***
Бывало ли у вас когда-то такое щемящее чувство внутри, что вы хотите разрыдаться, но не понимаете почему? Это ощущение начиналось у китайца еще тогда, когда он шёл по улице сюда, а теперь достигло крайнего пика. Ну... понятное дело, что от его родной и уютной для него комнаты ничего не осталось. Понятно, что прошло немало времени, да и не быть ей тупо лишней комнатой в этом доме, когда можно переделать её в кабинет. Скорее всего, это кабинет мамы, по стилю немного для мужского не подходит, да и у папы был тогда кабинет на первом этаже, если он там остался. Тут не осталось.... ничего. Просто ничего. Ничего из его комнаты, его вещей, его жизни. Словно это чужой дом. Чэнлэ еще бросает пару взглядов на фотографии, где вся его семья, но без него. Новые фотографии, а из старых нету ни единой, увы и ах. Интересно, так ли они скучают по нему, что не хотят напоминать себе о той тяжелой трагедии, что случилась с их сыном? Чжон выскакивает из комнаты, желая убедиться, что это не тот дом, что он попал не сюда, возможно, ему нужно было в соседний дом, и там всё так и осталось на местах. Возможно.. но невозможно. В длинном коридоре те же обои, тот же проход, слева будет ванная комната, справа в комнате раньше они иногда тусили с друзьями, там были разные настольные игры. Неужели ни единой вещи? Чэнлэ здесь был так давно. Тут он вспоминает, что на первом этаже, через кухню если пройти, то в самом дальнем неприметном месте дверь в комору, они там барахло хранят всегда. Вещи, которые не нужны пока, но пускай полежат. Призрак спускается на первый этаж и слышит чей-то голос. - Они будут сегодня ровно в шесть. Госпожа Чжон просила приготовить утку помимо всех остальных блюд. Я ею займусь, - говорит незнакомая женщина на кухне. Рядом с нею ещё две помоложе. - Извините, не в курсе, кто сегодня у нас будет? - робко спрашивает девушка, перемывая овощи в раковине. - Вроде кроме госпожи Чжан Жуйфан и её мужа больше никого, у семьи сегодня общий ужин, давно не собирались. Чэнлэ шмыгает носом. Сестра Жуйфан... Сестричка. Она называла его ласково Лэлэ. И всегда обнимала. Прислуги и охрана просто его уважала, как младшего господина, родители вели себя с ним так, словно он чужой для них, любили только сестру, а Жуйфан... только от неё он чувствовал тепло и что-то вроде любви. Такая радостная и улыбчивая его сестренка. Умная, всеми любимая. И им тоже. Это она , кто единственный приходил к его могиле и плакал. Никто и родителей никогда туда не наведывался. А она до сих пор, реже, но не забывает. Если вдаваться в подробности... Чэнлэ не любили родители потому, что он был не похож внешне на них. Жуйфан - точная копия отца, поэтому была под его любящим крылом. А мать, госпожа Цзинчу, испугалась однажды того, как её муж при всех несдержанно выругался, что их сын не имеет права унаследовать бизнес и компанию, так как глуп, неразумен, ведет образ жизни настоящего бандита, да ещё и ни на кого из семьи не похож. Её это так задело, ведь это правда их сын, но терять доверие мужа и и его благосклонность никак не хотела. И с каждым днем она действительно видела в своем сыне кого-то неродного, глупого болвана. Виделись они не так много, это случалось лишь утром за завтраком и вечером иногда после школы. Заботились о нем лишь прислуги и даже водитель, который был водителем и всей семьи, а его забирал когда придется, потому что часто Чэнлэ приходил сам домой, провожаемый своей "бандой" друзей. Особого надзора за ним не было, как видно. Только Чэнлэ было тогда не до того, он ничего не понимал. Не понимаюл, почему он не чувствует любви от родителей, заботы, беспокойства, лишь отваленная каждую неделю куча бабла и обеспечения в виде дорогой одежды, аксессуаров и девайсов. И ему этого было достаточно. Всё, что требовала его душа - поиздеваться над новой жертвой, обсудить кого-то или влезть в драку с друзьями. Не могли с ним ничего сделать, если вспомнить, потому что они обеспечивали школе немалую сумму. Чэнлэ проходит мимо незнакомых женщин-поваров, оглядываясь, чтобы вдруг его не увидели (вспомнил сбои у Джемина, который постоянно прокалывался, чаще перед отцом Донхека). Прошел в ту комору, где темно, хоть глаза выколи. Почему у них, призраков, глаза не горят фонариком в темноте? Нужно попотеть, чтобы включить рубильник. И на это у него уходит полторы минуты. Ничего. С пустыми руками он отсюда не выйдет. Призрак может нормально брать то, что раньше принадлежало ему, значит.... Свет загорелся, а сердце Чэнлэ пропустило бы удар. Комната была завалена его оставшимися вещами. Одежды тут не было (он не знал, но её сожгли сразу же), но был его рюкзак, пару наград, которые он на изи получил на школьном фестивале за свой красивый голос, были некоторые книги и всякие мелкие вещи. Чэнлэ поджал губами. Когда-то он всем этим пользовался каждый день. Он опустился на корточки возле первого ящика, попавшегося на глаза. Наушники, зарядки от телефона, большие наушники, часы и обклеенный милашными, почти девчачьими, стикерами плеер, с которого и торчат наушники. Скорее всего, его и можно взять, как важную для Чэнлэ вещь. Он с девяти лет лежал у него в кармане пиджака. Чэнлэ берет его, ощущая его небольшой вес, но это что-то для него новенькое за последнее-то время, ведь он ничего не мог брать руками. Приятно. Прикольно. Щемящее внутри чувство опять. Пора валить. Призрак разворачивается и проносится через дверь, слыша звонкий стук об пол позади себя за дверью. А в руках ничего. Твою мать. На звук оборачивается женщина, что стояла ближе к двери, насторожившись. - Там что-то упало, - говорит она едва дрогнувшим голоском остальным. - Что там могло упасть, оно все лет сто в комнате лежит и никто его не трогает. - Я серьезно, там что-то упало, - не унимается она. Чэнлэ испуганно вернулся назад и поднял плеер, откинув наушники в ящик. Зараза, только не сейчас, как ему отсюда выбраться с ним? открыть дверь? Слишком сложно. Вдруг его ослепляет на мгновение яркий свет, вломившийся через ту самую зловещую дверь. Повариха все таки не выдержала и открыла её, чтобы посмотреть, что там шарудило. О да, вот он момент истины! Нужно только пронести его так, чтобы он не коснулся никого. Чэнлэ молниеносно шмыгнул вверху над головой женщины, вылетая в открытое окно на кухне, как можно быстрее, чтобы плеер не смогли рассмотреть. "Фух, это было нелегко",- говорит себе Чэнлэ, сев на крышу дома, крепко держа в руке свой плеер. Чуть не спалился. Непростое это дело - воскреснуть. Но всё еще впереди. Сегодня вечером. Сестра, мама, папа. Они прослезятся Джено принесет ему пузырек, он активируется, и потом... не знает, что потом, но точно что-то будет. Чэнлэ снялся с крыши и улетел на другой конец города, в свой родной уголок.***
В пять часов Донхек и Джено уже в пути к дому семьи Чжон, попросив водителя Джено, чтобы он их отвез. Чэнлэ долго решался, поедет ли с ними, или нет, двести раз изменял решение, но в итоге остался возле кладбища, с ним Джемин, Ренджун и Джисон. Сидящие на заднем сидении дорогого авто двое парней не знали, как сейчас всё выкрутить, чтобы всем было хорошо. И их сын живой, и они радостные. Примерно, что говорить, Джено придумал, а вот плана Б как такового нет в помине. Но одно он знает точно - они должны это сегодня сделать любой ценой ради своего друга. Машина тихо остановилась возле огромных ворот, за которыми не было видно ничего, что происходило во дворе. - Ну и домина, я бы тоже кичился, будь у меня такие имения, - фыркает Донхек, вызывая усмешку от водителя, пока они выходили из машины. Джено нажимает на звонок возле входных дверей, и спустя какое-то мгновение, перед ними возвышается здоровый, крепкий мужчина в черном костюме. Охрана. Окинув их взглядом, тот не понимал, что подростки тут забыли в это время. Может потерялись? Но сзади таки стоит дорогой автомобиль, а выражение лиц парней явно не потерявшееся. - Вы здесь по какому-то делу? - строго спросил охранник. - Добрый вечер, мы друзья Чэнлэ. Чжон Чэнлэ, - отвечает Джено, сжимая плеер в кармане. Охранник на некоторое время потерялся. Затем нахмурился, явно не понимая, что они хотят от него. - Здесь не живет Чжон Чэнлэ, а вы пришли не вовремя. Уходите, не тревожьте госпожу и господина. - Он здесь не живет, естественно, потому что он умер пять лет назад, - еле удержался Донхек, чтобы не закатить глаза, - мы хотели бы поговорить с его родителями о кое-чём. - Вы пришли не вовремя. - Да позовите их, наконец, - шипит Джено, - мы отсюда не уйдем. А когда они сами нам скажут убираться, тогда так и сделаем. Двое парней максимально успокоились, чтобы больше не выдавать своё волнение и нетерпение. Это было бы некстати. Вот мужчина прижимает пальцами получше к уху наушник, чей провод тянется вглубь пиджака, и говорит четкое "да?" А вот позади Донхека и Джено почти бесшумно подъезжает роскошный черный лексус, и охранник тут же отступает в сторону, чтобы дать дорогу машине, которая заезжала в открытые ворота. Донхек мельком видит двор. Не успев закрыть автоматические ворота, младший кричит выходящей из машины молодой девушке, чтобы привлечь внимание. - Извините, простите, не могли бы вы помочь нам здесь, мы друзья Чэнлэ! - успевает протараторить Донхек, прежде чем упустить её из виду. Он пытался. Господи, что же делать..? Двое школьников начинали закипать внутри. Но вот охранник повернулся к ним спиной, низко поклонился и отошел в сторону. И ребята увидели сестру Чэнлэ, которая подоспела к ужину со своим мужем. Она выглядела немного настороженно и растерянно. - Друзья...Чэнлэ? Правда? - тихо спросила она. Девушка и сама не понимала, какой ответ она жаждет услышать. - Да, мы... спустя все это время решились вернуть кое-что, что принадлежало нашему другу, а также пришли поговорить с родителям Чэнлэ, - говорил Джено, чувствуя, что сейчас должно что-то срушить с места. Или их дело, или их кукуха. - Конечно, проходите, - она пригласила подростков с улицы на территорию дома, и те, пользуясь моментом, быстро просочились следом за девушкой. - Мама, папа, привет, мои любимые, - пролепетала она, входя под ручку со своим мужем в дом, где носились прислуги, а в гостиной стоял накрытый пышный стол. Джено и Донхек мялись у порога, не зная, что делать дальше. Мы строили, строили, и наконец-то достроили. Мы плыли, плыли... У Донхека крупно дрожали коленки, и скрыть это он не мог. Госпожа Цзинчу легкой походкой выходит из кухни, явно до этого руководив процессом, чтобы обнять своих родственников, улыбаясь теплой улыбкой. - Дорогие, приехали, как раз вовремя к ужину, - счастливо хлопнула она в ладоши, проходя в коридор, где снимали верхнюю одежду её дочь и зять. Но она тут же застыла на месте в недоумении, когда увидела двух незнакомых школьников у порога. - Милая, кто это? - неловко натянула улыбку женщина, пытаясь быть приветливой. И в этот момент Джено поклянется, что видел что-то дьяволическое в этом подобии улыбки, что не могло не насторожить. Но он постарался отогнать эти мысли подальше. Мальчики сделали поклон и поприветствовались. Жуйфан мягко подталкивает их в сторону гостинной, чтобы они не чувствовали себя неловко, потому что она им очень рада, ведь они друзья её любимого младшего брата. - Добрый вечер, госпожа Чжон, мы друзья вашего сына Чэнлэ, пришли отдать вам кое-что и поговорить о нём, - решается заговорить старший подросток. Донхек четко различает её искаженное в гримасе лицо, словно ей неприятно об этом вспоминать. Возможно, это так. Не каждому родителю будет приятно обсуждать с кем-то такое горе. - Конечно... проходите, - женщина сделала пригласительный жест рукой в сторону огромного бежевого дивана в гостинной напротив той, где был накрыт стол. На непонятный шум подтянулся и глава семейства Чжон Чан, а в глазах его жены читалась непонятная тревога. Она натянуто грустно улыбнулась и усадила мужа на кресло, хлопоча перед ним. - Дорогой, это друзья Чэнлэ, имеют какое-то дело, их стоит выслушать, - она сделала акцент, который должен быть понятен только мужу, словно это был какой-то шифр из слов или секретное слово, ну или в этом роде. Статный мужчина нахмурил немного брови и кивнул. Донхек незаметно пощупал карман брюк на наличие бутылочки с водой. Если бы не Джено, он бы тут и слова не выдавил. К ним сейчас было обращено столько внимания, такие знатные люди.... - Дело в том, что... мы его друзья, подружились с ним в школе на фестивале, - китайцы любят лапшу? Вот пускай и принимают, хотя Джено ненавидел врать. - И в тот день, когда... Джено пытался звучать максимально жалобно, а Донхек это подхватил, делая вид, что его другу сложно вспоминать тот день, и решил продолжить за него. - ...в тот день, когда случилась трагедия, мы были вместе, он дал нам послушать свой плеер, а потом он попал под грузовик, мы не успели отдать его ему... Жуйфан закрыла рот ладошкой, смотря в пол. Она очень ранимая душа. - В общем, все это время плеер был у меня, но сейчас почему-то решили, что его нужно вернуть на место, то есть вам, - вел дальше Джено, поглядывая на каждого члена семьи. Самым непринужденным выглядел муж Жуйфан, который держал за руку её. - Он часто говорил, что очень гордится своими родителями, очень счастлив быть вашим сыном, он был очень молод, - всхлипывает Джено. Донхек постоянно мялся с ноги на ногу, то и дело проходясь рукой по пузырьке в кармане. Ну же... всего три слезы. Он поднимает взгляд на Чжон Чжана и замирает испуганно. Тот смотрел прямо на карман младшего, будто он видел то, что спрятано внутри. - Как тебя зовут, мальчик? - вдруг спрашивает он у Джено. - Ли Джено, господин, - не понимает подросток такого вопроса. - У тебя отец кто? - Ли Хёнсо, господин. "Сейчас нас вышвырнут" - обреченно выдыхает Донхек, слушая звонкое молчание в этой комнате. Но вместо этого он видит скупую мужскую слезу, катящуюся по гладко выбритой щеке. Он сжимал руку жены. Донхек аж от удивления прикусил щеку. Это было так... легко? Жуйфан плакала молча уже как минуту, они просто её не услышали. Супруг прижимал до этого её к себе, но тихо поднялся и отлучился. Возможно, ему просто было неловко. Госпожа Цзинчу тоже роняла слёзы, и выглядела такой разбитой, словно она снова пережила всё это. "Господи, да" - думает Джено и, придерживая под локоть руку, передает плеер маме, немного склонив голову. - Он был хорошим другом, - решает сказать последнее старший Ли перед уходом, им точно пора, тем более три слёзы готовы. - Хорошего вам вечера, простите, пожалуйста, что потревожили вас всех, - мальчики поклонились ещё раз, отчасти действительно сожалея об этом. Жуйфан, утирая свои слёзы, резко поднялась и подошла к ребятам. - Если вы будете уходить, я вас провожу, спасибо, что пришли сегодня, просто спасибо, - она все время шмыгала носом. Она довела их до двери дома, открыла её, когда они обулись, и крепко обняла их напоследок. Донхека аж растрогала такая чувствительность девушки. Как только двери закрылись за ними, Донхек расплылся в улыбке, отвесив пятюню Джено. Победа. За те полчаса, когда они были в доме, начало темнеть. Заходили, было ещё светло, вышли - сумерки. Двое повернулись, чтобы побежать к машине, но одновременно заметили своих друзей, а именно Чэнлэ и Ренджуна, первый выглядел обеспокоенно и нетерпеливо. - Вы тут, - улыбается Донхек и скользит рукой в карман, чтобы вытащить пузырек. Спустя мгновение вся радость и надежда рушится, словно по щелчку. Жидкость приобрела ярко синий оттенок. А это означало только одно: защитана только одна слеза. Донхек переводит взгляд то на Рена, то на Чэнлэ, то на Джено. Дыхание у Джено участилось. Он был в непонимании. Что они сделали не так сегодня? Чэнлэ в мгновение ока проходит сквозь их тела и дверь, влетая в дом. Он должен был сегодня воскреснуть... Оказавшись в своем доме, он тут же утыкается в спину своей сестры, которая замерла возле двери в гостинную, куда перешли её родители к ужину. Она стояла, навострив слух. Она явно подслушивала их разговор. Призрак последовал ей и стал рядом, желая разобраться, что, черт возьми, только что произошло в этой семье. - Боже, это было настоящее испытание, - устало выдохнула хозяйка, плюхнувшись на свой стул. - Кто их вообще впустил? Это сын Ли Хёнсо, мы пару раз с ним встречались на собрании. - Жуйфан их впустила, ты же знаешь, как она любила брата, - женщина взмахнула рукой, она никогда не понимала чувств своей дочери, но упрекать её никогда бы не стала. - Этого... отродка. Я давным давно забыл о том, что он был нашим сыном. Да и не признавал я его никогда сыном, - чуть тише добавляет Чжон Чан. - Я правильно поняла, что когда ты сжал мои руки, нужно было расчувствоваться? - мурлыкнула женщина. - Да, мне кажется, что это было необходимым в тот момент, - кивает он. Донхек постоянно мялся с ноги на ногу, то и дело проходясь рукой по пузырьке в кармане. Ну же... всего три слезы. Он поднимает взгляд на Чжон Чжана и замирает испуганно. Тот смотрел прямо на карман младшего, будто он видел то, что спрятано внутри. Конечно, он не видел. И, конечно, у него были мысли другие. - Как тебя зовут, мальчик? - вдруг спрашивает он у Джено. Нужно разузнать, кто этот мальчишка. - Ли Джено, господин, - не понимает подросток такого вопроса. - У тебя отец кто? - Ли Хёнсо, господин. В голове у акционера моментально строится логическая цепочка, которая выглядит примерно так: • Ли Джено - Ли Хёнсо - директор компании - отношение к средствам коммуникации - пресса - разговор о Чэнлэ, которого они давно выбросили из жизни - диктофон в кармане его друга - пресса(2) - слухи - скандал. Он сжимает руку супругу, надеясь, что она сообразит, что делать. Услышав этот разговор, Жуйфан потеряла дар речи. Неужели так любящие её родители могли быть настолько равнодушны к своему сыну? ОН ИХ РОДНОЙ СЫН! Она стояла неподвижно, открывая рот, как выброшенная на берег рыбка. Девушка не нарочно поворачивает голову в сторону Чэнлэ, распахнув глаза от удивления и шока. Чэнлэ не испытывал никакого чувства тогда. Он сейчас обиженный и шокированный ребёнок, который узнал больше, чем стоило бы знать для него в его возрасте. Особенно то, что его родной отец не признает его. Он даже не мог подумать... Сейчас, смотря на свою любимую сестру, он просто спрашивает бесчувственным голосом: - Ты будешь рада, если я вернусь? Она кивает, горько улыбаясь призраку своего брата. - А ты позаботишься обо мне, потому что сюда я никогда не вернусь? - Обещаю, Лэлэ, - шепчет она и после этих слов её глаза забегали по периметру, потому что брата она больше не видела. Хотя он стоял ещё там и давил боль внутри себя, но высшая сила решила, что хватит для них общения. Все ребята вышли за ворота, к машине, которая их ждала, чтобы не привлекать много внимания охраны, потому что они явно были недружелюбны уже к ним, и ждали Чэнлэ там. Выйдет ли он вообще оттуда? Ренджун вздохнул. - Еще пару минут и я схожу за ним, или хотя бы посмотрю, что случилось. Джено и Донхек кивает. Чэнлэ сунется медленно, на лице тоска и обида за всё, что он сегодня узнал. Их друг больше не веселый и шумный мальчик, который задорно смеется по-дельфиньи. Он ребенок, который разочаровался в своём существовании. - Чэнлэ, - тянет Джено. - Чэнлэ, это еще не конец, понимаешь? Трудности были бы в любом случае, и мне так жаль, что именно в таком виде. Но воскреснешь ты обязательно. Мы будем с тобою до конца. - Как при смерти, так и при жизни, - поддерживает Донхек, - никогда не покинем. Затем они садятся в машину и едут домой в полной гробовой тишине. Ренджун держит руку друга в своей, успокаивающе поглаживая её большим пальцем. И уже вечером они сидят на крыше многоэтажки, в которой живет Донхек и Джисон, пьют пиво и размышляют, в какой момент их жизнь должна была начать наполняться трудностями.***
- Почему чем дальше, тем сложнее? Я про жизнь в целом, - вздыхает Чэнлэ, нарушая тишину, которая царила среди них на крыше. Ему просто уже не хотелось сидеть вот так, понюняли и хватит. - Ответа я не знаю, но уверен, что у родителей в меру их возраста куда больше проблем. Это просто закономерность, - пожимает плечами Донхек. - Ребят... мы должны всегда быть морально готовы к этому. Что бы ни случилось, не подавать виду - обращается ко всем Джемин. - Ты прав, - кивает китаец, тот, что Чэнлэ. Он выпрямился и стал на ноги, больше не склоняясь над краем крыши. Донхек заглядывал в почти пустую банку пива, надеясь что-то там найти. Джисон потягивал его до сих пор, потому что пиво горькое, сил нет. А Джено просто подливал чуть-чуть Донхеку, чтобы взбодрить его подбухивающую душу. - Вместе до конца? - громко спрашивает Чэнлэ? - До самого последнего! - звучит в ответ от пятерых. Друзья... самое ценное в твоей жизни - это настоящие друзья.***
Друзья, которые на следующий день после школы прилетят домой так быстро, как никогда еще не неслись с зеленым пузырьком жидкости, которая задействует, когда её открыть и выпить. Тогда она активируется и оживит призрака, возвращая его в реальность. Чэнлэ стоял и не мог поверить тому, что запыхавшиеся его друзья сейчас стоят перед ним, на том самом родном кладбище, которое цветет белым и розовым отовсюду, которое несколько лет было ему домом...Стоят возле его могилы. И они протягивают ему эту жизнь в буквальном и переносном смысле. - Как? Кто? - Чэнлэ волнуется. Чэнлэ волнуется так, что чувствует, как его подташнивает. Неужели? - Помнишь ту девочку, у которой ты был на дне рождения однажды в ресторане? Твоя дальняя родственница вроде как, - Донхек упал на лавочку, упираясь руками в колени. - Со Юра? - недоумевает Чэнлэ. - Кто знал, что она и её подруга такие сентиментальные и что их даже не нужно заставить плакать, как они сами разрыдаются так, что на пол урока уйдут успокаиваться в туалет? - усмехается Джено, всё еще держа зеленую жидкость. - Ага, я был в шоке, когда увидел, что вода стала зеленой, что они искренне горевали. - Так ты готов? - после короткой паузы спрашивает Джено. Ренджун пищит, теребя рукав Джемина, потому что это афигеть как волнующее. Джемин сам улыбается и переживает, как бы все наконец-то получилось. А рядом с Донхеком сидит такой же запыхавшийся Джисон, которого чудом выцепили в коридоре и потащили домой на всех парах. Сидит и пытается скрыть легкую дрожь от волнения. Он так ждал этого момента. И Чэнлэ берет пузырек. Откручивает его и смотрит на своих замерших друзей. Все ждут. И Чэнлэ согласен, нельзя дольше тянуть. Он опрокидывает пузырек и впервые за столько лет чувствует, как по его глотке течет вода. Он всем нутром чует, что это его живительная вода. Она должна влить в него жизнь. Но ничего не происходит. И спустя пару секунд тоже. И минуту тоже. Чэнлэ опустошенно выдыхает, понимая, что это просто конец. Если это не работает, то им всем конец. Ренджун закрыл рот ладошкой, ему было так жаль старшего. Как вдруг Чэнлэ прижал руку к груди, где у человека находится сердце. Удар. Затем ещё удар. Вдох. Как же это приятно - дышать. Вдох, выдох. Китаец жадно вдыхал воздух, словно он весь принадлежит ему, его драгоценность. Джено видит как по щекам друга текут слёзы. Он сокрушен. Он счастлив, но это настолько сильные эмоции, что он не может сейчас ничего сделать. Кроме как упасть на траву коленями и зарыться лицом в ладони. И рыдать. - Смотрите, его надгробие, - воскликнул Донхек, подрываясь с места. И все устремили взор туда, кроме Чэнлэ, который до сих пор отказывался верить во все происходящее. - Этого места на этом кладбище больше не существует, - начинает говорить Джемин. Джисон переводит взгляд на содрогающегося от слез друга и улыбается так тепло-тепло. Он присаживается к нему, тянется рукой. И касается плеча. Он чувствует ткань его рубашки, в которой он все это время, чувствует, как пальцы встречаются с теплом тела, что вновь живет. Джисон проводит рукой по плечу, а затем крепко прижимает его к себе, чтобы тот плакал ему в футболку. Он чувствует его. Последний раз Пак чувствовал "прикосновение" Чэнлэ через последний его пинок для Джисона, когда они дрались в школе, а теперь он сейчас такой... беззащитный. Вся небольшая территория, которую занимал гроб и надгробие, просто было покрыто свежей зеленой травой, как и любое нетронутое место в природе. - Потому что теперь он существует в реальной жизни, - заканчивает начатую фразу Джемина Ренджун. "Ради этого стоит жить", - думает Джено. Ради счастья друзей.