данон. Шастун в такой адской тряске перестал понимать, что происходит. Долговязое тело уже не швыряло по склону как в центрифуге: теперь оно просто скользило вниз, рассекая кантом лыжи и так разбитую трассу. Даром, что аттракцион подходил к концу, и простые движенья Антон уже не продолжал. Единственное, в чем он был уверен, так это в том, что количество его частей тела понемногу уменьшалось. Возможно, завтра кто-нибудь на трассе ухватит шастунячью руку в браслетах и потом отдаст в музей, а цацки толкнет на барахолке. Через три метра несчастная тушка незадачливого лыжника остановилась окончательно. Тишину вокруг нарушал лишь заунывный свист ветра, в котором явно слышалось «Ха, лох». Возможно, эта новость уже дошла и до злоебучей белки. Парню казалось, что он уже на полпути домой. Вот Поз-то удивится, что его умелый друг решил не дожидаться теплого заднего сиденья в автомобиле и предпочел действовать самостоятельно. Из легких будто вышибли весь воздух. Около двух минут Антон просто лежал не шевелясь, пытаясь вернуть ясность ума и трезвость мысли. Импульсы, подаваемые ему телом, нехотя сообщали, что руки-ноги целы, и из них даже ничего не торчит. Обнаружилась пара мест, которые на следующий день обязательно будут щеголять в тошнотворно-желтом цвете синяка, однако в общем и целом все вроде было хорошо. На первый взгляд, жив и здоров. На второй взгляд, который парень кинул на себя, когда попытался встать, все уже было не так радужно. До конца со своим владельцем доехала лишь лыжа на левой ноге, а вот ее правую подружку и обе палки Шастун умудрился выронить по дороге. Хотелось плакать. Но Антон, разумеется, не стал. «Разумеется», потому, что на холоде две предательские дорожки слез мгновенно бы замерзли, и день стал бы максимально отвратительным и достойным того, чтобы вычеркнуть его из своей памяти. Парень потихоньку принял относительно вертикальное положение, вытряхнул остатки снега из-под балаклавы, оправил штаны, предварительно соскоблив налипшие на термобелье льдинки, и снял маску. В глазах противно защипало от яркой блеклости, — вот такой оксюморон, — неба и склона, которые по цвету почти слились в одно целое. В один целый небосклон. Чтобы отличить одно от другого, лыжнику пришлось прищуриться и даже поставить ладонь козырьком. Ну, конечно же. Вверх по трассе, разбросанные в хаотичном порядке, темнели продолговатые предметы, в которых Антон распознал свои агрегаты. Это хорошо. Плохо было то, что достать их было ой как непросто. Мозг услужливо подсунул ему воспоминание о недавнем опыте восхождения на ебучую гору коньком. Можно было бы, конечно, изъебнуться и использовать прием «лесенка» или «ступеньки», — парень плохо помнил название, — но вероятность окоченеть на полпути к первому предмету росла в геометрической прогрессии при одной лишь мысли об этом. Ругнувшись сквозь зубы, Антон зашарил по карманам в поисках смартфона. Дима и Катя вполне себе счастливо катились где-нибудь по склону, и если есть хоть малюсенький шанс, что они свернули на лесную трассу, то вполне могли бы спасти его от непосильного восхождения. Шанс этот, однако, исчез с мимолетной вспышкой экрана блокировки его слегка потасканного «яблока». На сетчатке успела отпечататься хитрожопая улыбка Снуп Догга, прежде чем издевательски погаснуть, оставив возмущенного человека по другую сторону экрана грязно выругаться. Конечно же, почему в такой ответственный момент взять и не сдохнуть на морозе? С минуту Шастун думал; на одной лыже он ни разу не ездок. Оставался лишь один способ, самый простой и сложный одновременно. А что прикажете делать? Кроме как отцепить оставшийся предмет снаряжения и подняться в гору пешком, собирая свои пожитки, в голову ничего умного не пришло. Вокруг, как назло, не было ни души, посему рассчитывать приходилось только на себя. Разумеется, это нихуя не радовало. Нервно запихнув бесполезный кусок электроники во внутренний карман куртки, Антон растер окоченевшие руки, сунул их обратно в понемногу отсыревающие перчатки и нагнулся, чтобы отстегнуть лыжу. Были бы палки, это б не составило особого труда: аккуратно, но сильно толкаешь ей в заднюю пятку крепления, и вот ты снова пешеход. Сейчас, лишившись подмоги, парню приходилось жать крепление рукой. Но общая усталость, поездка кубарем вниз по склону и просто вымотанная нервная система дали о себе знать. Мышцы превратились в тонкие веревочки, и у Антона не было сил даже элементарно нажать на пятку, чтобы ботинок выскочил из пазов. Утомленный злиться, он попробовал резко топнуть по креплению свободной ногой, но стало только хуже: он едва не рухнул снова, пошатнувшись и слегка проехав вперед. Вторая попытка, не столь расчетливая, сколь истеричная, окончательно завершила начатое, а Антон в который раз за день полетел в снег. Монолыжник хренов. Было как-то по-детски обидно, при этом кого или что именно винить в этой серии злоключений сегодняшнего дня, парень вряд ли мог предположить. Конечно, можно было грешить на настойчивых Позовых, что вытащили его морозить жопу, на собственную неуклюжесть или раскатанный склон. Можно было даже обижаться на самого себя за неумелость или невезучесть, вот только легче от этого не было никому. Наверняка все начинающие бывали в подобных ситуациях, стоит ли разыгрывать вселенскую трагедию из-за небольшого проеба, хоть и подозрительно систематического в рамках текущего дня? Просто нужно аккуратно встать и отстегнуть лыжу, не торопясь собрать прокатный инвентарь, доковылять на морально-волевых до Димкиной машины. А вот после этого — пожалуйста, — уже творить все что угодно: ругаться, заламывать ручки. Можно даже в Поза кинуть чего-нибудь, ну, так, для профилактики. Антон поморщился и все-таки поднялся на ноги: начинало неслабо так подмораживать, зубы потихоньку уже отбивали дробь. Вечерело; вдоль трассы вспыхнули оранжевые фонари, добавляя какой-то новогодней атмосферы вечернему катанию. Эх, приехал бы сейчас грузовичок с популярной газировкой и увез Антона прямиком в праздник, где встретила бы его с распростертыми объятиями озорная розовощекая Снегурочка. Ни грузовичка, ни Снегурочки на горизонте не оказалось. Зато показался олень Рудольф. Аккуратно и неспешно, вниз по трассе спускался сноубордист. Остановился посреди склона, подобрал шастунячью лыжу, затем плавно ушел вправо, где подхватил одну палку, затем другую. Оглянулся на ходу, притормаживая задним кантом, — вроде ничего не забыл — и тут же навострил нос своей доски прямиком к стоящему столбом Антону. Разумеется, эта история не получила бы должного развития, если бы бравый Санта со своими подарочками оказался кем угодно. Кроме, сука, Арсения. Шастун издал истерический смешок. Этот хер с горы подслеповато щурился: без маски снег летел прямо в лицо, и комфортным такое катание в условиях минимального обзора было не назвать. Зато эта блядская улыбочка, видимо, освещала путь похлеще любого прожектора. — Чего такой грустный? — Бутерброд невкусный, — вяло огрызнулся парень. Почему нельзя просто отдать ему лыжи, получить в ответ пару слов действительно искренней благодарности и катиться колбаской дальше? — Опять издеваться будешь? — Да вот еще, — удивление сноубордиста выглядело вполне искренним, — всякое бывает, чего уж ты. Да и разве я издевался над тобой? То есть твои смехуечки в кафе новый способ флирта или что? — Ты как, сильно ушибся? — не получив никакой реакции от насупившегося человека, который буравил его глазами из-под козырька шлема, поинтересовался мужчина. — Размотало тебя, я посмотрю, нехило так. Сейчас еще трасса убитая к херам, я вот тоже на ледышку наскочил, доску, сука, поцарапал. Новая практически ведь, жалко. Рубрика «неинтересные факты». Что тут ответить? Поддержать этот треп и посочувствовать бедняге? Маску разбил какой-то пюздюк-новичок, доску об лед поцарапал, не хватало еще наебнуться при спуске и выбить зуб, чтоб не сверкала так твоя мерзкая ухмылочка, да? — Э…понятно, жалко. Ну это…спасибо. Ну, что лыжи достал, — бросил Шастун, ковыряя носком ботинка снег на второй лыже. Это тоже прозвучало вполне себе искренне. Ну, он же правда благодарен. И, на всякий случай, решил в очередной раз загладить вину. — Прости еще раз меня за маску. Я не специально. Могу купить новую, только скажи, куда деньги перекинуть. К изумлению нахохлившегося Антона, Арсений улыбнулся — не так, как до этого. А иначе, как-то по-доброму. В уголках голубых глаз мелькнула паутинка морщинок, зрачки поймали оранжевые отблески вечерних фонарей. Мужчина склонил голову набок, как птичка и вдруг взял парня за запястье. — Да вот еще, скажешь. Не переживай ты так, куплю еще. — слова плыли в каком-то вакууме, и Шастун отстраненно отметил, что это невинное касание почему-то так его взбудоражило. — Я сам вспылил просто, неприятно было, ну и неожиданно. Прости и меня тоже, если расстроил. А вот за твои выебоны с палкой ты прощенья попросить не хочешь? Нет? — Ну, это… ладно, хорошо, — почему же мысли в голове были острее бритвы, а на деле получалась какая-то несвязная каша, парень не мог себе объяснить. Пук-среньк, как сказала бы Савина. Воспитали же Позовы на свою голову. — Надо, наверное, уже ехать? Меня друзья ждут. Спасибо еще раз. Отчего-то несколько неловкий обмен любезностями, наконец, кончился, и его руку наконец отпустили. Сноубордист, решивший проконтролировать процесс превращения Антона обратно в полноценного лыжника, шутливо стукнул его по плечу на прощанье и толкнулся вниз по трассе. Интересно, а то, что он виляет жопой во время спуска, Шастуну показалось или нет? *** Снаряжение было возвращено в прокат, и Антон ходил взад-вперед перед безликим зданием касс, дожидаясь, пока Катя купит кофе в кафе наверху. Новые впечатления тяжело опустились на веки, и парню казалось, что если он перестанет мало-мальски двигаться, то уснет как первобытная лошадь — стоя. Очень высокая, правда, лошадь. Гора, все так же лысая и ебучая, однако, разбудила что-то в сердце Антона. Удивительное чувство, когда ты летишь, и тебе покоряется первобытная стихия. Это давало адреналин, гордость. И жажду жить. Из внутреннего кармана куртки явился на свет наспех отогретый телефон, который-таки соизволил вернуться к жизни, правда, с жалкими девятью процентами батареи. Но на красивую фотографию горы в оранжевых огоньках на фоне иссиня-черного неба его должно было хватить. Поэтому Антон собрал остатки былой резвости и двинулся выше к подножию, чтобы ухватить красивый кадр. Отошел чуть вправо, присел, захватывая симпатичные елочки слева. И наткнулся на столб с указателями. Здесь трасса для начинающих, там лесная, а налево — сноупарк. Но привлекли Шастуна ни разу не надписи на деревянных табличках. На верхушке столба, слабо отсвечивая треснутым стеклом, висела маска за семнадцать тысяч рублей. Арсений ведь так и оставил ее здесь. Чувство вины в очередной раз за день кольнуло куда-то в область ребер. Да, сноубордист сказал, что не злится и все такое. Но внутри ему было обидно — Антону уж так точно было бы. Повинуясь странному порыву, он осторожно снял маску, чтобы рассмотреть поближе. Наверняка фирменная: на ремешке красовалась надпись марки на английском, которая Шастуну не говорила ровным счетом ничего. Но платят же такие деньги за очки? Стеклу кранты, а вот корпус уцелел, даже царапины не осталось — вдруг можно заменить или починить? Благородный порыв вдруг на секунду затмил собой здравый смысл, и парень убрал маску в карман. О том, как именно потом возвращать отремонтированные очки Арсению, а также где его можно будет найти, он почему-то не подумал. Или не захотел. Сидя за Димой в машине, Антон задремал под ненавязчивые хиты восьмидесятых, и снились ему лыжи, гора и белка с голубыми глазами.