Ici avec moi

Абдул взглянул на него удивлённо, но без недовольства. — Всё ещё болит? — предположил он. Польнарефф вздохнул и виновато улыбнулся. — Pardonne-moi, это было грубо с моей стороны. Забудь. — Нет-нет, всё хорошо, — засмеялся предсказатель, — Я рад помочь — у наших бойцов должно быть только идеальное состояние. — Нет, правда, — быстро сказал Польнарефф, махая руками перед собой, — Было глупо просить такое, да и я не смогу ничего сделать для тебя в ответ — только если нужно что-то проткнуть или порезать. — Хмм… — Абдул коснулся своего подбородка, — Я что-нибудь придумаю, если настаиваешь, но пока что… Поможешь мне расплести волосы на ночь? Польнарефф вскинул голову и нахмурился. — Серьёзно? И это всё? — Ты удивишься, насколько трудно это делать самому, — усмехнулся Абдул, — Почти так же, как заплетать их обратно. Думаю, тебе это знакомо, — он отцепил свои серьги-ожерелье и положил их поверх книги — копии «Доктора Фауста» в старом, но красивом переплёте — затем развернулся, чтобы дать Польнареффу доступ к своим волосам. Француз засмеялся и потянулся ткнуть в аккуратные пучки на голове Абдула. — Я укладываю свои уже много лет, у меня всё отработано до автоматизма. Убрав белую резинку с головы Абдула, он осознал, что слегка нервничает. В животе подрагивало, пока он робко расплетал первый пучок, кладя сероватую полоску рядом с собой на кровати. Тёмные волосы, уложенные в течение многих часов, упрямо держали форму, поэтому он осторожно распутал их и выпрямил локон из острых зигзагов в мягкие волны. Абдул вздохнул и расслабился на стуле. Этот процесс был завораживающим, методичным и почти что успокаивающим. Польнарефф расчёсывал волосы Шерри, когда та была маленькой, и тогда это казалось скукотищей. Но сейчас… Постепенно он привык, но всё ещё медлил, расплетая и распутывая, затем проходил пальцами по прядям, удостоверяясь, что они хорошо лежат. Закончив с пучками, он распустил тонкий хвост у самой шеи Абдула, добавил его к остальным ниспадающим локонам и ещё немного расчесал. Грива египтянина, освобождённая от дневных оков, была густой и очень мягкой. Веки Польнареффа были слегка опущены, а рот приоткрыт, когда его пальцы прошлись по чужой тёплой шее. Время казалось бесконечным. Затем Абдул тихо хмыкнул, и Польнарефф вернулся к их комнате. — Спасибо, Жан, мне такого давно никто не делал. Голова начинает болеть, если не расплетаю их слишком долго. — Польнарефф нехотя убрал руки, когда он повернулся обратно. — Alors (в таком случае), зачем утруждаться? Мне… Мне и так нравится. Выглядит хорошо. И это было правдой. Тёмные волны обрамляли кругловатое лицо Абдула, более короткие пряди спадали ему на лоб. Он улыбнулся и провел рукой по волосам, прижимая их к голове. — Ну, мне нужно поддерживать имидж, не правда ли? Как и тебе. Польнарефф едва распознал эти слова, но ощутил, как басистый голос отдаётся в груди. Он всё ещё пялился на Абдула, видя его словно впервые. Тот выглядел моложе, безмятежнее обычного, будто они были не на миссии по убийству вампира, а всего лишь на отдыхе. Его плечи были опущены, а брови — намного более расслаблены, лежа почти горизонтально. Уголки его пухлых губ пыльно-розового цвета слегка изгибались вверх. Его волосы отражали закатный оранжевый свет, и Польнарефф вспомнил, как тот светился прошлой ночью. — Что-то не так? — спросил Абдул, изогнув бровь. — Н-нет, нет, ничего… — поспешно ответил он и, опустив взгляд, занялся расправлением несуществующих складок на своих штанах. — Хм, — Абдул поднялся с места и растрепал свою тёмную гриву — Польнареффу удалось глянуть по-быстрому и mon dieu это маленькое спутавшееся местечко на его голове — и улыбнулся, — Так, что болит? Лицо Польнареффа уже покрывалось румянцем, и он выдавил из себя тихое «плечи». Затем пересилил себя и добавил чуть увереннее: — Должно быть, это всё те чёртовы сиденья поезда. — Возможно, стоит выбирать места для дрёмы повнимательнее, — криво усмехнулся предсказатель, — Давай поменяемся местами. Польнарефф сел на стул, повернувшись лицом к спинке и своей спиной к Абдулу, размышляя над тем, как он вообще мог попасть в такую ситуацию на миссии по поиску и уничтожению. Он почти подпрыгнул на месте, почуяв, как Абдул опустил лямку его топа. — Скажи, если будет слишком горячо, — проговорил тот, будто бы нагревал воду для ванны, и прошёлся по его напряжённой спине жаркими от Magician's Red пальцами. Польнарефф опустил голову, заглушая стон. Как, как что-то столь простое могло ощущаться так хорошо? Его пульс ускорился, а по рукам прошла лёгкая дрожь. Эта смесь эмоций была удивительной. У Абдула всегда выходило его успокоить, настроить на лёгкий лад, и тем не менее сейчас в животе кружилась тревога, знакомое беспокойство, определённое сладкое неудобство… Абдул покачал головой и сильнее надавил на твёрдые мускулы. — Ты и впрямь жестковат — может, займусь остальной спиной завтра… — и он стал разминать шею и плечи Польнареффа большими пальцами. Такой смеси дискомфорта и удовольствия тот никогда не чувствовал. — Каааак ты так хорош в этом? — выдохнул Польнарефф, ощущая этот пьянящий жар на кончиках пальцев, — Тебя что, растили массажисты? Абдул засмеялся и вернулся к задней части его шеи. — Не совсем. Мой отец — мастер духовной медицины, в частности Секхем. Я чуть-чуть подучился у него, прежде чем открыть талант к предсказанию, но тогда это не особо включало в себя прикосновения. — Мог меня и обмануть… А чем занимается твоя мать? — Она швея. Я и сам неплох с иглой и нитью. Польнарефф тихо промычал и закрыл глаза, пока Абдул сжимал и растирал его плечи. — Très bien, мне надо бы и штаны подшить… — Ну конечно, Жан, — в голосе Абдула прямо чувствовалось, как он закатил глаза, — Что насчёт твоей? Польнарефф улыбнулся. — Она была танцовщицей и преподавала балет у нас в городе. Учила меня и Шерри вплоть до своей смерти. Я танцевал десять лет, в последние годы тоже стал учить ради денег на путешествия. Абдул фыркнул. — Оно и видно. Может, поучишь меня как-нибудь. На мгновение Польнарефф представил себя и Абдула в подходящих друг другу леотардах, кружащихся, прыгающих и опускающихся под нежные звуки пианино. Выглядело нелепо, но каким-то образом прекрасно. — Может быть, — согласился он, выпуская тихий стон. — А насчёт твоего отца? — Mon père… — балетная фантазия растворилась, ей на замену пришла горечь. — Чёрт его знает. Уехал в Париж по какой-то работе, когда я был мелким, и присылал деньги, чтобы нас поддержать. Сначала приезжал пару раз в месяц, потом — всё реже и реже. Я не видел его с тринадцати лет. Он даже не пришёл на похороны матери, putain de connard… — прорычал он. — Мне жаль, Жан. — тихо сказал Абдул. — Даже не знаю, жив ли он сейчас. Если нет — тем лучше. С этим жаром на коже было трудно сдерживать гнев, но после ещё одного тёплого, твёрдого движения вдоль плеч его кулаки и челюсть расслабились. Польнарефф вздохнул и вновь позволил тепловатой безмятежности поглотить себя. Некоторое время Абдул не говорил, чтобы дать ему расслабиться. Прошло ещё несколько минут, массаж становился всё мягче, пока по бледным плечам не прошлись лишь нагретые кончики пальцев, и Польнарефф смаковал каждую секунду. Лихорадочный пульс в его венах замедлился, но клетка с бабочками всё ещё сидела у него в желудке, хоть эти бабочки и устали так же, как он. Абдул закончил длинным движением к шее, где всё наслаждение и началось, и развернул француза к себе лицом. Голова Польнареффа лежала на скрещенных руках, опиравшихся на спинку стула. Когда он поднял голову и взглянул вверх прикрытыми лазурными глазами, то снова был поглощён, очарован добрым лицом нового Абдула, сияющим в золотом свете лампы. — Устал? — Очень… — пробормотал Польнарефф и улыбнулся, надеясь, что эта реплика передаст всю гигантскую благодарность, что он чувствовал, — Merci encore, Абдул. Тот улыбнулся в ответ. — В любое время, Жан. А сейчас ложись спать, нам завтра ловить поезд.