***
— Я тебе последний раз говорю: если не скажешь где ты дел Мари, то горение в Аду тебе покажется Раем, по сравнению с тем, что я тебе устрою, — шипела рыжеволосая ведьма держа в руках кинджал, охваченный черным огнем. — А я тебе в последний раз говорю — она закрылась в своей комнате две недели назад, — не в состоянии шевелиться, ведьмак дернул рукой, но её обдало ледяным языком огня. — Сладкий мой, я тебе ещё раз скажу: двери не заперты и там нет моей ученицы!.. Знаешь, — тихо, точно убийца, который просто стал из азарта убивать всех подряд, наслаждаясь муками, криками и мольбами своих жертв, начала она, — я тут слышала, — на её лице появился недобрый оскал, — что в какой-то Восточной стране готовят такое блюдо, как «удон». Мало чего знаю, но в него нередко добавляют мясо. Что думаешь, вкусный будет-ли «Удон из ведьмака», а, Лука? — Без понятия, — отстранённо ответил последний и ещё с большим усилием стал точить свой двуручник*. — Ладно, если тебя не впечатлило это, то что ты скажешь на счёт скафизма? Или линчи? ** После того, как ведьмак так и не выразил ни одной эмоции, Алья актёрски начала, рассчитывая, что каким-то образом Мари поговорила сыграть ведьмака в игру: — Божечки! — подняла Алья руки к небесам. — Что же это за наказание такое? Где носит моё маленькое протеже?! — Здравствуй, Алья. Здравствуй, Лука и Геральт, — холодный голос пронзил слух ведьмы и она резко обернулась, увидев на входе в Крепость «свою пропажу». Голова Мари была накрыта плащем, на котором то и дело вспыхивали различные руны, через мгновение пропадавшие или возникающие на новом месте. Быстрым шагом девочка пошла по направлению к Алье. — Где… Где ты была?! — мгновенно избавившись от своего шока, Алья возмущённо вскрикнула. — В лесу, — так же холодно ответила она. — Какого черта ты там забыла?! — схватив её за плечо, Алья остановила свою ученицу. В ответ последняя повернулась к ней лицом и одарила ведьму безразлично-стеклянным взглядом, словно смотрела куда-то сквозь. — К-какого… Что с твоими глазами? — тихо прошептала она с ужасом разглядывая её лицо. — Что с ними что-то не так? Я была в лесу по твоему наказу: практиковалась в зажжении сухой древесины и создании пламени. А теперь, пожалуйста, отпусти. Я устала и хочу спать. — Твой глаз… Он… полностью чёрный… — с ужасом прошептала ведьма, убирая руку с плеча девочки. — Да? Мне абсолютно наплевать, — состроив гримассу «а-ля, мне искренне наплевать даже если будет война», Мари продолжила свой путь. По ступеням, разделявшим верхнюю часть двора от нижней, позвякивал металл: Маринетт под плащем, которой прикрывал её руки, держала его, чтобы Алья не задавала лишних вопросов. — Алья, у тебя такое лицо, будто ты демона увидела, что случилось? — спустя пару минут спросил Лука, подняв глаза на ведьму, которая была всё ещё бледная. — Мне, наверное, показалось, — сказала Алья тут же оправившись от шока и уверенным шагом зашагала в замок. Она подумает об этом позже. Спустя минуту громкий крик Альи, призывающий девочку открыть дверь заставил ведьмака улыбнуться и пробомотать: — Ой, ну и попала ты, Маринетт… — встав и оттряхнувшись, он положил точило на его законное место, после чего направился к выходу из Крепости, посетив меч в ножны.***
— Впечатляет, но слабо, — твёрдо, нет, скорее железобетонно и сухо отрезала рыжеволосая ведьма. Ожидая хоть какую-то реакцию от неё, ведьма наблюдала за лицом Мари на протяжении нескольких секунд, но, как ей показалось, атмосфера накалилась и стала тяжёлой, начиная давить на неё, и она продолжила: — И этим ты занималась целые 14 суток? Маринетт, ты могла бы достичь большего, а теперь мне придётся перебинтовывать твои ноги! Протерев, слезившиеся из-за недавнего едкого чёрного дыма, глаза Маринетт кашленула в кулак и готова была показать тот знак, который неоднократно показывала ей Матильда, когда девочка просила об остановке их тренировки, но подумала, что Алья может разозлиться ещё сильнее. — С чего ты вообще взяла, что у меня что-то… кхм… получится? — боясь даже взглянуть на ногу девочка всхлипнула и втянула воздух сквозь зубы из-за неосторожного прикосновения ведьмы к голени. — А ну молчать там! Забудь то время, когда я была доброй. — А ты была доброй? — с насмешкой проговорила Мари оборвав ведьму. — Да кто тебя вообще учил манерам?! Ты хоть понимаешь, что то, что ты обожгла ногу значит то, что ты нечирта не упражнялась?! Неужели так сложно встать в огонь и впитать его силу в себя?! — через мгновение ведьма поняла, что упомянув «воспитателей манер» она могла задеть струну души девочки, и подняла голову, ожидая увидеть обиженное или собирающееся плакать лицо, но ни как не равнодушно-насмехающееся. — Что ты там про мои манеры сказала? Кто меня им учил? — насмешливо прищурившись, она усмехнулась и уже сухо продолжила. — Кто учил — того нет. Стоп… В твоих глазах я вижу… Это, беспокойство? Ты беспокоится по тому, что я обижусь из-за этого? Я тебя умоляю, Алья, меня таким не задеть, говори хоть сутками на пролёт о их смерти, мне наплевать, — девушка безразлично закатила глаза. Пораженная такой реакцией, ведьма пыталась понять, что могло заставить её так быстро смериться с кончиной родителей. Слишком неадекватная реакция для ребёнка. — Ты…смерилась? — спустя какое-то время спросила она. — Да, — глухо и безчувственно произнесла она откинувшись на спинку стула. — Смерилась… — тихо прошептала она в пустоту и закрыла глаза. Возможно, слишком многое изменилось за эти две недели… Маринетт и сама не могла понять, почему вместо боли, которая защемляла её сердце каждый раз, когда в её мыслях мелькнёт тень родителей, её сковывало равнодушие. Именно сковывало, потому что, когда ей снова захотелось испытать ту боль, которая терзала её сердце, она лишь вспомнила счастливые моменты своей прошлой жизни, которая ещё несколько недель назад была настоящим… Она до сих пор не понимала, почему родители говорили ей такие слова, казалось бы, совсем безчувственные слова, от которых она должна была ужаснуться…***
Звонкая трель птиц была усладой для ушей. К этой мелодии примешмвалась музыка ветра — заботливо перебирающего листву на кронах молодых и бывалых деревьев, возможно, тут было дерево, которое застало последнюю войну. Лазурное небо, которое слепило своей насыщенностью, было без облачно. — Ма-ам… — девочка с иссиня-черными волосами протянула это слово, так ничего и не добавив; ей нравилось, что после этого мама, со всей заботой в голосе, откликалась. Так было и в этот раз. — Да, моя сладкая, — она поставила корзину под деревом, где солнечного света практически не было, а была лишь прохладная тень. — Пап, — уже через некоторое время она решила задать вопрос, который мучал её не один год, но, она не решалась его задать, так как ей казалось, что он будет слишком бестактным и грубым. — А почему каждые три года мы переезжаем в другой город? Тут же в его глазах промелькнула тень испуга: вопрос был неожиданным, не смотря на то, что он готов был сказать заранее приготовленный ответ. Но врать, смотря прямо в такие любопытные и невино-наивные глаза вдруг показалось ему грехом. Страшным и ужасным грехом. — Видишь-ли, дорогая, — увидев смутившегося мужа, Сабин решила ответить сама, — мы любим путешествовать и хотим чтобы и ты посмотрела мир с нами. Через несколько месяцев, как тебе известно, мы поедим на окраину Парижа. Прекрасная деревушка, где ты обязательно найдёшь новых друзей, — нежно погладив дочь по голове, она поцеловала её в лоб и, увидев полянку васильков, сразу перевела тему, не желая врать ещё больше, — ну-ка, бери папу за руку и давайте наперегонки до той поляны, сорвите мне самый-самый красивый и большой букет! Мгновение — глаза девочки загорелись азартом и она с криком «а я быстрее!» побежала к полянке.***
— Мам, — скучающе начала девочка, — почему другие празднуют день рожденья каждый год, а мы раз в два года? — устало спросила девочка, наблюдая за тем, как Сабин мнет тесто и раскатывает его для будущего пирога. На мгновение Мари показалось, что Сабин замерла, точно в неё ударила молния и её перекосило, но это длилось лишь мгновение. — Ну… Дорогая, понимаешь… — спешно соображая что ответить, Сабин пыталась придумать отговорку. — В нашем роду всегда праздновали день рождения именно раз в два года, а не каждый год… Это… Как бы, обычай такой, дорогая… — Да? Получается что тебе сейчас… Тебе двадцать девять умножить на два… Это пятьдесят восемь? — не смотря на то, что Мари никогда не обучалась у учителей, Сабин и Том всегда старались обучить её всему что знали сами, и даже в математике они смогли обучить её довольно многому, например, сложение и вычитание, деление и умножение. — Д… То есть нет. Нет Мари, так празднуют день рождения всего лишь до четырнадцати, а потом уже как остальные. — Но…разве мне уже не четырнадцать? Если умножить семь на два, то будет четырнацать, — Маринетт всё ещё не могла понять такого сложного обычая. — Д-доченька, видишь-ли… В нашем роду стареют иначе… Когда Бог был не столь популярен*, а те люди, которые распространяли религию о нем… Он их решил наградить, — из-за волнения Сабин не заметила, что слишком тонко раскатала тесто, язык стал заплетаться, а слова путались— Одним он дар-даровал способность л-лечить, другим умение создавать шедевры. А нашему роду он даровал замедленное стар-рение… — Разве мы не должны тогда служить церкви, — излишняя нервозность матери насторожила Мари. — Ч-что? Нет конечно! — Получается, что в нашем роду люди живут дольше других? — маленькая девочка продолжала с огоньком любопытства в глазах спрашивать. — Да, дорогая. Например, обычно люди умерают с тридцати до пятидесяти лет, очень редко они живут дольше, — Сабин стала быстро успокаиваться, потому что разговор плавно сворачивал с кривой дорожки. — Но, Мари, ты должна понимать что это большой секрет. — Почему? Раз это дар Бога, то зачем мне это скрыват? — Помнишь, когда мы ехали через Париж, там к столбу было что-то привязано, похожее на человека? — дождавшись кивка дочери, Сабин продолжила. — То была ведьма. Люди думают, что лишь ведьмы не стареют. И если ты скажешь кому-то, что тебе уже четырнадцать, а не семь, ты можешь оказаться на месте той бедняжки. Увидев неподдельный страх в васильковых глазах Маринетт, Сабин поспешила ещё успокоить: — Но ты там не окажешься до тех пор, пока будешь молчать о особенности нашего рода и будешь вести себя как семилетний ребёнок. Ты ведь видела как ведёт себя Хлоя и… Другие дети, я не помню их имён… Вредничают, веселятся как блохи на собаке и никогда не думают о том, что говорят. Просто веди себя так же и молчи. Молчание затянулось и стало давить. Сабин подняла глаза на дочь и увидела ее непонимающие глаза, явно выражающие ещё мысли. Рот был приоткрыт, кажется, Маринетт хочет задать вопрос, но не решается. — Мам, но ведь не ты и не я не ведьмы? — тихо, с нотками страха, застенчивости и явной надеждой в голосе спросила она прерывая тишину смотря прямо в глаза матери. — Разумеется нет! — насмешливо ответила Сабин и продолжила делать пирог.***
Мутное, кажется практически забытое воспоминание, которое с нечеткостью показалось в мыслях Мари. Тускло горящая свеча на столе, порой потрескивающаяя из-за соприкосновения воска и огня, над которым очень редко поднимался серый дым, еле заметный в столь поздний час. Кажется, Том, отец Мари, сидел на стуле с перебинтованной рукой из-за ран, которые он получил благодаря волкам, к счастью, он смог их отогнать от себя с помощью или огня, или вил, что уже Мари вспомнить не смогла. Далее был странный разговор, из которого Мари помнила лишь обрывки. Ни начала, ни конца она не могла вспомнить. — Мари, обещай всегда улыбаться и смеяться. Даже тогда, когда нас будут убивать на твоих глазах,— нежный, но строгий голос матери. —/Зачем? — Знаешь, если человек видит, как смеётся ребёнок или взрослый, перед которым убивают, кажется, самого дорогого ему человека, то люди инстинктивно начинают его боятся. И если гнев, который питают к нам наши недруги выльется на тебя, а ты будешь вести себя как сумасшедшая или так, будто в твоём теле не ты, а бес, то они будут обходить тебя стороной. Не спрашивай ничего. Просто обещай. — Общаю.***
Резко открыв глаза, Мари поняла что заснула. — Боже, ты удосужила проснуться! Не прошло и пол года! — насмешливый голос рыжеволосой ведьмы мгновенно донесся до её слуха. — Посмотри на свою ногу, несчастная, сейчас продолжим наши занятия, готовься, — последние слова она проговорила холодно. — Кстати, я не знаю что тебе там снилось, но заснула ты благодаря мне. — Благодаря тебе? — явно не понимая что здесь происходит и что она здесь делает, Мари пыталась вспомнить последние события и привыкнуть к свету, который слепил глаза. — Ага. Как только научишься всему основному, я буду учить тебя искривлять ману, находящуюся вокруг тебя. Обычно так делают некромаги или… Не помню как их там зовут, но маги, которые колдуют используя руны. Но, в принципе, это возможно и для других ведьм, — Алья задумчиво тёрла подбородок, прикидывая план обучения.