***
Банкир Бигли частенько возглавлял различные операции и практически всё предусматривал. Будь все члены семьи столь организованы, вряд ли бы они потерпели хотя бы половину из пережитых неудач. Он был силён и умён, насколько это считалось престижным в их общине. Разве что, страдал от приступов раздражения в самые неподходящие моменты, что пару раз отдалило преступную семейку от реальной возможности отколоть куш в виде пары мешков денег Скруджа. Но в целом он являлся успешнейшим из братьев, даже если брать в учёт Мегабайта. Банкир входил бы в число прилежных отличников, если бы имел возможность посещать школу, стал бы звездой спортивных мероприятий и пользовался популярностью среди сверстников, но… Его единственными сверстниками были другие его братья, а единственный спорт, который они практиковали день изо дня — побег от полиции или, чуть реже, из тюрьмы. Он достаточно давно мог бы опустить руки, перестать пытаться делать то, что неминуемо оборачивалось катастрофой и начать собственную жизнь вдали от проблемной семьи. Только вот всё это его устраивало сполна. Авантюры с едва ли известным кому-либо исходом, с сюжетными поворотами и полная свобода действий. Придурки, которым нечем заняться, в который раз повяжут и его, и кого-нибудь ещё из Бигли, не успевших вовремя скрыться с мест происшествия. Но любой из псов найдёт способ выбраться и прихватить за собой остальных. Такой ритм жизни был для него естественным, поэтому он отказывался понимать, как Хьюи Даку всё ещё не удалось сбежать с таким-то расхлябанным режимом дежурств и, в принципе, отсутствием каких-либо конкретных планов относительно его утиной туши. Обжора уже во второй или в третий раз принёс в дом коробку молока с фотографией пленника. А их грандиозные мысли по поводу того, как им может быть полезен красный так и оставались несбыточными фантазиями. А больше всего бесило странное спокойствие этого пацана — неужто он до такой степени отчаялся, что даже смирился со своей участью? Нет, не понимал Банкир детей из богатых семей или, наверное, современных подростков в целом. — Твоя очередь за ним смотреть, братец, — Обжора иронизировал над ситуацией, заранее получая удовольствие от того, каким образом отреагирует его собеседник. — А я-то думал, что вы — лучшие друзья теперь, и не хотел вам мешать. Тупица. — Сам ты тупица! Ты самый идиотский придурошный полуовал-тупица… Если решил, что я дружу с мальчишкой! Это ты с ним дружишь, я вообще с ним не говорил, с этим противным МакДаковским отродьем, который любит задавать вопросы и не смотрит при этом в глаза. А когда спрашиваю, почему он так делает, он перестаёт со мной говорить! — Обжору было приятно доводить, поскольку он очень легко выходил из себя. А лучше всего это получалось у Банкира. — Окей. Твоя взяла. — Ты специально это делаешь? Это очень раздражает. Я ухожу, а ты понятия не имеешь, как смотреть за детьми, вот и страдай! — Да, я очень расстроился, — пёс ухмыльнулся вслед удаляющемуся из комнаты брату и добавил, когда тот уже точно не мог его слышать: — Я умею и знаю всё. Если не знаю и не умею, то узнаю и научусь, невежда. Грабить магазины с самыми разнообразными ассортиментами для Банкира не составляло труда, как в плане проработки стратегии, так и в моральном смысле. А вот магазины с книгами представали в качестве его слабого места, потому как, в них он чувствовал себя как в своей тарелке и лишался всяческой тяги к насилию. Он даже однажды присвоил дорогущий костюм, в котором позже начал заявляться в поисках сочинений почитаемых авторов в самый уважаемый из известных ему книжный. Тут Бигли, будучи уже взрослым, и познал трепет от первой покупки. В этот раз его покупка была несколько иного плана, нежели старая добрая классическая литература, а продавец умилённо улыбался, провожая взглядом своего постоянного клиента. — Я так за него рад! При посторонних читать мужчина не стремался, заведомо игнорируя их присутствие. Не охотятся за его криминальной шкурой — и ладно. Пусть идут по своим делам. Но был готов провалиться, лишь бы его братья не увидели в его руках ничего, что толще газеты со свежими новостями и их лицами на развороте. Объяснение: «эти дурацкие книжонки оказались в мешке, хотя я видел, как в него накладывали деньги, чёртов кассир — заранее подготовился. Наверное, подменил, когда я отвлёкся, чтобы почесаться» вполне сошло, чтобы как-то оправдаться в их глазах. Он пролистывал свежекупленный учебник у входа в их склад с награбленным, сосредотачивая внимание на более важных темах, и периодически возвращался к содержанию. Банкир поставил книгу на стиральную машину, заодно выдернув себя из царства букв и обратил внимание на другие свои сегодняшние приобретения. — Бита — занимательный купон с неистекаемым сроком годности и стопроцентной скидкой, — подняв над головой пакеты с продуктами, размышлял Бигли. — А я, в свою очередь, — финансовый гений. Пёс вошёл в комнату с арсеналом, как на экзамен, который с лёгкостью готов сдать. Он выглядел невозмутимым, в выражении его лица читался вызов. Хьюи чертыхнулся при виде посетителя. — Ма и братья уехали бить окна стоматологу, который их разочаровал. Сегодня я за тобой смотрю, поэтому, давай покончим с этим поскорее. Какие смеси лучше? — Банкир достал из пакета две железные банки с названиями Jack's Baby и Baby John. — Чёрт, не знал, что у вас есть такие знакомые. Выбирай Джека, их дядя производит. Да оба не помешают для него, — Дак был в ужасе, но старался держаться молодцом, чтобы не стать съеденным и, вроде, пока даже выходило, раз уж он не сделал мужчине замечание, что его «сегодня» с ним начинается поздним вечером. «Для него». Банкир не мог понять, кого он имел в виду: Скруджа и его бизнес? Говорит о себе в третьем лице? — Мне нужен точный ответ, потому попробуй оба, — пёс отошёл на кухню и вернулся с двумя детскими бутылочками. Хьюи даже толком не успел рассмотреть содержимое пакетов в его отсутствие, но очень уж хотел знать, куда намылился со своим пугающим реквизитом не менее пугающий тип, с которым ему не хотелось иметь совершенно ничего общего, а в частности — времяпрепровождения. — Если тебе это так нужно — ладно, — пожал плечами он и взял в руки первый протянутый ему образец. — А другой посуды разве?.. Нет, подожди, неважно. Жаловаться — не имело смысла, поскольку подобный подход казался неплохим, учитывая его фобии. Может даже, он возьмёт его на вооружение, чтобы не застывать при виде барахтающейся воды, в страхе, что та выльется наружу, отметив его потемневшими пятнами на одежде. Хью очень хотел пить, но делал это максимально редко, избегая очередной пассивной паники, поэтому жадно поглощал предложенную ему разбавленную смесь. Банкир, скорее всего, посчитал его жадным недотёпой с отсутствием каких-либо зачатков самоконтроля, но жажда была превыше всяких предрассудков. — Всё-таки, Джон идеально подошёл, м? Вот бы Флинтхарт был в восторге, если бы увидел, — Бигли определённо был доволен собой и даже жалел, что отказался составлять фотоотчёт. Его братья могли бы только мечтать о его навыках сиделки для ребёнка. И пока он собой гордился, Хьюи потянулся и за «Джеком», с которым поступил тем же образом. — Стоило взять больше таких. Дак аж закашлялся от нехватки воздуха, мысленно благословляя противного для него надзирателя. — Я просто увлёкся, ладно? Нормальные смеси, хотя за разницу сложно сказать. Ему не показалось странным, что Банкир толком не реагировал на его, действительно, противоречивое поведение, не подкалывал, не грозился. И даже выглядел каким-то слишком… Дружелюбным. — Настало время сна, — пёс подозвал подростка к себе, но вряд ли учёл существование рамок приличия при этом. О дистанции он даже не задумывался, собираясь подпустить Хьюи к себе ближе, чем обычно. Тот был не в восторге и заподозрил неладное, но к тому времени, как захотел что-то предпринять — брат Громилы уже сам подошёл к нему вплотную, закатав рукава. Красный вспомнил день их неудавшегося ограбления, когда этот же самый индивид сверлил его ненавистным взглядом и явно собирался припасти план мести, с которым не захочет медлить. А мозг Дака не справлялся с задачей придумать план отступления, будучи затуманенным из-за недосыпа, а ещё его клонило в сон от молочных смесей. — Признаюсь, раньше я этого ещё не делал. Ты даже не заметишь, как закроешь глаза, — Дак жалел о каждой мысли, которая продлила его ночное бодрствование, ему сейчас и без Банкира хотелось упасть либо в сновидение, либо в мир иной. Но умирать таким образом не входило в его планы. На данный момент. Однако спустя пару мгновений он сдался — опомниться не успел, как уже мирно посапывал к приходу остальных членов семьи. Вернее, только одного члена. Обжора вернулся с плохими новостями, которые казались им совершенно обычными в силу частоты наступления. Громилу, «ма» и практически всех из их семейной группировки повязали после того, как они попытались выйти на связь со Скруджем, предоставляя тому информацию о местонахождении его драгоценного племянника. Скрудж же не посчитал их визит чем-то важным, заметив их в камеры слежения; в прошлый раз они уже доставили ему проблемы. Он был слишком озабочен пропажей Хьюи, чтобы обращать внимание на тех, кто ни разу так и не добился успеха в его разорении, за исключением пары случаев, когда мамаша Бигли выдала себя за его жену, и все они жили в его доме. Там да — он был не в восторге. Банкир посчитал данный расклад чем-то до глупого смешным. Или несколько лестным, потому как с ним подобная операция прошла бы, минимум, на «ура». Единственное, чего нужно было добиться в этой ситуации, — чтобы МакДак услышал пару ключевых обрывков фраз. Это, по его мнению, простейшая и важнейшая фаза, гарантирующая неимоверный успех. С чем там можно было не справиться — для него тайна всего человечества. — Так и знал, что сопли подтирать — сугубо твоя забота. Мне нужно было на передовую. — Не знаю?.. Всё произошло так внезапно: Скрудж просто озверел, мы даже слова ему не успели сказать! Чёртов старый скряга! Терпеть его не могу, — Обжора ходил туда-сюда по комнате, заметно нервничая. Что-то ему явно не хотело давать покоя. — Да не истери. Просто согласись, что твою работу я сделал лучше, — с серьёзным видом констатировал Банкир, переведя взгляд на Хьюи, спавшего на его руках. — Как знать. Это выглядит настолько стрёмно, что я скорее поверю, что ты вырубил его, насильно напихал в него детскую кормёжку, а теперь держишь его бездыханное тело. Ведь ты насто-о-олько собой гордишься, что не можешь признать одну вещь… — О чём ты? — Он — взрослый! И это я здесь тупица, м? Мне жалко малявку, ведь ему пришлось сидеть с тобой и тебя развлекать. Нет, так ему и надо, конечно, Скруджевскому отродью, но ты — ты просто превзошёл все ожидания. Удачи с подгузниками, а я буду думать над ситуацией, mamí. Обжора продемонстрировал отвращение тоном каждого слова и всеми возможными выражениями лица, то ли потому что пытался донести до брата масштаб его заблуждения, то ли просто хотел его задеть, а возможно всё сразу. Однако Банкир лишь сжал «пособие для молодых родителей» в лапах и глубоко задумался. Хотя бы это он умел, а там и всё остальное можно подправить.***
Хьюи проснулся на лавочке. Толком ещё не успев разобраться в том, что произошло ранее, он распознал в месте своего нахождения парк, в котором часто любил бывать перед посещением бассейна. А во времени суток — что-то среднее между ранним утром и желанием уйти из этой жизни. Сожительство с Бигли списать на сон не удалось, поскольку соображал Дак всё ещё лучше, чем держал себя в руках, а вот составить в голове цепочку из обстоятельств, заставивших его выбрать в качестве своих апартаментов — точку голубиных собраний, не мог. Такого куска не существовало в его воспоминаниях. Он настолько паршиво себя чувствовал, едва не коченея от холода, что пытался успокаивать себя мыслями о том, что так мог бы начинаться какой-нибудь посредственный фильм об амнезии, обязательно с удачной концовкой с точки зрения главного героя и плохой в силу своей не оригинальности. Но подобная пробежка халтурных кадров по коридорам его разума ещё больше усугубляла положение и раздражала. Он дрожал и не находил ничего лучше, чем уснуть обратно — а мало ли, вдруг, по тому же принципу окажется в более приемлемом месте. — Дьюи, — пытаясь доказать себе, что способен на речь, беспричинно вытолкнул из себя красный невнятно. — Дьюи. — обречённо. — Дьюи! — смело. Ду́мать, нельзя́ забы́ть Хьюи встал с лавочки с единственным желанием, которое было сильнее всех остальных: желания стереть себя, переместиться в вакуум или начать всё заново — с пилота их жизни. Нехарактерная для него решимость с завидным рвением позволяла игнорировать недомогания. Но лишь до тех пор, пока он не вспомнил, что три — нечётное число. Братья его, конечно же, любят и примут любым в пределах разумного и даже чуть больше. Но с тем, что случилось ранее, — недостаточно причин думать, что чья-либо поддержка возместит ему все утраченные эмоциональные ресурсы. Никто и не обязан — цепочка замкнулась, образовав закрытую дверь перед старшим. Дак вернулся на лавочку. Без каких-либо желаний и стремлений. Однозначный тупик. Нельзя́ Если бы он был кем угодно другим, хоть Обжорой, хоть миссис Бикли, его, вероятно, волновали бы совершенно иные вещи. Воображать такую вероятность нравилось больше всего. Думать, что он — кто-то менее восприимчивый, кто-то, кто никогда не оказывался в похожей ситуации, тот, для кого Дьюи не будет выделяться ничем, — способ его спасения на неопределённое время. Ду́мать Когда Луи не получил на рождество от Дональда пожарную машинку, которой был увлечён на тот момент, он расстроился и долгое время не желал разговаривать со своими братьями. Хьюи подсел к нему на кровать, интуитивно сжал руку в кулак на груди и поделился тем, что понятия не имеет, о чём мечтает. Словно есть нечто, что не даёт пустоте внутри затянуться, но дать определение этому явлению не получалось. — То, чего ты жаждишь больше всего на свете, — монотонно донеслось со второго яруса голосом Дьюфорда. — Никогда не станет твоим. И ты это знаешь. — Дью, твой пессимизм сейчас вообще погоды не делает! Мог бы и промолчать! — старший глубоко вздохнул, не собираясь делать акцент на сказанном. Их брат мог услышать эти слова в приключенческих фильмах, боевиках, подсмотреть в книгах Дональда, но вряд ли он мог что-то подразумевать этим. Однако прошло больше шести лет, а те самые слова не выходят у Хьюи из головы. Кому он это сказал — что он мог иметь в виду? Забы́ть Осень беспощадна по октябрю: в особенности в сырые будни, когда пар изо рта так и прёт, словно каждый прохожий решил спародировать чайник в полной боевой готовности, даже если речь идёт о совершенно других температурах. Хьюи чувствовал себя не в безопасности в такие моменты, посему и предпочитал абстрагироваться: залезть глубоко в самого себя, как проделывали подобное предки с тушами диких зверей в ожесточённый мороз, чтобы выжить. Право свою шкуру — маленькую и мягкую не считал чем-то надёжным, в отличие от своей головы. Даже едва понимая, на какие иллюзии способно его сознание в попытке защитить его, он частенько рассчитывал на данное свойство. И никогда не ошибался в масштабах проделанной им, сознанием, работы. Он, почему-то, охотно верил, что его могли вот так вот бросить — оставить на произвол судьбы. Именно поэтому было легче проходить через различные «подколы» со стороны судьбы. — Ты до сих пор здесь сидишь? Поверить не могу, — Банкир закатил бы глаза, если бы это было в его стиле, поэтому вложил всё возмущение в свой тон. — Ты — паразит, живущий за чужой счёт, не иначе. — Ну, что я могу сказать? Зато живой и полон сил, — уверенно, так, будто сам в это верит, будто вообще не вслушивался в собственные слова, а лишь воспроизводил определённые наборы звуков. — Ты из тех, кто во время пожара ждёт, когда врубят кондёр? — Чего? — Тушить нужно пожар, а не ожидать героя, который тебя вызволит из него. Почему ты такой бестолковый? Даку было сложно скрыть от самого себя факт, что он, действительно, рад, что перед ним возник один из братьев Бигли, нудя и причитая, но вернулся всё-таки. Не настолько, чтобы кинуться в объятья, но определённо почувствовал облегчение. — Я тут узнал, что ты вышел из того возраста, когда МакДак готов был каждый камень перевернуть, лишь бы ни одно перо не упало с твоей клевалки. Ты самолично возразил мне, собрал из ящиков из-под награбленного кровать. Ты — взрослый и сообразительный, а, значит, давно мог уйти сам. Скрудж как-то вяло тебя ищет. И всё это заставляет меня думать, что ты… — Бигли делает паузу и хмурится. — Чё ты лыбишься? — Просто так, — Хьюи пожимает плечами, сам не понимая, что на него нашло. — Громила уже вернулся? — Иди домой. Дерьмовая приманка из тебя вышла. — В каком смысле? Хьюи застыл пассажиром автобуса, не желающим выходить на конечной. Полюбившим салон, как свой второй дом, всего за тридцать две остановки. Он был готов ко всему, кроме этого — слишком резко, слишком вразрез с планами… Которых нет. — Если я прав, то ты не и уйдёшь. Даю тебе тридцать секунд, чтобы доказать обратное, — Банкир уставился на собеседника, ожидая решительных действий, коих не последовало. — Свали, говорю, гениальный разрушитель шаблонов. Они всё равно узнают, что происходит. Хьюи стоило бы узнать, кого он подразумевает под словом «они», но особой разницы не прослеживалось. Обе стороны предприняли бы нечто, что обернулось бы одним нерадостным исходом. Поэтому он побежал — побежал по знакомым дорогам и тропинкам и, прежде, чем оказался перед воротами школы, оценил свой аутфит. Ярко-красная толстовка, которая, должно быть, даже в темноте не может не привлечь внимание, чёрные джинсы, выделяющие красный цвет ещё больше. Хьюи побежал в торговый центр, который, как ему помнилось, был не дальше трёх кварталов с единственной пришедшей ему в голову идеей. Он был уверен наверняка: то, что он ищет, не может не присутствовать в том же самом месте, даже если прошёл год, а то и больше. Обычно к наступлению холода прямо перед местным супермаркетом… — Не убрали, вау, красавчики, — глубоко вздохнув, Дак попытался дождаться наиболее безлюдного момента, чтобы начать рыться в ящике, предоставленным социальной акцией: «возьми, чтобы согреться». Правда, ничего дельного не попадалось: пледики, сланцы, насыщенно-красная парка, детские варежки и бирюзовая рубашка в клетку с именным бейджем. — Отлично, Мюррей. Родители его, наверное, не любили, раз решили назвать так. Но это ничего. Хьюи снял с себя толстовку и отправил её отбывать своё с другими оставленными предметами, а взамен забрал приглянувшуюся ему вещь. Окружающие, должно быть, подняли бы шумиху, что разыскиваемый всем городом племянник Скруджа сейчас маячит прямо перед ними, но особо не присматривались к нему, да и не верили, что золотой ребёнок может заниматься столь сомнительными делами. К тому же, есть ещё двое примерно таких же, а разбираться, кто из них кто — себе дороже; своих забот и проблем хватает. Бирюзовый — это когда светло-синий и зелёный одновременно. Когда можно при желании сойти за Дьюи и в следующую секунду за Луи. Или, согласно бейджу, представиться неким Мюрреем без фамилии, фото и биографии. Когда плевать, как выглядеть и что носить, будучи хоть выряженным в мишуру и ковбойские сапоги. Ужасный, как ни посмотри, цвет, однако лучше и не придумать. Жаль, что по размеру не вписалось так же идеально, но поменьше рубашку можно попросить, разве что, у высших сил, что, скорее всего, не обернётся большими успехами. Налезла и ладно. Он хотел бы знать, какое сейчас число и который час, если бы это хоть что-то меняло. Хьюберт не мог представить, как сейчас выглядело школьное расписание и до трясучки боялся интересоваться им всерьёз. Однако единственное, в чём он был уверен, так это в том, что Дьюи был в здании, в которое старшему Даку казалось попасть откровенным безумием. А ещё в том, что никогда не хотел увидеть его настолько сильно. Кивнув самому себе, он временно запрятал свою неуверенность и зашёл внутрь школы, как будто это самый первый день учёбы для него. Не в году — в жизни. Дак знал, что мало вещей идут так, как этого можно было ожидать, так и на этот раз не ошибся, потому как, вместо обычного учебного дня, видимо, наткнулся на тщательно спланированное мероприятие. Что-то смешанное между праздниками и экзаменами судя по атмосфере. Учеников куда-то толпами несло, а его, Хьюи, страх быть обнаруженным сменился смятением и любопытством. К моменту, когда понял, что всё это обозначает, он уже занимал место среди учеников малознакомого класса где-то в самом конце конференц-зала и ожидал лектора вместе с остальными, на самом деле лишь выглядывая своих одноклассников, в числе которых рассчитывал увидеть и его. — А что происходит? Я болел на прошлой неделе и только пришёл, — Дак почесал затылок, начав слегка нервничать, и надеялся, что кто-нибудь ответит ему. — Да ничего особенного, — парень, сидевший спереди, даже не обернулся. — Сегодня презентация этого мужика вместо уроков. Круто, да? Я бы и сюда не пришёл, но моя сестра просто… Взбесилась, а! — Фигово, наверное, — Хьюи вздохнул. — Меня тоже сегодня, кажется, выпнули. Из дома. — И что же ты такого сделал? Дак всматривался в изображение шестерёнки на заднем виде толстовки своего собеседника и не знал, что ему сказать. — Это за то, кто я есть. Не бери в голову, дерьмо случается. — А, так ты из этих, — незнакомец посмотрел на Дака без особо интереса, не собираясь изучать черты его лица или пытаться понять, что он из себя представляет. — Из клуба астрологов? — Из… Кого, блин? — Клуб астрологов: чаи по вторникам, четвергам и пятницам гоняем, натальные карты расшифровываем. В общем, имеем некоторую власть тут, предсказывая судьбы ученикам и не только. Но не все в восторге. — А, я… Не интересуюсь сектами и общением с задротами-ботанами. Парень смотрел на Хьюи, не переводя взгляд ни на секунду. Не то, чтобы отношение Дака задевало, но определённо разжигало в нём некий азарт. Как, впрочем, и любое проявление неуважения в сторону клуба, в который он вкладывал столько усилий. — Ботанами? Я, Део Джи, докажу тебе, что это стоит твоего времени. И, как только, решишь свои проблемы с родителями, ты и сам захочешь вступить. А я вот ещё подумаю, принимать тебя или нет, — он ухмыльнулся, понимая, что, скорее всего, окажется прав. Но ухмылка быстро сползла с лица, потому как, до него дошло, что выступление презентатора будет длиться бесконечно. — Пойдём, Мурень. — Куда? В ваш задротский клуб о псевдонауках? Пожалуй, я бы лучше послушал презентацию, о чём бы там она ни была и кто бы её ни вёл. Незнакомец, казалось бы, похоронил его в своих мыслях, как только услышал эти слова. Он больше не поворачивался к Даку, мысленно уговаривая себя не лезть к бездушному индюку, не имеющему понятия, что такое сплотившиеся наука и искусство (без намёков на магию и экзорцизм)! А Хьюи такой расклад даже устраивал — ему было не до клубной деятельности и новых приятелей, он понятия не имел, что делать дальше. Вроде как, понимал, что всё обойдётся, спойлеря себе нейтральный исход, но готов был рискнуть всем из-за своей минутной слабости… Которая вытекала из протяжённой одержимости. Но это уже будут проблемы завтрашнего Хьюи. Сердце подростка завелось, как по сигналу, и начало тревожно буянить, создавая шум в голове, из-за которого все остальные звуки приглушались: переговоры учеников по всему залу, голос объявившегося презентатора, гул моторов машин с улицы. Взгляд Дака задерживался на шестерёнке. Той самой в принте на толстовке парня, сидящего спереди. Как будто она была чем-то вроде поручня, за который приходилось держаться, чтобы не упасть. Дак задыхался, путаясь в агрессивно поступающих в голову мыслях. Беспорядочно. Надвигаясь и настигая. — Лучший ученик школы, я слышал. Он мне поможет сегодня. Это же так, Ллуэллин Дак? — слишком приторно учтиво. Чересчур хорошо, чтобы быть неправдой. — Да, мистер Пикет. Но я только по оценкам впереди, а в объяснения, как всё того… Выходит — так не очень. Панические ощущения перемешались с отторжением и необъяснимым отвращением. Ради этого он и пришёл, чтобы в тот же момент захотеть уйти и больше никогда не появляться в стенах школы. Он не мог понять, как они втроём могут быть настолько похожи и вызывать настолько разные ассоциации, он не Луи, но никак не мог объяснить, что же такого в себе таит его младший брат, что ненавидеть его превращается в наваждение. Луи так хорош во многих вещах — почти во всём, за что берётся. Луи так хорош: хочется неотрывно наблюдать за любыми его занятиями и видеть, как он умудряется добиваться успеха, толком не прилагая усилий. Луи так хорош. Хьюи жалел, что это не он и в то же время терпеть его не мог, в этот раз даже не успевая переключиться на чувство стыда. Он мог лишь создать воображаемое пространство, в котором может открыто делать что угодно, а в том числе и не быть рад тому, что их изначально было трое. Безусловно, наступит период, когда красный будет корить себя за то, что затронул их братские узы, но прямо сейчас он считал мерзким факт, что яйца, из которых они вылупились, могли касаться друг друга. Как они вообще додумались принять участие в чём-то настолько порицаемом? Пересечь ту самую черту… Ту самую… Нельзя́, нельзя́, нельзя́ Хьюи зажмурил глаза, пытаясь ухватиться за единственное, что оставляло его в сознании. За тот малюсенький кусочек ткани, на который падал свет, будучи единственным, что мог видеть Дак. — Э-э! Ты чего, блин, творишь? — Део был напуган и слегка возмущён странным поступком своего новоиспечённого знакомого. Даже отреагировал с опозданием. — Сраный ты астроном, пойдём, — выйдя из транса, выдавил из себя красный. — Я знаю кое-что, что уничтожит смысл твоей клубной деятельности. — Отпусти меня для начала, психопат. — Мне твоя шестерёнка перья зажевала. Просто вставай, и пойдём… Вот так. — Ты же врёшь, — подросток вздыхал, понимая, что, скорее всего, связался с очередным проблемным сверстником. Но предпринимать что-то то ли уже слишком поздно, то ли пока ещё не время. — Я никуда не убегу, отпусти толстовку, или мне вылезти из неё? — Не могу. Понял? Не могу и всё. Део раздражённо вздохнул, но, всё-таки, встал, принудив сделать то же самое парня, у которого был в плену, и начал двигаться вдоль занятых сидений, задевая всех, кого только получалось. Ему было любопытно узнать, что такого приспичило с ним сотворить Дака, а ответ он мог получить, соответственно, только от него самого. Лектор и его помощник, Ллуэллин, не обратили внимание на покинувших конференц-зал учеников, продолжая вещать на собственную тему. Хотя, будь Хьюи в здравии, то не смог бы пройти незамеченным, наверняка бы задал пару язвительных вопросов и пошутил, где уместно и неуместно так, чтобы украсть нехилую часть внимания зрителей. Но он тащился за незнакомцем, не позволяя себе разжать пальцев рук. А тот, кажется, даже успел к этому привыкнуть, судя по тому, что весь оставшийся путь до помещения молчал. — Что ж, — проведя внутрь гостя, в очередной раз вздохнул школьник. — Моя… Наша клубная комната. Чувствуй себя здесь, как похититель. — У вас мило тут. — Ты меня отпускать собираешься? Я уже всерьёз начинаю бояться. Возник из ниоткуда и ведёшь себя странно. Ты хоть тут учишься? Из-за слов Део, Хьюи начал вспоминать слова Бигли о том, что он легко может стать таким, как они. Внушать страх определённой массе людей и жить, как отдельная единица общества, не подчиняясь установленным правилам, всё больше приближаясь к образу жизни отшельника. Тревожным звоночком показалось только то, что Хьюи возможность такого расклада и не пугала. Однако это не то, о чём они говорили, не то, что они имели в виду. — Ты не понимаешь, Део. Я самый обычный ученик школы, и мы не по этому вопросу сюда пришли, — Дак пытался улыбаться, а его улыбка выглядела слишком избитой, чтобы ей можно было бы верить. — Я не хочу понимать. Я позвал тебя в клуб, потому что решил, что ты неплохой парень. И не думал, что ты захочешь сотворить что-либо. И… О боже, мы тут одни! Всё хорошо, ладно? Я тебя понимаю и ни в чём не виню, — комическая атмосфера сыграла в ящик, как только ученик старших классов ощутил реальную угрозу, исходившую от Дака. Он и понимал, что вряд ли ему могут навредить, но предупреждён — значит, вооружён. — Давай без истерик? Я не собираюсь тебе вредить, и в любой другой день мы оба посмеялись бы над этой ситуацией, просто этот день — не сегодня. Део сделал слабую попытку вырваться из хватки собеседника, чтобы выяснить, насколько серьёзны его намерения касательно него. Намертво вцепился. — Зачем я тебе нужен? Я просто хотел спокойно отсидеть короткий учебный день и пойти домой немного поиграть перед обедом. Я ничего не могу тебе предложить, я — не тот, кого ты искал. — Сними толстовку, я всё тебе объясню, Део. — Для чего тебе нужно, чтобы я сделал это? Какую цель ты преследуешь и что тебе это даст? — парень пытался звучать спокойно и внушать доверие одним своим видом. Однако одно сердце выдавало его с лихвой. Это игра, из которой он был намерен выйти целым. — Не горю желанием общаться с тобой по душам. Сделай, как я хочу, и мы разойдёмся. Ты поиграешь дома и забудешь обо всём этом. — А если я просто позову кого-нибудь? — Ну, да, все мигом ринутся с презентации сюда, чтобы послушать, как ты ноешь. Снимай толстовку. — Нет! Давай лучше поговорим обо всём-всём. Что тревожит твою душу? Об этом, к примеру, — Део взял себя и ситуацию в руки. — Отложим это на потом, сейчас — сними грёбанную толстовку и заткнись, пожалуйста, — извинится за свою вспыльчивость Хьюи позже, к тому же, разве можно неправильно всё понять? Если не невозможно, конечно. — Убери от меня свои грабли, окей? А то я пиздецки разозлюсь и, мало ли, что будет с тобой. Вздох. Хьюи вспомнил, как именно он заснул прошлой ночью. Банкир выглядел угрожающим, а то, что он хотел сделать не сходилось с его представлениями о том, что может случиться. Дак всё неправильно понял и Део тоже. В случае первого можно ничего не списывать на недопонимание, потому что ничего плохого не произошло. Но во втором слишком много противоречий, чтобы простыми словами удалось отвертеться. Нет-нет, единственный выход — продемонстрировать причину бездействия. А то до вечера так и пришлось бы просидеть, выясняя непонятно что. Хьюи потянул вверх свою поимку — область принта на ткани, и встретил сопротивление, от которого еле смог устоять на ногах. К своему ужасу, он обнаружил, что вместе с толстовкой, поразил ещё и футболку, которая была под ней. Не сразу, но так скоро, как смог, он понял, что дело начало пахнуть чем-то несвежим, возможно, умершим пару часов назад, и только начавшим гнить. Део агрессивно теребил ткань джинс по неясным для Хьюи обстоятельствам. Находясь сзади, второй не мог даже вообразить, какие перемены в мимике терпит лицо парня, что уже никогда не сможет стать его другом. А уж тем более и узнать, что тот успел черкануть сообщение в мессенджере и каждые пару секунд проверял, не пришёл ли ответ. — Чего ты боишься больше всего на свете? — после минутного молчания, выдала Вебби, будто бы зная, что друг серьёзно подойдёт к ответу на её вопрос. — Хью ничего не боится, кроме того, что может утонуть где-нибудь в пруду. Ты ж знаешь его, он просто выйдет к обидчику, скажет что-то типа: «эй ты!», начнёт поправлять свою причёску и всё! Забудет обо всём на свете. — Спасибо, Луиджи. Да, что-то вроде этого. И пропала надобность уточнять, каков на самом деле ужаснейший из страхов старшего Дака. Део сделал не очень удачную попытку вырваться из цепких лап нового знакомого, которого предпочёл бы не знать даже в параллельной вселенной, если бы мог предвидеть данный поворот событий, когда только решил заговорить с ним. Жалеть, что, мало того, худощавый, так ещё и вёл пассивный образ жизни, где неоткуда взяться навыкам давать однозначный отпор, — поздно. В его глазах, Дак — больнейший из ублюдков, который, видимо, лишь выглядит подростком, но на деле сбежал из ближайшего заведения для психически неуравновешенных типов, где провёл большую часть жизни. Нельзя́, Нельзя́, Нельзя́, Нельзя́, Нельзя́, Нельзя́ Хьюи повалил Део лицом к полу, а сам нагнулся над ним, вновь пытаясь освободить и себя, и его единственным способом, который придумал — всецело посягая на его личное пространство, врываясь в зону комфорта, кромсая остатки чужого здравомыслия и веру в общество. Вести борьбу Део продолжал даже тогда, когда оказался в беспомощном положении. Он рыпался, как отчаянная рыба, выброшенная течением на берег. Нельзя́.Дорогой мистер Джованни. Я ужасно болен. Я не могу сказать этого вслух, я не способен попросить о помощи, ведь я её не заслуживаю. И это моя доля — думать, что ничего нельзя исправить. Потому что, если я ещё когда-нибудь посмотрю на всё так, как есть на самом деле, я сломаюсь. И я даже не смог отпустить толстовку того парня. Возможно, это потому, что подсознательно я больше не хотел оставаться один. Я хотел, чтобы кто-то мне сказал, что бороться в одиночку — не выход. Но я не смог ничего сказать, ведь у меня всё неплохо.
Банкир подошёл ко входной двери, спрашивая у высших сил, почему его братьям нужно было возвращаться именно сейчас, когда весь дом в его распоряжении, и он только начал входить во вкус. И не зря же он воспользовался щеколдой, в конце концов. — А, наверно, это ты, Обжора. Свали, пока я в хорошем… — Ага, — Хьюи прошёл внутрь, как только дверь отворилась, пока Бигли подбирал оскорбления из тех, что успел припасти за время сожительства с ним. — Малявка. — Произошло кое-что очень дерьмовое. Я укроюсь здесь на некоторое время? Ненадолго. Нельзя́ ду́мать об этом дне. Нельзя́ забы́ть этот день. Нельзя́ стереть. Но можно придумать в голове письмо, адресованное красному носку. Письмо, которое никогда не будет составлено на бумаге в дрожащих буквах светло-синей пастой и говорящее о вещах, что-то значивших для Хьюи. Это можно. Только для чего?